Третья ночь. Айвен Форпатрил (1/1)
Айвен проснулся оттого, что его окликнули — резко и требовательно, хотя и негромко.Ну, или ему так показалось. Что окликнули показалось, а не что негромко. Потому что окликать-то как раз было и некому, хоть шепотом, хоть в полный голос: кроме него и Байерли в палатке не было никого, да и рядом с палаткой тоже. А Бай не мог никого окликать, потому что спал и, по словам инструктора, должен был продрыхнуть до утра, как сурок. После той гадости из армейской аптечки, которую ему инструктор вкатил, невзирая на вялое сопротивления и богатырские попискивания о том, что он абсолютно здоров, отстаньте, Форратьера не убить холодной водичкой. Попискивания перемежались не менее богатырскими сморканьями и кашлем, а потому выглядели не очень-то убедительно.Инструктор сказал, что армейская химия пришибет начавшуюся простуду на корню и вздрючит иммунитет, но на всякий случай выдал Айвену второй шприц-тюбик: вколоть, если усилится кашель или же Бай начнет задыхаться. Маловероятно, но вдруг.Айвен прислушался, но Бай дышал свободно, хоть и быстро, еле слышно поскуливая через нос при каждом выдохе, а значит отека носоглотки точно нет, кашля тоже, что есть хорошо. А еще Бай спал, явно и недвусмысленно. Не очень спокойно, да… но бывают же и нервные сурки.На всякий случай Айвен потрогал его лоб — теплый и чуть влажный, вечером был горячее и суше. Ну и ладушки.Бай застонал, выворачиваясь из-под ладони, и Айвен поспешно отдернул руку: мало ли что ему сейчас снится? Может, какая-нибудь такая ситуация нехорошая, когда любое прикосновение неприятно. Любое. Да. Именно так.Айвен зло потыкал кулаком свернутую куртку, которую использовал вместо подушки. Улегся обратно. Закрыл глаза. И понял, что не заснет. Привычного комма не было, но часы на фонарике под потолком палатки показывали, что до подъема чуть более четырех часов. Паршиво.Самый неудобный отрезок времени для того, чтобы проснуться и понять, что спать тебе больше не хочется. Оставайся до подъема часа два — и можно было бы с чистой совестью вылезать наружу, наплевав на режим: того же ночного дежурного, например, сменить чуть пораньше, дав ему пару лишних часиков поспать, да и вообще по утрам на стоянке дела найдутся. Но четыре часа — перебор, полноценная смена. Дежурный не поймет, инструктор не поймет, да и сам Айвен не понял бы, если бы кто другой вдруг. Придется валяться еще хотя бы часа два, а уж потом, если так и не заснет…А все из-за этой балбесины, что сопит рядом. Вот чего его в ту речку понесло? Шуток не понимает! Было же сказано придурку, что не сезон, вода слишком холодная, так нет же! Гонор форратьеровский фамильный… и фамильная же дурость! А Айвену пришлось потом весь день на нервах, разрываясь между двумя придурками: опекать Коллина по долгу службы, потому что работа, и одновременно присматривать за хорохорившимся, но уже с обеда слегка поплывшим Баем — потому что дурак и убьется! Хорошо еще, что инструкторская аптечка не утонула…Бай вдруг застонал, выгнулся, засучил ногами, сбивая спальник, в который Айвен его так старательно вечером укутывал, уже полусонного. Снова затих, рвано со свистом дыша, потом опять дернулся, словно пытаясь встать.Айвен сел, настороженно уставившись в темноту, в которой смутно угадывалось вздрагивающее рядом тело. Спросил шепотом:— Бай? Тебе плохо? Кошмары?Бай не ответил, лишь снова вздохнул — резко, судорожно. И заизвивался, как будто решил научиться ползать на спине. Не понять, то ли снится ему что-то скверное, то ли это то самое, что инструктор считал маловероятным. Айвен одной рукой нащупал шприц-тюбик, а второй — фонарик под потолком, щелкнул выключателем. Бай пробормотал что-то невнятно-протестующее, сморщился и отвернулся, стремясь спрятать лицо от света. Уткнулся носом Айвену куда-то под ребра, вздохнул, снова поерзал. Медленно распрямил ноги.— Ах ты ж скотина! — почти беззвучно прошептал Айвен скорее с восхищением, чем возмущенно.Если Баю что и снилось, был это явно не кошмар: от кошмаров не бывает таких стояков. Теперь, когда Бай лежал на спине, сбросив спальник и вытянувшись чуть ли не по стойке смирно, его член торчал в зенит, словно орбитальный катер на стапелях, словно башня Императорского Торгового центра, словно флагшток перед кадетской казармой, словно… словно член. Крупный, красивый и возбужденный, тонкая ткань светло-серых треников, используемых вместо пижамы, ничего не скрывала.Айвен торопливо отвел взгляд от маленького влажного пятна на самом пике натяжения серой ткани. И почувствовал, что и его собственная температура вдруг резко начинает подниматься. Местами. В районе паха так уж точно на теплосканере был бы тот еще пожар, если бы кто сейчас посмотрел… Черт! Как не вовремя-то...Бай снова застонал, вцепившись обеими руками в спальник, который он уже окончательно подмял под себя, сделал несколько судорожных движений бедрами. Айвен торопливо выключил фонарик, но это помогло мало. Его собственный член живо откликнулся на происходящее и жаждал принять в нем активное и непосредственное участие. Айвен стиснул зубы, улегся и постарался дышать размеренно, на раз-два вдох, на три-четыре-пять-шесть выдох. Должно сработать.Хоть бы уж он кончил побыстрее, зараза!..На изломе весны и лета в горах светает рано, вот и сейчас за стенками палатки светлело незаметно, но быстро, темнота уступала место серому сумраку. Айвен лежал и разглядывал баевский силуэт на фоне стремительно светлеющей стенки… Очень впечатляющий, надо отдать ему должное, силуэт. Местами так просто… хм… выдающийся. Совершенно не способствующий успокоению и расслабленности. Как и то, что Бай продолжал вертеться, стонать и донимать его, Айвена, прочими непристойностями.И никак не мог кончить.Похоже, сон его был не таким уж приятным… Или наоборот — слишком приятным, раз так долго. Интересно — с кем он там так зажигает? Кто тебе, скотине, снится настолько приятный, что ты все тянешь и тянешь, выматывая из бедного Айвена все нервы? Нет, Айвен вовсе не ревнует… еще чего! Вот тоже глупость выдумали. Просто… ну, просто любопытно! Кому завидовать… Да поди ж ты! Совсем какие-то идиотские мысли, завидовать тут скорее можно Баю, раз ему так хорошо и так долго.И это злит.Вот даже странно: и чего так злит-то? Ну, возбуждение понятно: отзеркалил, попробуй тут не отзеркаль. Зависть тоже: как тут не позавидовать, когда человек спит и ему так хорошо, а ты тут страдай. А вот злость-то откуда? Вроде как наоборот, порадоваться за друга можно, что другу так хорошо...Бай всхлипнул и застонал как-то совсем отчаянно и жалобно, чуть ли не со слезами в голосе, словно стремясь доказать, что ему вовсе не хорошо. Рук он по-прежнему не использовал, вот же придурок! Но, очевидно, и до его спящего мозга дошло, что без посторонней помощи ничего не получится, и он попытался потереться возбужденным членом обо что-нибудь. Что угодно. Так как вцепившихся в спальник рук он так и не разжал, перевернуться на живот и закончить комедию, быстренько вколотившись в пеноматрасик, у него не получилось. Получилось повернуться только на бок.И дотянуться до Айвена. И попытаться потереться об него, еще и поскуливая при этом самым пошлым образом.Это было уж слишком!Первое побуждение — окликнуть или даже за плечо тряхнуть, чтобы разбудить и в чувство привести — Айвен пресек в зародыше. Тут не надо быть бетанским сексотерапевтом, чтобы понимать, насколько неловко будет чувствовать себя Бай, разбуженный в такой ситуации. Айвен бы точно со стыда сгорел, если бы его поймали, во сне обтрахивающим чью-то ногу. Виду, может, и не подал бы, но внутри бы сгорел дотла. Вот и Бай наверняка не подаст, но сгорит, он же гордый. Нет, Айвен его не настолько ненавидит, чтобы такое устроить. Ненавидит, конечно, поскольку придурок и вообще… Но не настолько.Оставалось помочь. Чисто по-дружески. Взять, так сказать, дело в свои руки. Руку то есть...Потому что ну сколько же можно?!Нет, поначалу он ничего такого вовсе и не собирался… Просто хотел напомнить Баю, зачем одинокому фору руки, раз уж сам Бай об этом напрочь забыл.Шепча успокаивающую чушь вроде:— Ш-ш-ш, тиш-ш-ше, тиш-ш-ше, все хорошо, все хорошо, баю-Бай… — он начал осторожно разжимать пальцы, вцепившиеся в спальник. И все действительно шло хорошо, и он разжал их и уже собирался направить руку, куда ей и требовалось.Но тут Бай вдруг резко извернулся, вцепился обеими руками в предплечье Айвена и прижал его ладонь к своему паху. Причем умудрился сделать это, так и не проснувшись. И после этого уже стало как-то глупо вырываться и пытаться настоять на прежнем варианте, тем более что Бай сразу же вжался в айвеновскую ладонь, застонал облегченно, задрожал, и было понятно, что вот-вот кончит. Проще помочь по-тихому и сделать вид, что ничего не было.Ну а что такого? Дело житейское. Почти как себе.Только — не себе…Чисто по дружбе. Погладить большим пальцем напряженную головку, массируя и лаская, пощекотать под ней, добившись ответного содрогания и рваного выдоха, сжать плотнее пальцы, пройтись от основания к кончику и обратно (второй рукой синхронно делая то же самое в своих собственных штанах, потому что ну сколько же можно и терпение не железное!), пощекотать, погладить, стиснуть...— Айвен! — выдохнул Бай со стоном, содрогаясь всем телом и заливая пальцы Айвена теплым и липким. — Айвен… ох… Айвен!И Айвен впервые в жизни кончил от ужаса. Судорожно, толчками, прямо в штаны, не успев даже... да что там, ничего не успев!Замер, плотно зажмурившись, — он всегда в стрессовых ситуациях притворялся дохлым, вот и сейчас. Привычка. Мысли скакали горными козлами.Если Бай проснулся… Если Бай действительно проснулся и не заснет вот сейчас, сию секунду, немедленно все позабыв... это конец. Это не просто неловкая ситуация, когда тебя поймали с рукой у кого-то в трусах… хотя чего уж там, неловкая до жути… Просто этот ?кто-то? еще и вроде как друг.Вроде как лучший…Да, вы постоянно подтрунивали друг над другом, постоянно издевались, подкалывали, а Бай еще и заигрывал… В шутку, конечно же, это же Бай… но… Ох. Об этом вообще лучше сейчас не вспоминать…Но при всем при этом вы оба отлично знали, что если тебе вдруг понадобится серьезная помощь, на самом деле серьезная — Бай примчится. Не придется даже просить. И ты точно так же бросишь ко всем чертям все, еще вчера казавшееся важным, и примчишься тоже, — если что-то понадобится Баю.Вы никогда не говорили об этом, просто ты знал. И точно так же знал, что Бай тоже знает. И это давало ощущение надежности и незыблемости мира, чувство уверенности в завтрашнем дне, позволяло шагать вперед, не оглядываясь.А теперь — что?Даже если что-то и удастся сохранить — что это будет? Полудружба на основе взаимной вины и неловкости? Бай никогда больше не сможет шутить так, как шутил, со всеми этими заигрываниями, кокетством и стрельбой глазами. А ты сам… Тоже не сможешь. Ничего. Только прийти на помощь, если вдруг понадобится. Это останется. А больше — ничего...Айвен зажмурился так, что стало больно. Я сплю. Бай, видишь? Я — сплю. Просто сплю. И совершенно ни при чем. Вообще не в курсе. Чьи руки? Мои руки? Да ничего подобного, тебе показалось! Я сплю, Бай… это всего лишь сон... пожалуйста, поверь.Или хотя бы сделай вид, что поверил…Бай пошевелился, сонно вздохнул, притираясь рядом. Пробормотал что-то невнятное и удовлетворенное, втерся головой под мышку, задышал щекотно и размеренно. Прижался щекой. Ласковый. Удовлетворенный. Такой, каким никогда не бывает днем.И до Айвена вдруг дошло, что он не просыпался.Вообще.Ни сейчас, ни ранее, в самом начале… Ну, когда звал. По имени.Его. Айвена…Он во сне его звал. В своем сне. И, похоже, уже не в первый раз. И, похоже, не только звал, но и… дозвался? Во всяком случае — там, во сне. Потому что наяву таких придурков попробуй еще дозовись.Ты хотел знать, кто ему снился? Злился, завидовал, обижался и… хотел. Ты хоть сам-то понимал тогда, зачем хотел это знать? Ох, Айвен...Как же долго до некоторых Форпатрилов доходят такие простые вещи…*Бай спал, уютно устроившись головой у него на груди, легко и безмятежно, как умеют спать только дети… и Бай. В голубоватом рассветном сумраке его лицо казалось выточенным из мрамора. Теплого такого мрамора, живого и улыбающегося. Спит себе, зараза счастливая, и ни о чем не думает. Айвен тоже хотел бы так, только не получалось. И оставалось только завидовать. И рассматривать счастливую форратьеровскую морду, использующую тебя вместо подушки и нимало этим не смущенную. И понимать, что это тебя нисколько не раздражает. Наоборот.Потому что иногда врать невозможно. Не после той дикой сбивающей с ног радости, которой тебя окатило, когда ты понял... (Ну да, поздновато. Но все же понял!) Что эта наглая морда, форратьеровская зараза, заноза в заднице… Что он не с кем-то там в своем сне трахался, паскуда такая, не с каким-то гадом, которого ты уже заранее готов был возненавидеть…С тобой. Как после этого врать, хотя бы и самому себе, и делать вид, что ты на эту заразу злишься?Никак.