Arrivederci, adios, adeus (1/1)

Способность Арми становиться везде своим парнем оказалась поистине удивительной. Не то чтобы Генри не замечал этого раньше, когда они, например, снимались в Неаполе или Риме, иногда притворяясь интуристами, или когда Арми с Гаем во время перерывов бренчали на гитарах, просматривая уже отснятый материал, или когда Арми загорелся идеей съездить к Джерри Лиси для съёмок дополнительного материала о лимитированных ?метисах??— это просто ещё раз говорило о том, как Хаммер лёгок на подъём. Конечно, сложно не заметить, как этот добродушный здоровяк сразу же со всеми находит контакт?— даже с ним, с Генри, это получилось как-то само собой. С первой встречи. Или с первого имейла, который ему прислал Арми. Или с первого бокала вина в доме Гая?— перед тем, как идти рубить дрова.Но во время промо-тура эта способность словно открыла новые горизонты.В каждой стране, в любом городе, наедине с интервьюером или в толпе разномастных фанатов и поклонников он казался своим. С его ростом и яркой внешностью невозможно не заметить такого здоровяка?— господи, даже Генри в первую их встречу подумал ?вот чёрт, какой высокий?,?— но вопреки этому Арми везде казался на своём месте: не выделялся, если того не требовали обстоятельства, но органично заполнял собой пространство.Как, например, в жизни Генри: появился, весь такой улыбчивый и любезный, американский джентльмен с южным загаром, остроумными двусмысленными шутками и молчаливым пониманием?— пришёл и остался. Не назвался другом; этого было и не нужно. Словно между ними висело странное: разве мы не всегда дружили? Генри не находил ответа на этот вопрос. Не хотел?— или боялся найти. Потому что стало вдруг странно осознавать: а как оно?— без Арми? Без его вечных улыбок и добродушных, пусть порой надоедливых, подколов? Как оно?— без его руки на плече и ?как ты, дружище??Конечно, он был таким не только для Генри. Порой казалось, что Арми куда интереснее проводить время с Гаем, или Алисией, или погружаться в себя?— его часто можно было застать за чтением,?— но потом, когда он снова оказывался рядом, когда снова сокращал дистанцию своими шутками и касаниями, всё становилось как-то совершенно неважно: Арми умудрялся быть для всех и ни для кого одновременно.Для всех?— и ни для кого.Такой слоган стоило дать их промо-туру.—?Боже, ты снова это сделал,?— тихо смеётся Генри, когда они спускаются со сцены под оглушающие вопли фанатов: фурор производит не то, что два чертовски красивых парня вышли на сцену, чтобы представить новый фильм Гая Ричи,?— хотя, несомненно, в этом был смысл,?— а то, что Арми снова в своей излюбленной манере угождает публике.?Если фанаты что-то хотят?— дай им это?. Пару дней назад они хотели Генри Кэвилла. Арми, видимо, решил им подыграть, но не сказать, что вышло удачно (хотя Генри конечно же помнит, как пекло кожу от прикосновений Хаммера?— калифорнийское солнце жглось на кончиках его пальцев).—?Они определённо в восторге,?— улыбается Арми. Он просто лучится беззаботностью и весельем, искрит своими невозможными яркими глазами, и Генри (господибоже) просто не может оторвать от него взгляда. И перестать улыбаться.Кажется, во время съёмок и этого промо-тура он обзавёлся морщинами от одних только улыбок.Потому что когда Хаммер рядом, иначе просто нельзя.Сам Арми, кажется, даже не думает о том, какое влияние может?— и оказывает?— на людей вокруг: калифорнийское солнце вызолотило его волосы, тихоокеанские воды наконец познали штиль в его глазах, и в губах?— в улыбке, в оскале, в плотно сжатом рте?— запряталась какая-то добрая, мудрая хитрость. Это очаровывает.Это сводит с ума.Потому что хочется запрятать в потайной карман и никому не показывать; но Арми словно нарочно светится, как начищенный медяк, листает разговорник в машине и пробует на вкус новые слова, как вчера?в баре?— ватапа и капироску. Говорит между делом, что португальский похож на испанский, но всё же другой; Генри слушает вполуха и смотрит, как закат стучится в окно и лижет Арми за ухом. Генри улыбается: кажется, Рио тоже хочет оставить этого южного парня в своих объятиях, вдоволь набаловать жарой и тёплым морем, распалить южноамериканской страстью, разукрасить его тело бронзой и золотом.Арми здесь понравилось. Конечно, кому не понравится Рио? —?но Арми здесь понравилось иначе: он снова оказался на своём месте.И всё-таки не соглашается на заманчивое предложение остаться: провожает из-под дрожащих светлых ресниц закат, улыбается?— задорно, но с какой-то неуловимой грустью, словно прощается со старым другом,?— и говорит не губами даже?— душой: ?Adios?.Вот так просто, сразу и без сожалений, с запрятанным между ?до? и ?свидания? бьющим наотмашь ?прощай??— простейший шифр, который Генри понимает без каких-либо подсказок.Совсем скоро они тоже разъедутся. Совсем скоро?— уже завтра вечером. И никто этот момент не сможет оттянуть, и Арми, уже стоя в дверях отеля, наверняка будет смаковать вкус своего португальского ?adeus? для фанатов.Наверное, он будет горьким и терпким, как бразильская робуста. Или освежающе-сладким, прохладным, как парагвайский терере?. Или приятно обжигающим и бьющим в голову, как кайпиринья. В конце концов, прощается Арми тоже по-особенному.Генри почти с нетерпением ждёт, как Арми попрощается с ним. Это могло бы быть полное обещаний и невысказанной печали ?arrivederci?, или небрежно, как впопыхах брошенное ?adieu?, или рычащее, будто оттягивающее неизбежное ?Auf Wiedersehen?…Или это будет простое американское ?до скорого?. Неважно. Ведь если между ?до? и ?свидания? не будет тщательно зашифрованного ?прощай?, Генри готов это услышать.На любом языке мира.