II. KNOX (1/1)

Лос-Анджелес, апрель.Lipps Inc – Funky Town (1979) ?Я бы навзрыд заплакала, но эта песня слишком смешная?, — подумала Нокс Стоун, подкрашивая губы; старалась не выпасть из отражения салонного зеркала машины, слегка приподнимаясь с водительского кресла, дабы не вылезти за границы контура кофейным блеском. Разглядеть своё творение ей было сложнее обычного, так как винтажные очки, перекрывающие пол лица, были слишком затемнёнными. На соседней полосе показался пикап, за рулём которого сидела женщина, лет под сорок на вид, а на заднем сидении, должно быть, её дети, однояйцевые близнецы неопределённого пола (так как у обоих были идентичные белокурые причёски в виде горшков), синхронно приоткрыли рты, протянув писклявое ?ва-ау? при виде представленной им картины. Пурпурный Кадиллак, 1960 – го года, своей длинной мог сравниться с двумя небольшими машинами позади него; крыша была откинута, от чего их взору была предоставлена девушка, у которой цвет волос был рыжим, хоть и тусклым от длительного перерыва между покрасками; она всё продолжала красить губы, периодически выплевывая звонкую брань, когда дрожащие пальцы мазали не там, где нужно. Услышав из её колонок весёлую музыку конца семидесятых, малыши были способны вычленить из мелодии только то, что она добрая, ошибочно решив, что суть переплетается с настроением хозяйки авто, обернувшейся в их сторону, так как та уже ощутила прожигающую дырку в плече от их взгляда. Им было предоставлено лицо, хмурость которого скрывалась за очками с красной оправой; они ещё не знали, что такое ?Celine?, однако уже тогда образ Нокс осел на уровне подкорок, навечно приковав их к желанию носить такие же аксессуары. Приспустив окуляры на кончик носа, девушка попыталась определить их гендер, но от недоумения лишь приподняла край губы, показавшись им лошадкой с глазами, напоминающими цветные витражные окна в церкви, куда их таскала строгая католичка в лице матери, которая, кстати, рассматривала Нокс с брезгливостью; на протяжении всей жизни она получала реакцию исключительно полярную: либо такую, как смотрят малявки, — с восхищением, либо такую, как от их мамаши, впрочем, Стоун принимала любую, в отместку даря презрение, а изредка и подмигивания, от которых близняшки очарованно переглянулись. Спустя много лет, они, сами не зная почему, начали носить огромные очки и мечтать о машине с откидной крышей, а ещё излишне косились взглядами, как когда-то на их мать покосилась хамка с огромными глазками. Как оказалось потом, всё же они были девочками, но это уже совершенно другая история... Дождавшись, наконец-то, зажжения зелёной секции на светофоре, Нокс вдавила педаль в пол, практически дрифтуя, когда заезжала на поворот к дороге, ведущей к месту, где она старалась находиться, как можно реже. Не подумайте лишнего, она любила свою мать, души в ней не чаяв, однако всё равно каждый раз покидала её дом подавленной, да ещё и с рыжим фильтром Мальборо между зубов. — Talk about it, talk about, talk about it, — из-за подступившего комка к горлу, Нокс сфальшивила, подпевая громче положенного. Благо всем было плевать на это. В тот день у неё было два повода ломать голову. Повод первый — безлактозная диета младших исключала наличие любого сыра на пицце, требовательно ими запрошенную; второй же повод заключался в неожиданном звонке от Кэвина, — солиста одной из ?психо-рок? групп, о которых принято говорить: ?Исполняют под наркотиками?, хоть это было лишь частично верно. Кэвин Паркер если и употреблял что-то, то только галлюциногенные грибочки, а в понятии Нокс это казалось детским лепетом и щадящей едой, съедаемую ею на завтрак в период юности, за которую её клеймили по сей день. В общем и целом, солист попросил об очередной помощи в создании альбома; она уже работала с ними ранее, выпустив несколько удачных треков, возможно, не в той мере, какой казалась критикам, однако они были оценённые сонграйтешой куда больше, написанных ею за приличные деньги, хоть и с грузом на сердце. В сотрудничестве с Кэвином и его торчками ей полюбилось отсутсвие запросов в бесконечной теме об отношениях по типу: ?влюбились – поссорились – вернись, детка?, а ещё ей нравилось обжираться грибами, запивая съеденное их реакцией на её тело, стоящее в проёмах, открытых настежь, окон студии; парни шутливо делали ставки на то, что она вычудит, по итогу укладывая её спать с тазиком у кровати. И вроде бы всё хорошо, однако было одно обстоятельство, сулящее ей затяжные немые сцены с собственным вдохновением. Нокс была в завязке, соответственно, писать текста для песен её формата больше не могла. Однажды она позвонила в свой рехаб, наивно спросив, можно ли ей что-то употребить для привлечения тёти музы в свой разум, а затем отлежаться под очищающими капельницами, на что они, в качестве ответа, приставили ей контроль на несколько дней, после чего та заблокировала их номер. Иногда муза срывала двери с петель под действием эмоциональной составляющей, но и здесь всё было не так просто, ведь грёбанный ковид, заперший человечество в четырёх стенах, исключал возможность наполнять восприятия чём-то чувственным, и хоть как бы Нокс не силилась черпать чувства из ?ПОВов? ленты Тиктока, всё заканчивалось её ржанием под утро, так как видео казались ей ещё комичнее, чем всё её существование и новый уклад жизни жителей земного шара вместе взятые; она эти заговоры в гробу видала, проклиная за подкрепление депрессии, хоть медицинскую маску старалась носить безоговорочно, лишь бы в след не кричали, что она сеет вирус. Кадиллак всё отдалялся от людных мест шумных районов, приближаясь к месту назначения. Пасифик Палисейдс каждый раз встречал обилием зелёных парков, на пешеходных тропах которых Нокс периодически просыпалась перед школой во времена своего жития в этом районе Лос-Анджелеса. Забавно, что вся суть её раздражённости в такие рассветы заключалась в расцарапанном лице из-за веток сухого самшита, нерадиво принимающего её тело, когда та падала на них при отходах, а ещё её смущали оторванные каблуки от дизайнерских туфель, что прежде были заботливо спрятаны на полках в гардеробе её матери; из всех негативных сторон дочери, женщину, её возрастившую, до белого каления доводило желание Нокс нагло брать и брать, ничего не отдавая взамен; своё чадо она изучила от корки до корки, однако тонкие струны души, отыгрывающие истину, кровным родственникам были недоступны. Проезжая по извилистой дороге, девушка наполняла лёгкие хвойным воздухом, расслабив хватку на руле, ведь других машин было мало; местечко для богатеньких, не такое популярное, как Голливуд, да и участки здесь охранялись с особым запалом, впрочем, глазеть было на что. Дом её семейства возвышался на одном из склонов, своим выполнением в испанском стиле контрастировал с постройками футуристическими и созданными под стиль хай-тек, нашпиговавшие эти земли в разгар нулевых. Колёса её авто притормозили на кирпичной брусчатке, покрытие которой изредка посыпали шаркающей галькой для создания средиземноморского настроения, что удивительно сочеталось с видом на океан из западных окон особняка. Она не спешила покидать салон, три раза постучав по приборной панели, тем самым сложив в действие навязчивую идею о, насколько это возможно, гладкости предстоящей встречи, затем устремила взор в глиняную черепицу терракотового цвета, принимающую палящие лучи солнца; Нокс часто сидела на ней по ночам, ощущая тепло прошедших дней своей пятой точкой. Ей вспомнился тот день, когда она получила кругленькую сумму от Ирвина Азоффа, эпизодически воспринимаемого ею, как отца не только биологического. Её, тогда ещё ученицу средней школы, все кому не лень спрашивали, куда потратились бабки, на что она отмахивалась – мол, отдала детишкам из Бангладеша, а на деле же финансы пошли в покупку этого участка для нового мужика и отпрысков её матери. Будучи ребёнком из многодетной семьи, при чем не ступая ножкой на пьедестал, Нокс, в баталиях за внимание с братом и сестрой, обросла привычкой любовь покупать, хоть и давно уже опустила руки. Да и с кем ей тягаться? Они — детки с милыми мордашками, а она — двадцатишестилетная тётка, всё ещё не нашедшая стабильность в жизни. Захватив из заднего сиденья коробки с пиццей и забросив очки в бардачок, Нокс сделала уверенный шаг, в последствии бредя по шумным камушкам на узкой дорожке. По обе стороны раскинулись бесконечные кусты красных роз, щепетильно очищенные от шипов и, выжранных насекомыми, листочков; они приятно смотрелись на фоне побелённых стен и створок тёмно-синих окон. Услышав столь разительный звук топота детских шлёпок, она улыбнулась, приготовившись отдать коробку братцу, уже показавшимся перед ней во всей красе: Бэнни, несмотря на, как считала Нокс, примитивность фантазии тех, кто дал ему это имя, был неистово похож на старшую сестру; помимо внешнего сходства кошачьих глаз и больших ртов, из общего у них была мать и желание казаться не от мира сего. Десятилетнее создание уже считало себя особенным, выбрав именно её модель поведения, за что и был возведён ею в ранг любимца. — Это просто ахуенно, — пальцы с грязью под ногтями прошлись по, понравившемуся ему, фиолетовому кардигану из мелкой вязки на теле девицы, а у неё, в ответ на это, глаза вылетели из орбит. — Ты полный придурок, если думаешь, что браниться в доме твоего отца — верная опция, — впихнула в его руки пиццу, незамедлительно вытерев образовавшийся жир с ладоней об угольные велосипедки, а затем поморщилась от такого решения. Проигнорировав её подобие на замечание, мальчик положил коробки на землю со всей ему присущей небрежностью, после захватив тело сёстры в крепкую охапку. Ему нравилось то, что она позволяет ему быть самим собой, а ещё он страшно скучал по ходячей пропаже, с которой он снимал глупые видео на память. Смешливая дурость Нокс так и просматривалась в его аккаунтах социальных сетей, о которых мало кто знал, однако их придурь сливалась в единую чашу, как только они виделись. — Но мне нравится твоя одежда, — виновато пробубнил в её диафрагму, пока та поглаживала его каштановые волосы, в самый раз отросшие. — Ты мог подобрать иное слово, но я оценила. Хочешь поносить? — как говориться, его вкусы были специфичны; Бэнни так и норовил перекочевать одеяния Нокс в свой шкаф, хоть и влетало им за это обоим. Ей — за то, что позволяла, ему же — за то, что был, как говорил его папаша, пидарком. Подобные суждения о собственном сыне забивали очередной гвоздь в гроб, и без того хлипких, взаимоотношений Нокс с отчимом.— А ещё я хочу твою футболку с пивозавром, — прыснула из-за такого запроса, отстранившись. Эта грёбанная оверсайз футболка стала камнем преткновения, когда она додумалась напялить её на презентацию альбома исполнителя из Коламбии Рекордс; тиранозавр держал в лапках пенистое пиво, а надпись ?Пивозавр? выжигала сетчатки присутствующих своим огненным шрифтом, пока её хозяйка вальяжно накручивала кончики волос на палец, так и тыча свою бунтарскую натуру в лицо присутствующим. Ей, может быть, тоже не нравилось, что они приперлись в костюмах двойках и коктейльных платьях с ценниками, спрятанных под низом, но кого волновало мнение потерянной девки с торчащим косяком из заднего кармана джинсов? Не пожадничав, ответила: ?Считай, что она уже твоя?, вскоре направившись к входной двери оттенка электрик; она позволяла ему всё, чего его душа пожелает, ведь пацанёнок, хоть и совсем малый ещё, понимал её так, как неспособен был никто. Прихожая была заполнена запахом ароматических палочек со вкусом цитрусовых, а на комоде из тёмного дерева стояла высокая ваза с голубыми дельфиниумами, и дабы перекрыть тошнотворный, ненастоящий апельсин, Нокс утопила нос в лепестки растения, вполголоса выругавшись, ведь это ни капли не помогло. Обернувшись на источник глухого звука, в её поле зрения попали маленькие ножки, перепрыгивающие ступеньки лестницы с расписными изразцами, напоминающими мозаику. Её сестрица, — пятилетка Лу, примчалась, как только почуяла запах пиццы, вошедшей в помещение вместе с Бэнни. К гостье она не испытывала особого интереса, лишь мимолётно протаращилась на неё своими карими глазками-блюдцами, в которых не было и крупицы того врожденного интеллекта, присущего родному брату. — Здравствуй, кроха, — Нокс присела на её уровень, пока та рассматривала её без тени каких-либо эмоций, — ну ты как, хоть лаять научилась? — с напущенным безразличием обратилась к девочке, во всех смыслах, чужачка. Стоун знала, что та не ответит, ведь малышка, почти переступившая период дошкольного возраста, так и не соизволила заговорить, а точнее не смогла, в следствии органического поражения речевых центров. Оставалось только наблюдать со стороны, как нарушенное речевое развитие тянуло за собой психическое, напрямую с ним взаимосвязанное, пока родители заботились только лишь о её внешнем виде. Тупо развернувшись на пятках, дитё подбежало к женщине, стоявшей в проёме дугообразной арки. Нокс подняла глаза на мать, мысленно пропев: ?Просто, блять, красота по-Американски?, когда взор зацепился на свежесделанной силиконовой груди и пергидрольной копне. Долорес, теперь уже, Миллер, так как взяла фамилию нового муженька, стояла с распростертыми объятиями, пока за иссохшую голень спасительно хваталась младшая дочь. Поняв намёк, старшенькая рванула к ней со всех ног, ужаснувшись твёрдости имплантов, прижимающихся к её скромному второму размеру. — Господи Всевышний, ты похожа на облезлую белку, что с твоими волосами? — такое приветствие от родного человека неприятно кольнуло в солнечном сплетении. Рефлекторно проведя по прядям рукой, она вымолвила защитное: — И тебе привет, мама, — Долорес заглянула ей за плечи, убедившись, что дочь обещание выполнила, — без сыра и даже с органическими вялеными помидорками, — издевательски огрызнулась Нокс, так как знала, что заветного тепла не получит; чувствовала на уровне интуиции. Одобрительно кивнув, женщина проигнорировала пассивную агрессию с уст первенца, жестом подозвав за собой, в гостиную. Нокс дождалась минутного уединения, шумно выдохнув и прошептав сегодняшнюю афирмацию под нос, вдалбливаемую в её голову очередным тарологом из интернета, обогащающего свою казну за счёт таких неврозниц, как эта: ?Я позволяю любым событиям врываться в мою жизнь, ведь они будут наилучшими. Меня любят, потому что я такая же, как и эти события?.?? А затем цокот её каблуков, соприкасающийся с покрытием из натурального камня, пришёлся эхом по комнате с высокими потолками; каждый элемент крепкой мебели, каждый керамический вазон и каждая тарелка ручной работы выглядела богато в своей простоте. За предоставленные условия жизни от Нокс, Долорес ещё долго боготворила столь выгодного ребёнка, но ещё больше она благодарила судьбу за то, что сперматозоид того богатого Буратино нашёл её яйцеклетку в пьяном угаре, пока Ирвин, тогда ещё её мужчина, хоть и принадлежащий другой, забыл воспользоваться защитой, за что и боролся с внутренними демонами по сей день. Как жаль, что человек подарки судьбы перестаёт ценить достаточно быстро, списывая их на само собой разумеющееся, что и бурило дырку в душе Стоун, успевшую пожалеть о столь широком жесте, когда мужчина из её кошмаров восседал в голове обеденного стола. ?? Джейкоб был второсортным актеришкой и тугодумом с несменяемыми догмами; он свою падчерицу то и дело силился уничтожить психологически, начиная ещё с первой их встречи, однако Нокс на его замашки тирана саркастично хохотала, ехидно смотря в тупое лицо с безжизненными глазками, унаследованными бедолагой Лу. ?? Как и в первую их встречу, он прищурился при виде приёмной дочери, не удосужившись выдавить из себя гостеприимство в приветствии. Взамен, Нокс по-хозяйски уселась на своё место, без разрешения наложив себе полную тарелку еды; смотрела на него из-под лба, играя губами в улыбке, что с приветливостью не имела ничего общего. — Как твои успехи, Джейкоб? — иронично спросила Нокс, — повлияла пандемия на твою деятельность? Хотя, знаешь, можешь не отвечать, — она знала его болезненные точки, без особых усилий вдавливая в них своими пальцами с миндалевидными ноготками. Джейкоб и до ковида играл крайне редко, от чего ощущал, что теряет свой нереализованный потенциал, которого в нём и не было вовсе. ?? Бросив взгляд на детей, лопающих безвкусную пиццу без молочных продуктов, мужчина торжественно рявкнул: — Главное, что дилеры продолжают свою работу, не правда ли, доченька? — Нокс презрительно покосилась, громко и тщательно прожёвывая кусок спаржи. ?? Вальяжно оперевшись подбородком об тыльную часть ладони, девушка вложила в свой ответ всю суть своего превосходства и значимости: — Ты бы молился за моё здоровье, подобных шуточек не отпуская, — поиграла бровями, пока мать закатывала глаза при виде их перепалки. — Не забывай, кто из-за за твоей бесполезности оплачивает всё и всем. ?? Не выдержав, Долорес стукнула кулаком по столу, от чего дети приостановились в своём неконтролируемом поглощении теста, а столовые приборы подпрыгнули. — Вы оба, заткнитесь! И десяти минут не прошло, как мы собрались, — она метала взгляд между ними, сидя напротив девушки, подливающей в свой бокал белое вино, и никак не реагирующей на подобные оглушительные выкрики. — Не забывай, что я работаю, Нокс, прежде чем кичиться своим положением, данным тебе по праву рождения. ?? В неверии рассмеявшись, Стоун с недоумением оглядела мать, по левую руку которой, Бэнни медленно подносил кусок пиццы ко рту, словно боялся, что его за резкое движение отругают, в то же время Лу размазывала по рту томатный соус, никак не реагируя на происходящее. — Мам, ты изготавливаешь свечи, не продавая их при этом, — она сделала глоток, приподняв мизинчик вверх. — Это — не есть работа. ?? Ей ещё долго поясняли, что их семейный бизнес вот-вот начнёт приносить им баснословные суммы, пока она слушала в пол уха, сцепив руки на груди. Вместо ведения активного диалога, её яркие глазки устремились в потолок, где висела кованная люстра; ей всё хотелось, чтобы тяжелая конструкция паранормально пошатнулась, упав на голову Джейкобу впоследствии. ?? ?Какая же ты грязная, Нокс, где же ты заляпала это платьице?, — мерзкий, до отвращения гнусавый голос всплывал в воспоминаниях из детства, наряду с откровенно неприятным: ?Познай же руки настоящего мужчины?, после чего взгляд бросился к хозяину этих рук; волосатая и толстая лапища обхватывала вилку, направляя её содержимое в рот с щербинкой между редких зубов, пока пухлые щеки с неаккуратной щетиной пережевывали варенное мясо утки, влага которого блестела на бледных губах. ?? Грудная клетка начала вздыматься чаще положенного, пока Нокс не нашла своё успокоение в белом рубце, что был прекрасно виден на смуглой коже Джейкоба. Она всегда смотрела на своё творение с лукавой ухмылкой, будто восхищалась созданным шедевром, появившимся на его правой руке с её лёгкой подачи; слуховое восприятие всё ещё помнило хруст сухожилий и эпидермиса, проткнутых кухонным ножом. ?? Клейменный тем лезвием всегда замечал её восхищение содеянным, как и в тот день, он притаился в действиях, слегка нахмурившись. ?? Джейкоб Миллер жалел о многих вещах в своей жизни, будь то ранняя женитьба, либо порождение на свет, неправильного в его понимании, Бэнни, но больше всего ему было обидно от того, что он так и не трахнул её полноценно, ведь тогда было бы за что терять последовательный праксис конечности; он смотрел на падчерицу и гадал, какого хрена решил тогда начать с проникновения пальцами, вот же дурак, подготовить хотел девицу, а она, со слезами на глазах, сначала полоснула своё предплечье, в миг осознав, что этого будет недостаточно. Ему было настолько больно, что посредствующий удар по яйцам он даже не заметил. Больше он к ней не приблизился, но и этого было достаточно, чтобы внутри тринадцатилетней Нокс что-то завяло; мать поверила, что она это сделала просто так, из ревности, прямо как ей и было нашёптано на ухо мужем.—...подумай, лучше, какой пример ты подаёшь своим брату и сестре, — бесконечно продолжала вещать Долорес. — Не хватало ещё, чтобы оно выросли такими же хамами. ?? Она была оторвана из катастрофических событий прошлого, в какой-то мере повлиявших на её настоящее. Нокс посмотрела на мать с невинностью в глазах, тем самым склонив на свою сторону. Долорес не была чёрствым куском хлеба, однако её продолжение часто действовало на неё, подобно тёплому молоку перед сном; если и были зачатки непоколебимости, то они быстро размокали под влиянием хрупкого создания, пытающегося казаться бронированной машиной, мчащейся в пропасть на огромной скорости. ?? Успокоившись, она сдула с лица белую прядку, выпавшую на лоб из, собранной под леопардовой заколкой, косой чёлки. — Нам нужно подышать, Нокс, — кивком указала на стеклянную двойную дверь, ведущую на задний двор. Это обозначало то, что в перекуре женщина нуждалась смертельно. Долорес встала со своего места, создав скрипящий звук ножками стула, прочёсывающих по полу, и, не взглянув на рыжеволосую (точнее, на ту, у которой от рыжего остались только следы на кончиках), скрылась за дверью, через которую проникало много естественного света. Нокс вышла на крыльцо, встретившись лицом к лицу с бризом, доходящим из глади бирюзовой воды на горизонте. Мать сидела на плетённом кресле, приглашая дочь в такое же, подле себя. Единожды ударив пяткой по холодной плитке с крупицами пепла, спадающим на неё из сигарет жителей дома, она уселась, размякнув на мягкой подушке с изображением пушистых котят; всё такое вылизанное и приторное, что ей захотелось сжаться в комок, лишь бы не привыкать к домашнему уюту, от которого бежала сломя голову много лет назад. Они молчали, а тишину между ними нарушали птицы, поющие в многовековом древовидном можжевельнике, вросшего в высокий каменный забор; сиё дерево и определило завышенную цену при покупке всего этого непотребства. Как и когда-то старшая, младшие дети лазили по его веткам, выискивая признаки жизни на пустой трассе, изредка заглядывая во дворы соседям, среди которых были всевозможные знаменитости прошлого; в этом районе селебы доживали свой век, изредка выезжая за его пределы, когда о них кто-то вспоминал. Долорес, выдыхая сладкий, частично вишнёвый дым, разглядывала дочь с интересом; всё не могла понять, когда упустила момент её превращения из девочки, слушающей на всю громкость из колонок ?you make me wanna die? от Аврил Лавин, в женщину, танцующей на грани в своём творчестве. Выискивала признаки жизни в отстранённом лице, задумав ноты интереса вызвать любым способом, а потому и протянула ей пачку с тонкими сигаретами, на что Нокс прикусила нижнюю губу, секундно поборовшись с соблазном, а впоследствии и победив его, согласившись поддаться. Встряхнула зажигалку, поднося её к концу закрученной бумажки с ядом, что распространился по её легким с неким блаженством, провоцируя закашляться от длительного перерыва, а затем прикрыть глаза от терпкого вкуса на нёбе. Смаковала, втягивала и выпускала дым на волю, а далее сконцентрировано проронила слова, пока в зрачках отражался тлеющий уголёк:— А ведь я не курила несколько месяцев, мам, — выдохнула тонкий поток содержимого табака и клея. Что она пыталась ей донести? Предьявить в глаза, какая мамочка плохая? Долорес и не метила в ряды прилежных.— Как только закончится локдаун, ты тут же рванешь на бесконечные вечеринки, где будешь похуже вещи делать, давай посмотрим правде в глаза, — Нокс выбрала защитную реакцию в виде закатанных под лоб глаз. Детские голоса послышались вдалеке, а затем заполнили всё вокруг, когда Бэнни игриво отпрыгивал от Лу, выбежав на постриженный газон зелёной травы. Заприметив мать, в его глазах заискрились шалости; он молниеносно приблизился к той, что жизнь ему дала, и той, что эту жизнь в нём сеяла. Руки Бэнни были спрятаны за спиной, а в них покоился какой-то предмет. — Ма-ам, — ехидно протянул, — скажи ?За?. — Нокс затаилась в ожидании очередной выходки брата, перед которыми была бессильна в своих бурных реакциях. Устало облокотившись виском об указательный палец, Долорес прикрыла глаза наращёнными репницами – мол, давай, мальчик, провоцируй возникновение моей преждевременной седины, лениво ответив: ?Ну, за?. Буквально лопаясь от предвкушения, Бэнни показал на свет содержимое ладоней, пока у матери с языка не успело стечь затребованное слово до конца; как оказалось, за спиной он прятал лупу. Нокс заливалась смехом, утопая в дыме своей сигареты, а их мать, хоть и пытаясь проглотить смешинку, выплюнула: ?Кыш отсюда, проказник! Откуда ты вообще знаешь такие слова??. Бэнни гулко хохотал, разогнавшись по мягкому газону, и догнал, карабкающуюся по стволу древа, Лу. Их старшая сестра задумчиво рассматривала столь будоражащую картину; как бы не пыталась, она не смогла возненавидеть их, как бы ей не хотелось, чтобы из роддома никто из них не приехал, она заботливо поила их искусственными смесями, когда дети оставались на её попечительстве; любила и учила всему, что знала, а потому братец уже был неравнодушен к нотному стану. Да, младшей не досталось и капли того внимания, полученное от неё Бэнни, но и Нокс винить за это сложно, ведь Лу вздумалось появиться на свет в период многих её зависимостей, сквозь пелену которых девушка не видела ни черта, впрочем, с наркотической бороться оказалось куда проще, чем с потребностью в человеке.?? Она ещё раз взглянула на мать, принимающую лучи солнца своей кожей с плотным шанкром тонального крема. В рыжей башке то и дело приумножались вопросы по типу: ?Почему им безлактозная диета, а мне пачка сигарет??, но все они остались на этапе зарождения. ?? Голос матери просочился в её восприятие с неожиданностью:— Ты ведь понимаешь, что всё это — твоё влияние? — женщина потушила окурок об заполненную пепельницу, схватившись ладонями за подлокотники кресла. — Бэнни нуждается в ином эталоне, но его уже от тебя не оттянуть, а значит тебе следует вести себя иначе. ?? Нокс шмыгнула носом, сбрасывая пепел на ладошку; молча выслушивала, затем шикнула, когда обожглась угольком. Вымолвила с расстановками то, что давно оседало на бескостном языке: — Бэнни нуждается во всецелом принятии, а Лу уже давно следовало отвести к специалисту, она ведь даже не разговаривает, — в ответ на это мать насупила нос, с негативизмом прочистив горло. — Моя дочь выговорится, а сын вырастет под присмотром нормального мужчины. Если бы я встретила его раньше, может и ты?бы уже в свои года иную жизнь проживала. Fleetwood Mac – The Chain ?? Нокс сменилась в лице, выронив окурок под ноги. Всё стремилась изобразить невозмутимое выражение, но сдалась, загоготав изо всех сил; хваталась за живот, почти что перевалившись через плетённый трон, обычно принадлежащий, Джейкобу.?? Сквозь слезы смеялась, невзирая на ошарашенное выражение лица матери. Калейдоскоп слайдов ударил по морде со съеденным блеском на губах; то, как пальцы?отчима блуждали меж её ног, то, как она чуть не задела свои бёдра, когда рубанула того ножом, то, как ей никто не поверил, то, как она блевала в кусте самшита в своём первом передозе, после которого её отругали за испорченную обувь...Всё это казалось таким свежим, что захотелось панически хватать воздух ртом. Она бы сдохла, появись он в её жизни раньше, и сдохла бы физически, а не только разложившись изнутри. Отдышавшись ответила: — Умеешь же ты мужиков выбирать, Долорес, — сама не заметила того, как вокруг неё собралось всё семейство; смотрели с беспокойством и страхом в глазах. Долбанная Нокс сошла с ума, ничего нового, всего лишь привычный пиздец, в котором они обитали. ?? Мать была напряжена до крайних фаланг пальцев; всё никак не принимала презрение в сторону боготворимого мужа, подарившего ей два светлых промежутка в жизни, пока первая попытка была неудачной, хоть и в красивой обвёртке, да ещё как на неё внешне похожа. Без зазрения совести выстрелила на поражение, со всевозможной сокрушительностью, так как знала, куда следует целиться, дабы от стальной Нокс не срикошетило: — Ну а твой то, мужик, оценил мольбы у его ног спустя все эти годы? Можешь не отвечать, Нокс, — она выбрала то же самое вербальное оружие, использованное дочерью для Джейкоба накануне. Долорес была такой же сукой с острым языком; она впитывала всё, что вокруг неё происходит, а даже если и молчала в кулачок, всё равно секла каждое слово, приберегая услышанное на потом, как козырные тузы. Такому умению Стоун не была обучена в той же мере, а потому и заткнулась в поражении, прижав ладонь к груди, в которой что-то разболелось; мама попала прямо в яблочко, а Джейкоб при виде этого прикусил язык, дабы не выдать радость от лицезрения картинки с, ментально согнутой пополам, девушкой; при виде её надменности у него чесались руки, сейчас же он ощущал, рассекающееся по телу, наслаждение. ?? Бэнни хотелось обнять, прижаться к фиолетовому кардигану, лишь бы она почувствовала его тепло и поддержку, однако мальчик знал, что в такие моменты, Нокс — это медленный взрыв с широким эпицентром; одно резкое движение и всех снесёт ударной волной. Только вот Лу на это было абсолютно плевать, особенно когда из её уст вылетели первые слова; нечеткие и смазанные, однако добивающие девушку окончательно. ?? ?Су-ка Нох?, — девочка сказала это без эмоциональных красок в голосе, констатировав всё то, что слышала от своего отца, в чём никто не сомневался, ведь глаза каждого члена уже были обращены к нему. Та, кому эти слова были предназначены, впивалась в мужчину плотоядным взглядом, а затем собралась воедино, и, прежде чем покинуть отчий дом, громоподобно проговорила: — Твоя мантра никогда не станет девизом этой семьи, Джейкоб. *** Высокие пальмы Вестсайда покачивались вод воздействием ветра, пока нити заката переплетались своими горящими оттенками над головой Нокс, ехавшей на неположенной скорости. В глазах-хамелеонах горела чистая ярость. Как могла она упомянуть его? Чувства дочери всегда были шуточными для Долорес. А что, наркоманка может любить? Нет, всё это результат наркотических трипов и помешательство на том, с кем она эти трипы ловила. А даже если и так, как можно вечно ждать человека, который всё никак не может счесть за близкую? Так считали все вокруг, включая остальную часть семейства, а по итогу Нокс была теннисным мячиком, поочередно отлетающим от двух ракеток, гласивших, что Тео Хатчкрафт ей не пара. Только вот она считала совершенно иначе, проживая жизнь со знанием, что это она недостойна его, — недосягаемого мужчину в белом костюме, бросающего со сцены розы и экспрессивную страсть. Они прилетали в руки поклонницам, а Нокс получала одни лишь шипы с бутонов, хоть периодический секс и шёл в подарок, от которого Стоун не находила в себе сил отказываться, казавшись Тео доступной девочкой, не достойной любовного интереса, что он каждый раз подтверждал, бросая её на обочине ради других, к которым она откровенно не дотягивала. Шли годы, сменялись мужчины и внешние облики, но под рёбрами всегда резонировал его волшебный тембр, исполняющий песни, в том числе и написаны самой девушкой, безответно в него влюблённой. Нокс не могла представить своё будущее, так как визуализация предоставляла только лишь чёрный квадрат перед глазами, но в безоговорочной истине она была уверена: один щелчок пальцами завораживающего британца, и она прогнёт спинку так, как ему нравится. Оказавшись в Санта-Монике, где она проживала в домике, стоящего близко к другим таким, схожими французскими и испанским чертами, по радио начала трубить песня, от которой желваки Нокс заиграли.— Господи Иисусе, да сядьте ему уже на лицо, пусть бы замолчал, — ?Watermelon Sugar? звучала из каждого утюга, а Стоун уже по привычке выкручивала колёсико на проигрывателе, лишь эта бессмыслица завершилась, — да, Гарри, мы уже все поняли, как ты любишь оральный секс, — а затем она улыбнулась, не предавая значения этому мимолётному смешку из глубин подсознания. Настроение было ни к чёрту. Припарковавшись, она со всех ног бежала в свой сад, расположенный в задней стороне небольшого двора. Огибая терновник, поспешила приоткрыть дверцы тёте музе, однако замерла на месте, увидев создание, доводящее её до диссонанса. Лохматая дворняга уже сидела на своём привычном месте, — у деревянного шезлонга, где Нокс привыкла коротать своё время наедине. Пёс захаживал по вечерам, вёл себя спокойно, врываясь в быт гостеприимного человека частично, так как на её приглашения прожить эту тяжелую жизнь рядом с ней, он всегда отказывался, игнорируя просьбы войти в дом. Она не хотела давать этой свободолюбивой твари имя, заместо этого обращаясь к нему на ?Вы?, и мечтая перенять тень его гордости себе, однако, несмотря на личные причины отчужденности, псина позволяла гладить свою серую шкуру и имела собственную миску, регулярно заполнявшуюся хозяйкой дома. Собака объедалась мокрым кормом, после которого хотелось брезгливо отмыть руки, а сама Нокс уселась на шезлонг с блокнотом в руках. Вещица была истерзана временем, её кожаная обложка буквально кричала об личности владелицы, обрисовавшей её именным созвездием. Цветная мозаика в радужке блуждала по остаткам зари, пока ручка между пальцами выцарапывала первые слова, пришедшие ей на ум после встряски того дня, когда мягкие губки Лу очертили звучание её имени в подходящем для девушки контексте, а родная мать ударила под дых просто потому, что потеряла разум от человека, совершившего над Нокс сексуальное насилие. Бумага хрустела под давлением чернил, и с каждой строчкой Нокс втягивала воздух, представая перед публикой, ею олицетворяемой: I heard about a whirlwind that's coming 'round(Я слышала о надвигающемся шторме)It's gonna carry off all that isn't bound(Он унесёт все эти оковы) And when it happens... I'm gonna be holding on. (И когда это случиться, я буду держаться)