Часть 17. Меня бросили. (2/2)

- Даже он имеет право на жизнь! И Антонио не такой человек, чтобы не признавать своих детей! Ты бы смог жить, зная, что в чужой стране есть твой ребенок? – негодовал Кевин, повышая голос. Я сжал в руках вилку, стиснул зубы, чувствуя просто разрывающую сердце боль.- Значит, не признавать своих детей он не может, а жениться на другой, хотя признался в любви мне, может? Значит, так и надо?! – гневно спрашивал я. Кевин лишь молчал.- Эдвард, лучше подумай и поговори с Грациано. Выясни все. Бездумная злость и ненависть тебя до добра не доведут! – бросил мне Кевин и сбросил вызов. Замечательно! Я теперь для него главный злодей! Но я все равно доел блинчики, чтобы как-то успокоиться. Нет, почему все и всегда на стороне Грациано? Почему меня никто не понимает? Это же я здесь жертва, а не Антонио! Хотя... Что о нем думать? У него теперь жена, дети...

Убрав все, я наладил раковину, а потом отправился наверх. Мой хамелеон оказался ползающим по комнате, явно ищущий себе еды, судя по окраске. Звери! Как можно так обращаться с моим малюткой?! Я подобрал любимца и усадил его в террариум, дал ему его любимых сверчков. Нет, мне точно нужно будет съехать, как в январе восемнадцать исполнится. Я увидел фотографию меня и Антонио рядом с компьютером. Это была первая моя фотосессия, с которой все началось. Грациано был в кожаной куртке и черных джинсах, исполняя роль "плохого мальчика", прислонившись бедром к хищному мотоциклу, а я был "хорошим мальчиком", в клетчатой жилетке на рубашку, черных брюках, в очках и открытой книгой в руках. Я тогда еще был худым, невысоким (ниже Грациано почти на голову), щуплый. После этого стал качаться, и за полгода у меня было такое тело, о котором мечтали все. Есть за что сказать Антонио спасибо. Сердце сжало ледяными тисками грусти. Я с тяжелым вздохом убрал рамку с фотографией в ящик стола. Нечего мне теперь это вспоминать.

Зашел на свою страничку в интернете, чтобы отвлечься, и увидел входящие сообщение. Оказалось, от Кейт: большое, без скобочек, серьезное. Читая каждую его строчку, я чувствовал, что мне больше незачем жить. Совсем. Последняя ниточка оборвалась, кидая меня в бездну одиночества и отчаяния. Кейт меня бросала: ей надоело, что я к ней никак не отношусь, что я с ней только из-за секса; друзьями она быть не хотела, потому что тогда мы вернемся друг к другу - она это проходила; просила ей больше не звонить и даже не подходить. Последний человек, который остался в моей жизни рядом, бросил меня и не хотел больше видеть. Что это? Что за день? На мне проклятие?Я медленно встал и совершенно отсутствующим взглядом осмотрел комнату. Мне казалось, что пол уходит из-под ног. Почему все это произошло сразу? Я же еще после Грациано не успел оправиться… Вдруг в голову мне пришло решение, ясное и единственно верное. Я, как в замедленной съемке, подошел к полке с кинжалами и достал оттуда лезвие. Оно как-то приветственно сверкнуло мне, и я усмехнулся. Зажал его в зубах, пока снимал футболку, пошел в ванну так же не спеша. Куда спешить? Умереть я всегда успею. Включив теплую воду, я положил лезвие на бортик ванны. Что может быть прекраснее смерти? Я никогда ее не боялся – я любил ее, хотел. Правда, всегда думал умереть как-то лучше, красивее. Под машину попасть, с крыши спрыгнуть, чтобы меня отравили (когда травишься сам, чаще всего тебя откачивают). Пока набиралась вода, я решил проверить лезвие: провел им по штанине джинс, и ткань оказалась цела. Печально вздохнув, я пошел искать новое лезвие. Стоило мне положить первое обратно на полку, как снизу послышался стук в дверь. А чего терять-то? Я зашел в ванну, выключил воду, и не спеша поплелся вниз. Кто-то из соседей, наверное, отвыкнув от меня, решил, что это воры. Какая же поразительно-приятная пустота была в душе! Она давала полное безразличие к происходящему. Казалось, приземлись рядом со мной инопланетяне, я бы стоял и спокойно их рассматривал. Это ощущение липкой мерзкой депрессии было мне уже знакомо.За дверью оказался красивый мужчина, модельной внешности, ростом чуть ниже меня, с темными волосами по плечи. Незнакомец виновато смотрел на меня изумрудными глазами. Я пожал плечами и закрыл дверь, показав тем самым, что никого не знаю и знать не желаю. И, как только незнакомец застучал с новой силой, удивленно возмущаясь, я понял, что это Грациано. Резко распахнув дверь, я, тяжело дыша, подбирал слова, чтобы высказать ему все, что я о нем думал, но он меня опередил:- Эдвард, позволь мне все объяснить! Это не та ситуация, когда мое простое «хочу» перешло все границы…- А… ка… кая… - я не переставал тяжело дышать, не находя слов. Сердце резко закололо, то бешено стуча, то почти останавливаясь. Воздуха катастрофически не хватало, а вдохнуть его было очень болезненно. Я медленно опускался вниз, держась за дверной косяк одной рукой, а другую, прижимая к груди, будто это могло облегчить боль, совсем не различая, что мне говорит Антонио. Нет, он даже кричал, я это понимал, но мне его громкий голос казался совсем тихим. Боль усиливалась, хотелось кричать, но воздуха на крик не было, подступала паника, появилось противное чувство удушения… И я утонул в черной темноте. Противный писк, негромкий, но монотонный, медленно пробирался в сон. Я недовольно сморщился, сразу понимая, что я не дома: кровать жесткая. Голова не болела, но была тяжелой, как после долгого сна, страшно хотелось пить. С трудом открыл глаза. Я лежал в палате, к пальцу был прикреплен датчик пульса, стояла капельница. Медленно осматриваясь, я увидел Грациано, который, держа меня за руку, сидел в кресле и спал, положив голову на руку, на моей кровати. Он был заботливо укрыт пледом и спал так крепко, что явно пробыл здесь долго. Я сразу понял, что кроме Антонио меня навещал еще кто-то. Память осторожно возвращала меня в тот момент, когда я отключился. Н-да… Почему я не умер, вашу мать?! Но теперь я как-то легче относился к произошедшему. Если Антонио здесь, значит я ему дорог. Нужно было узнать все в подробностях. Я осторожно сел, стараясь не потревожить агента, и потянулся к нему, чтобы разбудить.- Не советую, - пронеся тихий шепот по палате. Я резко вскинул голову и увидел отца. Эрик Каллен, высокий красавец-мужчина с такими же черными волосами и карими глазами, стоял в дверях палаты с белом халате поверх серого костюма.

- Он просидел здесь с тобой шесть часов, пусть хоть сейчас поспит, - улыбнулся мне отец. Я улыбался от уха до уха, не зная, что и сказать.- Я пить хочу, - выдал я первое пришедшее в голову. Папочка подошел ко мне, дал стакан и сел с другой стороны кровати.

- Пап… А ты что здесь делаешь? Я вообще где? – шептал я, напившись. Папа лишь усмехался.- Только не расстраивайся, - предупредил он. – Ты все там же. У тебя была аритмия, так что тебя пришлось привезти в больницу. Ты не приходил в сознание, но состояние стабилизировалось. А он все это время был здесь, - указал на Антонио отец. Я еще раз посмотрел на агента, мирно спавшего. Сколько же он натерпелся за шесть часов, если его так сморило?- Нет, Эдвард, - сразу отрицательно качнул головой отец, стоило мне открыть рот. – Он не спал перед вылетом, не спал из-за турбулентности в самолете, а это двенадцать часов полета, а потом еще кое-кто ему не дал отдохнуть, - укоряющее посмотрел отец на меня. Я виновато опустил голову, но обиженно сжал губы.- Он женат! – возмутился я, дернувшись. Антонио тут же сонно завозился, выпустил мою руку, но не проснулся. Мы с отцом расслабленно выдохнули. Я с особой злобой посмотрел на кольцо на руке агента.

- Когда он проснется, выслушай его. Но он все же в чем-то прав, а в чем-то нет. Ты же не собираешься его укорять в измене, когда сам развлекался без него? – иронично поднял одну бровь отец. Я, покраснев, отвернулся к окну.

- Гормоны, - фыркнул я. Отец тихо засмеялся.- Конечно, во всем гормоны виноваты! Кстати, ориентацию они тоже меняют? Арчи тут приходил, сказал, что ты с Кейт какой-то расстался.

- Нет… Кейт… Это… ну… На время… Была… Она сама ко мне привязалась в школе, ну в один момент я и не удержался. Тем более, надо же было проверить, вдруг я… Би? – оправдался я. Отец усмехался, и в его любимых карих глазах я видел привычную для меня мудрость и понимание. Все же, я люблю его больше мамы.- А мама, кстати, где? – тут же спросил я. – Наверняка, где-то рядом? – брезгливо сморщился я. Если эта женщина войдет в палату, то я Грациано тут же разбужу своими протестующими криками. Отец вдруг улыбнулся.- Нет. Она уехала с Питером и своим очередным хахалем на побережье – внеплановые каникулы. И как он, женатый, умудряется это делать? Вот меня Гэбби спалила же в первую мою попытку с Хелен поехать к океану…

- Я помню те крики, - довольно кивнул я. На самом деле, тогда я тоже должен был, как бы нелегально от матери, поехать к океану с ними. – Ну, жена, видно дура… Пап, слушай, изменять – это наследственное! – вдруг осенило меня. Папа посмотрел на меня, покраснел немного и махнул рукой.- Ну, нет! Я только после девяти лет брака начал этим делом промышлять...

- А кто мне рассказывал, про то, что в одно время у тебя было девять девушек? – снова пристыдил я отца. Папочка лишь самодовольно усмехнулся, проведя по черным волосам рукой. Тут завозился Грациано, видимо, разбуженный моим смехом. Антонио сонно поднял голову и протер глаза. Папочка встал.- Никогда бы не подумал, что буду хотеть, чтобы мой сын наладил отношения со своим мужчиной, - он даже уважительно кивнул Грациано и вышел из палаты, закрыв створку. Я тяжело вздохнул. Нужно будет серьезно поговорить.- Как ты себя чувствуешь? – спросил счастливо Антонио, снова взяв меня за руку и широко зевнув. Я удивленно на него посмотрел. А где виноватое выражение лица, что я помню? Ох уж эти беззаботные итальянцы!

- Ничего, спасибо. А… - я набирался храбрости спросить. Нет, стоп, это он должен волноваться, а я должен быть обиженно-холоден! Что за фигня вообще?! Сердце снова закололо, но не так сильно как тогда, заставляя сморщиться. Антонио тут же обеспокоенно подскочил, не заметив, как плед упал с его плеч обратно в кресло.- Тебе снова плохо? Позвать кого-нибудь?

- Нет… нет… Все хорошо, - я, выпив еще воды, успокоился. Грациано выглядел действительно уставшим, но все равно радостно мне улыбался и держал за руку.

- Я очень боялся, что ты умрешь… Очень… Особенно, когда в скорой им так и не удалось привести тебя в норму…- От меня так просто не избавиться, - самодовольно фыркнул я, однако серьезный взгляд Грациано заставил меня убрать эту улыбку с лица. – Я не могу не шутить про смерть – я гот!- Ага, поэтому готы хотят себе порезать вены в ванной? – вопросительно глянул он на меня. Я пожал плечами.

- А ты бы, что делал на моем месте, если твой любимый прилетит с обручальным кольцом, затем тебе твой лучший друг скажет, что уезжает в другой штат и оставляет тебя одного, а потом и девушка бросит, к которой ты уже успел привыкнуть? – фыркнул я. И тут Антонио показал мне то самое виноватое выражение.- Прости, прости, Эдвард, - прошептал он. – Она не такая, как все… - вздохнул Грациано и отвел глаза. Я устроился удобнее, приготовившись слушать длинную исповедь, продолжая держать его за руку. – Я сначала прилетел домой, во Флоренцию. Снял там небольшой домик, а рядом со мной жила мама с дочкой. Ну, я и пошел знакомиться. На следующий день с утра позвал Сперанцу ко мне на завтрак, пока ее мамы не было дома. Они очень, очень хорошие, дружные, веселые, красивые. Ну, слово за слово, она оказалась у меня в постели.

- А, шлюшка, понятно все, - сразу потерял я интерес к рассказу. Грациано от возмущения даже задохнулся.- Почему, почему у тебя все женщины шлюхи?!- Я сужу по матери, - отмахнулся я. Грациано насмешливо фыркнул.

- А у меня вот мама была верная и добрая, и для меня все женщины такие! И Сперанца, кстати, была девственницей!- Да ну?! – удивился я. – А сколько ей?- Двадцать три года, между прочим, - даже гордо сказал Грациано. Я удивленно почесал в затылке.- Такие еще остались? И она не давала никаких обетов? – Антонио отрицательно мотнул головой. – Может, она предпочитала анальный секс? – спрашивал я, не желая верить в исключение из своей теории.

- А смысл ей тогда был отдаваться мне? – хитро спросил итальянец. Я вынужден был согласиться.

- Ну, ну вот, - продолжил Антонио. – Я удивился, конечно, не хуже тебя, но девушка сказала… Ах, это было прям, как в романе, - мечтательно глядел в потолок Грациано. – Она хотела бы отдаться только такому мужчине, как мне. Сперанца сказала, что я не похож на остальных, кто пытался ее затащить в постель. И, даже если я ее брошу, она все равно будет меня ждать… Не знаю, на сколько уж это было правдой, но меня это тронуло…- Да ты вообще сентиментальный, - хотелось фыркнуть, но я сам растроганно вздохнул. И почему я такого не говорил Антонио в наш первый раз? Грациано лишь согласно кивнул.- Где первый раз, там и второй… Особенно после потери девственности-то…- А я смотрю, ты в этом деле мастер, - фыркнул я.

- Ну, первый курс, первый курс! Горячие первокурсницы, западающие на красивого парня-гея! Грех не воспользоваться! – самодовольноусмехнулся Антонио. – Тебе это тоже предстоит, и ты тогда меня поймешь.

- Размечтался! На химическом факультете вряд ли будет много девушек!

- Ты же на дизайнера хотел? – удивился Антонио. Я передернул плечами.- Ну, если не поступлю на дизайнера, пойду на химфак, - просто объяснил я. Антонио понятливо кивнул.

- Через неделю я уехал и всю ту неделю приглашал к себе Сперанцу. Она, кстати, довольно скромная – без приглашения не приходила и не навязывалась. Через недели две мне позвонила ее мама, причем это было на каком-то показе, где времени на разговоры нет совсем. Я как услышал, что Сперанца беременна, так чуть показ весь не сорвал… Знаю, знаю, - заметил мой подозрительный взгляд агент. – Две недели крайне малый срок, но она и у гинеколога проверилась – беременна! А после меня она ни с кем не спала…- Аборт, - фыркнул я. Наверное, не стоило этого говорить, потому что Грациано так сильно сжал мои пальцы от возмущения, что я болезненно ойкнул.- Аборт, это тоже убийство! – пылко заговорил итальянец. – И, если ты любишь смерть, не значит, что остальные разделают твое мнение! Тем более, это мой ребенок, как я могу его убить?! Ты просто еще маленький и глупый и не понимаешь этого! Тобой движет максимализм! – от каждого слова агента мне становилось действительно немного стыдно. Кто я такой, чтобы указывать, что делать Антонио? Он взрослый мужчина, но мой мужчина! Увидев, что я притих, Грациано взлохматил темные волнистые волосы и продолжил:- Я мог бы ее просто бросить и уехать. Но остался, - нет, не по доброте душевной, - Сперанца сказала, что все равно будет растить ребенка… Даже разрешит навещать мне его… Эдвард, - Антонио снова взял мою руку и посмотрел в глаза. – Я давно хотел ребенка. Когда ты гей и понимаешь, что родных детей у тебя никогда не будет, это расстраивает. Сильно, сильно расстраивает. А тут – прекрасный подарок! Ты же понимаешь, как я на самом деле был счастлив? – глаза Грациано радостно искрились. Я почему-то понимал его сейчас, почувствовал, что он хочет этого ребенка.- А кто будет: мальчик или девочка? – заинтересованно спросил я, и Антонио засмеялся.- Еще рано судить, малыш, ему всего ничего, - Антонио наклонился и поцеловал меня в лоб. Да… Именно этого мне и не хватало: его безграничной любви, ласки, нежности…- А ты к ней уедешь? – вдруг понял я с грустью. Антонио покачал головой, и я тут же бросился его обнимать. Сердце вновь известило болью о себе, пришлось успокоиться.- Нет, Сперанца приедет сюда. Сейчас она делает годовую визу, а там дальше посмотрим. Я уверен, что вы с ней поладите!

- То есть, мы с ней будет тебя делить? – не понял я. Э, не! Я на это не подписывался. – Я же тогда получаюсь твоим любовником, а я этого не хочу!

- Ну… Мы с ней поговорили на эту тему… Она сказала, что все понимает, и постарается не ревновать, - улыбнулся просто итальянец.- У тебя все так просто! – фыркнул я обиженно. – Зато я буду ревновать! Пока я буду в школе, вы с ней там наверняка резвиться будете!

- Эдвард, от тебя-то ревности дождаться? – прыснул со смеху Грациано. – Ты же все в себе всегда держишь!

- Но ревновать-то я буду! – снова возмутился я, но тут Антонио меня поцеловал, и я понял, что он все равно будет моим. Только моим. А Сперанцу я отравить могу после родов!