Глава 3. И людях. (1/2)

?Толпа жадно читает исповеди, записи etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок не так, как вы, — иначе!?Джон Стейнбек, ?На восток от Эдема?.Сон был тягостным, аморфным. Он сплошь состоял из странных незнакомых образов, теней, силуэтов, обрывков тумана. Иногда – лиц и чьих-то голосов. Иногда – мест. Всё во тьме, окутанной завесой тумана, издалека подсвеченной чем-то вроде прожектора.

Во сне ничего не происходило. Просто время от времени туман, которого становилось всё больше, рождал новые образы, поглощал старые. Он наплывал волнами, затекая в нос, рот, уши.

Всё вокруг состояло из тумана. Он владел этим местом. Он был тяжёлым, липким и влажным. Было трудно дышать, двигаться, думать. Он словно давил во всех сторон.А ещё туман наблюдал. Не известно, как, но в тумане возникало чувство, будто он смотрит. Будто он видит. Будто стремится проникнуть своим пытливым недобрым взглядом, от которого пробирает дрожь, в самую суть души, лезет в самое нутро и выворачивает тебя наизнанку точно куклу из кукольного театра, что одевается на руку. Все мысли и чувства, страхи и пристрастия – всё то, о чём и сам далеко не всегда подозреваешь. И это было страшно – был подопытным, исследуемым объектом неведомой непреодолимой силы, снимающей тебя слой за слоем и заглядывающей всё глубже и глубже.

И от этого было не убежать, не скрыться – туман был везде. Он прилипал, цеплялся, удерживал, заставляя метаться, дёргаться, трепыхаться в бессильных отчаянных попытках вырваться на волю. В бессмысленных и безрезультатных попытках. Потому, что чем дольше и яростнее были эти попытки, тем сильнее держал туман. Замкнутый круг отчаяния и страха.

А потом, откуда-то издалека, раздался голос. Сухой, скрипучий – как железом по стеклу – но он говорил понятные слова. И о понятных, нужных вещах.Спокойствие.Безопасность.Согласие.

Покорность.Исполнительность.Были и другие слова. Много других слов. И в этот момент, будто подчиняясь этому голосу, туман вдруг перестал быть таким пугающим. Он продолжал держать, продолжал слать образы и наблюдать. Но не пугал. Стал… привычным? Голос в этом убедил. Или ещё почему-то? Может и просто так. Таков был сон. А разве можно искать логику во снах?Громкий пронзительный гудок взорвал вязкую тягуче-липкую иллюзию сна, оставив лишь её скудные затухающие осколки на задворках пробуждающегося сознания. Сознание пробуждалось трудно, как бы нехотя, так, словно им давно не пользовались, и оно успело изрядно проржаветь. Пробуждалось со скрипом, который даже можно было услышать в собственном воображении. Оно медленно возвращало себе власть над телом после сна – нервные импульсы находили путь к затёкшим рукам и ногам, ?включилась? спина, отдаваясь ноющей болью от долгого лежания на чём-то неудобном. Медленно открылись глаза, которые тотчас резанул холодный яркий свет, лившийся сверху.

Гудок, от которого уже начинала болеть голова, затих. И тут же стали слышны шаги десятков ног и приглушённые голоса.

Кто-то толкнул в плечо. Сильно. Почти больно:- Эй, вставай! – требовательный грубый голос раздался рядом. И человек, вырвавшийся из когтей сна, открыл глаза снова. Над ним, лежавшим на нижнем ярусе железных нар, стоял высокий… не человек с грубой жёсткой коричневой кожей, гипертрофированной грудной клеткой и мощными руками. Выражение его вполне человекоподобного лица было хмурым и не предвещало ничего хорошего. Человек резко поднялся, сев на своём ложе, ощутил лёгкое головокружение и тошноту.- Что… где… я? – это были его первые неуверенные слова, произнесённые заплетающимся языком. Он огляделся – ряды трёхъярусных нар заполняли просторное длинное помещение, исполненное в серо-белой цветовой гамме. Ряды ярких длинных ламп на потолке изливали мёртвый свет на добрую сотню местных обитателей – людей и тех, кто ими не являлся. Тут были сородичи верзилы, разбудившего человека, были похожие на людей, но с костяными наростами на голове, были люди, в чьём облике проглядывало что-то кошачье – зрачки и разрез глаз, другая форма ушей, плавность движений. Были зеленокожие гуманоиды, гротескно сочетавшие человеческие черты с чертами мифических гоблинов. И все они были лысы и одеты в одинаковые серые комбинезоны с номерами на груди и спине. Человек взглянул на себя – на нём тоже был такой комбинезон. Пощупал - прочная и грубая ткань.

- Новичок, поздравляю тебя с прибытием в трудовой лагерь ?Unterwelt 316?, - сарказм, перемешанный с чем-то, что лишь завзятый оптимист мог бы назвать сочувствием, излился с уст ?коричневого? верзилы.

- Какой… лагерь?- Больше никаких вопросов, - грубо оборвал его верзила. – Поднимай свою жопу и вставай рядом с нарами как все. Нам не нужны проблемы.Человек пожал плечами и послушно сделал, как велят – спорить с кем-то, кто в полтора раза больше тебя как-то не хотелось. Зато хотелось понять, где он находится. Но на самом деле даже не этот вопрос был главным.

Внезапно раздавшаяся откуда-то с потолка рубленая фраза не дала сформулировать тревожащий разум вопрос:- ВСТАТЬ! УТРЕННЯЯ ПРОВЕРКА!И тотчас все разговоры стихли – за одно мгновение воцарилась просто сверхъестественная тишина и все многочисленные ?местные обитатели? встали каждый у своих нар по трое, вытянувшись по струнке. Ровные ряды серых унылых фигур, во взглядах которых плескались внутреннее безразличие, апатия, иногда – очень редко – бунт, но чаще встречались страх и отчаяние.

В потолке, что возвышался метрах в десяти, с тихим жужжанием через равные промежутки открылись ниши, откуда плавно выдвинулись коробы, похожие на хитрые видеокамеры, ощетинившиеся линзами и какими-то трубками. Сверкнуло, и по стройным рядам лиц запрыгали красные лучи сканеров, превращая барак – а другого названия помещению, в котором он оказался, человек подобрать не смог – в филиал какой-то адской дискотеки теней. Красный свет лучей, со скоростью пули пляшущих по напряжённым фигурам, затопил помещение, придавая лицам разумных, что стояли неподвижно, зловещий тёмно-багровый оттенок. Тени конвульсивно плясали, дёргались, вздрагивали, смешиваясь друг с другом и разбегаясь, пока сканеры выполняли свою работу.

Наконец пляска лучей завершилась, вновь вернулось нормальное освещение, а все сканеры снова укрылись в нишах на потолке. Все, кроме двух – лучи, испускаемые ими, упирались в двух гуманоидов. Это были синий верзила с вытянутым лицом и парень, имеющий кошачьи черты в облике.

Все молчали. Все смотрели. Все продолжали стоять как оловянные солдатики на страже, но человек заметил, как изменились их взгляды – где-то прибавилось страха, где-то появилось облегчение, кое-где мелькало сочувствие. Кто-то отводил взгляд, чтобы не смотреть на отмеченных лучами. Человек даже ощутил, как напрягся стоящий рядом ?коричневый будильник?.

- ЧЕТЫРЕСТА ДЕСЯТЫЙ! ПЯТЬСОТ ВТОРОЙ! – резанул голос с потолка. Мужской, бесстрастный. Так казалось. Но на самом деле в нём мелькали едва заметные нотки превосходства и злорадного удовлетворения. – В ПОСЛЕДНИЕ ДВА ДНЯ РЕЗУЛЬТАТЫ ВАШЕЙ РАБОТЫ БЫЛИ НИЖЕ НОРМАТИВА. ВЫ ПЕРЕВОДИТЕСЬ В ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ОТДЕЛ.Когда голос закончил, человек заметил, как исказилось лицо юноши, на которого указывал луч – это была плохо скрываемая гримаса ужаса, он весь мелко затрясся, но всё ещё продолжал стоять, словно что-то мешало ему рвануть прочь от того, что так сильно его пугало. А вот синий верзила… его лицо было апофеозом обречённости и смирения. Скупая слеза скользила по его щеке.

- ОСТАЛЬНЫЕ РАБОТАЮТ В ОБЫЧНОМ РЕЖИМЕ, - и тут у всех словно отлегло. Неслышный вздох прокатился по бараку. Но это ещё было не всё, что собирался сказать ?глас небес?. – НОЧЬЮ ПРИБЫЛО НОВОЕ ПОСТУПЛЕНИЕ. К ВАМ ТЕПЕРЬ ПРИПИСАНЫ ВНОВЬ ПРИБЫВШИЕ С ПЯТЬСОТ ДЕСЯТОГО ПО ПЯТСОТ ДВАДЦАТЫЙ. СМЕНА НАЧИНАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА, - и голос затих. На этот раз – совсем.

Вокруг началось движение, робкое и неуверенное, тихие разговоры. Кто-то говорил о еде, мечтал о свежем хлебе, другие возражали, дразня колбасой или просто жареным мясом хугонга… А вновь прибывшие – человек отличил их по номерам на комбинезонах – выглядели испуганными, шокированными, растерянными и подавленными. Они жались друг к другу, нервно шутили, пытались что-то спрашивать у местных. Окружающие же… Что-то в них было не так. Человек не мог сказать, что именно, но чувствовал это.- слушай сюда, пятьсот десятый, - могучая коричневая ручища – почти лапа гориллы – шлёпнулась на плечо человеку, едва не заставив того присесть под собственной тяжестью.- Слушаю, - отозвался тот, взглянув на гуманоида, стоявшего рядом.

- Если хочешь жит, то будешь работать и выполнять норму, - сказал тот. – Соглашайся на любую работу. Впрочем, особого разнообразия тут нет. А если не сможешь выполнить норму, то…, - он просто показал на четыреста десятого и пятьсот второго, которые всё ещё продолжали стоять на своих местах с нацеленными на них лучами сканеров. А может, это были не просто сканеры?Взвыл гудок побудки, заставив всех шарахнуться от дальнего конца барака, где тихо открылась массивная дверь по типу лифтовой, пропуская в помещение … Это точно не было живым существом – массивная трёхметровая стальная фигура без головы с ромбовидным торсом на мощных ногах, с руками, оканчивавшимися каким-то оружием каждая. Вместе с ним сюда вошли двое. И это были люди. С ног до головы они были одеты в чёрную, с острыми гранями, броню. Чёрные окуляры их закрытых герметичных шлемов смотрели вокруг бессмысленным зловещим взглядом. Они тоже были при оружии. На груди стальной фигуры и солдат красовался символ – белый круг на красном фоне, а в круге – чёрный крест с углами, загнутыми вправо. Злой символ. Так решил человек.

- Вы двое, - просипел искаженный, будто говорили по рации, голос одного из бойцов. Оружие ткнулось в сторону пятьсот второго и четыреста десятого. – На выход.В тот же момент сканеры, державшие обоих на прицеле, скрылись в нишах. Синий великан, лишь на две головы уступавший в росте роботы, покорно пошёл к солдатам. А вот парень… его трясло как при лихорадке, пальцы рук нервно теребили жёсткую ткань комбинезона, затравленный взгляд бегал по лицам окружающих, словно надеясь найти поддержку, спасение. Но никто не смотрел ему в глаза.

- Пятьсот второй, даю три секунды! – жёстко и требовательно сказал солдат. Парень дёрнулся как от удара плетью, сделал шаг на негнущихся ногах, другой… а потов его переклинило – он с криком бросился к выходу, но не успел пробежать и трёх метров, как с громким противным хлюпающим хлопком его голова взорвалась фонтаном крови, осколков черепа и мозгов, обдав алым всё вокруг. Тело ещё пару секунд бежало и только потом, будто поняв, что головы уже нет, рухнуло на пол, заливая его кровью.

- Неподчинение карается смертью, - обыденным тоном сказал солдат, отдававший приказы. И затем, развернувшись, словно ничего не произошло, он направился к выходу, где его ждали другой солдат и 410-й. робот же, неуклюже наклонившись, поддел безголовое тело рукой, поднял, пачкая кровь мертвеца, все ещё текущей багровой лентой из развороченной шеи, пол, и пошёл следом. Один сканер высунулся из потолка и принялся деловито елозить лучом по луже крови, мгновенно зашипевшей и начавшей исчезать, стираться, как будто карандашные линии пол ластиком.

Солдаты ушли, оставив в душе человека обоснованную тревогу, а в разуме – массу вопросов. Но, всё же, не они были главными, терзавшими разум с самого пробуждения.- Как… меня зовут? – человек вопросительно поглядел на верзилу с номером 444 на комбинезоне. Может, он знал ответ? такое могло быть. Но что-то подсказывало – не знает.- Ты идиот? – воззрился тот на человека с видом энтомолога, которому в сачок попался птеродактиль.

- Не уверен, - ответ был честен и пронизан разочарованием.

- Точно идиот, - заключил 444-й, взявшись за подбородок. И сейчас взгляд человека, в чьём разуме тревожным сигналом билась навязчивая, полная нарастающего страха мысль ?кто я??, начал подмечать в окружающих те детали, которые не заметил сразу. Главная деталь – все, кого он видел здесь, были худы, угловаты, костлявы. Даже 444-й выглядел худым для своей комплекции.

К ним подошёл сухонький мужичок непонятного возраста, принадлежащий к тому же народу, что и погибший парень. Лёгкая седая щетина топорщилась на его лице. А взгляд из-под нахмуренных бровей ужалил человека. ?Нет, пятьсот десятый?, - решил человек. ?Раз я не помню, кто я, то пока пусть будет номер. Пока не вспомню?, - он надеялся, что вспомнит. Незнание того, кто он есть, кем был, тяжёлым грузом давило на душу и сознание, погружаясь в самое нутро и затрагивая нити липкой паутины глубинного страха. Да. Не опасность смерти, притаившейся в этом трудовом лагере на каждом шагу, пугала его. Пугала неизвестность, незнание самого себя. Пугало до такой степени, что 510-й предпочёл переключиться на что-то внешнее, а не копаться в самом себе.- Что ты умеешь? – сухой сиплый голос мужичка под номером 431 заскрёбся по барабанным перепонкам. – Кем раньше работал?- Я не знаю. Не помню, - извиняясь, пожал плечами 510-й.- Не помнишь? – недоверчиво сощурился мужичок. – Хм… Глядя на тебя - не удивлён.- А что?- Сам увидишь, - как-то неопределённо сказал тот, после чего ещё с полминуты разглядывал 510-го, а потом постановил: - Будешь работать в нашем отряде.

- На хрен он нам сдался? – сложил руки на груди 444-й с видом тотального несогласия на лице.- Пятьсот второй был в нашей бригаде, если ты вдруг забыл.- Возьмём кого-то другого из новичков. Этот же – просто доходяга, - брезгливо поморщился коричневый верзила. Мужик сверкнул кошачьими глазами.- Да? – он красноречиво глянул на группу новичков, у которой толпились бывалые обитатели лагеря. – Похоже, всех уже разобрали. А ты сам знаешь, что без нового работника на замену мы сами скоро двинем за 502-м.- Там, куда он попал, ему точно лучше, чем здесь.- Ну так чего ж ты сам туда не рвёшься?Ответа не последовало. Просто 444-й замолчал, а его взгляд наполнился тоской и безнадёгой.

- Почему вы не пользуетесь именами? – улучив, наконец, момент, спросил 510-й. Это действительно казалось ему странным. У всех было имя. Должно было быть. Он почему-то был в этом уверен.- Имя…, - взгляд 431-го на миг вспыхнул застарелой болью, а затем снова стал бесцветным. – Номер – твоё имя. Так здесь заведено.- Почему? – 444-й на это развёл руками, словно говоря ?вот видишь – он же дурной?.

- Потому, что неподчинение – смерть. А они, - желтоглазый мужчина указал на потолок, - слышат.

Гудок сирены, точно такой же, как и тот, что предвещал появление солдат, в этот раз возвестил о начале трудового дня – открылась дверь в противоположном конце барака и люди вместе с прочими разумными потянулись к темнеющему проходу, собираясь в группы по десять.- Пора, - призывно махнул рукой 431-й. было в этом жесте нечто, заставлявшее думать о слепой покорности судьбе. 510-й решил не спорить. И вообще ничего не делать, не спросив других. Нужно было понять, по каким правилам работает это место. И были ли здесь вообще правила, кроме ?неподчинение – смерть?.

Так он думал, входя в длинный узкий серый коридор, освещённый более тускло, чем барак. К этому моменту рядом с ними собрались ещё семеро… рабочих? Но 510-й сомневался, что это было подходящее слово для определения тех, кого он увидел в бараке.

- Дальше кормёжка, - едва слышным шёпотом сказал ему на ухо 431-й, говоря чуть громче топота десятков ног и приглушённых разговоров, обрывки которых долетали до слуха 510-го – звучали незнакомые имена, названия мест, упоминались какие-то события. ?Рейх?, ?Гитлер?, ?Падение Арханты?, ?Фронт освобождения? и другое. Политика. – Сразу всё не ешь. Только баланду. Хлеб положи в карман, - больше 431-й ничего не сказал.Так они и прошли ещё два десятка метров глядя в спины впереди идущих, пока не вошли, свернув направо, в просторное помещение. Здесь у дальней стены была своеобразная стойка, за которой находились какие-то агрегаты в количестве пяти штук, напоминающие поставленные на попа прямоугольники. К ним подходили по пять разумных, в аппаратах открывались полости, откуда подошедшие забирали железные миски, наполненные чем-то противно-бледным, и хлеб, а после отходили в сторону, чтобы пропустить следующих. К каждому автомату выстроилась очередь. Получившие свою порцию ели стоя – здесь не было ни столов, ни стульев. Просто голое помещение, которое наполнял мерный стук ложек.

510-й тоже встал в очередь за 431-м и 444-м. Очередь продвигалась быстро, но, всё же, у него появилось время, чтобы немного подумать. Пока ему было известно немного – он оказался в трудовом лагере, что бы это ни значило. Хотя вряд ли что-то хорошее. Здешние реалии были весьма суровы, если не сказать больше – он пробыл здесь немногим более получаса в сознании и уже ощущал серьёзное давление на психику. Предполагалось, что они должны здесь работать – он и все те, кто вкушал из алюминиевых мисок алюминиевыми ложками бледно-серую кашицу. Но о сути работы пока можно было лишь гадать. Далее. Смерть здесь была настолько близко, ощущаясь ежесекундно, что местные с ней как-то свыклись, стали жёстче из-за постоянного присутствия безносой в их жизни, готовой эту самую жизнь в любой момент забрать. А ещё все, кого он встретил в бараке, явно были в подчинённом, угнетённом положении. А солдаты и робот… кто руководит этим лагерем?Подошла его очередь. Он встал перед агрегатом, напоминающим помесь кофе-машины-переростка и советского автомата с газированной водой. На корпусе, сером и абсолютно гладком, было всего две кнопки – зелёная и жёлтая. Он нажал зелёную. Что-то внутри машины звякнуло, загудело, и в автомате открылась ниша, где уже стояла миска с баландой, в которой стояла ложка, и краюшка хлеба грамм на сто двадцать. 510-й взял свою порцию и отошёл. Хлеб. Как и советовал 431-й, он сразу сунул в карман и, набрав полную ложку густой жижи, осторожно её попробовал.Вкус… Как можно было его описать и с чем сравнить, если все варианты для сравнения были забыты вместе с собственным прошлым? В голове, там, где раньше была память обо всей жизни, царила звенящая пустота, отдававшаяся ноющей болью всякий раз, едва он пытался тянуться к ней своим сознанием. Поэтому пока приходилось есть. Нет, баланда, конечно, была съедобной, но отвратный пресно-солоноватый вкус с нотками чего-то совершенно непонятного и ещё более гадкого, оказался отличным способом спровоцировать рвотный позыв.

И, всё же, 510-й одолел свою порцию. Наблюдая за другими, он уже заметил – те, кто поел, снова подходили к автоматам, но нажимали жёлтую кнопку. Ниши снвоа открывались, и туда отправлялась посуда. Он повторил все эти действия, стараясь сдержать тошноту, камнем подступавшую к горлу, и взглядом нашёл ?своих? - 431-го и 444-го, о чём-то споривших у входа. Подошёл к ним.- Познакомился с местной кухней? – едко поинтересовался коричневый.

- Неприятное знакомство, - сухо ответил человек. Он чувствовал, что 444-й по какой-то причине настроен к нему враждебно. Но почему – это была тайна за семью печатями. Однако, он не собирался её разгадывать.- Чёрт, сегодня дольше, чем обычно, - зло процедил 431-й, оглядываясь назад – на тех, кто ещё не успел доесть и не стоял в общей очереди на выход, тянувшейся из коридора.- Новички медленно жрут, - понимающе кивнул 444-й, глянув на человека – хоть этот справился быстрее. – Плохо. Я думал, им уже объяснили…- Проклятье! Снова повысят норматив!В этот момент вновь напомнила о себе сирена, и с потолка тотчас свесились уже знакомые ?сканеры?, которые были не просто сканерами. Зловещие рубиновые лучи протянулись к тем, кто ещё ел.- ВНИМАНЕ! ВРЕМЯ ПРИЁМА ПИЩИ ОКОНЧЕНО! У ВАС ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД, ЧТОБЫ ВСТАТЬ В ОЧЕРЕДЬ И ОТПРАВИТСЯ В РАБОЧУЮ ЗОНУ! – резко прозвучала запись жёсткого мужского голоса с лающим акцентом. Не успевшие принялись суетиться, кто-то уже встал в хвост очереди, кто-то сдавал посуду автоматам, но когда отведённые пятнадцать секунд истекли, двое ещё не успели выполнить требование автоматики. Новички. Матёрые с виду мужики. Они поплатились за свою нерасторопность – интенсивность лучей, что их сопровождали, на мгновение возросла так сильно, что стало больно смотреть, и эти двое, вспыхнув как спички, развеялись прахом за секунду, даже не успев вскрикнуть!И никто ничего не сказал по этому поводу. Многие даже не обернулись. Ни слов сочувствия, ни жалости. Лишь кто-то тихо посетовал, что из-за этого сегодня придётся больше работать.

Им всем было безразлично. Эта простая догадка вселила настоящий ужас в 510-го. Безразличие к судьбе этих двоих означало нечто большее. Безразличие ко всем окружающим. Ко всем, кроме себя. И он по-новому взглянул на 444-го и 431-го. Сначала он подумал, что желтоглазый мужчина с седой щетиной хотел ему помочь, определяя в свою бригаду. Теперь он понял – тот заботился о себе.

Очередь тронулась прочь, перешёптываясь, шаркая ногами. Вскоре они вернулись в коридор, прямой как палка, и шли по нему, пока впереди он не раздался вширь, превратившись в некое подобие тамбура с массивной железной герметичной двустворчатой дверью, над которой нервно мерцала жёлтая лампочка.

Двери с лязгом и гулом начали открываться. Потянуло прохладным воздухом, в котором чувствовался какой-то странный запах, и 510-й, подходя в общем потоке всё ближе, узрел величественную картину, что полностью его захватила на несколько секунд – явление кромешно-чёрного, с примесью антрацита, неба, усеянного звёздами, россыпи которых плыли, сверкали, перемигивались в некоем едином, едва уловимом движении!

А потом он вышел наружу.Унылая серость простиралась вокруг покуда хватало взгляда. Земля была устлана мелкой сыпучей пылью, которая в свете звёзд и прожекторов казалась обманчиво-серебристой. Впереди он видел какие-то приземистые постройки без окон – большие прямоугольники, соединённые друг с другом прямоугольниками потоньше и подлиннее. А ещё он видел башню, возвышавшуюся над общей серостью на добрых полсотни метров, и комплекс зданий рядом с ней явно технического назначения. Там же было здание, выбивавшееся из общего ряда форм, цветов и размеров. Оно почти не уступало башне в высоте, имело окна, которые 510-й вообще впервые увидел здесь, и было выкрашено в синий. С другой стороны располагались четыре идеально ровные квадратные площадки, на которых стояли громадные дисковидные аппараты. Один из них вдруг плавно оторвался от земли, взлетая, устремляясь ввысь, к гигантскому куполу защитного поля, что накрывал весь лагерь синеватой мерцающей накидкой из шестигранников, которую излучали четыре ажурные и вместе с тем основательные полуарки, изгибы которых плавно уносились ввысь, соединяясь друг с другом над центром лагеря. Шестигранные секции купола по курсу дисколёта замерцали, а затем исчезли, позволяя машине вылететь прочь, мигом ускорившись и растворяясь среди звёзд.

Все здания лагеря соединяли дороги, достаточно широкие, чтобы по ним могли ездить машины. А ещё здесь, снаружи, было очень многолюдно: кроме десятков таких же, одетых в серые комбинезоны, разумных, занимавшихся уборкой территории, подготовкой каких-то машин и прочими делами, тут были солдаты с роботами. Их отряды патрулировали всю территорию лагеря, они были у каждого здания, некоторые беседовали с пилотами и техниками у ангаров рядом с посадочными площадками, иные еж на языке кулаков и ног, закованных в броню, объясняли какому-то бедолаге, истекающему кровью, как надо хорошо работать. 510-й поймал себя на мысли, что не было ни секунды, чтобы он не оказывался в поле зрения очередного бойца в чёрной броне и защитной маске на лице. И, оказавшись здесь, на улице, он понял, почему солдаты даже в бараке не сняли свои маски и для чего их носили – снаружи было трудно дышать. Воздуха не хватало, от чего он ощущал лёгкое головокружение и ноющую боль в груди. Приходилось делать глубокие вдохи и телоуже казалось ватным, хотя не прошло и минуты с тех пор, как их процессия покинула здание барака. Он споткнулся, едва не налетев на 431-го. Тот не оборачиваясь сказал: ?Скоро привыкнешь?.