Глава 21. Филогенез апокалипсиса. (1/2)

Глава 21. Филогенез апокалипсиса.

«Может так случиться, что вместо вторника будет четверг, а вместо среды — август, а вместо четверга — конец света!»

Профессор Хьюберт Фансворт, мультсериал «Футурама»

«Ты думаешь, что это всё вечно. Люди, машины, асфальт. Но это не так. Однажды это всё исчезнет. Даже небо»

Доктор, телесериал «Доктор Кто»

Он падал так стремительно, ветер с такой яростью вгрызался в его плоть, будто желал сорвать её с костей, а сами кости измельчить в труху. Ветер ревел в ушах. Вздохнуть было невозможно. Но… По большому счёту ему не нужно было дышать. И падать ему тоже было не нужно. И потому падение замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. И он замер в воздухе, в нескольких километрах над землёй.

Город раскинулся внизу серо-стальной кляксой на фоне квадратов и прямоугольников зелени и желтизны лесов и полей. Он простирался до самого горизонта. Даже с такой высоты он видел тонкие нити улиц, реку, рассекавшую город на две неравные части, особую геометрию, в которую сплетались те самые улицы, вызывая ассоциации с паутиной. Чужие ассоциации, почерпнутые из чужой новообретённой памяти. Он видел диск заходящего солнца, слепивший глаза, воспринимать мир которыми он ещё не привык. Видел парящие над городом, кажущиеся отсюда не больше рисового зёрнышка, дирижабли и снующую во все стороны, сверкающую боками, мошкару лёгкого воздушного транспорта.

В памяти – в этот раз его собственной – пронеслись образы миллионов миров, где он… нет, не так – они видели подобное. Города, воздвигнутые низшими разумными в своём инстинктивном, но заведомо безплодном стремлении обрести общность, подобную той, что была у них. Только с их приходом низшие обретали её, вливаясь в их ряды, преображаясь, становясь их плотью, приобщая свои знания к их знаниям.

Так было всегда. Они приходили, и собирали миры со всеми их обитателями. Но те не были пищей. Ресурс для развития.

Так всегда будет. Какое бы сопротивление им не оказывали, оно безполезно. Они несут единение. Единение неизбежно.

Так должно быть и здесь.

Но всему своё время. И сейчас – не время. Он чувствовал это. Чувствовал так же и то, что пока не мог постичь, несмотря на огромный массив знаний, полученный в ходе преображения особи «Оракул» и развития собственного интеллекта.

Иное время.

Подобная концепция была в новинку. Ещё никогда прежде они не встречали такого. Даже Разум Роя не ведал о подобном.

Эти знания, та сила, которая была получена от Оракула, должны были быть отданы Рою.

Но здесь и сейчас он его не слышал. Здесь и сейчас он мог сделать только одно – подготовить этот мир и те, что местная популяция мыслящих мнит своими, и терпеливо ждать момента, когда он будет готов, чтобы призвать Рой, поглотить всё, что здесь есть, сделать плоть этого мира и его обитателей своей плотью, а их знания – своими знаниями.

Существо, унаследовавшее облик Оракула, бледное, с белёсыми глазами, обдуваемое всеми ветрами на высоте десятка километров над Дрезденом, склонило голову набок.

Было что-то неправильное. Неправильное… в нём самом?

Все дефективные биоформы подлежат уничтожению и переработке… А потом пришло нечто, для чего в понятийном аппарате его вида не существовало определения, но было у обнаруженного вида-ресурса, людей. Пришло озарение. И звучало оно так:

«Я мыслю?»

Это было не ново в принципе, ибо зачастую низшие виды разумных имели индивидуальное самосознание. К этому можно было приспособиться. И они приспосабливались, когда было нужно скрыть своё присутствие в популяции, которую готовят к поглощению вдали от кластеров Роя.

Впрочем, процессы, происходящие в психике этого существа, вряд ли в полной мере можно было отождествлять с человеческими. Несмотря на то, что оно переняло многие свойства поглощённых, различия в структуре и организации психических процессов были слишком велики. Однако оно обрело понимание того, как мыслят люди. Оно поставило себе цель. И оно собиралось её достичь.

Вновь взглянув на город внизу, псевдо-Оракул изобразил подобие улыбки. Получилось жутко, противоестественно. А потом он поднял луку ладонью вверх, и его окутала белёсая туманная дымка, исчезнувшая через секунду. И псевдо-Оракул уже совсем не походил на себя прежнего. Теперь у него был здоровый цвет кожи, нормальные глаза, да и одежда появилась – вполне себе обычный наряд рядового жителя Рейха, сведения о котором достались вместе с памятью поглощённого нацистского офицера.

Спуск продолжился. На этот раз – не падение, а именно спуск. Быстрый, контролируемый. «Оракул» летел в стороны пригорода Дрездена, где была меньше вероятность оказаться в поле зрения местных систем слежения. Конечно, система безопасности в этом мире, осуществлявшая тотальный контроль над популяцией, была помехой. Но за то время, что Рой бороздит космос, они сталкивались и с более сложными условиями. Тревожил, однако, человек, появившийся в Кандрокаре с двумя служебными особями, идентифицированными как роботы. Они смогли противостоять ему даже с учётом новообретённой силы. Это нельзя игнорировать. Необходимо подготовиться. И он… они будут готовы.

Местом приземления был избран ближайший лес. На самом беде ему было всё равно где начинать. Вскоре, оставшись незамеченным ни патрульными дирижаблями, ни прочим летающим транспортом, он погрузился в кроны деревьев, шелестя листьями и хрустя ломающимися под его весом мелкими веточками. Миг – и вот оно уже под сенью деревьев, высаженных рядами, что говорило об искусственном происхождении этого леса.

Покров прелых листьев и трава мягко пружинили под ногами. Совершенные, отточенные направленной эволюцией, органы чувство взорвались потоками ощущений – запахи, звуки, электрическая активность и так далее. Всё это говорило об одном – этот мир переполнен жизнью.

И это было хорошо для их целей.

Мимо порхнула тень. Птица. Оно молниеносно простёрло руку, и с глухим вскриком тушка птицы рухнула наземь, пронзённая костяным шипом, застрявшим в её теле. Указательный палец «Оракула» стремительно отрастал заново.

Вдруг тело птицы дёрнулось, содрогнулось в корчах и конвульсиях, а затем начало меняться – выпали перья, кожа стала бледной и маслянистой, крылья и тело принялись расти, удлинилась шея, а клюв превратился в пасть из четырёх лепестком-щупалец. Минуту спустя чудовище, напоминавшее помесь мелкого птерозавра и каракатицы, встало на когтистые лапы и устремило взор своих белых глаз на псевдо-Оракула. Тот не издал ни звука, не сделал ни единого жеста, но мутант, как будто получив некий приказ, взмахнул своими кожистыми перепончатыми крыльями и взмыл в воздух, на лету уменьшаясь, вновь обрастая перьями и принимая изначальный облик. Взлетев над лесом, оно устремилось в сторону города.

«Оракул» удовлетворённо кивнул. Элемент подражания для лучшей мимикрии. Нужно привыкнуть выглядеть как человек и вести себя как человек. Пока не настанет пора сбора.

А пока нужно было начать распространять семя Роя. На первой стадии для этого лучше всего всегда подходили местные примитивные биоформы, которых звали животными…

И в этот момент сработало «наследство» поглощённых людей – пришло понимание, основанное на памяти Оракула: «Можно сразу приступить ко второй стадии – распространение в среде доминирующего вида, если воспользоваться агентурной сетью «Фронта освобождения» как носителями».

Да. Это бы значительно облегчило дело. Но те же память и знания говорили: необходимо выяснить, в каком времени они оказались, и действовать исходя из этого. А для этого нужно было отправиться к поселениям низших разумных.

И псевдо-Оракул двинулся вслед за улетевшим мутантом, который стал его глазами в воздухе, ибо благодаря телепатической связи «Оракул» видел всё, что видела изменённая птица…

- Итак, что от нас требуется? – Ганс вперил свой взгляд в пухлого Рейхсмаршала, одетого во всё белое, пытливо изучая его лицо. Он слышал о Максимилиане Монтане с самого детства. Как же – герой битвы за Англию, сломивший сопротивление островного королевства всего за три дня, при этом имея в подчинении лишь тысячу солдат. Но каких солдат! Об этом ходили самые разные слухи, но все они сводились к тому, что Монтана повёл в бой настоящих безсмертных чудовищ, неуязвимых для пуль, которые всего за три дня вырезали половину населения Британии, не потеряв ни одного бойца. Тогда, в детстве, в это верилось с трудом, и Ганс всегда считал, что дело было в новейшем оружии. Но сейчас, познакомившись с Крюгером, он понимал, что эти слухи – вовсе не слухи. Не говоря уже о том, кем он сам теперь являлся.

- От вас, герр Геринг, и вашего отряда требуется – ни много, ни мало – стать основной ударной силой нашего вторжения в мир под кодовым обозначением «Мидгард-2».

- Ха-ха, - Ганс не смог подавить саркастичный смешок, глядя в золотистые глаза Монтаны, прикрытые очками.

- Вас забавляет подобная постановка задачи? – взгляд Монтаны сверкнул какой-то шальной искрой. Не то, чтобы Геринг чувствовал подвох – в плохом смысле, естественно – но он был уверен, что задача, поставленная перед ним Рейхсмаршалом, имела двойное, а то и тройное дно. А как иначе, если приказ о передислокации на Венеру с поступлением в распоряжение рейхсмаршала Монтаны был отдан лично фюрером? Штрассе подчинился, пусть и с неохотой. И вот они здесь, на Венере, в штабе местной Рейхсканцелярии. И он стоит перед самым главным человеком на всей этой планете. Кроме того, вместе с ними прибыл и Дитрих, дожидавшийся своей очереди за дверью кабинета Монтаны.

Геринг взглянул в глаза «майора». Попытался его «прочесть», протянув к нему «щупальце» своей воли. И внезапно обнаружил, что не может коснуться его сознания! И не потому, что рейхсмаршал имел защиту, нет, Ганс в принципе не видел вокруг него ауры и искры сознания, будто Монтана не был живым существом! Это обескураживало.

- Так вы ответите? – на лице «майора» появилась ироничная улыбка. Как будто он знал о замешательства Геринга младшего и причине, его вызывавшей.

- Вы действительно считаете, что двадцати человек достаточно для успешного осуществления полноценной операции вторжения в иной мир? – вопросом на вопрос ответил Геринг. Как еврей в старом анекдоте из другого мира. К счастью, Ганс об этом не знал.

- Я думаю, что достаточно и одного, - кивнул Монтана, и улыбка его стала совершенно иной – как будто он находился в ожидании чего-то восхитительного, которое должно вот-вот случиться. – Я читал донесения с Замбаллы. Двадцать три часа, сорок минут и шестнадцать секунд – ровно столько потребовалось вам, чтобы полностью уничтожить партизанское движение на этой планете.

Геринг поморщился. Воспоминания о бойне, которую он учинил тогда на планете фиолетовых лесов, были ему неприятны.

- Не отворачивайтесь от того, что вы сделали, унтерштурмфюрер. Можете не гордиться, но не отворачивайтесь. Гордитесь не тем, как, но самим фактом того, что послужили своей стране, - в этот раз рейхсмаршал был достаточно серьёзен.

- Я… приму к сведению, - кивнул Ганс.

- Итак, вы отправляетесь через три часа…

- Позвольте, рейхсмаршал, а как же подготовка?

- А разве вам и вашим людям нужно готовиться? Вы стали совершенными существами, способными справиться с любой угрозой. Всё, что вам нужно знать, вот здесь, - с этими словами «майор» достал из ящика стола накопитель данных. Положил перед собой. Геринг поднял руку, и устройство само собой влетело к нему в ладонь.

- Впечатляет, - кивнул Максимилиан. Ничто не выдавало в нём того восторга, который он испытывал, глядя на этого молодого бойца. О, Монтана был прекрасно осведомлён о возможностях сверхлюдей, созданных Штрассе. И это вызывало в нём почти религиозный трепет. Эти сверхлюди были истинными богами войны. Но он чувствовал и грусть, ибо с их появлением старая, традиционная война, которую он так любил, утрачивала смысл. Но был и азарт – было очень интересно узнать, как же можно убить такого сверхчеловека. Это был настоящий вызов для его пытливого ума. Быть может, чуть позже. – Ознакомьтесь с материалами. Инструктаж будет за полчаса до вашего отправления. Всё понятно?

- Так точно, рейхсмаршал! – козырнул Ганс. На самом деле понятного было мало, но он этого ожидал. Оставалось надеяться, что материалы на накопителе прольют свет на всё, что вызывало у него вопросы.

- Тогда вы свободны, - кивнул «майор», жестом показывая, что более не задерживает Геринга.

- Хайль Гитлер! – вскинул тот руку и покинул кабинет. Спустя пару мгновений дверь отворилась вновь, впуская Дитриха Крюгера. Он всё так же был одет в безукоризненную чёрную форму офицера СС особого подразделения «Последний батальон». Его лицо было всё таким же бледным и не выражающим эмоций, а взгляд… Да, взгляд у него был немного иным, чем помнил Монтана. Он вскинул руку, произнёс традиционную формулу приветствия, но рейхсмаршал не отвечал. Лишь взгляд его золотистых глаз обжигающим лучом сверлил высшего вампира. Наконец, Монтана нарушил молчание:

- Рад, что ты вернулся, Дитрих, - это действительно было правдой. Однако «майор» прекрасно помнил о том неприятном открытии, которое сделали они с доктором Непьером. Формула печати Крюгера была изменена. Учитывая, какой до этого Дитрих получил приказ, было очевидно, что виновник этого – Штрассе. Это подтверждал и доклад Шрёдингера, который в последнее время стал настолько параноидально осторожным, что за него даже было тревожно.

- К сожалению, мне не удалось выполнить ваш приказ, - сожаление в голосе Дитриха было искренним.

- Обстоятельства изменились, и это потребовало изменений в планах. Такое случается, - пожал плечами Монтана. Ему было интересно, какие инструкции получил Крюгер от Штрассе? Шпионить? Устранить его самого? Всё возможно. Но Штрассе слишком умён, чтобы наносить удар сейчас – не в той ситуации, которая сложилась на текущий момент. А это значило, что у них с доктором ещё есть время, чтобы исправить то, что сделал Вильгельм.

- Странник… ушёл, - после небольшой заминки ответил Дитрих. Он прекрасно помнил, как всё было. Помнил бой, помнил сообщников Странника и безславный итог… Но что-то было не так. Что-то не давало ему покоя в образах прошлого.

- Мне всегда было интересно, как вампиры переносят путешествие в космосе…, - Крюгер ожидал совершенно иных слов от Монтаны после признания в своём поражении, и такая сентенция сбивала с толку.

- Полагаю, так же, как и все люди, - немного растерянно сказал он. – Хотя для нас космос – это скорее мистический океан теней, в котором мы можем раствориться…

- И оказаться в аду?

- Нет. Это сложно объяснить. Дело в ощущениях…

- Ладно. Оставим этот разговор на будущее, - поднял руку в останавливающем жесте «майор».

Дитрих кивнул, всё ещё ожидая как минимум выговора. Но он прекрасно знал Монтану – тот мог выдумать что-то экстравагантное в качестве наказания за провал. Однако и теперь рейхсмаршал не стал касаться темы Штрассе и Странника. Вместо этого он встал из-за стола. Прошёлся влево-вправо, будто раздумывая над чем-то. А потом посмотрел, сверкнув очками, в глаза Крюгеру, и сказал то, чего оберфюрер никак не ожидал услышать:

- Мы на пороге краха, Дитрих, - сказано это было без драматического эффекта. Скорее даже бодро и с неким энтузиазмом, что совершенно не вязалось со смыслом изречённого. Крюгер поднял бровь, выражая своё недоумение. – Рейх столкнулся с угрозой, какой ещё не знала история.

- О чём вы говорите, рейхсмаршал? – чувство, похожее на тревогу, коснулось того, что заменяло Крюгеру душу.

- Об угрозе уничтожения человечества как биологического вида.

Вот это было действительно неожиданно. Дитрих даже не знал, как реагировать на подобное заявление. В том, что Монтана был абсолютно серьёзен, сомнений у него не было. Поэтому вампир решил слушать дальше.

- Расследуя информацию о спящих агентах «Фронта освобождения», полученную при допросе задержанных членов этой группировки, арестованных при успешном рейде на их мобильную космическую базу, высшему руководству нашей страны открылась ужасающая правда, - в этот момент «майор», одетый во всё белое, казался донельзя театральным. – «Спящие» не только существуют и проникли повсеместно. Более того – они являются вовсе не теми, кем их считали изначально… Они оказались носителями инопланетного разумного вируса, способного с лёгкостью манипулировать чужой и своей ДНК и лепить живую плоть так же, как дети – пластилин. И по предварительным данным вирус уже настолько распространён, что в случае активизации человечество будет полностью заражено и перейдёт под контроль чуждой воли через двадцать четыре часа.

Монтана замолчал. Повисла пауза. Рейхсмаршал смотрел на Крюгера каким-то странным взглядом, полным отрешённой задумчивости. Сам же Дитрих переваривал услышанное. Нет, в словах Монтаны не было ничего сверхъестественного, во что нельзя было бы поверить. Инопланетный разумный вирус? Они сейчас на Венере, а Рейх распространил свою власть на несколько планет в иных реальностях, где уже было коренное население. Поражал масштаб угрозы!

- Почему вы рассказываете об этом мне? – вот что было самым необычным во всей этой ситуации.

- Потому, что вирус не реагирует на вампиров и не способен их заразить, - последовал ответ. – Альгамбра и Рип выяснили это опытным путём. А ещё потому, Дитрих, что именно ты должен будешь возглавить операцию, которая призвана решить эту вирусную проблему…

Они бежали, что было сил, не разбирая дороги. Странные коридоры с неправильной геометрией, сечением и планировкой сливались воедино, мелькая перед глазами сплошной пеленой чужеродных архитектурных решений.

Поток плоти и слизи с утробным гулом и грохотом двигался следом, сметая всё на своём пути, заполняя все пустоты! Это была самая настоящая стена бледно-молочно склизкой плоти, что неслась вслед за удирающими «Конунгами», вырастая из-под пола и выбрасывая вперёд длинные щупальца, стремящиеся схватить беглецов.

Силы покидали их. Разговаривать было некогда – нельзя было сбивать дыхание, иначе их ждала смерть. С самого начала, не сговариваясь, они устремились к краю карантинной зоны, которую установил «Чёрный человек». Они надеялись на автоматические системы защиты станции. Но те почему-то отказывали, стоило только потоку плоти оказаться в зоне их досягаемости – искажающие метрику и законы мироздания поля отключались, то ,что можно было принять за турели, не вело огонь. Словом, не происходило ничего из того, на что надеялись люди.

Марио жестоко устал. Так устал .как не уставал ещё никогда в жизни. И это притом, что у «Конунгов» была силовая броня. Он уже не помнил ,сколько они бежали. Помнил только изуродованное мутациями лицо Кесслер, полное невыразимой, запредельной муки от осознания происходящего с ней. А ещё помнил, как подумал, что это была очень плохая идея – позволять «чёрному человеку» касаться мутировавшей Кесслер.

Утробный гул и свист рассекаемого щупальцами воздуха звучали всё ближе. Они выбежали на развилку – огромный зал, потолок которого терялся в фиолетовой искрящейся дымке на двадцатиметровой высоте. Отсюда в разные стороны вели семь проходов.

По наитию Марио, бежавший впереди всех, кинулся в самый левый проход, призывая: «Все за мной!» И остальные устремились следом. Поток плоти чуть замедлился, силясь заполнить весь объём помещения и разделяясь на семь толстенных щупалец, устремившихся к проходам.

И в этот момент Марио споткнулся! Он кубарем полетел вперёд, костеря самыми последними итальянскими ругательствами и станцию с её «идиотской планировкой и ребристым полом», и мутантов, и «чёрного человека», и всё остальное.

Щупальца приближались. Они уже почти настигли их. Похоже, у «Конунгов» с самого начала не было шансов. И единственное, чего сейчас – в последние мгновенья – желал Ферецци, так это быть где-нибудь в другом месте. Как можно дальше отсюда.

И желал он этого очень сильно…

Внезапно волна синего света окутала «Конунгов», буквально растворяя их в себе и испепеляя всю, стремительно несущуюся за ними, плоть!

Вспышка.

А потом наступила тьма.

Марио.

Марио?

Марио!

Эхо разносилось в темноте, на разные лады повторяя его имя. Темнота была приятна. Она успокаивала. Она обволакивала точно уютное одеяло.

Марио…

Выбираться из-под покрова темноты не хотелось. Но как будто сама темнота стала подталкивать к этому. Лёгкая, но настойчивая сила увлекала прочь, к свету, что сиял где-то очень далеко невероятной синевой…

А потом Марио очнулся. Очнулся от гулкого рокота. От громового раската. От ощущения дуновения ветра и накрапывающего дождя, что мелкими каплями орошал его лицо.

Первое, что увидел Ферецци – небо. Совершенно необычное небо. Оно было сплошь затянуто клубящимися сизо-фиолетовыми облаками, тучами. Но это не был их естественный цвет. Такими их делал свет солнца, который словно струился потоками в этих облаках, заполняя собой лакуны, создавая световые дорожки и лучи, что одинокими столпами устремлялись вниз через разрывы облачного покрова, и целые океаны волнующегося свечения. Зрелище было завораживающим. Как и сам горизонт, который здесь каким-то образом изгибался вверх создавая впечатление, будто находишься на внутренней поверхности сферы планетарных масштабов!

Периодически громыхало в отдалении. Кристально свежий воздух бодрил. Дождь продолжался, мерно шелестя в траве, которая совершенно не походила на привычную. Куда больше размерами, буро-сизая, с синим отливом, она к тому же имела необычную форму, похожую на очень вытянутый наконечник копья.

Марио лежал в этой траве на спине и глядел в небо.

Умиротворение…

И тут он вспомнил, что именно предшествовало его появлению здесь. Адреналин вновь заструился по венам, уровень тревожности резко подскочил, и Марио, схватив свой излучатель, резко встал, озираясь по сторонам. Тут же нашлись и остальные члены отряда. И все они, не сговариваясь, в этот момент делали то же самое, что и Марио. Выглядело это до жути синхронно.

- Кто-нибудь понял, что случилось? – первым нарушил тишину Зиберт, и ветер подхватил его слова, унося вдаль вместе с дождём и волнами колышущейся травы. Он явно начал успокаиваться, ведь очевидной угрозы рядом не наблюдалось.

- У меня есть три версии – хорошая, не очень, и плохая, - усмехнулся Марио, испытывая почти окрыляющую радость от того, что его товарищи были целы и невредимы. Хотя, конечно, их положение всё ещё было далеко от идеального.

- Я думаю, лучше спросить не «что случилось», а где мы оказались, - резонно заметил Аахтисаари. Даже тот вечно спокойный и флегматичный финн сейчас выглядел взволнованным.

- Это была телепортация. Цивилизация, создающая планеты, наверняка не ограничивала себя лишь странными способами перемещения с помощью непонятных жидкостей, - ответил на первый вопрос Вюст, хоть его лично и не спрашивали. Он всё ещё был напряжён. Всё ещё ожидал подвоха. Как будто чудовища должны вот-вот выпрыгнуть из-под земли. Впрочем, оно и понятно.

- Или, может, хрень, гнавшаяся за нами, до нас добралась, превратила в мутантов, захватила наши сознания, и всё это – наведённый ею сон, чтобы мы не сопротивлялись поглощению разума, - высказал Ферецци «плохую» версию.

- Сон, который мы видим все вместе?

- Не скажи, командир. Кто даст гарантию, что вы трое – не плод моего воображения?

- Обнадёживающее предположение, - хмыкнул Вюст. Это точно был не сон. Все «Конунги» знали способы, как отличить сон и любую иллюзию от реальности. Специфика отряда, призванного бороться с враждебными магами, обязывала. И сейчас те методы, которые были доступны, позволяли сделать один-единственный вывод – это не сон и не иллюзия.

- Ладно, не сон, - согласился Марио. «Плохая» версия не нравилась и ему самому, и он был рад, что она не подтвердилась ни в одной из вариаций, которые родило его богатое воображение.

- Полагаю, перед нами теперь стоят два вопроса, - меланхоличность финна действовала успокаивающе на всех остальных. – Где мы, и что теперь делать.

Нарастающий гул, в котором угадывались слова неведомого языка, на котором говорили создатели удивительной космической станции, раздавшийся словно из воздуха, стал очевидным ответом на вопрос «где». Эхо неизвестных слов ещё гремело, когда Марио хлопнул себя по лбу:

- О чём вы все думали перед тем, как оказаться здесь?

- Свалить от того дерьма, что гналось за нами, - тут же ответил Зиберт.

- Я мыслил примерно в том же ключе, - кивнул Аахтисаари.

- Ладно. Мы поняли. Опять сработала эта странная система, исполняющая мысленные приказы, - резюмировал Вюст. Очень хотелось закурить. Обычно это успокаивало нервы. По крайней мере, до того, как он бросил. А сейчас был тот самый случай – проблем становилось только больше. Но сигарет у него не было, да и с решением проблем они бы не помогли.

- Остаётся второй вопрос, - сказал Вилле. Ему было неприятно это произносить, но если не он, то всё равно кто-то бы эту тему затронул. – Похоже, что лечение наших… товарищей в текущей ситуации невозможно.

- Значит, действуем по запасному плану, - ответил Карл. Ответил с тяжёлым сердцем.

- Учитывая случившееся, он требует серьёзной корректировки, - констатировал Ферецци. – Чем бы ни была та зараза, которая поразила наших, она, похоже, нашла способ заразить и системы станции, как бы дико это ни было.

- Этот «чёрный» сказал, что вирус, являющийся причиной всего, разумен, - заметил Зиберт. Сама концепция разумного вируса не укладывалась у него в голове. Он мог принять факт существования разумного компьютерного вируса, но разумный биологический вирус… Это было слишком. И его реально пугало то, чему он уже стал здесь свидетелем.

- Главная цель любого вируса – распространение, разумен он, или нет. И если он разумен, то наверняка использует возможности этой станции для этой цели как только сможет, - холод, с каким изрекал этот вывод Вюст, ни у кого не вызывал сомнений в том, что он скажет дальше. И они не ошиблись. – Нельзя позволить этому случиться, иначе под угрозой окажется не только рейх, а быть может и вся вселенная.

- Но если часть наших была уже заражена, когда мы прибыли на Меридиан, то это значит, что источник где-то… на Земле, - похолодев от ужаса, высказал предположение Зиберт.

- Мы не может брать на себя то, над чем не властны. Зато мы можем сделать что-то здесь и сейчас, пока вирус не распространился по всей станции и не нашёл способ её использовать.

- И что же?

- Всё просто. Мы уничтожим станцию. Сбросим её в белую дыру, - сказал Вюст, и на миг воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом дождя, да далёкими громовыми раскатами…

Он вошёл в город, когда уже смеркалось. Было не просто. Из-за систем слежения. Из-за камер. Из-за искусственных вживлений, имевшихся у каждого низшего, что подавали сигнал всё тем же системам слежения. Поэтому пришлось сначала решать эту проблему.

Благодаря «глазам в небе» найти ближайшего низшего не составило труда. Мужская особь. Низший находился в том же лесу и занимался сбором микоидных форм жизни. Псевдо-Оракул быстро преодолел полтора километра, что их разделяли. Стремительным размытым силуэтом оказался за спиной человека, который даже не понял, что произошло. А потом просто коснулся его шеи, получая полный доступ к его ДНК, всем системам организма и возможность вносить любые изменения в его физиологию. Но в этот конкретный момент у существа, имевшего облик Оракула, была конкретная задача – получение идентификационного чипа. Поэтому существо просто отдало мысленный приказ, и человек рухнул в траву и листья, мгновенно погрузившись в крепкий сон.

И тогда псевдо-Оракул начал действовать. Едва лишь коснувшись человека, он получил полное представление о его физическом состоянии, заболеваниях и травмах, перенесённых им, а так же о том, где именно в его теле находится чип. Сзади, у основания черепа. «Оракул» перевернул человека, коснулся ладонью того места. Надавил. И его ладонь с противным хрустом и хлюпаньем прошла сквозь ткани человеческого тела, которые как будто расступились, проникая прямо в голову спящего мужчины! Всё это походило на то, что вытворяли филиппинские «хилеры» со своими пациентами. Секунду спустя он вытащил руку, сжатую в кулак, покрытую слизью, ткани головы человека как будто сомкнулись, и ничто даже не напоминало о жуткой процедуре кроме слизи, оставшейся на волосах. Мужчина даже не проснулся, а его голова была цела и невредима! Он всё так же продолжал тихо храпеть, лёжа в листьях в обнимку с корзиной, наполовину заполненной грибами.

Псевдо-Оракул разжал кулак, осматривая то, что достал из человека. Небольшое устройство серебристого цвета, размером с горошину.

- Болезни и вживления искусственных частей в свои тела – главные признаки низших форм, - со странной интонацией изрекло существо в облике Оракула, катая на ладони извлечённый чип. Оно сконцентрировалось, и серебристая горошина буквально «утонула» в его плоти, скрывшись внутри ладони так же, как камень, брошенный в воду.

Остальное было не сложно. Лицо «Оракула» поплыло, исказилось, на миг превратившись в аморфную маску плоти, и затем плавно приняло черты лица того самого мужчины, что сейчас лежал перед ним. А уж сымитировать жизненные показатели низшего и его ДНК, чтобы обмануть чип, было проще простого.

И вот, спустя несколько часов пешей прогулки, оно добралось до Дрездена. Город начинался внезапно и сразу, как будто разделяя пространство на «до» и «после», где с одной стороны были поля и природа, а с другой уже царила серость супербетона и асфальта. Но город не был хмур и угрюм. Здесь не громоздились уродливо-монументальные коробки одинаковых серых мега-высоток, подавлявших человека своим размахом и единообразием. Нет. Архитекторы, работавшие над Дрезденом в послевоенное время, стремились не только показать в его архитектуре величие Рейха и его нового мирового порядка, но и сохранить старинный стиль, дух и облик города. И это им удалось. Поэтому от города веяло античностью и немецкой готикой. Шпили и высокие башни соседствовали с остроконечными крышами, куполами, колоннадами в дорическом и иных ордерах, а так же многим и многим другим, создавая неповторимый облик современного Дрездена. Казалось, что город являл собой наследие римской архитектуры, слегка застрявшее в средневековье.

Псевдо-Оракул шёл по улице, глядя на всё вокруг. Сколько раз уже Рой встречал подобное? Нужно было отдать низшим должное – они умели организовать не живую материю. Порой, даже очень искусно и эффективно. Но это был лишь начальный этап истинного развития.

Этот город был похож на иные в миллионах иных миров. Широкие улицы, население, транспорт на дорогах. Фактически он даже являлся неким подобием симбиотического макро-организма, в котором население и все их устройства выполняли функции различным систем и органов, работая чётко и слаженно, сами об этом не подозревая.

Сконцентрировавшись и прислушавшись, псевдо-Оракул мог даже коснуться мощного сознания этого макро-организма, сплетавшегося в телепатическом поле, являвшемся основной средой общения и восприятия всех биоформ роя, из слабых мыслительных импульсов индивидуальных сознаний низших, что обитали здесь.

Но привлекать сейчас внимание подобного эфемерного существа – «Эгрегора», как подсказывала память Оракула настоящего – у Оракула поддельного не было намерения. И он просто шёл по улице, изучая город.

Та часть его сознания, которая досталась от людей, отмечала эстетическую красоту Дрездена. И в какой-то степени это было даже… интересно. Было единственное, в чём низшие превосходили Рой. В количестве и качестве эмоциональных реакций на раздражители окружающей среды. И потому сейчас псевдо-Оракул получал совершенно новый личный опыт, не основанный на памяти поглощённых рас, а проистекающий из собственных ощущений.

Мимо проносились машины. Толпа пешеходов, подобная водному потоку, хлынула через дорогу, когда на светофоре зажёгся красный. В небе гудели моторами грузные дирижабли. Длинные алые стяги с символикой Рейха качались на ветру. Сами собой вдоль всей улицы зажглись фонари, разогнав подступивший сумрак. Из открытых дверей ресторана доносилась довольно приятная музыка.

Да, пожалуй, и в этом низшие имели преимущество над Роем. Они создавали то, что звали искусством. Но оно было производной от их эмоций. Рой же, лишённый их, в искусстве не нуждался, хотя концепция создания нового и стремления к совершенству Разуму Роя были понятны. Так действовала эволюция. Так действовал сам Рой, создавая новые, более совершенные биоформы и совершенствуя старые.

Город действительно жил. Псевдо-Оракул чувствовал это. Быть может даже лучше, чем любой человек. Он проникся этим. И он понял, что в этой жизни можно легко раствориться, став частью чего-то единого, целого, большего. Прямо как в общности Роя.

Человеческая часть его выдала заключение: «Мы не такие разные». Инопланетная дополнила: «Все формы жизни ищут общности и единения. Рой – совершенство».

Он продолжал идти, переходя с одной улицы на другую. Пребывание в городе вызывало у него странное ощущение, определить которое он и сам бы не смог. Но на самом деле это не имело значения – чувства, ощущения, чуждые ему, доставшиеся от Оракула и Эриха Гофа. Имело значение лишь достижение цели.

К счастью, первый шаг в этом направлении сделать было довольно легко. Газетные киоски периодически попадались на глаза, и псевдо-Оракул просто подошёл к тому, который появился перед ним, когда он повернул на перекрёстке, миновав здание филиала «Национального банка Германии». Достаточно было лишь одного взгляда на витрину. И сразу стало понятно, как действовать дальше. Передовица первой же газеты, на которую он бросил взгляд, «Die Welt», с заголовком на всю передовицу: «Новые рубежи. Замбалла открывается для колонизации», была помечена датой. Двенадцатое мая две тысячи шестнадцатого года.

До того момента времени, из которого он прибыл, оставалось чуть больше двух лет. У него было полно времени. Псевдо-Оракул улыбнулся, игнорируя продавца, и направился прочь…

Смеркалось. Стая голубей копошилась на крыше одной из множества высоток. Пусть Дрезден и не был столь же брутален в архитектурном плане, как, например, Берлин, но и его не миновала мода на возведение многоэтажных агломераций. Только здесь они были оформлены куда более эстетично и изящно, нежели жилые коробки во многих других городах, где местные власти не так щепетильно относились к сохранению исторического облика.

Не понятно, почему, но голуби, да и другие птицы порой любили устраивать «посиделки» на крышах некоторых высоток. То ли им нравился вид, открывавшийся с высоты, то ли здесь было не так шумно и страшно, как на улицах городов. А, может, дело было в том, что иногда жители верхних этажей устраивали на крышах кормушки для птиц. Благо, проход на крышу был открыт, и туда вела нормальная лестница.

Эта высотка ничем не отличалась от своих «сестёр» - те же архитектурные решения, та же цветовая гамма, то же количество этажей. И – да, здесь были кормушки, устроенные возле нескольких будок-кладовок, где хранились инструменты и инвентарь, которыми пользовались сотрудники коммунальных служб.

Сегодня птиц было много. Десятки голубей настойчиво толпились у лотков, стремясь урвать кусок пожирнее и оттеснить от кормушек тех своих собратьев, которые были не достаточно сильны или проворны. Стояли галдёж, воркование, шелест крыльев… В воздухе ощущался стойкий запах помёта. Собственно, это была одна из главных причин, по которым коммунальщики «воевали» с жителями таких высоток, ведь им приходилось убирать после птиц всю грязь. Организаторов кормушек штрафовали, в судебном порядке направляли на принудительные работы – убирать за их «пернатыми друзьями», но воз и ныне был там.

Внезапно в небе мелькнула крупная тень. Но птицам, занятым борьбой за еду, и к тому же не обладающим хорошим ночным зрением, было всё равно. Они ничего не заметили.

Насытившиеся птицы отходили в сторону или улетали, прилетали новые. Один особенно наглый белый голубь рухнул с неба прямо в кормушку, вызвав волну недовольного курлыканья. Тут же несколько особо возмущённых самцов направились к наглецу, принявшемуся беззастенчиво клевать пшено, чтобы показать ему, как сильно он был не прав.

Они уже были совсем рядом, намереваясь применить грубую силу… и в этот момент сотни тонких белёсых щупалец выпростались из тела белого голубя, обратившегося в мерзкий комок плоти, и впились во всех голубей, что были на крыше, не пропустив ни одного! Голуби замерли на миг, и упали!

Гвалт стих и воцарилась жуткая, гнетущая тишина. Огромный комок плоти, ощетинившийся щупальцами, протянувшимися к несчастным птицам, начал расти. А щупальца принялись прорастать в голубей, обращая их самих в комки плоти, что начали перетекать по крыше в направлении «основного тела».

Первая фаза, всё-таки, началась…

- Ну, и что вы об этом думаете, командир? – Геринг поднял взгляд на одну из своих подчинённых. Блондинка с озорными косичками сидела за столом напротив и глядела прямо в глаза Ганса. Причём глядела как-то так, что ему становилось неуютно от смущения. Дита Эббинг. Дитя программы «Лебенсборн», выросшая в специализированном учреждении и прошедшая отменную подготовку, она сохранила определённую непосредственность в характере и склонность к лёгкому озорству.

- Монтана прав, - пожал плечами Ганс. – Если мы не столкнёмся ни с чем непредвиденным, то нам будет по силам осуществить успешное вторжение.

- Очевидно, она не об этом, - усмехнулся обершарфюрер Барка – двухметровый детина с отлично развитой мускулатурой, и ликом, будто высеченным из гранита.

- Тогда нужно быть конкретнее, - справедливо заметил Геринг. Конечно, он понимал, что вопросы будут. А как иначе? У него самого появилась масса вопросов после ознакомления с материалами по «Мидгарду-2».

- Мир, в котором мы проиграли в войне? – хмуро изрёк худощавый и весь какой-то «узкий» вихрастый блондин. Альфред Бисмарк. – Звучит как ересь. Ересь и есть.

- Тем не менее, лично я считаю, что интересно будет увидеть к чему такой поворот истории привёл ту реальность, - веско молвил коренастый лысый мужчина плотного телосложения, самой выдающейся частью лица которого был нос картошкой.

- Чезаре, ваши взгляды слишком либеральны, - попытался было принудить лысого к полемике Бисмарк, но тот сказал столько, сколько хотел, и теперь хранил молчание.

Вообще Чезаре Конте – а именно так звали этого господина с «превосходной» шевелюрой – был не только самым серьёзным и немногословным человеком в отряде, но и самым старшим. На вид ему было за сорок, по досье – сорок три. Всем же остальным членам отряда – от двадцати пяти до тридцати пяти. Ещё Геринг помнил, что в досье на Конте указывалось, будто его предки были аристократами. Возможно, это наложило отпечаток на характер этого человека.

- Вы так и не ответили, командир, - напомнила о своём вопросе Дита, невинно «стрельнув» глазками. Геринг нахмурился.

- Фроляйн Эббинг, прошу вас вести себя в рамках устава, - сухо, но с нажимом произнёс Ганс. Подобное внимание к себе со стороны довольно красивой женщины ему, конечно, импонировало. Но оно было неуместно среди сослуживцев. Дита состроила удивлённо-оскорблённую мину, а потом озорно улыбнулась.

- Так точно, - кивнула она, изобразив саму серьёзность. И, надо сказать, получилось вполне убедительно. – Но вы ведь не ответили…

- По поводу моего отношения к «Мидгарду-2» или к операции в целом?

- И того, и другого.

- Я согласен с мыслью, озвученной Конте – с научной точки зрения этот мир интересен, - высказал Геринг. На самом деле он испытывал смешанные чувства в этому – иному – миру. Узнать, что Великая война принесла победу не Рейху, а СССР и союзникам – это был шок. Узнать, что этот мир до сих пор раздирают конфликты, а бывшие союзники, спустя почти восемь десятилетий, превратились в злейших геополитических противников и изобрели новые методы войны, призванные менять умы и души людей, до чего даже в Рейхе ещё не дошли – в этом даже была своя ирония. Но как истинный патриот он считал, что существует единственно верный исход, который должен был быть. Рейх должен был одержать победу. Узнать, во что превратилась Германия в том мире, ему было больнее всего. И потому у него не было никаких сомнений в том, что нужно было сделать. – А по поводу миссии – мы должны это сделать. Не из-за приказа, а потому, что так – правильно. И, я думаю, вы чувствуете то же самое.

- Что ж, с этим действительно не поспоришь, - согласилась Фрида Эйхманн. Невысокая, крепко сложенная, с короткой стрижкой блондинка, она выглядела лет на двадцать, хотя уже разменяла третий десяток. Её простое лицо создавало ощущение, будто смотришь на сельскую пацанку-оторву, а благодаря умеренно внушительному сложению казалось, будто ей впору участвовать в соревнованиях по тяжёлой атлетике. Собственно, она и участвовала – с шестнадцати лет выступала за юношескую сборную Германии, в том числе на состязаниях мирового уровня. Даже им5ела награды. Потом, достигнув совершеннолетия и вступив в армию, она появлялась на первенствах уже армейского толка. А потом был теракт в Лондоне, где она служила, чудовищные травмы, длительное лечение и реабилитация, и заключение врачей о том, что о спорте, армии и прежней жизни ей придётся забыть из-за травм. Безусловно, медицина Рейха была способна творить чудеса. Но иногда и она была безсильна. А потому Ганс прекрасно понимал, как именно Штрассе удалось привлечь Фриду в программу по созданию сверхчеловека. – Я чувствую, что готова навалять этим англосаксам и русским за то унижение, через которое прошла Германия в их мире.

- В их мире, - хмыкнул вечно угрюмый Эрик Штайнмайер. Он был молод. Самый молодой в отряде. Двадцать лет. Такое же исключение по возрасту, как и Конте. Он не был чрезмерно красив, но и не урод. Лицо его было обычным, как лицо какого-нибудь парня в толпе или автобусе или ещё где-то, на которое взглянешь мельком, и не обратишь внимания. – Вам не кажется, что именно таким был бы наш мир, если бы у путешественника – Странника – получилось то, что он задумал?

- Скорее всего, - согласился Барка. Никто в отряде, кроме Геринга, не знал его имени. Так уж сложилось, что он предпочитал, чтобы к нему обращались именно по фамилии. – Но к чему это умозаключение?

- Просто размышляю вслух, - пожал плечами парень.

- Ну, твои размышления никак не относятся к сути дела, - проворчал Шторх. Герингу он казался типичным эсэсовцем-карьеристом с палкой в заднице.

- А если относится? – возразил Эрик. – Представьте – мы отправляемся в этот «Мидгард». И тут появляется Странник. Только мы можем эффективно ему противостоять. Даже Крюгер – при всём уважении – оказался в этом плане не так хорош.

- Замечание разумное, - кивнул Ганс. Он и сам думал над подобным вариантом развития событий. Теоретически можно было оставить часть отряда здесь. Но на практике у них был приказ. И потому оставалось рассчитывать, что у Фюрера, Штрассе и Монтаны есть план на такой случай. План, который приведёт к гибели Странника, как бы сильно ему самому ни хотелось с тем расквитаться.

- Я думаю, что нам нечего больше обсуждать, - молвил Конте. – Сколько у нас? Час до брифинга? Лучше потратить это время с пользой.

- Согласен, - кивнул Геринг.

Это означало, что собрание завершено.

Тысяча солдат, облачённых в чёрное, выстроилась на гигантском плацу под мерцающим куполом защитного поля, которое сейчас ограждало столицу Венеры от очередного кислотного дождя. Они всё ещё происходили, хотя случалось это всё реже и реже.

Тысяча солдат, закованных в сталь и сверхпрочную керамику. А за ними – ещё тысяча. И ещё. Ровные квадраты, в которые выстроились войска, покрывали чернотой весь плац, по периметру окружённый посадочными площадками, где уже ждали огромные массивные и грузные транспортные дисколёты.

Монтана стоял на балконе, наблюдая свысока за тем, как легионы, входящие в состав «Последнего батальона», грузились в транспорты. Пять тысяч бойцов. Пять тысяч вампиров, которых в бой вели наиболее выдающиеся экземпляры. Рип Ван Винкль, Тубалкайн Альгамбра, Зорин Блиц, братья Люк и Ян Валентайны.

Рейхсмаршал не произносил пафосных речей в напутствие. Не в этой ситуации. Будет ещё правильное время, чтобы сказать своё слово. Слово, которое зажжёт в мёртвых душах мёртвых солдат желание жить и сражаться. Но сейчас нужно было быть осторожным – кто знает, есть ли на Венере заражённые, и сколько их? Монтана был уверен, что они были. Коварство инопланетного вируса оказалось невероятным, и не оставляло никаких шансов на наивные чаяния о том, что зараза сюда не добралась. Наверняка добралась. Поэтому пусть все думают, что начались учения. Поэтому два своих «козырных туза» Монтана оставлял здесь. Уолтер К. Долнез был выдающимся творением доктора Непьера. Почти так же хорош, как Крюгер. Но, всё же, уступал ему. И, конечно, здесь оставался Ганс Гюнше. Для проведения «оперативно-розыскных» мероприятий. Им было поручено проверить столицу на предмет нахождения здесь заражённых.

Но оставалась ещё проблема с «джокером». Монтана посмотрел на Дитриха, стоящего рядом с ним. Тот заворожённо наблюдал за когортами, марширующими к транспортам.

- Неужели весь «Последний батальон» выдвигается с Венеры? – зрелище действительно производило сильное впечатление. Даже здесь было слышно эхо тысяч шагов марширующих в ногу солдат, и шум разогревающихся двигателей дисколётов.

- Ах, будь это обычная война, как бы всё было… весело, - улыбнулся «майор». – Но всё происходящее – из ряда вон.

- Впервые с войны весь личный состав «Батальона» задействован в операции, - Дитрих повернулся к рейхсмаршалу, но тот продолжал наблюдать за войсками. Он ждал. Вот, наконец, тяжеловесно оторвался от посадочной площадки первый транспорт. Километровый серебристый диск плавно взмыл в воздух, устремляясь к шлюзу, видневшемуся вдалеке. На Венере пока ещё было нельзя использовать новые типы защитных городских куполов, способные создавать разрывы в ячеистой структуре поля, чтобы пропускать корабли. Здесь это бы неминуемо привело к мгновенной разгерметизации, в результате которой агрессивная атмосфера планеты под огромным давлением тут же хлынула бы в прореху. Поэтому использовалась старая схема со шлюзами. Так было медленнее, но надёжнее.

- Это так, - согласился Монтана. Здесь и сейчас они были одни. Все офицеры «Батальона» либо отбывают на Землю, либо слишком далеко. Войска улетают. Шрёдингер, который уже отправлен на разведку, не в счёт. Сейчас рейхсмаршал был уязвим как никогда. И ждал. «Ну же», - глянув на Дитриха, подумал он, будто подталкивая его к действиям. Крюгер должен был что-то сделать. Если, конечно, получал приказ от Штрассе.

- Почему я не отправляюсь с ними? Вы же говорили…

- А как ты сам думаешь?

И в этот момент как будто что-то резко переменилось в Крюгере. Его лицо, его взгляд – они стали другими. Отсутствующими.

Всё заняло мгновения.

Рука Дитриха, размытая в движении, метнулась к «майору», метя в самое сердце! Удар был страшен и стремителен! С противным хрустом грудь Монтаны пробило насквозь! Но не было крови, не было вскрика и гримасы боли на его лице. Монтана просто посмотрел на Дитриха, и… улыбнулся!

- Я так и знал, - довольно произнёс «майор», и прежде, чем Крюгер успел что-то сделать, их обоих поглотила световая вспышка.

Они появились в комнате, стилизованной под зал приёмов в старинном замке – каменные стены из массивных кирпичей, гобелены с символикой древних германских правителей. Факелы, латы на стойках, закреплённые на стенах щиты с оружием. В центре – длинный стол, за которым стояли двенадцать стульев с очень высокими резными спинками. А там, где на возвышении должен был стоять трон – стерильно белая прямоугольная капсула. И именно она сейчас была объята светом, находясь в самом центре сложнейшей пентаграммы и исписанная древними колдовскими символами.

Монтана вывалился из вспышки, рухнув прямо на стол. А Дитрих… его приняла капсула, на которой тотчас вспыхнули колдовские письмена, не давая вампиру сбежать. Потому, что так всё было задумано изначально.

Потому, что здесь уже ждал доктор Непьер.

- Майор! – узрев, в каком состоянии появился рейхсмаршал, он тотчас кинулся к нему, чтобы оказать помощь, но Монтана, вопреки здравому смыслу и законам природы всё ещё остававшийся в живых, остановил его:

- Доктор, закончите с Дитрихом, - приказал он слабеющим голосом. И доктору ничего не оставалось, кроме как перебороть себя и – с трудом – направиться к пентаграмме.

Он должен был начать ритуал.

Монтана поднялся, сев на столе. Это далось ему с чрезвычайным напряжением сил. В груди зияла дыра размером с кулак. Из неё, пропитывая белые китель и плащ, сочилась вязкая чёрная жидкость. Но ещё там можно было разглядеть механические детали – осколки стальных рёбер, какие-то искусственные органы…

Монтана встал со стола. Взгляд его упал на вторую капсулу, что была установлена здесь у стены заблаговременно. Она не походила на капсулу Дитриха. Это был внушительный куб, раскрытый так, словно его разрезали надвое. И в нём, дожидаясь своего часа, замерли в положении на изготовку десятки манипуляторов в различными инструментами, ёмкости, заполненные неведомыми составами, шланги и трубки…

Нужно было сделать всего несколько шагов. Но с каким трудом давались эти шаги! Монтана не хотел умирать. Ни раньше, ни сейчас. Но и переставать быть собой ради этого он тоже не желал. Поэтому когда-то давно такой вариант показался ему приемлемым.

Когда-то давно.

Но теперь… Быть может, стоило сделать пару улучшений?

Наконец, он вошёл в капсулу, и та ожила – манипуляторы потянулись к нему, заботливо поднимая и укладывая в специальный ложемент, начали подсоединяться трубки и шланги... куб плавно затворился, отсекая рейхсмаршала от окружающего мира и оставляя Непьера один на один с ритуалом, который должен был всё исправить.

Станция перерождалась. Это было видно повсюду – на стены наплывала плоть, выпроставшаяся из-под пола. Порой она бугрилась огромными вздутиями, что пульсировали в зловещем ритме. Многие системы перестали работать, поглощённые заразой, заплывшие плотью. Менялся состав атмосферы, ибо сотни химических «котлов», похожих на огромные бутоны мерзких мясистых цветков, во множестве выросшие по всем заражённым секторам станции, постоянно исторгали и споры и токсичный газ, что медленно заполняли всё вокруг. Щупальца, растущие из пола с стен, покров из отвратительных ворсинок, кожистые растяжки, перепонки и сфинктеры или что-то ещё более отвратительное, чему в принципе не было названия – вот что было сейчас в каждом помещении станции, в каждом коридоре, каждом её закутке. В основном – в её восточной части. Потому, что как бы стремительно не распространялась зараза, ей было не под силу сходу охватить такой огромный объект.

Внешняя обшивка восточной стороны станции уже зарастала плотью, «выплеснувшейся» вместе с гигантскими щупальцами из шлюзов и проломленных изнутри дыр. Щупальца были огромны и извивались в космической бездне, делая станцию похожей на очень червивое яблоко.

- Шайсе! – процедил сквозь зубы Вюст, сидевший в ложементе напротив полусферического экрана. Ещё три таких же были заняты Ферецци, Зибертом с Аахтисаари. На этот раз они решили по полной воспользоваться преимуществом системы, распознающей мысленные приказы, и перенеслись на главный пост безопасности в зоне, ещё не подвергшейся заражению. По крайней мере, именно об этом они думали, а уж куда их перенесло – пойди разберись. Но этот пост действительно был намного больше того, где они побывали вместе с «чёрным человеком», и даже имел центральный терминал – технически сложная колонна соединяла пол и потолок, а внутри неё находился точь-в-точь такой же ложемент, как тот, в который на корабле затащило Марио. Естественно, никто не стал рисковать и подходить близко.

- Похоже, станция обречена, - констатировал Зиберт. Череда отвратительных и ужасающих картин, которые он лицезрел сейчас, вызывала у него стойкое чувство омерзения. А ещё они будоражили глубинный, затаившийся во тьме безсознательного, первобытный ужас перед неведомой и неотвратимой чудовищной угрозой.

- Что насчёт карты, Ферецци? – Вюст устремил взор на Марио, сидевшего в соседнем ложементе.

- «Бодаюсь» с системой. Похоже, она не понимает запроса. Или просто материться на меня на своё наречии, - ответил итальянец. Как он сейчас жалел, что их первоначальный мысленный приказ – переместить ух сразу в рубку управления станцией – был отвергнут. Похоже, что у них не было допуска, или что-то в этом роде. Потому пришлось заняться поиском окольного пути, одновременно следя за развитием заражения станции и пытаясь его сдержать. Именно этим сейчас занимались Вюст и Зиберт – пытались помешать распространению вируса, его физических проявлений, используя всё, что только было возможно: системы активной защиты, чьи залпы буквально обращали плоть в ничто, поля преломления и искажения физических законов, вытворявшие с заражённой материей пугающие вещи, из которых трансмутация была самой простой. Дело продвигалось туго, ведь никто не владел хозяев станции, на котором здесь всё работало, а интеллектуальные системы пусть и были способны улавливать мысли, но разница в способах мышления и восприятия людей и эталонного вида играла свою негативную роль. Сдерживание вируса шло ни шатко, ни валко.

- Вилле? – взгляд Карла переместился на финна. Тот с хмурым выражением лица зрел в полусферу-монитор, ведя с ней странный диалог – он говорил на финском и немецком, а сфера что-то бурчала в ответ на инопланетном.

- Пытаюсь преодолеть языковой барьер.

- Ты должен был…

- Я помню, что нам нужен допуск к управлению станцией. Но пока мы и система говорим и думаем на разных языках и в разных категориях, понять, что нужно делать для его получения, невозможно.

- Пытаешься научить систему финскому?