tactile (1/1)
?От желания обнять у него дрожали пальцы?Повезло.Пальцы у Хатчина дрожали, когда он слушал, как играл Ясу, дрожали, когда он смотрел видеоуроки и читал самоучители, самые подушечки легко покалывало от каждой мысли об игре: и тогда, в ушедшем детстве, и сейчас по пути в студию. Давно загрубевшие кончики на левой руке колет, когда он изучает нотный лист с исправлениями от Ясу и предвкушает, как будет играть эти аккорды уже вот-вот, как только все соберутся.Когда он думает о том, как бы обнять Ясу, дрожат не пальцы.Кажется, дрожит он весь.Изнутри. Всё ещё не по себе от мысли, что его правда можно потрогать и не словить нагоняй, и осознание своей вседозволенности по-прежнему колошматит всё внутри, и что-то переливается по рёбрам нежным звоном, словно ветровые колокольчики, прямо над сердцем. А сзади, вдоль позвоночника, будто сворачивается торнадо, и это так странно, так пугающе, но так приятно.И снаружи тоже щекочет. Особенно на груди, те самые широкие грудные мышцы, потому что именно к ним Ясу прижимается, когда обнимает: сидя на кровати, на диване в гримёрке, или когда обвивает ногами талию Хатчина – он же лёгкий, его поднять-то особо сил не надо.А ещё туда же Ясу прижимается спиной, когда они сидят в ванне, до плеч покрытые горячей водой. А плечи помнят, как он откидывает на них голову с намокшими волосами и прикрывает глаза, поворачиваясь к Хатчину и тычась носом в шею.И руки тоже не молчат. И кисти – знают, каково касаться его щёк и убирать волосы за уши, и предплечья, которые Ясу неосознанно гладит в той же ванне, и кожа над бицепсами, которые вжимаются в пространство между их телами и сигналят, что пространства нет, – сладкая дрожь, что просыпается, стоит только о ней вспомнить.Кожа на животе знает только о треморе внутри на первых порах и осторожных касаниях снаружи. Чуть ниже – там, где (повод для гордости) виден рельеф тазовой кости, хранятся воспоминания о приятной тяжести Ясу. Он весит совсем немного, но когда сидит там, то, кажется, нарочно вдавливает в кровать посильнее.Ещё у Хатчина есть ноги, которые всегда рады напомнить ему, как первое время натурально подкашивались колени из-за робости, страха быть отвергнутым и совсем немного - волнующего, горько-приятного чувства влюблённости. Но Ясу, кажется, любит его бёдра отдельно, поэтому сей элемент приходится глушить, иначе мысли о его горячих ладонях, крепкой хватке и щекочущих волосах – о, господи! – не пропустят в мозг больше ничего.Голени, ступни – и до самых кончиков пальцев – ими он случайно задевает ноги Ясу под одеялом перед тем, как сплестись, и чем случайнее касание, тем ярче оно прошивает и тем сильнее порывом напрягаются мышцы в желании сжать покрепче, передают этот сжимающий момент дальше, вверх по телу, доставая до рук, которым всё можно, и снова цепочка кисти-предплечья-грудь, и прижимать к себе так хорошо, что вырывается невольный выдох прямо у него над ухом – щекочет: он дёргается, смеётся шёпотом и трётся лицом о подушку, словно пытаясь зарыться в неё, а потом затихает, слушая, как неозвученное нежное чувство растворяется в воздухе и мягко оседает на оголённых плечах.Соджун проплывает мимо окна, задевает своим плащом жалюзи, и резкий солнечный луч ударяет по глазам Хатчина. Приходится зажмуриться, пока кусочек жалюзи вернётся на место, а листок с текстом вдруг выплывает из его рук: над диваном стоит Ясу, не очень довольно смотрит куда-то в район припева.– Поменяю пару строк, не звучат, и ещё придётся поставить Джо и Соджуна в пару, и... – говорит что-то больше даже себе, а у Хатчина теплеют кончики пальцев уже от того, что они вдвоём держали один кусочек бумаги, будто искра от Ясу перешла к нему, едва Ясу тронул лист.Ясу щурится от полоски света, которую пропускает на его лицо неровно вставший на место фрагмент жалюзи, но Хатчину всё равно видно, как в лучах заката переливается его двухцветная радужка (на самом деле, там есть переходная зона, и она играет сотнями оттенков пурпурного, а на закате – ещё и рыжего).Его, всё-таки, безумно хочется трогать всеми чувствами, всеми мыслями и настроениями, трогать руками, всем телом, даже глазами.(Но сетчатке, конечно, лучше бы не дрожать)