Собачьи предки были волками (1/1)

Шан Хуа быстрее стрелы пролетает над облаками. Её ядовитая ярко-рыжая ци помогает обойтись без кислорода, но Шан знает, что это лишь полумера. Уцун, подчиняясь порыву мысли, виляет вверх и повисает сзади, плоской стороной лезвия прилипая к спине. Хуа по инерции летит вверх. Бьющий в спину сильный ветер несёт вперёд, создавая иллюзию полёта.Короткий миг торжества, когда последние лучи закатного солнца бьют в глаза, сменяется падением вниз. Мир внизу кажется серым с синим оттенком, пока холодные ветра относят её всторону. Солнце окончательно скрывается за горизонтом, а Шан теперь не тянет за ним руку?— уже не хочется. Под ноги бросается верный клинок, плавно выводя падение в полёт.Хуа бережно ступает на траву, по наитию поклонившись темнеющей чаще.Шан проходит по родным краям, только благодаря ци различая стволы деревьев. Незаметно подкрались сумерки, прогнав последние тёплые ветра. Над головой тревожно кричит какая-то птица, но Хуа не пугается?— отчего-то в сердце лишь крепнет ощущение безопасности.Она почти танцует, небрежно сливаясь с лесными тенями, проходя под птичьими гнёздами и над пещерами крупных зверей, не тревожа живущих там.Воздух вокруг влажный, видно лишь метров на десять?— дальше всё застилает молочная пелена тумана.Шан кажется, что ей на глаза надели повязку, разом скрыв от взора целый мир.Вдалеке робко вспыхивает первый зелёный огонёк, а за ним, словно в хмельном веселье, загораются несколько его товарищей."Уводят в чащу."Шан слышала об этих огоньках?— всего лишь неупокоенных духах, лишённых всякого приюта. Тем не менее они уводили нерасторопных путников от проверенных тропинок, заводя в глухие чащи и топи.Над лесом возвышается кровавая луна, на которую Хуа смотрит, задержав дыхание. Из ступора выводит тревожная птичья трель?— несчастная пичуга с окровавленным крылом камнем пролетает вниз, выравнивая полёт лишь в опасной близости от земли. За ней с рыком несётся детёныш какой-то местной кракозябры. Почему детёныш? Так рядом стоит мать, скаля зубы на заклинательницу, которой не посчастливилось попасть именно в это место в это время.Шан улыбается одними губами, не показывая зубов?— у животных оскаливание зубов означает агрессию, а Хуа не хочет сражаться?— не сейчас, когда в крови ещё гуляет яд шальная благодать, настраивая на необычно миролюбивый лад.Улыбается и непринуждённо проходит мимо, не поворачиваясь спиной к хищнику. Сбоку тлеют едва различимые огни, точь-в-точь повторяющие огоньки в окнах её родной деревни в глухомани.Блуждающие огни могут пытаться снова и снова?— она всё равно не сойдёт с тропы. Она чувствует, что только на тропе останется в безопасности. Ночью в лесу слишком опасно.Из-под ног выпрыгивает заяц, серым пятнышком исчезая в тумане.Над головой?— тёмная бездна с осколками дня и словно омытая кровью луна.Поддавшись моменту, Шан несколько раз на носках поворачивается вокруг себя, раскидывая руки в стороны.Тропа виляет влево, заходя на большой круг, но Хуа откровенно говоря лень переться просто так пару десятков километров, а потому она запрыгивает на нижнюю ветку ели, забираясь вверх. Ель довольно высокая, с неё видно простирающееся вдаль море шелестящих крон и полянку неподалёку от деревни?— дальше не видно, один лишь туман белеет в низине.Шан концентрирует ци в ногах, с силой отталкиваясь вперёд. Мимо проносятся ветки деревьев, и словно встревоженно шелестят листья.Она приземляется на полянке с отчётливым предчувствием чего-то необычного и неким ожиданием сказки, сильным настолько, что Шан приходится напомнить самой себе, что она и так в сказке?— своём грёбаном гаремнике ПГБД с низким уровнем морали и сюжета.Но даже так очарование момента не проходит полностью.Одна часть Хуа ничуть не удивляется, когда вместо деревни находит за полянкой старый храм?— в то время как другая заливается тревожными мыслями, стараясь найти выход.Её лицо немного расслабляется, а поза и мимика говорят о благочестивой девушке в мужском платье?— она усвоила урок от аякаши. Мистической хрени, которой так и не было уделено какое-то внимание в ПГБД, но которая таки подразумевалась в грёбаном фэнтези, лучше без причины не врать.Она следует интуиции, осторожно зажигая лампы при входе в храм?— эти места ей неизвестны, а идти хоть и по родному, но всё-таки лесу ночью?— удовольствие ниже среднего. Шан решает заночевать в старом храме?— в конце концов, насколько она знала, даже в суровом древнем Китае предпочитали не убивать в храмах. А она… А она ещё не сделала чего-то настолько вопиющего, чтобы её могли порешить и в этой ?нейтральной зоне?.Сам храм только выглядит ветхим?— каким-то шестым чувством юмора понимает Хуа.Она не собирается спать в пыли?— одно из тех правил, что были в почёте на Аньдин?— не спи в грязи если есть силы убраться.У Хуа силы есть. А метла в храме была?— она стояла почти у входа.Сама уборка много времени не отняла?— храм был небольшим, но пару паутин она всё-таки нашла и смахнула, попутно зажигая масляные лампы по всему храму. Статуя божества в подобном освещении выглядела и вправду жутко, так что Шан старалась на неё не смотреть, наскоро смахнув с неё пыль.Но вот стены?— разговор отдельный. И дёрнуло же её что-то рассмотреть их поподробнее!В свете факелов она видит незамысловатую резьбу по дереву, до всепожирающего страха до боли похожую на ту, что украшает ворота дома её родителей. Только здесь резьба искуснее и… Древнее. Стиль похож на то, что высекает её отец, но имеет больше заморочек и листиков в растительном орнаменте. Хотя это зря. Сравнивать скромные ворота её дома и эту резьбу всё равно что сравнивать мокрую курицу с фениксом. Она почти может устышать шелест вырезанных из дерева листьев, ей мерещится почти незаметное колыхание тонких стебельков, гнущихся к земле под весом пропитанных росой цветов и едва заметного ветра.По коже гуляют мурашки?— она не может не заметить стиль своего отца, которым и сама владеет, но не настолько хорошо как тот, кто вырезал подобное.Шан Хуа, почти не понимая, что творит, еле касается дерева пальцами, бережно проводя по почти живой резьбе, когда понимает, что нет, ей не показалось, резьба и правда движется.Эта странность подобна безжалостно вылитому за шкирку ведру ледяной воды, но лишь она позволяет вовремя отдёрнуть руку?— Хуа, всё ещё в состоянии полубреда понимает, что промедли она ещё немного и было бы поздно.Но и так…Она заторможенно переводит взгляд на подрагивающий палец, который успела занозить."Пиздец котёнку." В мыслях и сознание одно единственное ни-хре-на. Нет, она не собирается умирать молодой, от заражения крови и в каком-то лесу у чёрта на куличках, так и не высказав свои подозрения о ненормальности родителям.Шан проводит языком по своим самым обычным человеческим клыкам, в которых нет даже намёка на нечеловеческую остроту, что всегда проскакивает у смесков двух рас.А у неё нет. Потому что она человек. И родители её люди. Простые люди. Она упорно не хочет думать об обратном.Фаланга пострадавшего пальца налилась кровью и набухла. Хуа переводит взгляд на незаконченную работу?— оставался примерно метр древесины без резьбы, так удачно располагающийся вблизи лампы, освещающей всё помещение.Она поняла, что это значит, но…"Нет."Шан резко прыгнула к выходу из храма?— вся эта резьба и само строение… Её пугало. Нет, уж лучше она вернётся на Цанцюн, где сдастся на милость пика Цяньцао, лишь бы не здесь! Да она даже отдаст противоядие тем адептам, что отравила, лишь бы вовремя добраться!Хуа врезается в закрытые двери храма, оказавшиеся слишком массивными. Тело прошибает неконтролируемая дрожь.Именно в этот момент она поняла, что не выйдет отсюда живой, если не закончит работу своих предков?— Шан не была дурой, и, сразу узнав стиль, передающийся только в её семье, сделала верные выводы.В воздухе в причудливом танце кружилась тёмная ци, сгущая и без того тёмные тени.Глаза Хуа поражённо распахнулись?— до этого момента она не чувствовала здесь ничего подобного, в помещении не ощущалось и следа подобного?— сейчас же Шан едва не задыхалась от концентрации тёмной ци!Уцун лёг в ладонь по первому же зову, даря лживую надежду, и Хуа всерьёз задумалась о том, чтобы отрубить больной палец.Наверху одновременно жалобно и пугающе скрипнуло?— Шан тут же запустила на звук бумажную полоску печати, в полёте превратившуюся в свет.Краем сознания она зафиксировала смутную тень, упавшую в мрак неосвещённых углов.К дрожи застывшего столбом тела добавились мурашки.Голова шла кругом, а сердце билось так сильно, что Шан боялась, что оно лопнет."И снова здравствуйте, госпожа паническая атака."?Поржать? было единственным известным Шан способом успокоиться, который не раз выручал её, но сейчас юморить было намного сложнее.С судорожным вздохом она оставляет длинный прерывистый порез на дереве, тут же прорубая второй почти такой же чуть ниже. Это будет ствол пригнувшегося к земле от ветра ржаного колоска. Шан наплевать, есть ли подобное в ПГБД или нет она не помнит, что писала о подобном злаке в главе номер ###. Она соскучилась по мотивам из первой жизни. По бескрайним тихо шелестящим полям, по белым стволам берёз и коренастым дубам.Она просто не хочет забыть.Она просто хочет жить.Она просто понимает, что не вытянет россыпь китайского бамбука и тихо растущий на залитых водой лугах рис. Нет, не вытянет?— ни то ни другое не трогает её души, не заставляет её болезненно скрипеть от воспоминаний. А золотистые колосья пшеницы и зелёные стебельки овса?— да.Когда она заканчивает, то еле сдерживает крик?— такое ощущение, что её несчастный палец вот-вот лопнет, разбрызгивая во все стороны кровь.Шан в бессилии падает на колени, заваливаясь на пол. Перед глазами мелькает вырезанный в её душе от души злаковый мотив?— гнущиеся под ветром колосья и словно настоящий ручей, чьи воды вечно куда-то спешат.На глазах словно кто-то завязал атласную чёрную ленту?— темно, ни одной искры огня не пробивается сквозь занавес тёмной ци.Осквернённый дух-божество, теперь вот осквернённый храм…Шан выбрасывает большинство своей ци с одной единственной целью?— чтобы завтра проснуться. Она согласна на тяжёлые последствия истощения, на загноение или заражение крови, на всё что угодно лишь бы выжить.Мир перед глазами померкнуть просто не может?— она и так ничего не видит."Бля-я-я…"Хуа даже не стыдно, что её последняя мысль мало того, что матерная, так ещё и не несёт смысловой нагрузки. Хуа просто хочет выжить, при этом как-то разом забыв о том, что в каноне она как-то пережила этот момент. Но погодите! В каноне Цинхуа мало того, что парень, так ещё и сирота, а у неё есть родители.Она просыпается от собственного кашля?— солнце слепит глаза, а Шан лежит в проклятом и она ещё не определилась, где именно в этом слове ставить выражение храме. В лампах горит огонь, а Хуа с удивлением смотрет на совершенно здоровые пальцы."Какого хрена, что за галюны?"Э, нет. Шан уже битая жизнью, так что весь вчерашний бред она со спокойной совестью записывает в бредни и кошмарные сны.Она не ощущает ни малейшего присутствия тёмной ци.А потому с визгом подпрыгивает чуть ли не до потолка, видя выстраданную вчера резьбу.При свете дня храм выглядит даже уютно?— ну, Шан точно могла бы сказать подобное, не попади она сюда ночью.Шан Хуа пробкой вылетает из храма, стоит ей лишь увидеть печально знакомого Аякаши, насмешливо смотрящего на неё своими глазами цвета огня.Шан бежит не оборачиваясь, с первого же момента взяв правильное направление?— к деревне, её родной глуши, в которой нет подобной хрени.Она решает просто проигнорировать полуразваленные строения вокруг храма. Она знает, что это разваленная ?призрачная? деревня из слухов, но…Даже если и знает, Шан просто сделает вид, что до сих пор находится в неведении.И нет, она просто проигнорирует прозвучавший от проклятого храма насмешливый смешок. Она не слышала! Не слышала!Когда она добегает до деревни?— даже ни разу не остановившись на привал, что, между прочим, несвойственно всем адептам Аньдин, особенно учитывая то, что прибежала в деревню она уже под вечер?— то её накрывает отходняк. Она старается его подавить, так что родители считают, что она просто соскучилась.На следующий день, когда Луна уже встала, а братец Ян мирно спал, Хуа решается спросить, видя в глазах своего отца отсветы огня и янтарные прожилки в тёмных глазах. В основном, она напирает на то, что совершенствование обычных людей сильно отличается от её?— врёт и не краснеет, конечно, но отец, незнакомый с миром заклинателей, верит.Шан почти противно так беззастенчиво врать, но она задавливает совесть.Отец просит её подождать до весеннего солнцестояния и отказывается говорить подробнее.На следующий день мать уводит её в тур под названием ?тысяча и один родственник Шан Хуа?.И Шан бы удивиться, откуда, блин, у жителей настолько глухой деревеньки, что здесь даже демонов за легенды считают, а поклоняются духу леса, многочисленные родственники чуть ли не в каждом встречном городе?— однако она помнит, что её дед по линии матери был из приезжих.Охреневание от ситуации, абсурдность которой постоянно воздвигается в квадрат, если не куб, лишь растёт с каждым пройденным городом. — Это родственная нам семья Ши, они держат трактир. — Ага, конечно. По мнению Шан, которую никто не спрашивал, это скорее забегаловка на краю города, причём не самая успешная. — Это купцы семьи Шао, глава их семьи приходится тебе пятиюродным дядей. — Хуа смотрит также непонимающе, как и упомянутый глава семьи - мужчина не старше тридцати лет. — Это мои старые знакомые и родственники из семьи Шу. — Женщина, с виду одногодка её матери радостно поддерживает беседу, пересказывая несколько самых интересных сплетней. Шан Хуа изо всех сил отгоняет смутные подозрения на счёт Шу Гуаня, но потом решает смириться - одним родственником больше, одним меньше... Какая ей теперь разница? У неё теперь целая орда родственников! — А твоя младшая? Шу Синъин? — А, точно, я же ещё не рассказала! — Глаза ровесницы её матери, полноватой госпожи Шу сверкают нездоровым энтузиазмом. — Лет двадцать назад она вышла за Су Синъян, у них трое чудесных деток, но среднюю я давно не видела - она в заклинатели пошла. Шан Хуа напряглась - только что её посетило недоброе предчувствие. — А, ты про кроху Сиянь..? Кумушки продолжили свою беседу, в то время как в голове Шан было пусто. "КАМИ И НЕБОЖИТЕЛИ, ЗА ЧТО?! НАХЕРА?! НЕТ, НУ ВОТ НАХЕРА?!" Су Сиянь, новоприобретённая родственница Шан Хуа, была матерью главного героя, сюжетную линию которой тогда-ещё-Мейхуа так и не раскрыла. Шан уже начала продумывать, как бы побыстрее скрыться - с такими родственниками и врагов не надо! - чтобы не встретиться ненароком с матерью главного героя, но, как и обычно случается в подобных случаях... Шан Хуа накаркала. В комнату вбежал запыхавшийся пацан лет десяти, сколько-то-юродный брат Хуа, Су Цин. — Матушка, сестрёнка А-Сиянь вернулась! "Блядь, у меня просто нет слов. Везение уровня "я". Спасибо, мироздание, я, блядь, очень рада!"Недолго думая вообще не думая! как орала в мыслях Шан, её вместе с матушкой потащили знакомиться. Заклинательница из дворца Хуаньхуа со здравым скепсисом смотрела на происходящий цирк. Дальние родственники - картина маслом. Женщина из такой глухомани, что такого места не знают даже картографы и адептка презренного Аньдин в мужских одеждах. Шан, видя состояние родственницы, послала ей сочувствующий взгляд, говоря настолько тихо, что услышала только заклинательница со своим усиленным ци слухом. — Ты пришла посмотреть на цирк, я же в этом цирке живу. Когда Сиянь посмотрела на неё без прежнего презрения, тихо выдохнув и также послав сочувствующий взгляд, Шан поняла - они подружатся. В общем, так и вышло - Сиянь только с виду казалась безчувственной ледышкой - а потому Хуа с чистой совестью окрестила родственницу цундере - и могла только молиться, чтобы сама Сиянь-эр о подобном не узнала - иначе быть Шан Хуа избитой. — ... В целом, ничего необычного: на родном пике все орут и галдят, готовят, стирают, вещи чинят - я еле вырвалась из этой круговерти - так мало того, почти все меня за пацана принимают. Ты представь, меня с пацанами поселили. Хорошо ещё вместе со мной был проверенный человек, но, блин... Соседи свято уверены, что я "свой в доску парень". — Шан прикрывает глаза, с хлопком ударяя ладонью по лбу. Сидящая рядом Су Сиянь лишь молча поднимает брови в немом удивлении. — В Хуаньхуа по-другому. — Наконец признаёт она. — У нас либо заклинатель, либо слуга - среднего не дано, да и хорошо это. Как вообще можно сосредоточиться на заклинательстве, если с утра до ночи бегаешь и убираешь за другими? — С трудом. — Выдыхает Хуа, чувствуя на корне языка горечь. — Мне ещё повезло - до того как свалить, меня отпустили аж в недельную медитацию - такое и горный лорд Ши не часто проворачивает. Сиянь поражённо смотрит на Шан, силясь уложить всё это в голове - она привыкла, что адепты могут уходить в довольно длительные медитации по своему желанию, а то, что говорит Шан Хуа... Су Сиянь не хотела бы оказаться адептом Аньдин - со слов подруги-родственницы, там творится тот ещё пиздец. Шан отколупывает кусок коры с поваленного и уже высохшего дерева над рекой, на котором они сидят, болтая, без всяких эмоций швыряя тот в воду. — А ещё ученик Му... Гандон этот. Вот что он ко мне прицепился? Да, отравила пару адептов с его пика, но, блин, они сами попросили, словами причём, дескать "отравите чем-нибудь эдаким". — Может влюбился. — Хмыкает Сиянь, переплетая стебельки цветов, собирая те в венок по одной из схем Шан. — Кто этих мужиков знает? Они же дебилы. — Он меня за парня считает. — Отбивает Шан, зачёрпывая рукой воды из речки чтобы смочить горло - благо экология древнего Китая позволяла. — А разве это что-то меняет? — Сиянь безразлично смотрит на поперхнувшуюся Шан. Хуа начинает дико кашлять, и Сиянь-эр по доброте душевной помогает кузине, хлопнув ту по спине с такой силой, что Шан слетает в реку. — Ну, блядь, спасибо, удружила... — Слышится из-под бревна, под которое Хуа снесло течением. В следующую секунду она хватается за край чужих одежд, резко тяня родственницу в реку. Взгляд Сиянь не предвещает ничего хорошего, и Хуа со всей силы даёт дёру, стараясь оторваться от злобной заклинательницы. По дороге, коротким импульсом ци высушив свои одежды, Шан ускоряется, побежав ровнёхонько вперёд. Неуловившая подвоха Су Сиянь бежит следом, также ускоряясь. В следующий миг Хуа резво прыгает вправо, теряясь среди однотипных домиков. — Сволочь! — Шипит злая, как тысяча чертей, Сиянь-эр. Шан Хуа, привалившаяся к стенке всего в десяти метрах от преследователя, не может сдержать шальной улыбки. Конечно, вся ситуация не ограничилась одним шипением, но в конце концов всё обошлось довольно благополучно. — И ты, конечно же, знаешь, что это за поебень. — Саркастично бросила Сиянь, подозрительно смотря на ржавые побеги, которыми был покрыт труп мелкого зверька. — Да, но я бы не советовала подходить к железным листьям ближе, чем на полтора метра. — Шан насмешливо смотрит на неразбирающуюся в ядовитых растениях подругу. И тут же, вопреки своим словам подходит ближе, незаметно задерживая дыхание. Они стоят в лесу - Сиянь милостиво согласилась на озвученное матушкой приглашение сопроводить их в туре "найди сотню родичей". Над головой ярко сияет луна - двум заклинательницам, вышедшим подышать свежим воздухом перед сном, такого освещения достаточно. Шан одномоментно выпускает тонкую пыль ци с ладоней, накрывающую все побеги, напоминающие Шан плод порочной связи можжевельника и маковых цветов. Резким движением Хуа выдёргивает из холодного тела росток не более двух сантиметров в длину и отходит обратно. Листья побега, ещё небольшого и мягонького, напоминают железные иголки, но пока ещё хорошо гнутся - Шан знает, что через неделю иголки затвердеют. Само растение когда достигало зрелости, плодоносило мелкими, словно россыпь бусин, ржавыми ягодами, которые помогали справиться с потерей крови, но использовались нечасто - их ещё попробуй достань - всё пальцы исколешь. При всём при этом растение просто обожало кровь(точнее железо, в ней содержащееся), а потому росло на местах кровопролитных битв или, куда реже, чьих-то трупах. — Ты ж моя красавица, ути-пути... — Ворковала над побегом Хуа. Сиянь смерила её совсем уж нечитаемым взглядом, в котором стали выделяться нотки паники когда Шан, уколов палец вытащенной из глубин рукава иголкой, капнула на побег кровью. — ... Расти большой, не будь лапшой... — ... — Сиянь, переборов ступор, подбежала к Шан. Деве Су было неоткуда узнать, что творящееся перед ней - нормальное состояние Хуа, которая просто обожала свои (ядовитые) растения, а потому... Шан дала время тем, кто спалил её огород увериться в безнаказаннсти, чтобы для них её месть была словно снег на голову. Шан Хуа знала имена виновников и не собиралась прощать. — Ты что творишь?! — за это время Шан слепила из комка земли шарик, в котором пальцем проделала небольшую яму, куда и поместила не слишком развитую корневую систему побега, после чего несильно сжала комок земли, затем обвязав его тканью, чтобы не запачкать одежды. Теперь уже готовый саженец был переложен в мешочек цянькун. — Пригодится. — Шан лишь пожала плечами, выдёргивая второй росток железных листьев и проделывая с ним то же, что и с первым. — Ты хотя бы знаешь, сколько они стоят? Ой, да кого я спрашиваю... — Даже сейчас Сиянь выглядела богато, и Хуа искренне сомневалась, что у той когда-либо были проблемы с деньгами. Справедливости ради стоило сказать, что и сама Шан подобных проблем не испытывала - сначала она была на полном обеспечении родителей, а после взошла на Цанцюн, который был не беден. Но... Все адепты Аньдин в глубине души были хомяками и тащили на родной пик всё, что плохо лежит. Шан исключением не была - среди кипучей торговой деятельности своих соучеников, то торгующих дынными семечками и спиртом с Цяньцао, то толкающих ещё какой-нибудь хрень, она ощущала себя как рыба в воде то есть была немой и пялилась круглыми глазами. Шутка. Шан упаковала с пару дюжин саженцев, надеясь откупиться ими от порядком задолбавшего в последнее время Ши Байли, прежде чем пойти дальше. Су Сиянь продолжала иногда бросать на неё странные взгляды. "Эй, мне эти растения нужнее! Да и к тому же, большая часть оставшихся - самых старших и жизнеспособных, между прочим, всё равно засохнет - эти ростки, пока молодые, лёгкая добыча. Это потом на такую железяку никто не польстится, сейчас они ещё слишком мелкие." Через пару дней перед ними вновь показался город, и "блядский цирк", как называла всю ситуацию Шан, начался по-новой.