Часть 1 (1/1)

Азирафель был слишком мягким, чтобы позволять себе слабость в его присутствии. Иногда, Кроули казалось, что если он хоть немного расслабится, эта мягкость поглотит его, и он никогда не будет прежним. Что хорошего было в его ?прежнем?, то есть, нынешнем состоянии, четко сформулировать змей не мог, да и не хотел. Оптимизм никогда не был его отличительной чертой, и пытаться найти преимущества в бытие демоном казалось ему занятием совершенно бесполезным. Ну, право слово, зачем задаваться такими праздными вопросами, когда еще столько дел, столько дел. Вечно куда-то спешить, лететь – вот секрет, если не успеха, то не неудачи Кроули. Пожалуй, начальство больше всего и ценило его за то, что там, где другие демоны будут лет двадцать-тридцать склонять одну душу, он широким мазком пройдется по сотням людей, если, не склонив их к Аду, то значительно подпортив карму. Результаты, в итоге, были одинаковыми, что у рядовых демонов, что у Кроули, но размах и большие цифры всегда радовали начальство. А то, что цифры могли быть завышены или вообще взяты с потолка (ах, простите, со дна), так это пустяки. Абсолютная ерунда, не заслуживающая внимания.Мягкость Азирафеля, конечно, всегда была поводом для шуток, подначиваний, и небольших розыгрышей. Конечно, ангела ведь разыгрывать куда веселей, чем своих коллег (да какие из них коллеги, так, дилетанты), и уж тем более, веселее, чем возиться с людьми. Иногда у Кроули даже проскакивали словечки на тему того, как такому, как Азирафель, вообще доверили что-то режущее, да еще и нехило так полыхающее. Правда, разговор этот всегда сворачивался – он не был приятен ни Азирафелю, ни самому Кроули. Хотя, почему так было для демона, ангел решительно не понимал, с самого начала ожидая вороха шуточек и подколов.И, если бы Кроули кто-нибудь, когда-нибудь сказал бы, что он напьется в компании ангела до такой кондиции, что будет не в состоянии протрезветь, и завалится спать, он, может, еще и поверил бы. Но только не в том случае, если бы ему сказали, что в качестве подушки он использует вышеуказанного ангела.Сон был для демона отдушиной. Личным маленьким райским уголком, где его точно никто бы не потревожил. Он мог управлять своими сновидениями, и выстроил для себя личную систему защиты, такую, чтобы ни одна падаль не могла нарушить его покоя. Декорации сновидений менялись, в зависимости от настроения демона, но все они неизменно приводили его в какую-нибудь туманность, к которой он когда-то приложил руку. Таких было много, настолько много, что за все его сновидения они ни разу не повторялись. И вся его четко выстроенная система, защита и убежище, все это дрогнуло и начало неконтролируемо меняться, стоило Кроули один раз, почти не намеренно даже, задремать в компании ангела. Конечно, дело было в том, что защищался змей от демонических вторжений, все-таки у него были свои конкуренты и недоброжелатели среди ?коллег?. И, конечно же, сам ангел был здесь совершенно не при чем. Но, в ту ночь, Кроули впервые, за все то время, что прошло с его падения, вернулся на стену Эдемского сада. Бескрайнее белесое небо, белые одежды и крылья, невесомо раскрывшиеся за его плечами. И бесконечная тишина. Но хуже всего было не это напоминание о безвозвратно утерянном, хуже всего было ощущение реальности, до мурашек пробирающее чувство того, что все это по-настоящему, руку протяни – и вот они, другие три стража и бесконечная тишина пустыни за стеной.Вынырнуть из этого кошмара помогло только то, что Кроули лишь задремал, не позволил себе погрузиться в сон полностью, как будто предчувствуя грядущее. Никогда больше демон даже мысли не допускал о том, чтобы хотя бы глаза прикрыть в присутствии ангела. Ни на секунду. Ни за что. Не дай бо… дьявол еще раз увидеть это. И вот теперь, смотря на слепящую глаза одежду, Кроули понимал, что он снова допустил жуткую ошибку. Слишком расслабился. Конечно, это все Азирафель. Столько лет Кроули избегал его (а по их договору и совместным алкогольным развлечениям и не скажешь), показывал всю свою демоническую натуру (и весьма удачно, ангел обижался и разочаровывался в змее с периодичностью в пятьдесят лет, плюс-минут десятилетие), а все-таки, он снова здесь. Снова смотрит на это небо и это песок.