Конфронтация, контроль, компромисс (1/2)
Умение сглаживать острые углы подчас было главнее актёрского мастерства. От того, насколько хорошо сложатся отношения с коллегами, зависело многое: атмосфера в команде, продолжительность съёмок, успешность промо-тура, перспективность будущих предложений и возможность работать с именитыми режиссёрами. Киноиндустрия перемалывала тех, кто не мог заплатить, договориться или прогнуться. Генри предпочитал договариваться. Поэтому, когда дело касалось работы, он становился прагматиком: куда проще находить точки соприкосновения в профессиональных моментах, обсуждать знакомых людей, говорить на безопасные темы, потому что общение – это всегда эмоциональный обмен. Минимум личного, выверенное количество не самых смешных баек и бесполезных беспорядочных фактов о себе, погромче смеяться над глупыми ситуациями и участливо заглядывать в глаза при каждом удобном случае – принцип действий никогда не менялся и в основном работал безотказно. Если кого-то не пронимало его британское дружелюбие, можно было кокетливо – в рамках разумного, конечно, – опустить ресницы, обворожительно улыбнуться и пригласить в бар. Но в основном действовал нулевой пункт: многим хватало очароваться его внешностью. Неважно, что он умел играть, что хотел обрести верного друга в профессионально-светских кругах, что отчаянно нуждался в искренности – пока дело не доходило до открытого конфликта, можно было не волноваться.Если обстановка накалялась, в дело вмешивались агенты, в крайнем случае – продюсеры или режиссёры (в конце концов, от их чуткого руководства также многое зависело), и всё же когда у Генри с кем-то и не складывались отношение на площадке, это не приводило к ядерному взрыву – они просто полюбовно играли в холодную войну.Проплаченная наперёд дружба – тоже дружба; сыграть эмоциональное влечение к партнёру по фильму не сложнее, чем чихнуть. Бутафорские чувства ради привлечения аудитории. Это нормально – он же актёр.
В тот момент, когда Гай предлагает ему роль Наполеона Соло, всё выходит из-под контроля. Точнее, не совсем выходит, но задаёт направление. Проблема, конечно, не в роли, не в сценарии и тем более не в режиссёре – проблема в новом партнёре, к которому даже непонятно, как подступиться. Об Арми Хаммере в голливудской тусовке ходит много слухов, некоторые – из ряда вон, особенно про отдельные его увлечения, но, если отфильтровать все домыслы и сплетни, становится ясно одно: этот парень никого не оставляет равнодушным, а те, кому довелось с ним работать (Ди Каприо и Иствуд, серьёзно?), отзываются не просто положительно – с искренним, неподкупным восторгом. С одной стороны, это должно настораживать, но с другой…
Генри не то чтобы хочет создавать видимость дружбы – просто ему необходимо построить стабильные рабочие отношения, чтобы хоть как-то управлять ситуацией. Чтобы быть уверенным в своей позиции и не пересекать невидимую черту между благосклонным равнодушием и дружеским прикипанием. Последнее виделось маловероятным – хотя бы потому, что Генри не отличался особой привязанностью, а эмоциональная энергия Арми Хаммера гипотетически казалась настолько мощной, что впору было ставить зеркальные щиты – чтобы отразить атаку щенячьей любви и обожания.Возможно, Генри переоценивал дружелюбность нового коллеги: всё не настолько плохо, как он предполагает, Хаммер быстро догадается, что нужно держать дистанцию, а и-мейл – просто форма вежливости, а не топорная попытка расположить к себе. В конце концов, не только Генри должен налаживать контакты; умение делать первый шаг так же важно, как актёрская дипломатичность. Ничего личного.
Личным оно бы стало, если бы Арми Хаммер задал вектор сдружиться. Для этого у них с Генри как минимум должны были найтись точки соприкосновения вне рабочей сферы. Любовь к регби, например. Или к собакам. Или к одинаковому типу женщин.
Но даже в теории Генри сложно представить, какие реальные интересы у Арми Хаммера. Скорее всего, как у всех нормальных мужчин: красивые молоденькие девушки, крутые тачки, футбол или гольф. Пьяные бранчи, шумные барбекю-уикенды с кучей друзей и ночные клубы – естественная среда обитания для такого неутомимого и общительного человека. Может, пара-тройка причуд сверху. Навскидку – ничего общего. Однако и поводов для открытой конфронтации нет: вполне вероятно, они окажутся на нейтральной территории, а значит, Генри пока может чувствовать себя в безопасности.
Если так, переживать не о чем.
Вероятно, именно поэтому он плошает в первый же день.Ладно, думает Генри, когда ему всё-таки приходится запрокинуть голову, чтобы всмотреться в лицо Арми Хаммера – удивлённое, даже, наверное, обескураженное – и почему-то виноватое, – ладно, прежде чем искать точки соприкосновения, ему нужно было хотя бы узнать, кто вообще такой этот Арми Хаммер, потому что, Кэвилл, ты умеешь попадать в дерьмовые ситуации и потом судорожно пытаться найти из них выход. Арми Хаммер – это, знаешь ли, внук Арманда Хаммера, и нет, он не ?ублюдок, похожий на Брайана Деннехи?, и да, он чёртов шести с половиной футовый ретривер, которого просто невозможно игнорировать. Не потому что он шумный, гиперактивый и неумолкаемый. Не потому что из него фонтанируют идеи. И точно не потому, что у него такая заразительная улыбка и так хорошо подвешен язык, что кажется зазорным отвлечься хотя бы на минуту.
Просто, привыкший к накалённым обстановкам и постоянной необходимости обороняться словом, Генри почти впервые чувствует то, что, наверное, не должен был бы чувствовать, так глупо едва не спровоцировав конфликт в первый же день.
Комфорт.Не удобность человека, а уют общения с ним: бессмысленные разговоры, глупые и понятные только им шутки, совпадения на профессиональном поприще – ?да, чувак, Тарсем и меня пытался заставить проэпилировать грудь?; но главное, главное – личное и прошлое, общего в котором оказывается куда больше, чем Генри мог бы предположить.
Потому что, ну, не может быть так: островные мальчики, закрытые частные школы (?Можешь думать, что я пел в церковном хоре… хотя почти так и было?), участие в школьных постановках, занятия музыкой, проблема с лишним весом и высокий рост (?Я был похож на новорождённого жирафа?), безусловная любовь к собакам (?Знакомься, это Арчибальд Лич Хаммер…?), подработка в барах – и тысяча других мелочей, в которых они оказались не просто похожи – безупречно совпали.
Генри был однозначно прагматиком. Когда это касалось работы.
Теперь, когда дело касалось Арми Хаммера, он предпочитал быть романтичным придурком.
***Умение держать себя в руках подчас выручало сильнее, чем полезные знакомства. Хотя бы потому, что никаких ?полезных знакомств? невозможно завести без мало-мальского самоконтроля: несмотря на то, что Генри занимал позицию наблюдателя и предпочитал не вмешиваться в привычный ход событий (если не считать тех моментов, когда наружу прорывалась его сущность ботаника и задрота), для того, чтобы выйти из себя, порой хватало малейшей искры. Окончательно взорваться мешала разве что пресловутая британская вежливость, неискоренимая замкнутость и нежелание разбираться с последствиями. Ко всему прочему, сохранять самообладание отлично помогали силовые тренировки, работа и ?Гиннес?: когда нет сил даже на то, чтобы встать с дивана, никому бить морду тем более не хочется.
Самоуверенные и наглые журналисты просто были частью профессии, и если поначалу они вызывали профессиональный дискомфорт – неудобные или провокационные вопросы, хамство, попытка сунуть нос не в своё дело, выведать даже окольными путями интересующую информацию, – то со временем от взаимодействия с ними Генри стал испытывать только глухое раздражение, и то – изредка. Профессия выжигает. Любезность – отличное прикрытие для равнодушия. И хотя неудобные вопросы по-прежнему оставались неудобными, опыт научил отвечать на них с достоинством (и не краснеть от заголовков в ?жёлтой прессе?).
Промо-тур ?Агентов? вносит в отработанную схему свои коррективы. Генри честно не знает, кого винить: себя, журналистов, слухи или чёртового Арми Хаммера. Наверное, последнее, потому что, ну, разве вообще возможно не отвлекаться на этот поразительно восхищённый взгляд и игриво-подстрекающую улыбку?
Вообще-то проблема в другом. Проблема в том, что интервьюеры повторяют одни и те же слухи, мусолят одни и те же темы, делают недвусмысленные намёки и из раза в раз переводят разговор на ?Супермена? или, того хуже, на ?50 оттенков?.
Когда это случается в первый раз, Арми делает лицо восторженного щенка и смотрит так… так, что Генри неожиданно забывает слова. Это никак не связано с увлечениями Хаммера. Это явно не связано с тем, что они действительно говорят о роли в ?Оттенках?. Арми просто как всегда прикалывается, дурачится и хохмит – чтобы разрядить обстановку, сбросить напряжение, отвлечь. Высмеять вопрос. Генри знает. Он никогда не просит, не уславливается, даже не смотрит в его сторону – но Арми всё равно поступает так, словно чувствует его состояние. Словно у него всё под контролем.
Довести ситуацию до абсурда как до логического конца – вот его стиль обороняться; поставить интервьюера в неловкое положение, ответить той же монетой. Никакой дипломатичности – с одной стороны. Но с другой – умение выкрутиться из неудобного положения, обратить всё в шутку, снизить накал. Дурачество, уживающееся с харизматичностью. Вспыльчивость и эмоциональность, существующая бок о бок с благоразумием.
Порой Генри кажется, что в Арми уживаются два совершенно разных человека.И узнать хочется обоих. До дрожи. До потери контроля. Отчаянно. Необходимо.
Арми, наверное, об этом не догадывается, а если и догадывается, если и знает, – делает вид, что ничего не происходит: широко приветливо улыбается, подмигивает и сокращает дистанцию до минимума – не касаниями даже, присутствием. Он не врывается в личное пространство – Генри сам его впускает, чтобы Хаммер был рядом, на расстоянии вытянутой руки – или того ближе; чтобы Генри мог вблизи смотреть, как складываются лучики морщин у глаз, когда Хаммер смеётся, как вздрагивает его кадык, как дрожат золотящиеся ресницы – и его губы, губы, чёрт возьми…
– Парни, мы ненадолго, – говорит Арми после очередного интервью, даёт отмашку координаторам и, впихнув в руки Генри пачку ?Данхилла? (явно выпрошенную у кого-то из персонала), выводит на задний двор – перекурить. Неожиданная – и долгожданная – минута затишья позволяет Генри прийти в себя и привести мысли в порядок, пока Арми прикуривает сигарету, стреляет задумчивым взглядом из-под ресниц, но смотрит куда угодно, только не на него.
Красивый. Ещё красивее, когда такой вот: задумчивый, предельно серьёзный, собранный. Как не от мира сего. Разительная разница между тем Хаммером, который с воодушевлённым видом доказывал, что они каждую свободную минуту говорят о несостоявшемся Бэтмене, и что Генри обязательно примет предложение на роль в ?Оттенках?, и теперешним Арми, который тонкой струёй выдыхает сигаретный дым, хмурится на солнце и облизывает пересыхающие губы.
Генри тяжело выдыхает: о каком самоконтроле вообще может идти речь, когда Арми такой?.. такой.
– Стеф Майер пишет подростковый бестселлер, – начинает Хаммер, когда Генри зажимает сигарету уголком рта и тоже прикуривает, – представляя тебя на месте главного героя. Джеймс пишет фанфик и в угоду, м, продаваемости меняет имя персонажа, его экранизируют как оригинальную историю и на главную роль рассматривают тебя. Я даже не знаю, где здесь смеяться. – Он долго расслабленным ртом выдыхает дым, сощуренно смотрит куда-то в сторону, а потом невесело усмехается, как-то разом поблекнув, но не утратив привычной уютной теплоты. – Извини за провокации, – глухо бормочет он, стряхивая с сигареты пепел. – Понимаю, тебе неприятно, но они не хотят слышать… дипломатичные ответы. Для них это скучно.
Вот дурной, думает Генри, пряча улыбку за щепотью, которой обхватывает сигарету.– Вообще-то ты делаешь эти интервью как минимум выносимыми.
Хаммер удивлённо поднимает брови и хлопает ресницами. Забавный.
– О, вот как? – Его пальцы, удерживающие сигарету, скрывают игривую улыбку. – А как максимум?
– Нескучными и смешными. – Генри cщёлкивает пепел сигареты, кидает взгляд исподлобья на молчаливого Хаммера и улыбается: когда тот слушает – это завораживает едва ли не больше, чем когда он без умолку болтает. Потому что внимательный Арми – это послушный Арми, такого грех упустить; такого – только приручать: опустить ладонь на затылок, пропустить сквозь пальцы его волосы – мягкие, Генри знает, мягкие, – и придвинуться ближе, вплотную, чтобы ни дюйма больше.
Только это всё – если хотя бы на миг ослабить контроль.
Но секундное допущение заставляет сильнее наступить на горло своим желаниям.
– У тебя точно всё в порядке? – взволнованно интересуется Арми: взгляд у него блестящий и обеспокоенный; наверняка снова болтал о чём-то своём, пока Генри отвлекался на его подвижный, улыбчивый, соблазнительный, ласковый рот и думал, как бы подтвердить свою догадку.