"Игры в богов" (1/1)

На улице темно. Небо решило себя приукрасить перед праздником, поэтому нашило на свой чёрный бархат много-много серебристых звёзд-страз, неровными осколками роняющих свой свет.

Воздух дышал недавним морозом. Иней светился, словно серебро. Почему-то мне показалось, что сосульки звенят сегодня как-то по-особому, играя свою ледяную прекрасную симфонию.Босиком по снегу – вчера откуда-то с севера пришла вьюга. Кроме огромных, будто светящихся в темноте сугробов, она принесла ещё и сомнения в людские сердца...- А ты в своём репертуаре. – голос человека, стоявшего на краю крыши, был грустен. Почему-то я всегда слышала в нём лишь безумную, рвущую душу на части тоску. А может дело в том, что грусть и мудрость – главные черты бессмертных?..- Я себе не изменяю. – подошла ближе.Повернулся. Что меня всегда раздражало, это то, что он одевается, как человек. Наверное, всё ещё чувствует себя им.Светлые, будто выбеленные волосы. По длине точно такие, как мои – мы ведь умерли в одно время, а оттуда счёт пошёл уже заново. И снова эти синие, словно майское небо, глаза чуть с укором смотрят прямо на меня. Лицо у него тоже бледное – можно сравнить со снегом, аж жилки видны, что голубыми нитями просвечивают на висках.- Снова сражаться будем, да?Молчание в ответ.

Я смотрела на него в упор. Сколько уже можно, а?- Ты опять пришла босиком. Снова в этих лохмотьях. Зачем ты так?Чуть слышно рассмеялась.- Зачем бессмертным одежда? Тем более – мне не холодно. – и вправду, хоть ступни и стоят прямо на насте, блестящем от звёздного света, они не мёрзнут.- Глупая ты. И не подходишь на эту роль.- Да?Я, в общем-то, осознавала, что он прав. Никогда не просила для себя такой участи. Так получилось – умирая в один и тот же миг, мы стали противоположностями. Белым и Чёрным. Жизнью и Смертью. И теперь приходится сражаться почти каждую ночь за чью-то хрупкую, как хрустальный бокал, жизнь. Чтобы дать или отнять её.Мне не хотелось побеждать в этот раз. Почему-то ночь была восхитительно неживой – улицы, которые можно было увидеть с крыши, - пусты. Свет в окнах не горит. Только мы. И небо, что с молчаливым мудрым спокойствием взирало на нас. Я бы сказала, что в такую ночь хочется умереть.Взмах – и серебристая сталь пропорола воздух, разделяя его на прозрачные лоскуты. Мир вокруг, казалось, замер. Лезвие, сияя, прошло в двух сантиметрах от моей головы.- Почему ты не сражаешься? – голос у него стал ещё грустнее, только в нём ещё и звучал вопрос. Вопрос, на который этот парень, к сожалению, и сам знал ответ.- Не задавай глупых вопросов.Я подошла к краю крыши. Снег, почувствовав дуновение ветра от моих ног, лёгким пухом свалился вниз, тая в полёте.- Играй по правилам.- но, кажется, ему и самому этого не хотелось, потому что меч, призванный спасать жизнь из моих ладоней, с чётким звуком был убран в ножны.Я молчала. Действительно, в такую ночь хочется умереть.- Знаешь... я так устала.Голос мой зазвенел сосульками, что прозрачно сияли.- Я тоже устал. – он присел рядом. От его присутствия снег незамедлительно начал таять. Тонкий ручей воды скользнул по водостоку вниз, отважно и вдребезги разбиваясь об заледенелое железо.Мы так и молчали. Крыша под нами то освобождалась от плена белоснежного снега, то замерзала снова, блестя новым льдом и отражая свет звёзд. Мечи – в ножнах. И пусть пару раз сталь пыталась отозваться, говоря о необходимости сражения – она сразу же унималась желанием хозяев.Я завалилась на спину, вперивая пустой взгляд в чёрное небо. Что толку ходить по этой земле, если шаги твои неслышны, лицо невидимо, а дыхание растворяется, едва срываясь с губ, не превращаясь в пар даже на морозе?.. Мне надоело уже везде видеть своё отражение или не видеть его нигде. Я живу много лет в квартире, которую давно бросили, лежу по старой памяти на остове железной кровати, прикрытой лохмотьями, и пытаюсь смириться с мыслью, что умерла много лет назад.- Ты хочешь умереть сейчас? – голос с отзвуками далёкой меланхолии.- Игры в жизнь и смерть мне надоели. – эхом и отрешённо.Наверное, он меня понял. Ведь когда-то наши сердца бились в унисон.Встал, выпрямляясь. Почему-то сейчас он виделся мне материальней, чем обычно, да и показалось почему-то, что снег под его ногами захрустел.- Ты мог убить меня уже давно. Мечи нам для чего даны – это единственное, от чего погибают бессмертные.- Я не хотел.Пальцы его, тёплые, нет, даже раскалённо-горячие, аккуратно провели по шраму. От правого глаза до подбородка. Шраму, оставленному им.- Нельзя вечно играть в богов. – я чувствовала боль. Потому что Жизнь не может дотронуться до Смерти.Тихий смех, словно разрядом, прошёл по телу. Когда он в последний раз так смеялся?.. Наверное, тогда, когда по его подбородку текла алая полоска, отсчитывающая последние секунды, а он сказал мне: «Не волнуйся».В горле зажгло от воспоминаний.Сталь, вынимаемая из ножен, запела.- Подожди. – я обернулась. Странно, глаза его почему-то потемнели.- Что?

- Я хочу полетать.Последние секунды – последний кредит, так что их надо прожить с пользой. Например, первый раз в своей загробной жизни попробовать взлететь. Вниз.Тихий смех разбил несколько сосулек.Вот он, во всей красе. Стоит напротив меня. А звёзды искрятся, отражаясь в синих родных глазах и сияющем, будто серебро, мече. Почему-то на лице его улыбка – та самая, последняя. До безумия искренняя, невероятно светлая – не зря его выбрали нести жизнь. В этой улыбке – благодарность. И мы ведь уже давно знали, что один убьёт другого. А потом, украдкой стряхивая жгучие слёзы, словно кислотой съедающие лицо, позволит собственной стали забрать свою жизнь. И пусть, что и Жизнь, и Смерть найдут себе новых проводников – пусть. Главное – мы будем свободны. Как раньше. В последний раз.- Ладно.- Спасибо. – я улыбаюсь, не обращая уже внимания на то, что крыша заледенела почти целиком.- Прощай.