Скарлет и вантаблэк (1/1)
- Мне вот интересно, у нас некоторые вещи что, в шкафу исчезают и материализуются в других местах?Фостер ходил от полки к полке, злобно топая. Спокойное желание найти пачку счетов за квартиру медленно перетекало в агрессивную необходимость, что ужасно бесило и без того раздраженного рыжего.Йан сидел в кресле, пробивая какой-то адрес из дела по картам в сети. Видимо узнавал, куда ему придется ехать с обыском или чем похуже.- Ты мне скажи, что ты ищешь. Может, я видел, - протянул детектив, мерно стуча по кнопкам.- Коммунальные бумажки. Чертовы счета. Где они?Ищущий остановился, смотря на собеседника. Киркманн поднял глаза к потолку, что-то прикидывая, и ответил:- Вроде, папка с документами в шкафу в спальне. Мне казалось, что я ее видел вчера. Но это только предположение.- Хоть что-то. Спасибо за наводку, сэр.Йан улыбнулся, глядя в зеленый экран, а Блез победоносно направился к шкафу.Открыв внушительный гардероб, он уставился в его недра, уперев руки в бока.- Ну, хорошо.Поиск затянулся на минут семь, и врач нашел все, что было можно найти, но не папку с бумажками. Окончательно разозлившись, он высунулся из хранилища с охапкой мелких декоративных фигурок и крикнул:- Блять, тут ебаный святой грааль нашелся, но только не то, что нужно!Знакомый голос, чуть заглушенный стенами, ответил:- Сейчас я закончу, погоди.Нахмурившись и прижимая к себе разрозненные статуэтки, Блез дернул плечом, и одна из них, металлический шарик, слетела с подставки и быстро закатилась под постель.- Да ты издеваешься, блять.Аккуратно положив декорации на кровать, врач опустился на колени и заглянул вниз.Золотой шарик покоился недалеко, и достать его получилось просто вытянутой рукой. "Так-то, сучка", - выдохнул Фостер и уже собирался выползти, как заметил кое-что.Коробка. Обычная, по размеру обувная, но бежевая, в какие обычно сгружают надоевшую канцелярию. Уголки шершавые и помятые, сразу видно, старая.В самом ящике не было ничего странного. Вот только Блез не помнил, чтобы он когда-либо засовывал короба под кровать. Это выглядело не то, чтобы подозрительно, скорее, неожиданно и любопытно, только и всего. В голове мелькнула мысль о том, что рыжий мог сам ее сюда запихнуть и забыть, такова реальность терапии антидепрессантов. Подумав секунду, Фостер чертыхнулся и подцепил пальцами картонку, натягивая на себя. Она поехала по полу легко, что доказывало либо относительно невесомое содержимое, либо его почти полное отсутствие.Вытянув ящик на свет божий и сев на колени, Блез увидел обычную коробку без подписей и наклеек. Просто картон нейтрального цвета, ничего более.Хмыкнув, он поднял крышку и рефлекторно зажмурился.Его ослепило красным. Алым, маковым цветом. Этот яркий, слишком вызывающий свет выстреливал из пустой кремовости хранилища, и словно дышал, источал жар. Блез коснулся глубокого, трепещущего оттенка и нервные импульсы сообщили, что это кусок ткани, плотно лежащий в ограниченном угловатом пространстве. Фостер не мог вспомнить о чем-то таком у себя и краем мысли подумал: "Точно вещи Йана". На этом их следовало и оставить, не трогать, но любопытство взяло верх. "Да ладно, он не расстроится, тем более, уже давно вместе, не страшно".Подняв материю, Блез ее расправил. А после этого время остановилось.Он почувствовал, как расширились зрачки. Сначала показалось, что это какая-то шутка, потому что чего-то подобного рыжий не видел многие годы. Вероятно, в первый момент он даже не сообразил, где мог видеть такое, но в следующий миг воспоминания со школы окатили врача холодным ведром ледяного осознания. Пальцы разжались, и тяжёлая ткань упала на пол, развернувшись во всей красе.На врача угнетающе топорщились черные линии, складываясь в угловатый символ. Эмблему, которую нельзя спутать ни с чем другим. Уродливое, пустотно-черное нагромождение на ослепительно белой полосе, тонущей в красном море, волнах хлопка. Под квадратичным изуверством мрачного, адского знака мертвым глазом смотрел орел, такой же прямой и жесткий, раскинув два длинных крыла в обе стороны, по ровному горизонту. Фостер никогда не думал, что увидит такую вещь не то что в своем доме, но и где-то помимо музея. Противоестественный кусок прошлого, кошмарная страница истории сейчас лежала прямо перед ним, окрашивая воздух вокруг мерным алым сиянием. Свечением слепой силы, крови и тупой ненависти, криво склеенных жаждой превосходства. Не в силах выдерживать давление этого полотна, Блез смял его и трясущимися руками влез в коробку.Нашивки.Клочки бумаги.Кольца и жетоны.Фото.Рыжий пытался сделать вид, что это не может быть правдой, но, листая фотоснимки, вскоре невозможно стало отрицать.Последняя бумажная открытка не оставляла никаких сомнений. Этот оскорбительный флаг на фоне, выброшенная вверх рука. И лицо, которое было слишком хорошо известно врачу. Без сомнений, Йана невозможно было спутать с кем-то другим.Но здесь он и правда был кем-то иным. Словно забытый и бесчестный брат-близнец, чуть младше любимого, знакомого детектива, но кардинально другой: короткая стрижка, ёжик, почти под ноль, цвета платины или светлого серебра, темная подводка, оттеняющая синяки под глазами, острые ресницы. Но это выражение лица Фостер знал наизусть - уверенный взгляд и суровый волевой подъем головы. Лицо победителя.Только в данном случае этот победитель фигурально стоял в луже крови, тянущейся кровавым следом через года, отравляя существование всего человеческого рода.
Блез уже весьма туго соображал и едва мог дышать, поэтому последней каплей стало изъятие со дна коробки относительно тяжёлой черной книги, выбитое готическим шрифтом название которой кричало в воздух, сотрясая стены комнаты."Mein Kampf"Блез мало знал про нацизм. Это случилось еще в прошлом веке, сто лет назад, но то, что было у него на слуху, отголоски страшного прошлого, философия и взгляды нацистов до сих пор внушали суеверный ужас. Геноцид, война, насилие, чистка среди своих, превосходство одной расы над другими, жестокость, патриархат, фанатизм - все это было стихией неукротимого, чистого зла, воздвигнутого самими людьми. Фостер знал, что со временем движение стало подстраиваться под прогресс и получило модную приставку "нео", но спустя десятилетия, благодаря участию правительства и полиции, это бордовое заскорузлое пятно в обществе было стерто.
А теперь глаза, широко открытые от ужаса, бегали от объекта к объекту, от доказательства к доказательству. И поверить в происходящее все никак не получалось. Потому что, по мнению врача, такой ситуации просто не могло быть. Это невозможно. Слишком далеко по времени находилась эта бездна ненависти от нынешней жизни людей. Она не касалась их.До этого момента."В твоем доме все это время жил неонацист. Возможно, один из немногих последних. Тех, кто сидят за закрытыми дверями и все еще верят. Он сидел с тобой за одним столом, спал в одной кровати. Он тебе не рассказал. Сколько раз ты спрашивал, есть ли у него секреты, и он отвечал: "Нет". Значит, это ложь. Боже, а что еще тогда ложь? Если он скрыл такое, то что еще у него в голове? Что еще он может умалчивать?" - Блез почувствовал, что одежда прилипла к коже, став мерзко холодной, как прилипшая шкура животного в остатках скальпа. -" Я рассказывал ему все, под чистую, а он все слушал, абсолютно все. Он же все запоминает, пропускает через себя. Знает обо мне абсолютно все, даже-"Мысль заставила врача согнуться пополам. Свет вокруг потемнел, а уши глухо застучали."Он знает, что Бэтти мулатка. Он знает, что мой сын мулат. Ты собственными руками показал ему фотки. А если он их найдет? А если он решит, что я подстелился под темненькую? Если все это время он думает о чем-то плохом? Или даже хуже?
Ты не знаешь, чем он занимается, когда не дома. Если он молчит об этом, то кто может поклясться тебе в том, что он действительно ходит на работу так усиленно, как говорит? А что, если он занят своими тайными делами? Что если он со своими друзьями собирается и... Господи, что если-Ты не в безопасности, Блез. Теперь точно. Ты снова не в безопасности. Шесть с лишним месяцев ты в одном доме с человеком, который выбрал мировоззрением смерть и ненависть. А сейчас ты его раскрыл. Помнишь все те криминальные сериалы, когда супруг узнает о том, что его партнер - убийца. Что потом с ним случается? Вот, это твоя судьба. Сложи все, сложи! Быстрее, пока он не узнал, что ты шаришься в его- Да хуй с ним, что я рылся! Ему будет важно лишь то, что я знаю. И он не позволит мне даже подумать о том, чтобы его раскрыть. - Пот стекал тонкими ручейками и рыжий начал лихорадочно цеплять руками предметы, но голова работала на опережение, поэтому он не мог ухватить ничего, пальцы сами разжимались, не донося вещи до коробки. - Блять! Ты сам вырыл себе могилу, идиот! Ты же ни с кем, кроме Альберта, не общаешься! Ему будет легко убедить одного человека в том, что ты отравился или утонул в ванне. Его же все любят! Сука, все! Ему поверят на слово! А если он еще и слезу пустит, так вообще поскорбят всем отделением и забудут! О господи, пиздец. Блять, если он тронет моего ребенка, я-"Слева что-то тихо прошелестело.
Фостер развернулся резко, повалившись чуть набок, в пол оборота. Бледный как полотно, он видел лицо детектива: привычная насмешливость исчезла, сменившись на серьезную сосредоточенность. Холодную. Расчетливую. Проволочный изгиб губ разошелся, чтобы сказать:- Трогать чужие вещи неприлично, Блез.Киркманн сделал шаг к рыжему, но тот как черт из коробки подскочил на ноги и вжался в стену:- Не подходи ко мне! Не смей ко мне подходить!Блондин вместо ответа сел на пол и поднял длинными пальцами фотографию, ту самую, которая свела врача с ума. Посмотрев на нее с полминуты, он произнес:- Мне тут примерно 18 лет, я думаю. Точно не помню.Видя, что Йан не кидается на него с однозначными намерениями, Блез осмелел и попытался прояснить для себя ситуацию.
- Да мне плевать, сколько тебе лет на фото! Какого черта все это делает у меня под кроватью! Ты что, считаешь, что это те вещи, о которых можно взять и умолчать? Йан, ты что, гребаный нацист? Скажи, блять, что я ошибаюсь, потому что иначе я не могу ручаться за дальнейшее развитие событий!Киркманн промолчал, и у врача замедлилось сердцебиение. Блондин смотрел на фотографию, спустя пару мгновений перевел взгляд на Фостера и сказал:- Я не вижу смысла теперь уже что-то умалчивать. Да, было дело.Земля чуть качнулась под ногами рыжего, из-за чего он плотнее впечатался пальцами в стену. Голова очень туго соображала, и все, что он мог сейчас - злиться и бояться.- Было дело? Было дело?! Ты издеваешься? Почему я узнаю об этом только через полтора года!? И сколько бы ты еще молчал!? А может я, в твоем понимании, вообще не должен был знать о таких вещах?! У тебя есть хоть капля совести?! Ты принес это в мой дом, серьезно?! Я тебе, блять, все рассказываю, я тебе все про свою жизнь выкладываю, а оказывается, что за языком-то нужно было следить! Пиздец, откуда я теперь могу знать, что ты там думаешь в своей голове! Про меня, про мою бывшую жену! Про моего сына, Йан! Я, я...Ему казалось, что он оглох от собственного крика, да и соседи скорее всего тоже. Горячие слезы сильно замыливали видимое окружение, поэтому Блез больше не мог видеть изменения черт лица человека напротив. В конце концов он прекратил монолог, чтобы отдышаться, и Йан воспользовался паузой:- А что толку? Да, не узнал бы, и? Это было давно. Это мое прошлое, на кой черт тебе знать о том, о чем мне самому не особо приятно вспоминать?- Не особо приятно вспоминать? Так на кой хуй ты это хранишь, блять? Такие вещи вообще всем полагалось сжечь еще довольно давно!- Храню, чтобы помнить, кем я был, это естественное желание для любого человека.- Блять, нет! Нет! Такое люди не хранят, Йан! От такого хотят избавиться и бегут изо всех сил! Ты что, блять, планируешь вернуться в стройные ряды? Или ты вообще никогда и не выходил? Охуеть, у меня просто такой пиздец сейчас в голове, я даже и подумать не мог!- Тем более, в чем смысл? Тебе стало лучше от этого знания? Нет. Изменилось бы что-либо в наших отношениях, если бы ты так и не узнал никогда, кем я был очень и очень давно? Тоже нет. Я другой человек, Блез. Меня не определяет мое прошлое.- НАХУЯ ТЫ ХРАНИШЬ КОРОБКУ? - Врач оторвался от своей линии обороны и выбросил перед собой руку, гневно указывая на яркий набор, который, казалось, источал в воздух эту энергию ярости, повисшую в комнате.Киркманн пальцем вытер со щеки долетевшую до него каплю слюны и произнес:- Чтобы помнить, как я жил и что делал тогда, и никогда не возвращаться. Я не жду, что ты меня поймешь. Пускай и плохая, но это часть моей истории. Я не бегаю от своих ошибок, а извлекаю из них уроки. - После секундного молчания, он добавил. - И, чтоб ты знал, я ни разу в жизни не думал ничего плохого о твоей семье, включая тебя самого.Блез прекратил скалиться и немного расправил плечи, возвращаясь из комка злости к привычному состоянию.- Я все равно не понимаю, почему ты так поступил. Мы ведь не чужие люди, у нас не должно быть секретов друг от друга.- Это не секрет. Секретом это было бы, если бы я сейчас тебе солгал и не признался бы. К слову говоря, я мог сделать это тремя разными способами, и в каждом из них ты бы мне поверил. Я не держу от тебя секретов, Блез. Это просто кусок моей жизни, о котором я умалчиваю. Чтобы избегать вот таких разговоров. Когда-то я принадлежал к идеологии, позже разочаровался и отрекся. Но я успел наделать дел, поэтому эти воспоминания всегда со мной. Иногда я смотрю на это, - он провел рукой над коллекцией, - на эти фото, вещи, и память становится ярче, подкидывая мне целые эпизоды. Это хорошо, потому что именно она, эта черная низменная память, дает мне убедиться, что я поступил правильно, отказавшись и став полицейским. Для меня это важно, потому что я, не без помощи моей матери, смог выбраться из такого болота, о котором сейчас и подумать страшно. И если я смог исправить такую огромную ошибку, то я смогу изменить все остальное в своей жизни. Существование как неонацист дало мне худшие из возможных для человека навыков, но негативный опыт тоже опыт. Это мой скелет в шкафу, но если раньше, будучи моложе, я стыдился и держал дверцы закрытыми, сейчас я могу говорить свободно, если меня спросят об этой жизни. Неонацизм это мое проклятье, но оно было, нет смысла отрицать. Было и прошло.Йан смотрел прямо на врача. Лицо с правильными чертами, ослепительная голубизна глаз, бледная кожа и светлые волосы. Он действительно выглядел как настоящий норд, ариец, и Фостер знал, что он правда был наполовину скандинавом, но мысль о том, что в юности он использовал это сокровище генов и красоты для чего-то настолько мерзкого так и не укладывалась в голове. И тем не менее, по лицу детектива было видно, что сожаление неподдельно, как и правда в его словах.
Фостер слушал молча, вдумчиво. Ему казалось странным, почему между ними вообще возникла такая стенка непонимания, но теперь он видел, что она не столько каменная, сколько такая же картонная, как и эта злосчастная коробка. После этого объяснения он начал понимать блондина и его мысли. Действительно, такое было не тем, чем стоит хвастаться. Это было темой для тихого разговора, наедине, за закрытыми ставнями. Блез окончательно отделился от стены и подошёл ближе. Сел на пол перед высоким человеком, о котором он, казалось, знал все, и сказал:- Расскажи мне. Всю правду.