Сны (1/1)
Сопровождаемая шелестом смоляных перьев, птица грузно шлепнулась на нижнюю ветку щедро усыпанного снегом дерева. Последствия недавнего снегопада подозрительно зашуршали, и в следующий же миг горкой обрушились с качающихся ветвей на церковника, и без того угрюмого и недовольного. Гаскойн замер, отчетливо ощущая, как тысячи мельчайших кристалликов льда, немыслимым образом минуя шарф, закатываются за шиворот.— Чертовы…Хенрик успел отойти на несколько шагов вперед, прежде чем обнаружил, что его спутник отстал. Он обернулся и изумленно уставился на дерево, где, довольно распушив перья, восседала крупная сытая ворона. Хрипло каркнув, птица взмахнула крыльями и покинула свою жердь прежде, чем люди успели как-либо отреагировать. Не выдержав повторной встряски, еще одна горсть снега свалилась на уже пострадавшего человека. После минутного неловкого молчания, Хенрик вдруг рассмеялся, глядя прямо на недовольно скривившегося охотника. Мужчина в ответ лишь покачал головой, ероша светлые волосы и стряхивая с них талую воду.— Смешно тебе? Послушай, эти чертовы птицы скоро разжиреют настолько, что не смогут подняться в воздух! Я серьезно, Хенрик!Старый охотник громко хохотал, придерживаясь за грудь и не обращая внимания на прожигающий его взгляд приятеля. Гаскойн снова фыркнул, оттряхивая теплый плащ и оглядываясь по сторонам. Если эта птица еще не успела убраться, сухой она сегодня точно не останется…— Да ладно тебе, ты же сам не захотел брать шляпу! — Гаскойн покачал головой, стремясь как можно скорее выйти из под проклятого дерево. Его напарник вновь тихо засмеялся, похлопав охотника по плечу. — Ладно, идем скорее. Ты сам знаешь, Виола будет волноваться, если ты задержишься.Гаскойн успел сделать лишь несколько шагов, прежде чем мир вокруг начал темнеть. Белейший снег приобретал ненавистный алый цвет, капля за каплей впитывая в себя горе и боль, свинцом заливающие тело. Рука отяжелела от холодной стали секиры, которая, казалось, источала смертельный холод, обжигающий кожу сильнее, чем мог бы жечь зажатый в ладони осколок льда. Больше не было яркого назойливого света, не было людских голосов и только огромные хищные вороны хрипло каркали, склонившись над множеством трупов вокруг. Тела, небрежно скинутые в безобразную смердящую кучу, тянули закостеневшие мертвые руки к своему убийце. Неуловимо белело в смыкающейся ночной темени перо, да блестела большая и безумно красивая красная брошь… Тошнота. Человеческая часть чувствовала приступы отвращение от острого запаха крови, которой была пропитана священная ряса, от зрелища растерзанных расчлененных трупов темнело перед глазами. Взор постепенно застилала пелена, наступая до тех пор, пока все вокруг не погрузилось в холодную кромешную бездну безумия.Гаскойн бросил оружие, слепо шаря руками по лицу. Не видно, совсем ничего не видно, но… разве уже не все равно?.. Церковник замер и выпрямился. Дышать вдруг стало легче, и даже осознание происходящего больше не тяготило душу.Охотник открыл глаза, чтобы лучше разглядеть то, что стало с его руками, чтобы увидеть собственное обезображенное отражение в луже замерзающей крови. Охота.— Охота… Будет славная охота.Чужая кровь расплавленным стеклом стекала с когтистой руки, металлический привкус на губах заставлял нервно облизываться, желая ощутить его еще хоть раз. Мысли мешались и возбужденно закипали, пробуждая неведомые ранее эмоции, доводящее до дрожи предвкушение заставляло сорваться с места в поисках новой добычи. И не важно, будет то охотник или заблудившийся ребенок.Рык огласил улицу, в мутном отражении засиял хищный оскал, обнаживший острые звериные клыки.***— Гаскойн!Ужасно реалистичный, почти осязаемый кошмар растаял под осуждающим взором бледно-розовой луны. Нефтяную темноту небес настойчиво заволакивали клубящиеся тяжелые тучи, закрывающие собой недобрый оскал звезд и бесцветную улыбку ночного светила. Быть очередному снегопаду. Но Гаскойн ничего не увидит, будет блуждать в неосязаемой бездне, как блуждал любой слепец до него. Даже наступающий рассвет не сможет ослепить полубезумного охотника, знающего, что сейчас зима лишь потому, как настойчиво холодит ладонь окровавленный снег. Вернувшееся зрение было лишь шуткой уставшего разума.Кто-то снова встряхнул церковника, настойчиво заставляя отмахнуться от остатков смертельного наваждения. Где-то в стороне насмешливо гаркнула ворона. Птица пыталась подползти к уже мертвому, по ее мнению, человеку, смешивая отяжелевшим пузом снег и кровавую грязь. С досадой пнув подобравшееся слишком близко животное, Гаскойн прошипел:— Говорил же… Эти чертовы твари уже и взлететь не могут.Хенрик облегченно выдохнул, нервно сжав пальцы на плече друга.— Я думал, ты прям тут и скончаешься, Гаскойн. Давай, вставай.Рана в боку отозвалась тянущей болью, когда мужчина, не жалея себя, поднялся на ноги с помощью приятеля. Он едва ли передвигал затекшие и закостеневшие от холода конечности. Церковник зашипел, то ли ошеломленный неприятными ощущениями, то ли возмущенный шуткой.— Не дождешься!Хенрик тихо засмеялся, с облегчением вскинув голову.— Идем-ка домой, Гаскойн. Эта длинная ночь наконец закончилась…