Ступень вторая. Вниз, во свет (1/1)

***Лика была рождена для другой жизни. Деревня не выбила из неё стремления стать сильной, властной и стильной, жить в блеске и восхищении многочисленных поклонников обоих полов. Она сделала всё, чтобы перебраться в город и не планировала бежать из него, надеясь спасти свою жизнь неизвестно от чего.- Я боюсь. Стас, я знаю, ты не любишь, когда я ругаюсь, но я, блядь, до усрачки боюсь! Меня сейчас вырвет от страха, - признаёт Лика.- Да ладно тебе, всё в порядке. Выйдем из города, пойдём, куда глаза глядят, куда-нибудь да придём.- А если... если щит на месте? Если этот Игорь нам солгал?- На этот случай у нас есть камни, которыми мы и проверим наш путь, - спокойно говорит Стас.Лику бесит его невозмутимые уверенность и оптимизм. Он должен бояться, усираться от страха, не ей же одной быть трусихой. А он — каждый раз! — подводит её и выставляет непроходимой дурой, до макушки набитой деревней.- Как будто я не знаю, - огрызается Лика.- Смотри, всё просто.Стас кидает камешек, ненависть разгорается ещё сильнее. Лика любит, искренне любит Стаса, но как же он достал. Иногда кажется, что ей не стоило держаться за свою мечту. Лучше бы она сорвалась с прочими умниками и умницами, давно загорала бы на каком-нибудь тропическом острове и заливалась коктейлями. Для этого всего лишь нужно было в последний день зайти на погрузочный трап: эвакуация была бесплатной.Лика закусывает губы и молчит. Она ни за что не позволит злости вырваться. Стас, конечно, простит, ведь он добрый лопух, но не стоит пользоваться его добротой слишком часто, у каждого человека есть свой предел.- Пойдём в столицу? Далеко, конечно, но реально, - предлагает Стас. - И там точно все блага на месте, это же столица, старая привычка, всё в разрухе, а Она — царица.- Хорошо.- И там точно есть сеть. Представляешь, мы тут маемся, а там — сеть. И всё остальное, даже горячий душ и изысканные блюда. А потом...- Стас, заткнись нахрен! - раздражённо требует Лика.Лучше бы они пошли с этим Игорем. Он та ещё сволочь, но в нём всё дышит мужественностью. Он не заставляет чувствовать себя рохлей и нытиком, зато успешно будит злую агрессию, которая способна свернуть горы и построить города.Лика ненавидит свою слабость и безвыходность ситуации. Куда бы они ни пошли, всё равно зайдут глубоко в жопу, а вот туда-то Лика и не хочет. Только жизнь с незавидным упорством загоняет её и загибает в неудобную позу.Стас молчит. Улыбается, идёт вперёд, кидает камешки и молчит. Лика мстительно желает ему упасть и сломать ногу, чтобы знал, как радоваться свалившимся на них гадостям, и ей совершенно не стыдно за эти мысли. Он заслужил. Он так отчаянно нарывается на кол в задницу, что тот — рано или поздно — воткнётся и выйдет изо рта, в дерьме и крови.?Вот тогда и похохочешь?, - зло думает она и сверлит в спине Стаса дырень, огромную и с просвистом.Чем ближе они подходят к черте города, тем сильнее паника. Даже если на секунду допустить, что щита на самом деле нет, то всё равно — что они будут делать? Радоваться жизни и плясать джигу? Неужели они попадут в райские кущи к молочным рекам с кисельными берегами? Да их скорее медведь задерёт. Или рысь. Или ещё какое-нибудь дикое и опасное животное.?Пошли герои в поход, а вот оружием не озаботились?.Стас уверенно вышагивает, Лика идёт медленно, словно нехотя. Колени трясутся, к горлу подкатывает кислое, губы дрожат, на часах истерика, а в голове одно желание — завыть и побежать назад. Только в заду этом столь же хреново.Лика плюхается на асфальт, Стас оборачивается. Улыбку словно стирает кисточкой графической программы. Была — и нету. Вместо неё — тонкая складка губ. И глаза — искрящиеся, добрые глаза — темнеют от тревоги.- Что случилось??У него прыщи на лбу. А я не видела. И родинка на левой щеке. А на шее засосы. Он такой загорелый. И...?Лика замечает сотню мелочей, на которые не обращала внимания, перебирает их, складывает в картотеку и не слышит, что говорит Стас. Его голос — всего лишь гул ветра в печной трубе. Губы двигаются, двигаются, двигаются, а толку ноль да маленько.От пощёчины гудит в ушах, а вот сознание не прочищается. В нём складываются фрагменты лиц и тел. Светлые волосы мамы смешиваются с суровым лицом отца, редкая бородка брата накладывается на аккуратный рот снохи, а маленькая голова племянника прирастает к телу Стаса.Лика смеётся и плачет. Понимает, что это глупо и некрасиво, но не может остановиться.Вся её жизнь сплошная глупость и некрасивость. Вычурная нелепость. Изощрённая не-остановка.Лика рыдает, уткнувшись в грудь Стаса. Прячется в его уверенных руках. И точно знает, что будет ещё хуже. Не может не быть.***Они отдыхают у черты города, спрятавшись от ветра под массивными буквами и тесно прижавшись друг к другу, будто это может защитить от любой напасти.В голове Лики звонко, в животе пусто, а на сердце — спокойная тишина. Если можно было бы завернуться в неё навсегда, избавиться от амбиций, признать своё поражение и с улыбкой идти по жизни, как некоторые оптимисты. Но даже в коконе безразличия не исчезает желание прогрызаться сквозь толпу и биться за место под солнцем, пусть на дворе ночь, такая глубокая, что хочется всплакнуть, только слёзы закончились и высохли на щеках солёными дорожками.Стас молчит и не мешает предаваться равнодушному унынию. А может — спит. Эгоисты всегда видят только себя, и им плевать, что кому-то плохо.Впрочем, Лике хорошо. Настолько хорошо, как только может быть холодной ночью на свежем воздухе в компании молчащего желудка, который прилип к позвоночку. Сдох и не попрощался, скотина. Нет у него ни совести, ни сочувствия. Хотя их и от человека-то не дождёшься.Лика старательно перебирает свои беды, изучает их со всех сторон, анализирует и делает выводы, которые сводятся к одному: жизнь — дерьмовая штука. Зачем меня ты, мама, родила? Можно выворачиваться наизнанку, но всё равно ничего не добьёшься, если нет знакомств и денег. Истории о Золушках придумывают специально для неудачниц, чтобы они мечтали, старались и не путались под ногами. Иногда на них можно обратить внимание, поржать и снова вернуться к красивой и лёгкой жизни.Лика фыркает и утыкается лицом в грудь Стаса. Тут же морщится и отворачивается. Воняет. От него воняет, как от помойки. От неё, наверное, так же. Казалось бы, давно можно было притерпеться к запаху, перестать его замечать — он привычен, как сухие волосы, но Лика каждый раз страдает. А самое неприятное — это секс. Господи, такое прикольное занятие испорчено плохой гигиеной. Лика не отказывается от быстрых и медленных трахов, но иногда её пугает осознание того, сколько гадости попадает во влагалище. Лучше и не представлять себе яркий букет микроорганизмов, хотя чёрт их знает, как они выглядят. Но у них точно есть огромные зубы и злобные улыбки.Зато ночь пахнет свежестью. Конечно, после такого и простыть недолго, но Лика готова пойти на риск. По крайней мере, сейчас. Позже может пожалеть, но сейчас ей просто необходим чистый воздух.Она дремлет, скользит между сном и реальностью, путает факты и лица, бормочет чужие имена и странный набор чисел. Восемьдесят, сорок пять, двадцать — Лика уверена, что если разгадает комбинацию, то узнает что-то очень важное. Что-то необходимое. Что-то, что поможет добиться успеха. Она вертит числа так и сяк, перебирает в своей памяти карточки —телефонные номера, пин-коды, почтовые индексы, — но только тратит время.- На закате дохнет солнце, смерть стучит по колокольцам, раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик убивать.Дрёма подкидывает очередную загадку, Лика вертится, растирает замерзшие ладони, засовывает их под свитер Стаса и пытается связать считалку с числовой комбинацией.- На морковку каплет кровка, это божия коровка, раз-два-три-четыре-пять, я не буду голодать.Лике не нравятся считалки. В них спрятана угроза. Или это просто последствия паники, истерического припадка, который случился несколько часов назад.Страх опять сжимает горло, Лика силится вдохнуть, но лёгкие пережало и нет никакой возможности вынырнуть на поверхность, окунуться в явь и забыть монстров, порождённых подсознанием.Лика борется с удавкой, накинутой на шею, и побеждает, не всегда же ей проигрывать. Она кричит так громко, как может, и вырывается из одного кошмара в другой. Стас подскакивает, сбрасывает её с себя, камень рассекает скулу, Лика чувствует, как по щеке бежит кровь, но это так незначительно, так мелко: в паре шагов от них беснуется призрак, по ногам бежит горячее, Лика визжит, подскакивает и убегает прочь, подальше от своего ужаса, но тот прочно сидит на шее и визжит вместе с ней.Ноги — неожиданно сильные и быстрые ноги — уносят её. И подводят. В тот самый момент, когда Лика верит — впервые в жизни, — что всё будет хорошо, правая нога подворачивается. Удар о землю выбивает из лёгких воздух, а из головы — дурь.Лика летит сквозь темноту.***Солнце печёт лицо, назойливо гудят мухи, Светка трясет за плечо и требует проснуться. Лика не хочет открывать глаза, ей и так хорошо, в темноте не надо двигаться, мыслить и драться за лучшую жизнь, но Светка — хуже насекомых, впилась и не отпускает.Лика выныривает из блаженства и стонет. Она не заказывала ни головной боли, ни помойки во рту, ни желания умереть вчера, лишь бы сегодня не было так паршиво, но гулянка оказалась настолько разудалой, что в голове сплошные чёрные дыры и белые пятна.?Стоп, какая, к хуям, гулянка? Какая Светка??Ночное бегство накатывает страхом и сухостью в горле, Лика резко садится и её тут же рвёт желчью. Тело ломит, глотку дерёт, отовсюду несёт мочой и застарелым потом.- Тебе плохо, что ли? - с любопытством спрашивает не-Светка.- Нет. Мне, блядь, хорошо, - отвечает Лика, заливаясь слезами и надеясь, что последний спазм был на самом деле последним.- Тогда хорошо, - довольно тянет незнакомка.Лика узнает голос из ночного кошмара, желудок крутит ещё раз — вхолостую. С ума сойти, она так бежала, так старалась, чуть не переломалась вся, набила кучу синяков, и всё для того, чтобы нос к носу столкнуться с безумной тварью?Лика тайком осматривается, пытается найти путь к бегству, но в глазах двоится. Кажется, она ударилась головой сильнее, чем думала. Вполне возможно, ещё при рождении. Именно поэтому в её жизни всё наперекосяк.- Я еду сварила, грибы и коренья, но без варенья, ты же будешь? Ты же давно не ела. Ты спишь уже мно-ого, - возбуждённо щебечет психованная.- Тебя как зовут? - спрашивает Лика.Если подружиться, то получится сбежать. Конечно, шансов на это никаких, скорее, сожрут и не подавятся, а Лика совсем не хочет быть дичью, хотя давно в неё превратилась. Собственно, всегда и была. Приятно считать себя крутым охотником, но серый воробей всё равно остаётся серым воробьём, даже если мнит себя гордым орлом.- Тина. Как певицу. Какую-то. Не знаю какую, но и не важно. А тебя?- Лика.- Тина и Лика. Лика и Тина. Тиналика. Ликатина. Звучит, как вкусняшка.- Ага. А Стас где?- Стас?Лицо Тины быстро меняется: радостное возбуждение уступает место тупому недоумению. Впрочем, Лика не уверена в том, что правильно рассмотрела, в глазах по-прежнему двоится, а мир красиво плывёт, как после убойного коктейля. Да и желудок себя чувствует так же.- Парень, который был со мной.- А. Ты убежала, я догнала, а он не догнал. Я догнала, а он не догнал. Я догнала, а он не догнал!Тина скачет, хлопает в ладоши и громко орёт свою новую считалочку. Ей хорошо и, видимо, абсолютно плевать на то, что она грязная, от неё воняет, ногти сломаны и руки изранены.Лика лихорадочно вспоминает молитвы, просит, чтобы Стас поскорее пришёл и спас её. Она согласна даже на Игоря. Чёрт с Игорем, она бы и Захару обрадовалась. И стерпела бы все его словечки. Вернулась бы в город, в тихую и монотонную жизнь, жрала бы всё, что дают, лишь бы убраться подальше от полоумной. Или хотя бы попить.Лика с трудом встаёт на четвереньки и тут же падает, поднимается и падает, закусывает губы, плачет от бессилия и обиды, двинутая напевает гнусную считалочку про крыс в животе у дохлого пса и затыкается только после того, как Лика орёт изо всех сил. Буква ?а? царапает саднящее горло, вытягивается в бесконечность, улетает в небо, а воздух всё не заканчивается. Как и отчаяние. Как и уверенность в том, что смерть ухмыляется за спиной и натачивает свою косу. Как и...Удар вбивает Лику в землю. В глазах темнеет от боли. Никакая она не белая, чернющая, как безысходность, и такая же бесконечная. Нос забивается вязким, острое колено упирается в спину и мешает дышать, кричать, материться, просить о пощаде.- Не ори, - очень серьёзно говорит полоумная. - А то придут Эти. Придут и убьют, от них не убежишь. А днём они злее, убивать будут долго.Лика замирает и ждёт, пока Тина её отпустит. Через несколько секунд давление исчезает, воздух со свистом врывается в лёгкие, из носа бежит кровь и горло раздирает от кашля. Лика запрокидывает голову, надеется, что не сломала нос, и восстанавливает дыхание.- Прости, - тихо говорит Тина. - Я не хотела. Но ты меня заставила.Она что-то запихивает Лике в ноздри, рычит, когда та пытается отбиться, и требует успокоиться. Она всё делает на благо. Нужно остановить кровь. Эти чувствуют кровь издалека, они как хищные рыбы, следы их зубов на руках Тины. Они опасны.Лика не разрешает себе реветь. Она обязана успокоиться и начать думать головой, а не жопой. Просто обязана. За неё этого больше никто не сделает.- Кто Эти?Именно так, с большой буквы и с почтением, на выдохе и шёпотом, в точности копируя интонации Тины.- Ебанаты. Эти. Опасные.В глазах Тины легко читается безумие. Впрочем, Лика не доверяет ни своим слезящимся глазам, ни своему загнанному сознанию. Ей надо отдохнуть. Ей надо набраться сил. Ей надо выбраться из этой жопы, несмотря на то, что шансов почти нет. В конце концов, полоумная — не медсестра и не потребует от Лики написать книгу. По крайней мере, в это хочется верить.?Потому что я нихрена не умею писать, - думает Лика и с трудом сдерживает истерический смех. - Но жизнь заставит, не так раскорячишься?.- Поднимайся. Надо поменять место и уйти подальше. Эти придут.Тина мажет лицо Лики говном — нос не чует запаха, глаза слезятся, но вариантов не много. Теперь понятно, почему от двинутой так несёт.- Это перебьёт вонь крови. Они нас не найдут.Лика не смеётся. Она даже не плачет. Она выключает сознание и надеется, что кошмар скоро закончится.Лучше бы они остались в городе.***Лика сходит с ума. Это так очевидно и так... приятно. Никаких переживаний, полное отсутствие забот о прошлом и будущем, настоящее — яснее некуда: просто идти вперёд, щуриться на яркое солнце и гундосо подпевать Тине ?я не злюка, я не бяка, я простая забияка?. Хотя Лика не уверена, что когда-то была здоровой. Жизнь в городе кажется таким же бредом, как и нелепые считалочки. Дурацкая выдумка воспалённого сознания.- Кто такие эти? - спрашивает Лика, чтобы не провалиться ещё глубже в апатию.- Эти, Эти, злые дети, по ночам выходят в поле, бедной Тиночке на горе.- Дети?- Дети, йети на мопеде, кот, задом наперёд, три вагона и тележка, прячься, прячься, это слежка!Тина хватает Лику за руку и тащит в кусты. Та не сопротивляется, она уже поняла, что смирение — гарант выживания. Или доживания. Или всё равно. Глубже падать уже некуда, прошлое свернулось в один бесконечный цикл, в который не ворваться, а настоящее не ведёт в будущее.- Тихо, они идут.- Кто они? - шёпотом спрашивает Лика.- Они. Не Эти. Тишина, тишина, нас не видно из окна.Тина вжимается в землю и придавливает Лику. Та не слышит ни одного подозрительного звука, только считалочки, которые одна за другой сыпятся с пересохших губ в пятнах болячек. Впрочем, хорошо просто лежать, дышать ртом и не двигаться. Избитое тело болит меньше, перед глазами — чистая и необъятная тьма, а в ушах — писк комаров, которые на полном серьёзе читают глупые стихи.?И это не бегство, нет, не бегство, не сон горячего одеяла, как в бесконечно далёком детстве, когда возраста так не хватало, - думает Лика и тут же приходит в себя. - Какого хуя? Ну уж нет! Это не моё безумие! Хватит ужираться отчаянием!?Злость даёт ей силы вырваться из хватки полоумной и выкрикнуть имя Стаса. Он услышит и придёт. Плевать на то, что странные эти, те и они могут прийти раньше. Конечно, если все они не бред дуры, которая втянула Лику в свой ад.- Стас! - орёт она и отбивается от полоумной.Та пытается зажать ей рот, потом психует и бьёт — не как в пьяной бабьей драке, а по-настоящему. Низко рычит, целит в голову и живот, Лика с трудом защищается. Ей не хватает дыхания, но она всё равно кричит. В этом её спасение. Замолчать — значит сдаться и свариться в чужом безумии.Неожиданно полоумная замирает, прислушивается и принюхивается. От удивления Лика даже прекращает орать и с напряжением ждёт подставы. Она знает, что психи очень хитры, изворотливы и способны на любую гадость. Но двинутая взвизгивает и стремительно убегает.- Какого?..Издалека — слишком близко — доносится улюлюкание. Лика наконец-то слышит то, чего так боялась Тина. Волосы становятся дыбом и невыносимо хочется убежать, улететь, испариться, зарыться в землю и исчезнуть из этого плана бытия в простое никуда.Постепенно — слишком быстро — улюлюкание приближается.Лику сковало ужасом, она может только смотреть вперёд и ждать конца.Ладонь накрывает её лицо. Лика мычит и понимает, что в очередной раз обоссалась от страха. И, кажется, обосралась в самом прямом смысле. Из глаз брызжут слёзы, то ли унижения, то ли ужаса, но не всё ли равно, когда кошмар плотно обхватил её и тащит неизвестно куда. У неё нет сил сопротивляться, бороться, выживать. Она не видит смысла трепыхаться, всё бесполезно, её загнут, распотрошат, не сейчас, так чуть позже, даже если через год. Всё хорошее — а его было так мало — осталось в прошлом, которое вышло из бесконечного цикла и обрушилось на сознание десятком воспоминаний.Лика поступает в университет. Такая красивая, сильная, сияющая, собирающая взгляды и с завистью смотрящая на всех этих городских мальчиков и девочек, которые понятия не имеют, как приходится горбаться на платье, которое можно купить только в ближайшем городе, а тот находится в смешных ста километрах от деревни.Лика идёт на первое свидание. Не обжималки за сараем бабки Клавы, а настоящее — с цветами, кино и прогулкой под звёздами, которая заканчивается тортиком на завтрак в трёхкомнатной квартире самого красивого парня потока. Конечно, её потом выкинули, как использованный презерватив.Лика читает доклад и получает похвалу от профессора. Её выделяют, и снова столь приятные завистливые взгляды. Она с улыбкой смотрит на крашеных блондинок с искусственным загаром и мстительно желает им жить в общаге с тараканами и не просыхающими соседями. Может, тогда из них и выйдет толк.Лика выигрывает в лотерею. Всего две стипендии, но приятно. Хоть и мало.Лика трахается со Стасом. У моста. Под жарким солнцем. От него так хорошо пахнет, что хочется выругаться, назвать его похотливым кобелём и укусить за плечо. Ему это так нравится.Вся жизнь проносится перед глазами. Все победы и поражения. Лика видит, что чаще проигрывала, но её это не волнует. Скоро абсолютно всё закончится. Побыстрее бы.Корни царапают голые руки, в волосах застревают комья земли, Лика силится, но не может сдержать смех: её затащили в грязную пещеру, там и съедят, обглодают косточки и сделают из них ожерелье для любимой женщины.- Ну и воняет от тебя, - шепчет Стас. - Жуть. Я сейчас уберу руку, не вздумай орать, а то нас найдут. Кивни, если поняла.Лика кивает, не может сдержать плач и хихикание и восхищается высерами своего сознания.?Не самый плохой способ умереть?, - решает она.Ладонь исчезает, Стас — если это Стас — осторожно обнимает Лику и гладит её по спине.- Только не убегай, хорошо? А то у меня здоровья не хватит тебя догонять.Это он. Это точно он. Или очень изощрённый глюк, за который Лика себя не простит. Она утыкается в знакомую грудь и беззвучно орёт от облегчения.***Лика не знает, сколько прошло времени, но не слышит ни одного пугающего звука, когда приходит в себя. Птицы щебечут, листва шелестит, Стас дышит, никто не улюлюкает и не визжит, в голове приятно пусто, только всё болит, от волос до кончиков пальцев ног. Кажется, на теле не осталось ни одного живого места, и непонятно, что пострадало сильнее.?Лицо. Точно лицо, - решает Лика. - И гордость?.Она понимает, что сидит в очень грязных штанах. Настолько грязных, что их надо стянуть и выкинуть, не пытаясь спасти и забыв, как страшный сон. Вместе со Стасом, потому что Лика ни за что не забудет свой позор, если свидетель будет жив и рядом.- Ты напряглась.Он констатирует факт так, словно задаёт вопрос. Это злит больше стыда. И бодрит. Какое счастье, что это бодрит и не даёт погрузиться в ненависть ко всему сущему и, в первую очередь, к себе. Лика и так получает от жизни мало хорошего, зато дерьма на неё вываливается в избытке.?Даже из кишки прямо в штаны?, - думает она и вырывается из объятий Стаса.- Что случилось?- Какого хрена ты меня бросил? Ты вообще головой думал? Затащил меня хрен знает куда и бросил!- Ты сама...- Вот не надо! Не надо!Ноздри всё ещё забиты грязными тряпками двинутой, Лика гундосит, что делает гневную тираду смешной и жалкой, но это не повод останавливаться. Потому что Стас был обязан защищать, он обещал. Но вместо приятной и лёгкой прогулки по дороге с облаками они сидят в какой-то дыре.- Я устал, - говорит Стас и качает головой. - Я знаю...- Я ещё не всё сказала! Не перебивай! Я такого натерпелась, пока ты... Ты куда?Стас не слушает, не отвечает, повернулся жопой и куда-то лезет. Лика хватает его за ногу и требует объясниться, а он грубо бросает, чтобы она отстала. Она — отстала. Как будто приставала когда-нибудь!- Это не честно! - жалуется Лика.- В паре минут пешком есть озерцо. От тебя воняет. Да и от меня тоже. Выползай и пошли мыться, - спокойно говорит Стас.Его ничто не может пронять. И он такой бестактный, что так и тянет врезать ему по роже. Но именно его сдержанность отрезвляет: Лика понимает, что её очень сильно занесло и она совершенно не справедлива.- Ты же знаешь, что я просто испугалась и... Ты меня простишь? - виновато спрашивает она.- Конечно.Лике не нравится его интонация. Кажется, что Стас всерьёз обижен и бросит её на произвол судьбы. И ладно — просто бросит. Она ведь останется без него. Судьба так и будет издеваться, но когда Стас рядом — мириться с этим намного проще. Не потому что он перенимает на себя большую часть хлопот и решает проблемы Лики. Просто потому, что он — это он. Добрый, красивый, умный, весёлый, тёплый и...- Ну правда, прости меня, а? - просит Лика.- Вылезай, пошли мыться.- Улыбнись. Ты меня пугаешь.- Так?В глазах всё ещё двоится, во рту кисло, нос забит, на руки страшно смотреть, но Стас улыбается и жизнь невыразимо прекрасна. Пусть всего несколько секунд, на которые отступают тревоги и страхи. Лика не знает, как выразить свою благодарность. Она видит все свои недостатки и не понимает, почему Стас её ещё не бросил. Рано или поздно это произойдёт — стоит ли сомневаться?, — но сейчас он здесь, рядом, улыбается и наполняет жизнь красками.- Я люблю тебя.- Я тоже тебя люблю.- А теперь срочно веди меня к озерцу, иначе я ещё раз сорвусь. Знаешь, как младенцы, которые нагадили в подгузник и орут. Вот я такая, только подгузник не только на жопе, он на всём теле, вааа!- Понял-понял, - быстро говорит Стас. - Тебя на плечо и донести?- А ты можешь, как вампир, быстро-быстро?- Ну, меня покусали, но сомневаюсь, что это был вампир.- Тебя покусали? - с тревогой спрашивает Лика. - Кто? Сильно? Где? Покажи!- Мелочи, - отмахивается Стас. - Пошли лучше мыться. А то я скоро чесаться начну.Он протягивает руку, Лика с радостью её принимает и давит искушение стянуть с него одежду и проверить, насколько серьёзны его раны. Помогает удержаться осознание того, что она и так не многое может сделать, а уж без относительно чистой воды — тем более.Они идут по лесу, под ногами трещат ветки, и Лика подозревает, что только слепой не найдёт их по следам. Хотела бы она знать, кого испугалась двинутая. И не хотела бы. Меньше знаешь, крепче спишь, — говорила её мама. Как же она была права.- Только сразу предупреждаю, вода очень холодная. Очень.- Откуда ты здесь всё знаешь? - спрашивает Лика.- Мы тут рядом на пикниках были. Нечасто, но у меня хорошая зрительная память.- То есть, мы рядом с городом?- Да. А ты думала, что успела убежать на другой континент? - посмеиваясь, спрашивает Стас.Лика вспыхивает от злости и считает от десяти до нуля. Помогает плохо, но в голосе значительно меньше яда, чем было бы.- Нет, не думала. Я вообще не думала. Я боялась, очень сильно боялась.Ягодицы поджимаются, стоит вспомнить о последних сутках. Всё начиналось плохо, ещё на подходе к черте города, а дальше было только хуже. Как в нормальной сказке. Только вот в сказках обычно счастливые финалы, реальность не так добра.- Всё позади.- Почему мы не идём в город? - спрашивает Лика.- Ты хочешь показаться людям в таком виде?- Мне не важно.- Это сейчас не важно, а вот когда ты успокоишься, то сразу же взорвёшься, что я не заставил тебя привести себя в порядок. Ты же звезда, - подмигивает Стас. - Звёзды появляются с блеском, а не тусклыми и...- На мне столько синяков, что грязь — это просто маскировка, - хмыкает Лика.- А тебе пошла на пользу ночная пробежка. Ты удачно находишь позитив.- Это чёрный юмор, деточка. Весьма натянутый и плоский. Я так хочу поспать в кровати. Мягкой. На перине. Может, вернёмся в тот дом? Ну, той старушки? Там было так хорошо.- Конечно, - легко соглашается Стас. - Только сначала помоемся и постираемся, хотя бы самый ужас смыть.Лика готова его расцеловать. Ей не помешали бы никакая грязь и затычки в носу, не остановило бы её и смутное подозрение о том, что у неё на лице говно неизвестного происхождения.?Не представилось, а намазалось, - улыбается она. - Какое невоспитанное говно пошло?.Лика хочет повалить Стаса на траву и поцеловать так, чтобы он возбудился, но он слишком часто говорит о том, что они грязные. Не стоит ещё сильнее травмировать психику городского мальчика, который привык принимать душ два раза в день.Лика может подождать. Отмыться и повалить на траву. Долго, бесконечно долго целовать и медленно двигаться, глядя в прекрасные серые глаза.***- Вытаскивай уже из носа эту заразу, - приказывает Стас.В другое время Лика вызверилась бы, но сейчас — согласна на всё и получает удовольствие. О ней заботятся, за неё принимают решения и её прячут от неприятностей. По крайней мере, от особо крупных. А с мелкими можно справиться. Поныть от души, нажаловаться на небесную канцелярию, душевно выругаться — и справиться. Тем более, это задача лежит на крепких мужских плечах.- Слушаюсь и повинуюсь, - говорит Лика, возвращая Стасу его стандартный ответ.Затычки присохли, боль адская, но если дёргать быстро — словно депелировать воском зону бикини, — то можно выматериться и расслабиться.- Я потерплю ещё немного, а потом опять начну нудеть ?ты же де-евушка?, - обещает Стас.- Вот именно поэтому я избавляюсь от негативных эмоций самыми быстрыми способами. Матом и слезами. Вода совсем холодная? - с опаской спрашивает Лика.- Там ключ. Родник. Источник. Короче, я не знаю, как это называется, но оно бьёт снизу и такое холодное-холодное, аж зубы сводит.- Я туда не полезу.- Ну а если повезёт, как в сказке? Холодная вода, горячая вода и молочком заполировать? - улыбаясь, спрашивает Стас.- Мне в этой сказке достанется роль старого противного мужичонки, - бубнит Лика.Из носа идёт кровь, но не так сильно, как раньше. Видимо, капилляры влюбились в затычки и страдают из-за жестокой разлуки.?Как маленькие, право слово?, - думает Лика и разглядывает небо.- Не сломала? - спрашивает Стас.- Не знаю, я до этого носы не ломала, с ощущениями не знакома. Как проверить?- Можно, я?..- Да трогай, чего уж там, - расслабленно соглашается Лика. - Мне уже ничто не страшно.Стас осторожно пальпирует её лицо, после чего довольно выносит вердикт:- Цела и здорова.- Насчёт целости я очень сильно сомневаюсь, больной тоже себя чувствую, но тебе виднее, ты побольше будешь. Откуда такие глубокие познания?- Я мужчина, - гордо отвечает Стас. - Я много дрался.- Ты? Дрался?- Сиди, запрокинув голову. А то кровь так и не остановится.Лика подчиняется, но не прекращает иронизировать.- Ты же такой весь из себя правильный, весь прямо картинка, ни шрама на лице, ни синяка. У тебя даже маникюр лучше, чем у трети наших однокурсниц. И вот ты дрался? С такими-то руками?- Я не всегда был красивым и ухоженным молодым человеком, - смеясь, говорит Стас. - В моей жизни есть очень тёмные страницы, о которых я тебе не расскажу, даже не надейся.- Ну же, развлеки меня, - просит Лика.- Нет. Это не к лицу звезде экрана.- Жмот.- Я знаю и горжусь.- Кто были... ну, те, которые... эти? - резко меняет тему Лика.Она сама не знает, зачем снова возвращается к этой теме. Может быть, для того, чтобы окончательно изжить страх. Понять, с чем столкнулась, узнать, как с этим бороться, и вычеркнуть из списка самых больших опасностей. Предупреждён, значит вооружён.- Люди, - слишком равнодушно отвечает Стас.- Люди?- Люди.- Как люди?- Просто люди. Не думала же ты, что здесь появились монстры из детских и взрослых страшилок? Я не рассмотрел деталей, но это просто люди.- Издеваешься? - с подозрением спрашивает Лика.- Нет, - слишком честно отвечает Стас.- Можно я сяду ровно и посмотрю тебе в глаза?- Можно.Лика выпрямляется, пристально смотрит на Стаса, вглядывается в его честные бесстыжие глаза и требует:- А теперь повтори, что это были просто люди.- Это были просто люди.- Какие?- В основном, подростки. Или они все так похудели, не знаю, - пожимает плечами Стас.- И почему мы от них так резво бежали? Почему эта психованная их так испугалась?- Потому что их много. Какая психованная?- Не меняй тему, здесь вопросы задаю я.- Но...- Я жду, - перебивает Лика.Стас несколько секунд смотрит на неё, а затем краснеет и отводит взгляд. Он точно что-то скрывает, но интуиция с пессимизмом молчат и не дают ни одной подсказки.- И?- Когда я был подростком...- Не уходи от темы!- Уважаемая судья, я настаиваю, что данная история имеет прямое отношение к рассматриваемому нами делу, - шутливо говорит Стас, но Лика замечает, насколько натянута эта шутка.- Хорошо. Давай дальше.- Когда я был подростком, мы воевали район на район. Обычное дело. Двор против двора, класс против класса, нормальные против толстых. Так вот, когда толпа на толпу — биться можно. Знаешь, что я делал, когда сталкивался с врагами один на толпу?- Ссался кровью и просил не бить по лицу? - угрюмо спрашивает Лика.- Нет. Я бежал. Очень быстро бежал. Как будто ставил очередной школьный рекорд на сто или на четыреста.Стас берёт себя в руки, поднимает голову и смотрит Лике прямо в глаза. От этого очень неуютно. Создаётся впечатление, что он сейчас припечатает ещё какой-нибудь гадостью, маленькой соломинкой, которая всё-таки переломит хребет.- Быстро скажи, что ты соврал, - требует Лика и облизывает губы.- Нет, - качает головой Стас. - Это правда. И это весьма разумно. Не можешь справиться с противником, беги. Не уверен, не обгоняй. И прочие варианты на тему ?береги свою жопу смолоду, а то до старости не доживёшь?, - горько говорит он.- Мы убежали, значит, мы молодцы, - бодро говорит Лика.В их паре только она имеет право быть нытиком и предрекать ужасное будущее. Стас обязан высмеивать её опасения. Он просто не может так серьёзно смотреть, потому что от этого хочется писать и выть.- Сейчас умру от жажды, - говорит Лика. - Надо срочно выпить.- И помыться, - подмигивает Стас.Она с облегчением выдыхает: всё вернулось на круги своя, лес перестал давить тишиной и зазвучал привычной жизнью, а во рту воцарилась пустыня.- И помыться, - соглашается Лика. - Только там холодно, - морщится она.- Мы сначала так, а потом целиком ополоснёмся, - говорит Стас и достаёт губку.- Ты где её взял?- Я же собирал рюкзак.- Ещё и мыло?- И мыло, - гордо подтвержает Стас.- Выходи за меня замуж, а? - с восхищением предлагает Лика.- Нет. Я люблю быть сверху.- Вот подожди, станет мне полегче, я тебе напомню, что прикольнее, когда сверху я.Стас смеётся, мочит губку и осторожно смывает с лица Лики грязь. Ей уже не холодно, когда он моет её спину, а боль не настолько сильна, чтобы помешать завалить его на землю и напомнить, что намного приятнее, когда сверху она. Особенно, с учётом того, что ковёр из иголок и мелких веточек не под её спиной.***Лика никогда не была хорошей спортсменкой. Одно дело заниматься на тренажёре или в парке, и совершенно другое — нестись сломя голову по пересечённой местности, когда за спиной страшные звуки. Оглянуться бы, но каждая секунда может стоить жизни, и Лика бежит, и бежит, и бежит, ругает себя последними словами за то, что упустила шанс исчезнуть из города до того, как опустился щит. Как же хорошо там, где нас нет. Там солнце, и пляж, и коктейли, и вкусная еда, и можно вкалывать уборщицей, чтобы заработать на все удовольствия. Или проституткой, добрая мамочка гарантирует отличный доход.Смех щекочет горло, но надо беречь дыхание. И силы, которых осталось плачевно мало. Слишком много беготни, стресса и секса, из-за них в теле тысячи, сотни тысяч мышц в самых неожиданных местах, и каждая из них болит, стонет, жалуется, хнычет и требует остановиться, упасть и забиться в истерике.?Я больше не могу, - понимает Лика. - Вот прямо совсем не могу?.Сразу же становится легче. Не телу: сердцу и разуму. Воздух с присвистом вырывается изо рта, но Лика спокойна, как никогда.- Какого чёрта ты остановилась? - зло спрашивает Стас.У него тоже сбилось дыхание, а как заливал, что спортсмен, выдержка, чемпион на коротких дистанциях. Интересно, сколько они пробежали? Лике кажется, что километров десять, но она уверена, что не выдержала бы и одного.- Двигай! - требует Стас.- Нет.Лика опирается на колени, сгибается, изучает каждую прекрасную и совершенную травинку, любуется Великим муравьиным путём и погружается в бесконечную гармонию мира.- Что?- Нет. Устала. Бесполезно. Нет смысла. Оттуда. Отсюда. Куда? Зачем?Дыхание становится ровнее, понимание жизни — глубже, а улыбка — шире. Лика кожей чувствует, как злится Стас, но ничего не может поделать. Он не видит. Он не знает. Он не слышит эту музыку.- Я всю жизнь бежала. Всегда, - говорит Лика, выпрямившись. - И никогда не знала куда.- Хворост, не глупи, тут недалеко до моста, - с раздражением говорит Стас.- И что потом? Добежали до моста...- Лика, они уже рядом.- Иди. Нет, правда, иди, беги, лети. Я останусь, я больше не могу. Я не хочу бежать. Я гордо повернусь, сожму кулаки и зажмурюсь.- Лик...Стас просит. Он так смешно звучит: раздражение с мольбой, в равных пропорциях, не смешивать, пить залпом, после — занюхать.- Нет, - мотает она головой.- Пожалуйста.- Нет.- Как хочешь, - зло говорит Стас. - Я не собираюсь здесь подыхать.Он разворачивается и бежит. Красиво, с чувством: Лика любуется его задницей и светлыми волосами. Она прощается. Где-то в желудке скапливается горечь обиды, чешутся глаза и дрожит подбородок. Но так должно быть. Это вписывается в музыку мира.Лика поднимает лицо и подмигивает солнцу, сжимает кулаки, жмурится и поворачивается к преследователям. Она боится — была бы дурой, если бы не боялась, — но улыбается. У неё больше ничего не осталось: только уверенность в том, что будет хуже, зато не долго.- Это всего лишь простая деваха, - разочарованно тянет парень с ломающимся голосом. Это звучит смешно и мило.- Ещё и тощая, - говорит другой басом.- И сисек у неё нет.Лика вспыхивает от злости, открывает глаза, чтобы найти обидчика, и тут же понимает, что не в её силах угадать, кто из десятка парней сказал гадость. Можно, конечно, рявкнуть на них и потребовать извиниться, но инстинкт самосохранения уверен, что это не лучшая идея дня.?Где ж ты раньше был, скотина, когда я затормозила??- И работать нормально не сможет.- Раз уж убежать не сумела.- Да ну её нафиг. Пойдём назад.Парни разворачиваются. Лика с удивлением смотрит им в спины. В её голове ни одной мысли, на языке — ни одного слова, а эмоции словно вырубило.- Эй, она же не одна была. Слышь, девах, с тобой кто-то был. Где он?Лика указывает направление рукой и моргает.- Она какая-то дурная. Хотя спокойная, не то, что та придурочная.- Которая вонючка?- Ну да, тут мало других придурочных.Лика не понимает, о чём они говорят, и пытается осознать, что её не будут убивать, пытать, насиловать и измываться десятком изощрённых способов. На доли секунды она чувствует разочарование: даже в этом не повезло, а ведь уже настроилась, смирилась и подставила брюхо.- Может, возьмём её с собой? - предлагает парень с ломающимся голосом.- Не. Работать много не сможет, жрать будет много, пусть валит в город или по лесам скачет. Да и девчонки довольны не будут. Лично я не хочу объясняться с Манькой.- Подохнет же.- Мы все подохнем. Бывай, деваха.Лика моргает и молчит. Она разглядывает парней — и совсем подростков, и постарше, но всё равно среди них нет ни одного взрослого мужчины — и не знает, что сказать. У неё и мыслей-то нет, даже злость испарилась.Ломкий Голос наклоняется, срывает стебель тысячелистника и протягивает его Лике:- Ты это... Извини, если напугали. Мы не со зла, так, обознались. Придурочную увидишь — она воняет, сразу поймёшь, — беги от неё.Неожиданно он чмокает Лику в щёку:- Бывай, деваха. А ты красивая, хоть и тощая.Он разворачивается и бежит за своими друзьями. Лика кажется себе большой и глупой рыбиной: стоит, выпучив глаза, и хлопает ртом. Стебель тысячелистника удерживает её на плаву. Только она всё равно не понимает:- Что это сейчас было?***- Ты меня бросил, - улыбаясь, говорит Лика. - Просто так, как ненужную вещь, взял и бросил.Стас смотрит ей в глаза и ничуть не стыдится. Его так и не научили тому, что такое хорошо и что такое плохо. Но злости и обиды нет. Впервые за долгое время Лика осознала своё место в его жизни, хотя так и не поняла, что произошло несколько минут назад.- Я бросил тебя. Как приманку, - говорит Стас. - Потому что лобовое столкновение с таким противником — глупость чистой воды.Его оправдания звучат так жалко. Конечно, он уверен и ни секунды не сомневается в ерунде, которую несёт, но Лика видит его насквозь. Испуганный ребёнок, у которого не хватило мужества постоять за свою женщину. Спрятался в кусты. Засел в засаде. Чтобы напасть со спины. Конечно. Да у него ума на такое не хватило бы. И житейского опыта. Мальчик нежная фиалка, выросший в мягких условиях города и игравший в войнушку с такими же детишками.- Как скажешь, - легко соглашается Лика.Она пока не знает, что будет делать дальше, как будет чувствовать и для чего жить. Наверное, для себя. Не доверяя людям, а потому не ожидая от них предательства. Такого низкого и подлого, в тот момент, когда необходимы дружеские плечо, спина и кулаки.- Мне не нравится твой тон.- Я светла и безмятежна. Я как облако в погожий летний день. Такая же прекрасная, белая и пушистая.На самом деле, глубоко внутри маленькая девочка заливается слезами от обиды. И в то же время, Лика всегда ждала предательства. В жизни не бывает ничего постоянного, все чувства, все дружеские привязанности, все обязательства превращаются в пыль на ветру, как только становятся невыгодны второй половине. А первая может страдать, переживать и прятать боль за улыбкой. Очень естественной и искренней улыбкой, потому что неизбежное, ожидаемое долгими неделями, наконец-то произошло и можно расслабиться. Больше не будет глупых надежд.- Лик, я правда...- Не надо, Стас. Что было, то было. Куда мы дальше? Бежать уже не нужно, да я и не смогу. Прогуляемся пешочком по лесопарку? За ручку? Как счастливо влюблённые в воскресный тёплый день?- Прогуляемся. В город?- Почему бы и нет? - соглашается Лика и протягивает руку.У Стаса грубая, шершавая ладонь. Ему не помешал бы основательный уход и тонны крема с ромашкой. Или просто смазать руки маслом. Каким-нибудь эфирным, чтобы можно было припасть к кисти носом и наслаждаться потрясающим запахом южных стран.Они медленно идут и молчат. Им не о чем говорить. Есть десяток тем, но каждая из них болезненна, а погода — слишком банально. Лучше уж помолчать и послушать звуки леса. Как поют птицы. Как шелестит листва. Как дятел долбит дерево. Лика могла бы остаток жизни провести в этом моменте, когда её ничто не тревожит и всё полно глубинного смысла, который можно прочувствовать и нельзя описать словами.Она вспоминает, что рюкзаки со всеми припасами остались у озёрца. Там же лежит и заколка для волос, которые намокли после долгого бега и липнут к шее. Но даже это не вызывает раздражения. Всего лишь ещё одна малая потеря. Зато она приобрела несравнимо больше.К вечеру они возвращаются в Сады. Стас уверенно ведёт Лику в их домик, та не сопротивляется. У неё не осталось ни сил, ни чувств, ни желания.- В баню?- Нет, спать. Я представляю, сколько на мне грязи, но спать. Потом постираю.Лика разувается, сбрасывает с себя одежду и падает на пуховую перину. Стас нежно целует её в лоб и желает спокойной ночи.- Я умираю с голоду, - говорит он. - Тебе приготовить?Лика сонно отказывается. Какая еда? Какая вода? Для этого надо двигаться и напрягаться. На это она не способна. Потом пожалеет, но сейчас нет ничего важнее, чем неподвижно лежать в мягком и вплетать себя в гармонию мира.***Следующие два дня они почти не разговаривают. Стас работает по дому и на огороде, топит баню, готовит завтраки, обеды и ужины. Лика лежит на кровати или сидит на крыльце и отогревается. В какой-то момент она поняла, насколько замёрзла, и теперь не упускает ни одного шанса побыть в тепле.Она молчит. В этой тишине столь же уютно, как под толстым одеялом.Она не думает. Отсутствие мыслей благотворно.Она слушает. Простые, почти деревенские, звуки напоминают ей, как быть чистым и счастливым ребёнком.- Я схожу в лес, грибы пособираю, - говорит Стас.Лика кивает и жмурится на яркое солнце. Интересно, когда последний раз был дождь? Лика совершенно не помнит. Время схлопнулось, сегодня похоже на вчера, дни несутся и, в то же время, тянутся, как резина. Когда-то шёл дождь. Когда-то были менструация и чувство голода. Когда-то Лика бежала, подгоняемая страхом, и обделывалась от ужаса. Кажется, прошла целая вечность.Стас уходит, Лика расстилает одеяло на досках, раздевается догола и ложится под солнышко. Она впитывает в себя тепло и свет, плывёт через безмолвие и видит свою жизнь по-новому. Столько глупости, столько зависти, столько ненависти. Если бы не лень, она бы устыдилась своего поведения.Горло Лики сдавливает острое горячее кольцо. Она резко просыпается, в глазах двоится, а сердце бешено колотится.- Ты меня предала, - рычит двинутая.?Это кошмар. Это просто кошмар. Кошмаркошмаркошмар?, - повторяет Лика, щиплет себя до слёз, но не просыпается, потому что уже проснулась, и реальность хуже кошмара.- Я тебе доверилась, а ты меня предала, - плюётся двинутая. - Ты такая же, как все они.От неё воняет до рези в глазах. Лика не может говорить, пытается вырваться, вертится, но двинутая придавила её к земле и вцепилась в горло.?Интересно, она тёмная блондинка или шатенка? - думает Лика, впиваясь ногтями в грязную руку, покрытую струпьями. - И чем я заражусь, если на меня попадёт её кровь??Двинутая кричит от боли, но хватка становится только сильнее. Лике кажется, что она слышала треск.?Наверное, трахея. Наверное, я умру от удушья. Наверное...?Перед глазами темнеет. Лика пытается понять, чем она заслужила такое. Что сделала не так. Почему жизнь так сурова. Говорят, на долю человека выпадает ровно столько, сколько он может вынести. Лика не уверена, что эта встреча ей по плечу. Впрочем, если это точка...Грохот бьёт по ушам. На лицо падает что-то липкое, остро пахнет порохом, хватка на шее слабеет, но Лике не становится легче — двинутая падает на неё, лёгкие сдавливает, нет никакой возможности вдохнуть и закричать.Лика не понимает, как, но ей удаётся выбраться из-под тела, встать на четвереньки, втянуть в себя воздух, обрадоваться, что трахея цела, и закашляться.- Ты как? - спрашивает Стас.Лика мотает головой и плачет. На её животе и бёдрах — чужая моча. В её волосах — чужая кровь: густое и красное капает с волос, и земля жадно впитывает его. Даже не хочется представлять, какая ещё на ней дрянь.- Иди сюда, - говорит Стас, поднимает Лику на руки и уносит к колодцу. Там не так сильно воняет дерьмом и кровью, и можно разреветься, проораться и пережить страх, оставить его позади.Стас раздевает Лику, отмывает её холодной водой и молчит. Какая же он умница, что молчит. Лика не готова слышать, слушать и отвечать. Её трясёт от холода и ужаса, она сидит зажмурившись и не решается открыть глаза. Она не хочет видеть двинутую. Она не хочет видеть розовое на губке. И совсем — абсолютно — не хочет видеть лицо Стаса.Он убил человека.Он хладнокровно убил человека и спокойно отмывает Лику.Она спрашивает себя, знала ли когда-нибудь Стаса по-настоящему, вычёркивает вопрос из оперативной памяти и останавливает все процессы. Не думать, не вспоминать, не чувствовать.Стас убил человека, и Лика не готова обработать эту информацию.***Лика открывает глаза только оказавшись в доме, на мягкой кровати, под тёплым одеялом. Подушка впитывает влагу с мокрых волос, а глаза обжигает желанием выглянуть в окно и посмотреть на труп. В конце концов, Лика никогда не видела убитых выстрелом. Конечно, если не вспоминать о многочисленных сводках новостей и кинофильмах, в некоторых из которых труп лежит на трупе и трупом погоняет. Ей интересно посмотреть, выглядит ли убитый так же, как на экране.Лика лежит на кровати и борется с искушением. Это намного приятнее, чем думать о Стасе, о том, что и как он сделал.Перед глазами возникают отчётливые картинки. Лика ничего не видела, но воображение бушует и давит на психику, прорисовывает киношные подробности и злую ухмылку на губах мужчины, которому она доверяла.Лике страшно. Она боится нового Стаса. Если он смог убить двинутую, то способен и на большее. Как теперь спать с ним в одной постели? Находится в одном доме? Смотреть на него и не думать о лужах крови и вони фекалий?Лика хихикает. Живот и бёдрасухие, но она до сих пор ощущает на них мочу двинутой.?Хорошо, что говно осело на юбке?, - до слёз смеётся Лика.- Ты как? - вернувшись, спрашивает Стас.- Ты где был?От смеха почти невозможно избавиться. Лика понимает, что у неё истерика, но ничего не может поделать. Перебор. Жизнь загрузила тысячи процессов, с которыми не справляется слабенький процессор, и он пищит, захлёбывается, требует пощады и перезагрузки.- Хоронил, - спокойно отвечает Стас.Хоронил. Вот так просто. Перевёл столько жёсткого, жилистого мяса. Отдал на корм червям. Подлый, подлый Стас.Лика смеётся, плачет, хрюкает, не реагирует на пощёчины и хочет родиться обратно, в ту жизнь, которую спланировала для себя, в которой есть корона первой красавицы факультета и нет крови на лице.- Хворост, прекрати, - тихо просит Стас.Это отрезвляет. Лика слышит в его голосе угрозу. Представляет, как он наводит на неё пистолет — или что у него там — и стреляет, и она лежит, истекает кровью, мозгами и дерьмом.- Или что? - спрашивает она дрожащим голосом.- Выпить хочешь?- Нет.- А я хочу, - говорит Стас.Лика пристально смотрит на него, замечает тёмные круги под глазами, плотно сжатые белые губы, глубокую морщину на лбу и дрожащие руки. Наверное, она была несправедлива. Наверное, он переживает, просто скрывает свои чувства. Нормальный человек орал бы, бился в истерике, рыдал, а этот замкнулся, только тело выдаёт его панику.?Или я его оправдываю, пытаюсь успокоить себя??Стас поднимается и выходит из комнаты. Лика отмечает, что он сгорбился, сжался, стал меньше. Наверное, ей надо подняться, обнять его и утешить. Может, тогда он разревётся и выплеснет свой ужас, снова станет родным, близким и понятным. Если только у него есть это желание.У Лики не хватает мужества. Она отворачивается к стенке, напряжённо вслушивается в доносящиеся звуки и представляет, что делает Стас.Вот он зашёл на кухню. Открыл бутылку. Налил в стакан — гранённый, старый, из помутневшего от времени стекла — самогон. Выпил. Поставил стакан на стол. Закусил солёным огурцом.Лика понятия не имеет, где он взял стакан, самогон и огурец. Там же, где и оружие. Достал из широких штанин и гордо вывалил на стол.Лика сжимается под одеялом и ругает себя. Только страх сильнее злости. Кто бы сказал ей, что она будет бояться Стаса сильнее, чем двинутую или тех милых подростков.Стас приходит через несколько часов — или минут. В комнате уже совсем темно, но Лика кожей чувствует, как он двигается, подходит к кровати, снимает с себя одежду. Ей кажется, что она заорёт, если он ляжет рядом, но из горла не вырывается ни звука. Даже писк дохнет в лёгких и не добирается до губ.От Стаса воняет порохом, спиртом и потом. Лика уверена, что и дерьмом с кровью, но она не готова биться о заклад. Она просто лежит, слушает его храп и не шевелится. А потом Стас в неё стреляет. Она подносит руки в голове, натыкается на липкое и скользкое и кричит от ужаса.- Лик. Лик. Лика! Проснись же!Она открывает глаза, видит Стаса, забивается в угол, выставляет перед собой руки и кричит, кричит, кричит, несмотря на саднящее горло.- Это просто кошмар, - говорит Стас и обнимает её.Лика отбивается. Кто угодно, только не он. Он её убил. Она это помнит, у неё до сих пор липкие руки.- Это просто кошмар.Стас не отпускает её, крепко сжимает и всё повторяет, и повторяет, и повторяет своё ?это просто кошмар?, как будто не знает других слов. И хорошо, что повторяет. Хорошо, что держит. Лика постепенно понимает, где и с кем она находится, утыкается лицом в грудь Стаса и ревёт, просит прощения, умоляет не злиться на неё, просто подождать, пока она всё переварит, а она обязательно переварит и перестанет бояться.Через несколько минут — или часов — она успокаивается. Горло болит, глаза жжёт, лицо стягивает от соли и очень сложно дышать забитым носом. Стас отпускает её и протягивает платок, Лика шумно сморкается и прячет взгляд. Конечно, он ничего не увидит в темноте, но ей всё равно стыдно.- Где ты взял оружие? - хрипло спрашивает она.- Нашёл.- А как же пацифизм и прочая чушь про добрых людей?- Я пересмотрел свои взгляды на жизнь, - спокойно говорит Стас.От его уверенности снова становится страшно, но Лика заставляет себя говорить. Она поймёт, что творится в его голове, поймёт, осознает и перестанет видеть в нём убийцу.- А как же?.. Ты вообще ничего не почувствовал?Стас встаёт с кровати и уходит. Лика со страхом смотрит в его спину, а затем — на открытую дверь. Ей некуда бежать. Негде спрятаться. А самое ужасное — она и не сможет.Стас возвращается, держит что-то в руке, Лика с трудом удерживается от крика.- Держи. Выпей. Это вода. Тёплая, конечно, но лучше, чем никакая.Лика краснеет от стыда и радуется, что в темноте не видно её лица. Ночь — лучшее время для разговора по душам.- Когда я возвращался, услышал крики. Побежал. Увидел вас. Ты знаешь, что я не умею стрелять? - спрашивает Стас.Лика мотает головой.- Не умею. А тут взял и выстрелил. Даже не знаю, как получилось. Там же какие-то хитрые системы, затворы, собачки, бойки, досылания патрона и прочая хуйня, о которой я понятия не имею. Но выстрелил.Лика цепляется за ругательство, которое с головой выдаёт Стаса. Он правда переживает. Он правда не столь хладнокровен, как пытается казаться. Стас не ругается, не выражается и не матерится. Стас — воспитанный молодой человек, который предпочитает чистый язык и постоянно ворчит на Лику за её манеру выражаться.- А потом... потом я испугался. А если бы я попал в тебя? Я бы себе никогда не простил. Но руки сделали своё чёрное дело, и... И всё. Понимаешь? Всё. Надо жить дальше. Надо было смыть с тебя всю эту... Всё это. Надо было убрать... тело. Бессмысленно сидеть и ужасаться.- Но ты же убил человека, - шепчет Лика.- Спасибо, что так чутко напоминаешь об этом, - горько говорит Стас.- Прости.- Давай просто забудем. То есть, забыть-то не получится, но давай не вспоминать, а?В его голосе отчётливо слышно страдание. Лика двигается к Стасу, обнимает его и гладит по спине.- Спасибо, - говорит она.Стас сгибается, утыкается лицом ей в живот и беззвучно плачет.Лика гладит его по голове. По её лицу текут слёзы стыда, сочувствия и облегчения.Стас спас её. Стас убил человека. Стас остался человеком.***Стас рассказывает анекдоты, сыплет остротами, смеётся и поёт весёлые песенки, но Лика видит боль, которую он прячет. Видит, и не знает, чем помочь. Винит себя в их бедах, в том, что произошло. Можно же было остаться в ?Стекляшке?. Или ещё раньше — жить в этом же доме и не дёргаться, не разорять огород, стаскивая припасы к чужим людям, больше бы для себя сохранили.Лика видит все свои ошибки, тщательно анализирует их и тяжело вздыхает, наблюдая, как Стас орудует тяпкой. Словно вырос на земле, а не на асфальте. Она улыбается, когда он балагурит, и хмурится, когда он поворачивается лицом к стене и засыпает. Она, конечно, не гений, но только круглая дура не придала бы значения этому тревожному признаку.Лика соблазняет Стаса, но он игнорирует все её начинания. Говорит:- Я устал. У нас зимой будет полно времени, всё равно делать будет нечего, ещё натрём себе всё до кровавых мозолей.Стас чмокает Лику в губы и отворачивается. После пятой попытки она сдаётся и замыкается, пытается разобраться, как переломить ситуацию, как разрешить проблему. Она старательно не думает о том, что его любовь прошла, закончилась, выжжена порохом. Она жалеет, что ничего не знает о психологических травмах.Стас балагурит, Лика смеётся над его шутками, но ей страшно. Страшнее, чем в первую ночь после красного на лице. Она живёт тихо, старается занимать как можно меньше места и много думает.А потом начинаются дожди. Нудные, проливные, унылые. Сразу за крыльцом царит грязное месиво, из дома не сбежать, не спрятаться за работой и усталостью, Стас и Лика остаются лицом к лицу и вынуждены проводить друг с другом бесконечные часы.- Я не могу просто так сидеть, - говорит Стас и машет руками. - Давай генеральную уборку сделаем, а? А хочешь, я тебя с ног до головы отмассирую? Ты знала, что физический труд благотворно влияет на головной мозг? Тот растекается по всему телу и не давит на виски. А то я такой умный, такой умный, столько мыслей, столько мыслей, прямо страшно становится. Ты...Лика хватает Стаса за волосы — отросшие, выжженные солнцем, сухие — и целует его. Ещё одного отказа она не переживёт, зато он расставит всё по своим местам.Лика целует яростно, напористо, избавляется от скопившихся боли и обиды, сжимает кулак и тянет Стаса за волосы. И он сдаётся, дрожит, хватает её за задницу и прижимает к себе. Потом обязательно будут синяки, и боль, и царапины, но это не имеет значения: Стас рывком спускает с неё джинсы, оголяет ягодицы, впивается в них ногтями. Губы горят от укусов и из горла рвётся ликующее рычание.- Засади мне! - требует Лика, стоя на четвереньках.Как дешёвая давалка. Как мартовская кошка. Как течная сука.Лика жмурится, матерится и подмахивает Стасу. Толкается ему навстречу, ломает ногти о деревянный пол и стонет — от удовольствия и боли в выкрученных сосках. Шершавые ладони царапают грудь, живот, ягодицы, бёдра. Стас двигается резко, вбивается так глубоко, что выступают слёзы, но и этого мало. Лика напрягает мышцы и прогибается под властной рукой. У неё закончились слова, остались только всхлипы. Она проваливается всё глубже и глубже в хлюпающие шлепки, в чужой ритм, в хриплое дыхание.Мокрые пальцы сжимают клитор, Лика закусывает губу и кончает. По ногам бежит горячее, дрожат руки, пол холодит лицо. Если бы Стас её отпустил, она упала бы. Но он держит и трахает. Молча. Может быть, говорит, но Лика ничего не слышит: в ушах звенит, в голове пусто, тело горит, и мир не может достучаться до неё.Лика лежит на полу, у неё нет сил пошевелиться. Но всё ещё хватает для радости: Стас — горячий, потный, терпкий — рядом, обнимает, прижимает к себе.Им всё по плечу, пока они вместе.***Утром Лике кажется, что её долго били. Возможно, ногами. Каждое движение отзывается болью, сдавленные стоны дерут саднящее горло, но оно того стоило. Сломанные ногти, мышцы в самых неожиданных местах и ощущение стремительно приближающейся смерти помогают чувствовать себя как никогда живой.Лика не двигается, тихо плачет и улыбается. Стас её любит. Не любил бы, вчера избежал бы близости, как и тревожно долгую неделю до этого. Или утешил бы миссионерской позой, без чувств и эмоций, сплошные нелепые фрикции, от которых пересыхает влагалище и к горлу подкатывает тошнота.Но Стас любит. И ходит, смешно согнувшись.- Кажется, я вчера перетрудился, - говорит он, разминает правый бок и морщится. - А я уже стар и немощен, мне целых двадцать лет, совести у тебя нет, Хворост.- Мне всё еще девятнадцать, - хрипло отвечает она на шутливый выпад. - И я не верю, что есть двадцатилетние. Столько не живут.Дерёт горло. Лика заставляет себя подняться и дойти до кухни. Ей очень нужна вода. Много воды. Залиться под горлышко и расслабиться, раскинуть своё тело на хлюпающей грязи и попросить морось смыть с него синяки и усталость.- Да ты тоже молодка, - хмыкает Стас.Это даже нечестно: он получил то же, по той же программе, но не хрипит. Утешает, что морщится, видимо, и ему каждый шаг отдаётся болью в мышцах.- Давай пару недель воздержимся от такого секса, а? - предлагает Лика.- Или вообще от секса.- Ну это ты зря. У меня уже почти ничего не болит. Готова повторить прямо сейчас.Стас смеётся, обнимает Лику и чмокает её в лоб.- Хворост, некоторыми местами ты такая понятная, но другими...- А у тебя температура.Лика ощупывает Стаса, проверяет свои ладони. Они — тёплые, а он — горячий.- Ты ещё и простыл? - укоризненно спрашивает она.- Нос сухой, так что это не простуда, - отвечает Стас. - Наверное, реакция на физическую активность. Кто-то уснул, как настоящий мужик, и этого кого-то пришлось раздевать, вытирать и тащить на кровать.- Вот мне сейчас стыдно не будет, - тянет Лика.- А жаль, - вздыхает Стас. - Я надеялся пристыдить тебя и сбросить на тебя домашние хлопоты. Не знаю, как ты, а я выспался и очень хочу есть. Я бы даже сказал, жрать хочу, но я воспитанный молодой человек.- Очень, - кивает Лика. - Иди, поваляйся, я что-нибудь придумаю.У них до смешного мало припасов. Им хватило ума унести в ?Стекляшку? даже соленья с помутневшим рассолом, не говоря уже о большей части свежих овощей. Лика морщится, ругает себя за непостоянство желаний и решений, чистит картофель и пытается придумать, как разнообразить меню. Грибы — хорошее решение, но далеко не идеальное. Организм требует мяса. Хотя бы маленькую крыску, хорошо прожаренную на медленном огне. А за сочный кусок свинины Лика сама готова убить кого угодно. За исключением Стаса.Бульонный кубик, неизвестно как оставшийся в доме, создаёт жалкую иллюзию, от которой ещё хуже. Перед глазами мелькают всевозможные мясные блюда — от вяленых, тонко нарезанных, прозрачных кусочков до сочного, выбивающего слезу гуляша по-венгерски. Желудок урчит, Лика сглатывает, накладывает две тарелки жареного картофеля и зовёт Стаса.- Фигово выглядишь, - говорит она, отметив его бледное лицо.- Если так же, как чувствую, то всё ещё жив. Потому что чувствую.- Может, ну нафиг еду? - спрашивает Лика. - Крепкого чая с сахаром и поспать?- Я почти сутки не ел, - говорит Стас, садясь на стул. - За телом надо ухаживать внимательнее, чем за девушкой, а то подведёт в самый тяжёлый момент. Вот поем — и спать.- Как знаешь. Ты мальчик взрослый.Лика старательно скрывает свой страх. А если Стас болен? По-настоящему болен? Что тогда делать? Куда бежать? Кому отдаваться? Как лечить? Она могла бы промыть ссадины, замотать порезы и даже сделать искусственное дыхание — обязательное посещение занятий по гражданской обороне не прошло даром, — но она не доктор, чтобы лечить что-то непонятное. Она даже рецепты с трудом читала, так и не научилась разбирать почерк врачей.- Ты сама хорошо выглядишь, - криво улыбаясь, говорит Стас. - Лицо в синяках, ноги в синяках, волосы спутаные и грязные, а ведь были такие красивые рыжие.- Я тебе сейчас фингал поставлю, - рычит Лика.- Мы же решили взять паузу на пару недель? К чему тогда прелюдии?- Да ну тебя.Картофель, конечно, не мясо, но намного лучше, чем ничего. Лика быстро съедает свою порцию, облизывает тарелку и поднимает взгляд. Стас вяло ковыряет вилкой.- Что, так позорно приготовила? - недовольно спрашивает Лика.- Нет, вкусно, просто... Как-то не могу.- Ври больше. Я, значит, стояла, старалась, вкладывала в это шикарное блюдо любовь, а у меня между ног горит, между прочим, и шевелиться больно. И вода холодная, это я только сейчас нагрела, для чая.Стас сгибается пополам и его рвёт на пол. Лика забывает, что ещё хотела сказать, и ошеломлённо хлопает ртом.- Честное слово, яда не добавляла, - пищит она, метнувшись к Стасу.- Мне как-то нехорошо, - говорит он.- Ты горишь. Слушай... Слушай... Ой, бля.- Не ругайся, и так плохо.- Я... я... ох ты боженька, я не знаю, что делать. Что делать, Стас?- Помоги дойти мне до кровати. Отлежусь и всё пройдёт. Нет ничего такого, что не исправил бы сон.У него хватает сил и наглости улыбаться. Лика в очередной раз заливается слезами — а ведь думала, что выплакала свою годовую норму, — а он улыбается, словно не понимает, в какой они глубокой жопе.- Тебе надо к врачу, - шмыгая носом, говорит Лика.Решение так очевидно, что становится стыдно за несообразительность. Есть научный квартал. Есть учёные. Есть лекарства и техника. Надо просто пройти десяток километров и сдать себя на опыты.- Зато мы будем живы, - решительно говорит Лика.- Мне надо поспать.- Тебе уже двадцать. Побудь взрослым и послушайся. Мы собираемся и идём. Нет, мы даже не собираемся. Мы тупо идём. Понял?- Лик...- И не ликай мне тут!Она всё-таки срывается на крик, но ей плевать. Да, истеричка. Да, пессимистка. Да, не умеет держать себя в руках. Но она слишком боится потерять Стаса, чтобы сидеть на жопе ровно и ждать, пока всё само по себе станет лучше. Лика знает наверняка, под лежачий камень вода не течёт. Она всю жизнь боролась за то, чтобы чего-то добиться, а когда единственный раз прижала жопу и не стала дёргаться, поверив в прекрасное будущее и ?всё само по себе пройдёт?, осталась в городе, лицом к лицу со страхами и бессмысленностью своего существования.- Пошёл.Лика подхватывает Стаса, выдыхает от его тяжести — вес воспринимается совсем не так, как в постели, — и уверенно тащит его к выходу.- И только посмей потерять сознание. Брошу в грязи и запинаю ногами, - грозит она.- Я не калека, сам идти могу, - раздражённо говорит Стас.- Тебя шатает. Я подпорка, а не носилки. Так что опирайся и иди. Потеряешь сознание, запинаю ногами.Если бы она знала, до чего может довести секс, то не приставала бы к Стасу. Но сделанного не изменишь и надо идти вперёд.Лика верит — искренне верит и молится, — что они дойдут, что Игорь не соврал, что им помогут, не выставив километровый счёт.А если Игорь соврал, Лика его убьёт своими собственными руками. Это не поможет Стасу, но погасит львиную долю ярости.***Под ногами чавкает грязь, по лицу стекает вода, волосы липнут к шее, плечи сводит от усталости, но Лика упорно идёт вперёд и ведёт Стаса. Проще было бы размякнуть чёрной жижей, слиться с обстановкой и страдать, жалеть себя и проклинать тот миг, когда кишка оказалась слаба и упустила последний шанс спастись.Стас наваливается всем своим недетским весом, Лика почти складывается пополам, но удерживается на ногах.- Подожди, - уверенно говорит она. - Скоро будет легче. Доберёмся до асфальта, прямо бежать будем.Стас что-то мычит, мокрые пряди мешают смотреть вперёд, колени дрожат, и, кажется, хрустнуло в спине. ?Беда не приходит одна?, - напоминает себе Лика и, плотно сжав губы, переставляет ноги.Они дойдут. У них нет выбора. Если бы Лика была одна, она точно сдалась бы и легла, подставила бы лицо каплям, набрала бы полный рот воды и захлебнулась. Но на её шее висит Стас, которого нельзя бросать. Это — верный и единственный путь предать себя.?Но если бы я сейчас подвернула ногу и потеряла остатки сил... Как назло, никакой фигни не случится?, - с обидой думает Лика.- Давай передохнём, - просит Стас.- Рано. До асфальта, а там и отдохнём. Мы же не встанем пока.- Я устал.- Из нас нытик я! - зло говорит Лика. - Шагай.Стас подчиняется, медленно переставляет ноги, скользит по грязи и не облегчает жизнь. Хочется разреветься, закатить истерику, потребовать, чтобы пожалели, — но нельзя. Некому взять на себя ответственность.- Зато потом оторвусь, - бурчит Лика. - Вот как возьму! Как оторвусь!Стас подскальзывается и падает, тянет её за собой и вдавливает в грязь. Ей удаётся вывернуться, спасти нос и лицо от грязи, но в уши заливается вода, хребет переламывается от соломинки и Лика... Даже не может закричать, чтобы избавиться от гнева и обиды: неподвижная туша сдавливает лёгкие и лишает решимости.?А если подох? - Паника захлёстывает с головой, всё становится неважным и глупым, всё, кроме желания ошибиться, Лика столько раз ошибалась, она просто не может вдруг, случайно, в самый ненужный момент оказаться правой, но инстинкты подсказывают, что... - Нет, нет, нет!?Тревога подстёгивает, придаёт сил, Лике удаётся перевернуть Стаса, судорожно вдохнуть и убедиться, что он живой. Горячий, мокрый, тяжёлый, бледный, без сознания, но живой.- Господи, спасибо, спасибо тебе, боженька, - горячечно шепчет Лика, срывает с ближайшей дровни брезент и перекатывает на него Стаса.Она решила дойти, и она дойдёт. И доведёт этого придурка, даже если его придётся тащить всю дорогу. Даже если она надорвётся и будет целый месяц болеть. Даже если им суждено сдохнуть в ближайшем будущем. Лика выбралась из глухой деревни, что ей несколько километров до белых халатов?Силы заканчиваются у асфальтовой дороги. Лика не чувствует ни рук, ни ног, ни даже желания выругаться от души. Она отпускает брезент и ложится на холодное полотно лицом вверх, открывает рот и собирает капли дождя.?Интересно, сколько потребуется времени, чтобы утонуть? - думает она. - Пара часов??Лика проваливается в блаженное безразличие, но и его хватает не надолго. Спина и задница замерзают, будят гнев и отвешивают волшебный пендель: Лика подскакивает и пинает Стаса.- Скотина! Ты — скотина! - кричит она. - И дохни тут! А я не собираюсь! Ненавижу!Она плюёт в бледное лицо, промахивается и уходит, не исправив ошибку.Пусть дохнет, если не хочет жить.Пусть сливается с грязью, она и пальцем не пошевелит.Пусть остаётся в прошлом: рано или поздно он всё равно бросил бы её, так почему ей не уйти первой?Её хватает на десять шагов, а потом она разворачивается и бежит к Стасу, опускается рядом с ним на колени, гладит его лицо, плачет, просит прощения и обещает:- Несколько минут. Я отдохну и опять. Я тебя донесу, слышишь? Правда. Прости меня.Если бы рядом были машины. Если бы была хоть какая-то возможность сделать путь не таким долгим, не таким кошмарным. Если бы... Но округа давно разворована, Лика сама грабила — заимствовала — и не стеснялась, а транспортная лента не работает уже несколько месяцев, с тех пор, как последний беженец покинул город и закрылся вокзал.Лика точно знает, что помощь не придёт, что рассчитывать можно только на себя, а она слаба и телом, и духом. Но можно вывернуться наизнанку ради кого-то, кем на самом деле дорожишь. Она поднимается, хватает края брезента, морщится от боли и стискивает зубы.- Надолго тебя не хватит.Лика поднимает взгляд и натыкается на белозубую улыбку. Пожалуй, ей не хватало именно ненависти, чтобы свернуть горы, но она сдерживает злые слова и вежливо спрашивает:- Поможешь?- Куда я денусь? - весело отвечает Игорь. - К очкарикам? - Лика кивает. - Заболел или подбили?- Заболел.- Давай, как с лошадями, одна тащит, другая идёт налегке. Первым тащу я. Всю командировку ты мне испортила, рыжая.Игорь разжимает руки Лики, хватает края брезента и тащит Стаса к очкарикам. Это какая-то насмешка. Так не бывает. Помощь не приходит именно тогда, когда она особенно нужна.Лика бездумно плетётся следом все пять километров. Лишь оказавшись у входа в научный центр, она понимает, что долгая прогулка закончилась.