Оборотни (Хальсин/Зевлор, R) (1/1)

— Хорошо, что ты вытащил меня. Тав и её ребята там камня на камне не оставили.Друид позволяет себе смешок, и резиденция Зевлора вторит ему зычным эхом. Ворох личных вещей да карта на столе — вот и всё, что осталось в опустевшей пещере.Тифлинг тяжело опёрся на край столешницы:— По правде говоря, я не мог их заставить, да и платить нам особо нечем. Мне повезло направить их к тебе, и это самое меньшее, чем я мог бы ответить на ваше гостеприимство.?Твоё гостеприимство, конечно же, твоё. Эти разномастные твари единодушны лишь в том, с какой скоростью выставить меня за дверь?.Поздний посетитель не был желанным и в то же время был единственным, кто мог бы чисто гипотетически нарушить устоявшиеся планы. Впрочем, пока что его вести были исключительно безобидными:— Насчёт Тав не волнуйся. Гоблины схоронили столько золота, что наша дорогая дроу сможет отстроить себе целый дворец. Если захочет. Что-то подсказывает мне, что ей такое не очень интересно.— Да уж, компания у неё тоже собралась необычная. Так для чего они разыскивали тебя?А вот делиться врачебной тайной Хальсин явно не собирался:— Это, скажем так, вопросы прикладной медицины. — Заметив смуту в узких зрачках, поспешил заверить: — нет-нет, они не заразны. Твои люди в безопасности.Учтивая улыбка расцвела на губах тифлинга, как экзотический цветок. Яркий, но довольно странный (он свято уверен, что репетировал недостаточно).— Рад это слышать, — сказал Зевлор. — Нас стало... несколько меньше, пока тебя не было. — Он виновато развёл руками: — Сначала гоблины, потом дезертиры. Я не был к этому готов.На самом деле был. Но он один, а их много — его беглых соплеменников без приюта и навыка принимать решения хотя бы за себя самих. Здесь были дети, беспутные наёмники и те, кто не знал оружия вовсе (не ведающий оружия не ведает дисциплины). То, что их коммуна не развалилась на полпути, — целиком и полностью его заслуга.Отблески бессилия в чужих глазах Хальсин расценил по-своему:— Предательство подстерегает каждого, кто делает что-то, хоть сколько-то значимое, — сказал он. — Круги на воде — их нельзя избежать, но и они проходят.— Круги на воде не уменьшают шансы на выживание, — тут же возразили ему. — Но, возможно, ты прав: теперь мы способны двинуться в путь.Казалось, расшаркивания близились к концу.— Всё так, — подтвердил Хальсин. — Вы отбываете завтра утром? Видишь ли, у меня тоже есть дела, и я бы не застал тебя больше, — и уточнил: — тоже ухожу.— Не мне тебя учить, эльф, — теперь лицо собеседника обрело серьёзность, — но ты видел, что произошло за время твоего отсутствия. За друидами нужен глаз да глаз. Куда же ты собрался?— Есть несколько мест, которые я давно хотел посетить. По счастливой случайности отряд Тав направляется к одному из них. В последнее время я всё чаще бывал медведем, чем эльфом, — полагаю, общество мне не повредит.Между ученицей Хальсина и девочкой-тифлингом Тав не колеблясь выбрала последнюю. Одним богам известно, как именно друид воспринял убийство Каги. Быть может, от того и бежал? Зевлор не был уверен, зная лишь одно: богам на смертных в целом наплевать.— Что ж, тогда береги их, Хальсин. И про себя не забудь: один из них вампир.Эльф с удивлением повёл бровью, а глаза его сверкнули неподдельным интересом:— О, ты распознал вампира?Живой хищник всегда учует немёртвого.— Если не я, то кто? Хотел бы я сказать, что бастард никогда не был моим основным оружием... но правда в том, что головой я работаю едва ли не хуже, чем бьюсь на мечах. Боюсь, у меня просто не оставалось выбора.Друид лишь рассеянно усмехнулся:— Хотел бы я сказать, что мудрый вождь не обязан быть самым сильным или искусным. Однако...— Однако что?— Не нужно слушать того, кто бежит от обязательств, перекинувшись медведем.Только теперь Зевлор неожиданно осознаёт, с каким пристальным любопытством рассматривают его лицо. Хальсин не выказывает стеснения или других закономерных чувств, когда задаётся в немом вопросе: ?позволишь ли??Кисть его правой руки всё это время тянулась к точке внимания, а теперь застывает на уровне плеча.— Хальсин?Тот почти что одёргивает себя, однако не старается делать вид, будто ничего не произошло.— Животная природа проста и прямолинейна, — поясняет он. — Зверь во мне требует запаха, иногда вкуса. Эльф же требует изучения и осмысления. Он хочет прикоснуться к тому, что кажется ему чуждым.Его взгляд был трезв и серьёзен. Старший друид мог идти на поводу у своих причуд, поступать, как ему вздумается, но это не отменяло того простого факта, что сейчас он полностью владел собой. Зевлор видел это в его глазах, по-эльфийски ясных, понимал, что тот не тонул в собственных ощущениях, а картина мира его была гладкой, как дорогое зеркало. Порой оборотни спутывали разумное и звериное, но Хальсин... он наверняка изучил его полукровный запах и теперь хотел потрогать руками за рога. Всего лишь. Эльф подобрался близко, оставляя, впрочем, довольно места для отступления.Не приказ, не просьба, не предложение. Просто некий абстрактный факт, который может случиться, а может и не произойти.Зевлор клонит голову вперёд. Буквально на половину дюйма, — такое движение можно списать на очередной выдох или не заметить вовсе, однако его безошибочно распознают.Осторожные пальцы мягко смыкаются у кромки волос.— Я видел тифлингов и раньше, — говорит Хальсин, — но то были эпизодичные встречи. — Он хмурится, полностью обратившись во внимание. — Немного же вашего брата на Фаэруне.Приходится положить все силы на то, чтоб хоть как-то сориентироваться. Энергия друида резонирует с пламенем внутри тела и сочится в малейшую брешь, как вода. Заметно настырней, чем минуту назад. Она густеет на концах пальцев, в том самом месте, где прикосновение наиболее ощутимо.Не так много способов трактовать подобное. Зевлор подаётся вперёд и вверх — и накрывает чужие губы своими.Вместо ответа — целое ничего.— Если это благодарность, я её не приму.?Не угадал, — осознание бьётся звонким раздражением и досадой. — Не угадал?.Хальсин раздумывает совсем недолго, затем отнимает руки.— А что ты бы принял? — спрашивают у него.— Что угодно, только не её.Если Зевлор и научился чему-то за последнее время — так это тому, что множество ситуаций спасает древняя, скучная, никому, в общем-то, ненужная штука.Имя ей — вежливость.— Тогда примешь мои извинения, если я предложу их?Хальсин не из тех, кто привык держать мимику в узде, но сейчас черты лица его не выражают ничего конкретного. Как если бы тот оставался совершенно невозмутим.— Они мне без надобности, — просто отвечает он.И делает шаг назад.— Знаешь, я провёл в этих пещерах почти всё своё детство. — Широким жестом эльф окинул своды. — И здесь бывал бесчисленное множество раз. Вон там, наверху, есть тропа между скал. Гарпии давно облюбовали это побережье, но вряд ли кто-то из них пережил встречу с Тав. Прокатилась, как чума.Хальсин взбирается по лестнице, легко бросая наедине с неловкостью. В обжитом помещении и правда куда больше выходов, чем кажется, — он направляется не к тому, из которого появился.Внезапный вопрос отражается от высоких стен. Он звенит в ушах.— Так ты идёшь?Узловатые руки, впившиеся в край стола, Зевлор расслабляет усилием воли. Это даётся не так уж трудно.— Куда?— На берег, конечно. Тебя будут искать? Меня не станут.***Чешуя, кольчуга, поддоспешник — к слову, не самый новый, — всё это делает воина не только крепче, но и массивнее. Под слоями металла и стёганого льна Зевлор не то чтобы слишком велик. Впрочем, меч требует ловкости в той же степени, что и силы, и Хальсин наверняка понимает это, когда принимается извлекать тифлинга на тусклый звёздный свет. Привычные к темноте, глаза у того пылают очевидным вызовом: даже на шестом десятке его тело не изувечено сверх меры, на нём нет позорных клейм (такие отпечатались разве что на его гордости) и оно вполне годится для всего, что могут придумать двое необременённых запретами созданий.Он опускается на каменную поверхность и тянет Хальсина за собой — раньше, чем тот опрокинул бы его, обнажённого, навзничь. Зевлор не тешит себя напрасными размышлениями о том, какую роль сегодня ему предстоит сыграть.Казалось, игры преследовали его, стоило лишь однажды вникнуть в их течение.— Я сторонник более простого облачения, — Хальсин смеётся, в несколько движений скидывая собственные одежды. Если бы не пара кожаных деталей, их можно было бы назвать платьем. Он тоже даёт осмотреть себя, нарочно затягивая момент сближения.Погрызенный ветрами ракушняк делится с ними теплом.Зевлор не ошибся, когда предположил, что кожа эльфа испещрена орнаментом вдоль и поперёк. Рисунки растений и незнакомых символов чередуются в каком-то разнородном ритме, а на груди их грубо прерывают шрамы от когтей. Почти такие же, как на лице.— Это сделал медведь? — он невесомо исследует рубцы руками. Знает, насколько чувствительными они могут быть.— Скорее, медведи, — говорит друид, нависая сверху.— Ты позволил животным ранить себя? — глухо спрашивает Зевлор. Он в шаге от того, чтобы впиться ногтями в беспечно предложенные бока и спину. Его чувства к оппоненту слишком противоречивы. К агрессии и невольному восхищению примешивается тупая зависть: эльфы живут долго, а друиды с волшебниками и того дольше. Пускай Хальсин только выглядит моложе, несколько веков разницы наверняка в его пользу.В его прищуре дрожит и дробится чужое отражение. Огонь Аверно ему идёт.— Этого не случилось бы... при других обстоятельствах. Если тебе интересно, — низкий голос переходит в гортанный шёпот, — тогда я был безоружен. Но в таком же обличье, что и сейчас.Потемневшие от возбуждения, его глаза продолжают изучать, в поисках то ли согласия, то ли сопротивления. Друид отчего-то медлит, хотя успел огладить поджарое тело. Мелкие косицы щекочут Зевлора по щекам.Ещё одно подобное мгновение станет слабостью и разрушит принятые с таким трудом правила.Но его поцелуй, глубокий и жаркий, к сомнениям не располагает.Возможно, признаёт Зевлор, это не будет так унизительно, как представлялось поначалу. Если оборотень желает его, бороться с ним всяко не стоит. А теперь не очень-то и хочется.— Осторожно, хвост...***Когда Зевлора будит молодое солнце, смесь липкого волнения и досады заставляет судорожно втянуть воздух. Он лежит одетым на земле, холодящей спину, но весь его правый бок согревает густая медвежья шерсть. Тяжёлый запах дикого зверья наискось уносит ветром, и он ловит себя на мысли, что застань их кто-нибудь в сей момент — вряд ли бы предположил дурное. Хоть не преминул бы позубоскалить. Он высвободил плечо, отстраняясь.В измятых мышцах до сих пор фонили отголоски целебной магии. По большому счёту в ней не было необходимости, но отказ от любезно предоставленного блага перечил здравому смыслу.Хальсин действительно был талантлив, странным образом меняя, делая всё, к чему бы ни прикасался, лучше. Светлее. Доступнее. Это не сработало лишь на самом Зевлоре, но только утвердило его в том, что он поступает правильно.Ни пара столетий форы, ни фаэрунская магия, ни проклятая Роща, слитая с друидом в единый организм, — ничто из этого не сумело его переиграть. Хальсин был силён, но, вероятно, не знал войны, чьи уроки непостижимы без усердного повторения. Умный бьёт сильного. Хитрый бьёт умного. Хитрого бьют перебежчик и лжесвидетель.Тифлинг украдкой, в половину фантазии, представил дорогу до Лунных Башен. О награде за соплеменников мыслить уже не стал, дабы не спугнуть удачу (она бьёт кого угодно).Он лелеял надежду, что у него всё получится.