Глава 5. (1/1)

Тишину тёмных коридоров разрезали звуки тяжёлых шагов. Они приходят раз в несколько дней, видимо, чтобы мы успевали немного прийти в себя перед чередой следующих пыток. Лязгающий звук открывающегося замка, и в темноте камеры появляются силуэты в капюшонах. Тысяча липких рук хватают Мика за руки и ноги, разрывая одежду и оставляя на коже пылающие отметины. Я знаю эти чувства. Я тоже был на этом месте. Вырывающегося из оставшихся сил Мика, выволакивают в темноту коридора, закрывая дверь. Его истошные крики разносятся по всему подземелью, отражаясь от каменных стен. На сегодня жертва уже выбрана, и каждый из оставшихся в камере облегчённо вздыхает. Часто те, кого уводят за эту дверь, больше не возвращаются. Нас осталось трое. Мика уже можно не считать.— Как думаешь, скоро настанет наша очередь?Дрожащий шёпот рядом с ухом, и светлая грязная макушка ложится мне на плечо. Обнимаю его, стараясь приободрить. Это единственное, что нам оставили — возможность приободрять друг друга.— Не думай об этом, — поглаживаю жёсткие слипшиеся от грязи и крови волосы.На стене нацарапано девять зазубрин. Мы здесь уже девять дней. Девять дней назад нас было семеро. Девять дней назад нас с братом продали сюда.— Эй, — окликаю сидящего напротив нас в позе эмбриона парня, — Иди к нам. Вместе будет теплее. Он молча поднимает глаза, смотря немигающим взглядом куда-то сквозь нас. Его забирали уже трижды, и все три раза он возвращался. Обычно после третьего раза уже точно никто не возвращается. Реми слегка толкает меня в бок, несмело указывая на стекающую со спины парня кровь, которая уже пропитала всю его одежду. — Эй, ты живой? Ты слышишь меня?Парень переводит взгляд на нас, фокусируясь. — Как тебя зовут? — Реми подползает к нему, убирая с его лба пряди и кладя ладонь. — Да у тебя, похоже, жар. Тиль, иди сюда, его нужно согреть, — подзывает меня, прижимаясь с одной стороны к парню. Подползаю к ним, садясь с другой стороны. От парня пахло кровью, а вся его одежда была пропитана бурыми пятнами.— Как ты вообще выжил в таком состоянии? — плотнее прижимаюсь к парню, чувствуя, что действительно стало теплее. Надеюсь, ему тоже. Здесь не принято знакомиться, потому что все знают, каким будет их финал. На краткосрочные знакомства не хватает ни сил, ни времени.— Просто смерти я не нужен, — его голос, охрипший от криков и, видимо, простуды звучал тихо.— А жизни, значит, нужен? — усмехаюсь, смотря, как он медленно закрывает глаза, делая вдох. — Лучше бы тоже был не нужен, — выдыхает, открывая глаза. Из-за царящей вокруг темноты, мне кажется, что они чёрные.— Меня зовут Тиль, а это Реми, — киваю на сидящего рядом с парнем брата. — А как твоё имя?Здесь не принято знакомиться, но нам уже нечего терять.— Сиэль, — снова закрывает глаза, плотнее утыкаясь в подтянутые к себе колени. Той ночью никто больше не проронил ни слова, а утром тени в масках пришли за Реми. Когда дверь в камеру снова открылась, он не стоял на ногах, а из глубоких ран на спине стекала кровь. Открываю глаза, смахивая непроизвольно выступившую слезу. Кошмары тех дней будут преследовать меня всегда. Отбрасываю одеяло, беря с прикроватной тумбочки стакан воды и делая глоток. В своих кошмарах я переживаю всё вновь. Смерть отца, запои матери, побои отчима, предательство матери ради горстки серебряных монет и трёх бутылок джина, тёмные коридоры, боль, крики, мольбы о смерти и потерю Реми. Единственного, кто был со мной до конца. Я не смог спасти его, но спасся сам. Мои кошмары часто возвращают меня в тот день, когда я остался один. Сначала они забрали Реми, потом пришли за тем парнем, сидящим со мной в одной камере. Сиэль — так его звали. Его забрали через день после того, как вернули Реми. Сиэль вернулся в тот же день, истекая кровью, жмуря один глаз и опираясь на руку мужчины в чёрном. ?Забери нас с собой... Спаси его...? — я молил его, пытаясь схватиться за последнюю соломинку, которую видел, сжимая в руках бредящего брата.?Вы должны спасти себя сами?, — так он мне тогда ответил, оставив открытой дверь камеры и растворившись в темноте коридоров вместе с тем мужчиной. Из нас с братом спасся только я. Реми умер спустя три дня, бредя и не приходя в сознание. Он умер из-за тебя, Сиэль. Я же, выбравшись из того подземелья, прибился к работному детскому дому. Как только мои раны затянулись, и я смог твёрдо стоять на ногах, меня определили на конюшню одного постоялого двора, и я начал работать там. Меня не смущали предпочтения хозяина этого двора, у меня была еда и крыша над головой, и я готов был на всё, чтобы выжить, даже коротать ночи в постели этого старика. А потом он продал меня на рабочий рынок, чтобы покрыть свой долг. Мне повезло, и меня купил Мастер Ли, забрав с собой в Датсвуд и сказав, что теперь я буду работать в его мастерской. Мастер считался одним из лучших скульпторов в Датсвуде, пока сюда не переехал Рональд Бирс, открыв свою мастерскую скульптур и быстро завоевав признание всего города. Мастер Ли же ушёл в тень.Солнце отбрасывает свои мягкие лучи, проникая сквозь мутные стёкла в комнату. Кажется, дождя сегодня не будет. Одеваюсь, наскоро причёсываясь и выходя на улицу. Прохладный ветерок щекочет уши, донося до них обрывки фраз. Вот уже два дня город кипит обсуждениями о посланце Королевы. Пф, не думаю, что какой-то накрахмаленный индюк сможет раскрыть, а тем более остановить происходящие убийства. — Доброго утречка, Мария, что у тебя сегодня? — улыбаюсь, ставя на прилавок корзинку.— Тиль, солнышко! Ты как всегда уже на ногах, — расплывается в добродушной улыбке, начиная выкладывать в овощные лотки овощи и фрукты, — Вот, только сегодня поспели, — указывает на налитые соком яблоки.— Выглядят отлично, — беру одно, подбрасывая в воздухе. — Давай мне полную, — кладу ей в руку несколько монет, начиная укладывать яблоки в корзину. Мастер любит перекусывать во время работы, щедро угощая и меня.— Слышала, вчера Пёс Её Величества рыскал по округе. Якобы что-то нашёл, — заговорчески понижает голос. — Видел его? Говорят, совсем ещё мальчишка! Что за времена такие, на службу к Королеве уже и детей берут! — всплёскивает руками, поправляя яблоки в корзине. — Несладкие времена, Мария, — оставляю ей одной яблоко, подмигивая. — Удачного дня! — машу рукой, отходя от лавки и слыша в ответ её задорный голос. Чудесная женщина.Прохожу брусчатый тротуар, по дороге здороваясь с некоторыми жителями, огибаю бакалейную лавку, махая в ответ продавцу, расставляющего товар на витринах, выхожу к главной площади, пропуская перед собой дряхлую повозку, навьюченную разной хозяйственной утварью. Опять Филипп пытается кому-то впихнуть своё старое барахло. Останавливаюсь перед полицейским управлением, где около входа стоит чёрный экипаж, запряжённый холёными лошадьми. Это явно не экипаж управляющего Беррисона. Замедляю шаг, наблюдая за тем, как высокий мужчина в чёрном плаще открывает дверцу экипажа. Его руки облачены в чёрные перчатки, галантно помогая выйти из экипажа. Пассажир экипажа кладёт одну руку на подставленную ладонь мужчины, выходя на улицу. Невысокий, облачённый в коричневый костюм и уличную накидку с высоким воротом. Большего рассмотреть со спины не получается. Одной рукой он придерживал на голове цилиндр, второй же опирался на рукоятку трости. Все его движения выдавали в нём человека из высших слоёв общества. Аристократ. Это и есть посланник Королевы? Сам не замечаю, как останавливаюсь по среди улицы, рассматривая приехавших. Цепной Пёс Её Величества, Дьявольский дворянин, Сторожевой Пёс Королевы — о нём много говорят. Но многие ли его видели? Думаю, только посвящённые в узкие круги общества. Теперь я один из тех, кто увидел. До этого стоя ко мне спиной, оборачивается, что-то говоря мужчине. Тень от цилиндра падала на глаза, но даже с дороги можно было заметить, что один его глаз скрыт тёмной тканью повязки. Придерживая воротник своей накидки, он бросает взгляд за спину мужчине, немного разворачиваясь. Меня он не замечает, зато я могу теперь могу рассмотреть его лицо. Его лицо... Посланник отворачивается, направляясь ко входу в здание. Мужчина тенью следует за ним. Не может быть... Сиэль?...***Инспектор долго копошится в столе, прежде чем извлечь из кипы бумаг тонкую папку. — Это последний. Билли Стокс, тринадцать лет. Найден в окрестностях сегодня утром. Беру папку в руки, открывая на первой странице с фотографией. Распластанное на земле тело в белой сорочке. На глазах повязка с проступающими через неё кровавыми пятнами. Рядом стояла статуя собаки.— В нём была кровь?— Простите? — инспектор непонимающе переводит на меня взгляд, явно удивлённый вопросом. Не закрывая папку, передаю её тебе, снова переводя взгляд на Рича.— В теле была кровь? — выжидающе смотрю на инспектора.— Неужели вы думаете, что?... — глаза инспектора расширяются, а сам он тут же начинает что-то искать в ящике стола.— Господин прав, нам нужно проверить эту теорию, — закрываешь папку, кладя её на стол.— Ага, нашёл! Так, посмотрим... — Рич с энтузиазмом начинает бегать глазами по листку, выискивая нужное. — Поразительно, как мы раньше не обратили на это внимания... Это всё наверняка из-за разжижения крови, такое бывает...Беру у него из-под носа документ, вчитываясь. Медицинское освидетельствование трупа. Тело обескровлено. Перевожу на тебя взгляд. Ты понимаешь без слов, мрачно кивая.— Необходимо осмотреть последний труп, — откладываю документы на стол.Инспектор мгновенно встаёт из-за стола, словно только и ждал этих слов, в спешке надевая свой уличный плащ. Встаю с кресла, направляясь к двери и выходя из кабинета, ты молча выходишь следом. За спиной слышатся торопливые шаги инспектора. За всю дорогу никто не проронил ни слова, пребывая в своих мыслях.***Выхожу из ритуального бюро, морщась от ещё ощущаемого трупного запаха. Ты молчишь, идя следом к экипажу. Всю дорогу до поместья Беррисона я перечитывал материалы дела, пытаясь найти хоть одну деталь, прояснившую бы ситуацию. Тщетно. Когда экипаж останавливается перед входом в поместье, я выхожу на улицу, ловя лицом прохладу ветра. Ты уходишь заниматься экипажем, а я выхожу за территорию поместья, толком не разбирая дороги. Мне не помещает проветрить голову. Звук шагов отскакивает от тротуарных плит, рассеиваясь где-то в воздухе. Детали никак не складываются в единую картину. Зачем кровь трупов помещать в статуи? Как вообще можно было до этого додуматься?! Все убийства казались бессмысленными, пустым фарсом. И если изначально я склонялся к ритуальному мотиву убийств, то теперь я впервые за долгое время растерян. Если внешний вид убитых, удалённые глаза, вырванный язык и обескровливание ещё можно было объяснить каким-нибудь ритуалом, то статуя собаки с кровью не вписывалась ни в одну теорию. Какого чёрта там вообще делает эта собака?! Поправляю воротник накидки, ёжась от неожиданного порыва ветра. Погода стремительно менялась. Поднимаю голову, осматриваясь вокруг. Вокруг были торговые ряды. Похоже, местный рынок.— Господин, попробуйте яблочек! Сочные, сладкие!Поднимаю глаза на зазывающую к себе продавщицу и молча мотаю головой. Со всех сторон слышался людской гам. Пора возвращаться назад. Осматриваюсь по сторонам, пытаясь вспомнить, с какой стороны я пришёл.— Заблудился?Резко поворачиваюсь в сторону звука. Передо мной возникает светловолосый парень, преграждая путь. — Чего тебе?— Мне показалось, что ты заблудился, — улыбается, переминаясь с ноги на ногу. Пытаюсь всмотреться в его лицо, борясь с ощущением, что он мне смутно знаком.— Тебе показалось, — разворачиваюсь, собираясь уходить.— Постой, здесь и правда легко заблудиться, а ты, как я вижу, не местный, — идёт следом за мной. — Куда тебе нужно?Пару секунд молчу, понимая, что я и правда не знаю, куда мне идти.— Поместье Джозефа Беррисона.— Ого, так ты живёшь в доме управляющего? — Временно остановился.— Ты богато одет... Из богатой семьи, да?— Хочешь меня обчистить? — поворачиваюсь к парню, ловя его взгляд.— Нет, что ты, — протестующе машет руками. — Я к тому, что ты, судя по всему, состоятельный человек, зачем ты приехал в нашу провинцию? — выжидающе смотрит, прожигая во мне дыру.— Обстоятельства так сложились. — А ты очень-то общительный, да?— А ты не очень-то умеешь молчать, да? — недовольно смотрю на парня, по-прежнему не в силах отделаться от мысли, что я его уже где-то видел. — Прости, — опускает голову. — Просто к нам сюда мало кто приезжает, да ещё и аристократы, вот мне и интересно. Если не хочешь, то можешь не отвечать. Нам кстати сюда, — показывает на поворот впереди.Ветер усиливается, сгущая облака. Возможно, будет дождь.— Здесь кто-нибудь делает скульптуры собак? Парень тут же оживляется, поднимая голову.— Этот город славится своими скульпторами, здесь тебе сделают хоть собаку, хоть черепаху, — смеётся, тут же замолкая. — Я работаю у одного скульптора, но ни разу не видел, чтобы кто-то заказывал скульптуру собаки. Зачем вообще заказывать скульптуры собак?Усмехаюсь, ничего не отвечая. Почему он кажется мне знакомым?— Пришли. Да-а, такой особняк сложно не заметить, — присвистывает, взъерошивая свои волосы. Останавливаемся у кованых ворот. Пока мы шли, тучи совсем сгустились, нависнув над головой сумеречным одеялом. Чувствую прожигающий взгляд своего сопровождающего. Он явно намеревается что-то сказать, но замолкает, глядя куда-то мне за спину.— Благодарю, что проводили моего господина. Он может быть таким рассеянным, — вздрагиваю, когда твой голос раздаётся над ухом, а руки ложатся на мои плечи.— Себастьян? — гневно смотрю на тебя, получая в ответ лишь обходительную улыбку. Чтоб тебя...— Спасибо, — поворачиваюсь к парню, который, коротко кивнув в ответ, неловко улыбнулся и быстрым шагом направился прочь.Ну что за чудак.— Какого чёрта, Себастьян?— Гулять одному по незнакомому городу, где орудует серийный убийца, не так уж и безопасно.— Мне нужно было подумать, — отворачиваюсь, направляясь ко входу в поместье.— Просто признайтесь, что вы заблудились, — вздыхаешь, следуя за мной.Поджимаю губы, поднимаясь по ступеням. Чёртов демон. ***Замедляю шаг, только когда поворачиваю за угол одного из домой. Ты не узнал меня. А твой дворецкий... Это же он был с тобой там, в подземелье? Вспомнил ли он что-то? А ты? Помнишь ли ты меня, Сиэль? А Реми? Помнишь, как оставил нас?Пересекаю тротуар, сворачивая с оживлённой улицы.Ты ведь тогда мог забрать нас с собой. Мог помочь Реми. Почему ты просто ушёл? Я задавал себе этот вопрос каждый раз, просыпаясь от своих кошмаров. Интересно, а снятся ли кошмары тебе, Сиэль?Торговая улица закончилась бакалейной лавкой, где ещё слабо горел свет, а впереди, в опускавшихся сумерках, маячил жилой сектор, где в окнах начали загораться первые огни. Над головой послышался отдалённый раскат грома. Ускоряю шаг, выхватывая впереди очертания мастерской.Я не прощу тебе смерть Реми, Сиэль.Сумерки вокруг сгущаются, а тени домов и деревьев тонут во тьме. С самого своего рождения я тонул во тьме, затянув в неё и Реми. Он был младшим, его почти не били. У него был шанс на жизнь. На лучшую жизнь. Даже там, в подземелье, сидя в клетке, у него был шанс. Ты забрал у него этот шанс, Сиэль.Почему ты вообще выжил?! Я часто задавался этим вопросом. Тебя к нам в камеру посадили позже всех, но практически сразу же забрали, вернув еле стоящего на ногах. На тебе не было крови, лишь ссадины и синяки, но ты не мог подняться на ноги ещё два дня, словно твои суставы кто-то выкрутил без каких-либо внешних следов. Когда тебя забрали во второй раз, я подумал, что обратно ты уже не вернёшься. Но ты вернулся. Весь в крови и рваной одежде. Ты молчал, не пытался ни с кем заговорить, лишь отвечал на периодические расспросы других, а по ночам всхлипывал в беспокойных снах. Когда тебя забрали в третий раз, я был уже уверен, что это точно был последний раз, когда я тебя видел. И снова ты вернулся вопреки всему. Ты всегда возвращался вопреки всему. Четыре — столько раз тебя забирали. И каждый раз дверь открывалась, и тебя, еле живого и не стоящего на ногах, бросали на каменный пол нашей камеры. В четвёртый раз ты вернулся с тем мужчиной. Твоим дворецким. Уже тогда я мог догадаться, что ты проклятый дворянин. Столько раз люди не возвращаются из лап смерти. Ты не должен был выжить.Почему ты выжил? О, как я хотел задать тебе этот вопрос, пока мы стояли там, возле поместья. Но твой дворецкий... Он снова пришёл за тобой. Возможно, он снова спас тебя. Увёл в твою беззаботную жизнь. Жизнь Цепного Пса Её Величества. Так много почести для такого, как ты. Ты не заслужил их. Глупые законы мира! Стоит лишь родиться в нужной семье — и твоя жизнь удалась, ты не знаешь бед и проблем. Пока ты пьёшь чай, который заваривает тебе твой дворецкий, я пытаюсь выжить. Все эти четыре года... нет, всю свою жизнь я пытался выжить. А ты, Сиэль? Приходилось ли тебе когда-нибудь выживать? Голодать, терпеть побои и предательство? Да откуда тебе вообще знать, что это! Я клянусь тебе, Сиэль... я закончу то, что не смогли сделать те уроды в масках. Смерть Реми не была напрасной. Обещаю.***Открываю окно, пропуская в комнату вечерний прохладный воздух. Вдалеке раздаются раскаты грома, разрезая вечерние сумерки. Лицо обдаёт резким порывом ветра. Морщусь, закрывая глаза и вдыхая вечернюю прохладу. Лёгкие обжигает, наполняя свежестью. Отворачиваюсь от окна, не закрывая его, и развязываю ленту на шее. Конечно, складывать одежду так же аккуратно, как это выходит у тебя, у меня не получается, но справиться со всеми пуговицами и застёжками я вполне могу. В последнее время я вообще стараюсь пробовать всё делать сам, почему-то в голове всё чаще появляется мысль, что ты уже не обязан поддерживать весь этот фарс. Твоя роль дворецкого уже сыграна. Снимаю пиджак, бросая его на кресло. Очередной порыв ветра врывается в комнату, окружая меня. Вопреки своим ожиданиям, я не ёжусь, когда холодный поток воздуха касается кожи. С каждым днём температура вокруг всё меньше и меньше будет меня заботить. Зато будет появляться голод. Ты говорил, что новообращённым сложно бороться с голодом, а сдерживать себя — ещё сложнее. Мой голод пока удовлетворяет человеческая пища, правда, с каждым днём всё меньше и меньше. Я не ел последние сутки, при этом совершенно не испытывая тяги к еде. А ты? Насколько голоден ты, Себастьян? Должно быть, безумно. Теперь, когда ты навечно связан со мной, ты больше не можешь заключать контракты с другими на прежних условиях. Теперь ты можешь заключать пустые сделки, при этом не сковывая себя никакими обязательствами, можешь не выполнять условия сделки, имея возможность забрать душу человека как во время сделки, так и после неё, а возможно, даже и в момент согласия человека на эту сделку. Конечно, твоим контрактёрам не обязательно об этом знать. Знать, что ты заключаешь фиктивный контракт с демоном, при этом не имея над этим демоном абсолютно никакой власти, — наверное, не самое приятное знание. Мы никогда не обсуждали твой или мой голод, лишь однажды я сказал, что ты волен утолять свой голод, как пожелаешь. Ты молча улыбнулся тогда, желая мне спокойной ночи. Плюхаюсь поперёк кровати, утыкаясь носом в мягкое покрывало. По комнате снова проносится ворвавшийся поток воздуха. Запахло дождём. Первые капли упали на окно, скатываясь вниз. Вдалеке послышался глухой раскат грома. Слышатся мягкие шаги и тихий щелчок двери, а вместе с ними и звук колёсиков тележки для еды, вкатываемой в комнату.— Господин?Твой голос обволакивает комнату так же, как вечерняя прохлада, ворвавшаяся в комнату. Твои тихие шаги замирают у кровати.— Ну что за невоспитанный у меня господин, — не вижу, но чувствую твою улыбку. — Залезли в одежде на кровать, да ещё не удосужились снять обувь, — ироничный голос наверняка сопровождается покачиванием головой. Приподнимаюсь, поворачиваясь к тебе.— Я обнаружил, что мне плохо поддаются мелкие пуговицы, — сажусь на кровати, ловя твой насмешливый взгляд.— Ну, что ж, — качаешь головой, поворачиваясь к тележке. На ней стоит чайный сервиз. Наливаешь мне в кружку чай, а я чувствую, как его аромат разносится по комнате, смешиваясь с дождевой прохладой. Принимаю из твоих рук горячую кружку, делая глоток.— М-м-м, Ассам? — Ассам с бергамотом, — киваешь, растягивая губы в полуулыбке.Единственное, что я продолжаю любить так же сильно, как и раньше, — это чай. Несмотря на то, что моё обоняние обострилось, аромат чая меня не раздражает. Или, может, ты завариваешь его как-то по-особенному?Подходишь к окну, закрывая его и поправляя шторы. В комнате всё ещё ощущается вечерняя прохлада, смешанная с запахом дождя. — Пожалуйста, не бродите больше один, — смотришь куда-то в грозовую даль за окном.— Я обдумывал дело.— В следующий раз обдумывайте его в непосредственной близости от меня, — поворачиваешься ко мне. Твой голос по-прежнему мягкий, но ты серьёзен.— Есть повод беспокоиться? — отставляю кружку на поднос, смотря на тебя. — Тот местный парень, который вас проводил... Вы видели его раньше?— О чём ты?— Вы знаете этого человека? — медленно приближаешься ко мне.— Я видел его впервые, но...— Но? — наливаешь в пустую кружку чай, протягивая мне.— Меня не покидает смутное чувство, что он мне знаком, — делаю глоток чая. — Мы не могли его встречать ранее?Делаешь паузу, обдумывая мои слова.— Я обязательно проверю эти предположения, — смягчаешься, принимая у меня из рук пустую чашку и ставя её на поднос. — А сейчас позвольте приготовить для вас ванну перед сном, — улыбаешься, наклоняясь ко мне и расстёгивая застёжки на моей обуви.— Перед сном? — усмехаюсь. — Боюсь, сон для меня уже становится роскошью.Улыбаешься, снимая с меня обувь. — Тогда вам стоит подумать над своим ночным досугом.— Я займусь этим после ванны, — ловлю твой взгляд.— Да, милорд, — складываешь губы в полуулыбке, подхватывая меня на руки и выходя из комнаты. Обвиваю руками твою шею, расслабляясь. На протяжении твоей службы в поместье ты иногда относил меня в ванную на руках, особенно, если я болел, но за последние несколько месяцев это превратилось в негласную часть вечернего ритуала. Каким бы ни был день, вечером ты заваривал мне чай, а после молча подхватывал меня на руки и относил в ванную, неспешно втирая мне в волосы шампунь и добавляя в воду каких-то успокаивающих масел. Иногда я ловлю себя на мысли, что это меня и правда успокаивает, принося чувство умиротворённости. А после ты укутывал меня в большое мягкое полотенце, приятно пахнущее кондиционером после стирки. Такие мелочи, превратившиеся в негласную традицию.Если эта традиция закрепится навечно, то, пожалуй, бессмертие не так уж и угнетающе.