Свеча I (1/1)

- Ты всегда говорил, что события прошлого - сухие лепестки, забытые в чьем-то гербарии, - тихо говорит Хару. Ветер взметает седую шерсть на щеках и загривке тигрицы. Хлопают рукава красного кимоно, на груди которого горит нарисованное солнце. Влажный воздух пахнет грозой. Под обрывом волны ударяются о скалы, и редкие брызги пены попадают ей в лицо. Она разжимает лапу, и ветер сметает горсть засохших подснежников. Подхватывает и уносит к зеленому, шумному морю. И когда последний цветок пропадает из поля видимости, тигрица улыбается. Улыбается и плачет, глядя на беспокойное осеннее море, бьющее о берег далеко внизу. Листок сакуры в чашке чая, Как лодка белая скользит, Но где положенная пристань? Жизнь учит нас принимать хорошее, отрекаясь от лучшего. Мы на собственных шкурах знаем, как призрачен выбор. И если сегодня мы можем решать, кого любить, то завтра нам не удастся даже выбрать тропу в саду, по которой идти. Выбор хрупок и ненадежен как листья сакуры под теплым солнцем весны. Стоит лишь ветру подуть, как они осыпаются наземь. Я не могу жить мечтами. Всё что я знаю, всё, чему учит мастер Шифу - это принимать жизнь со всей её болью и неизбежностью. Принимать разумом, отрекаясь от сердца. И я делаю это. Потому что я должна. Потому что я воин, и это мой долг. Ты сам говорил - кто, если не мы? Я люблю тебя... Какой бы губительной ни была эта любовь. Но я никогда не выбирала. Все решено за меня. Прости...Ученики и друзья зовут её Мастер Тигрица. Лишь двое называют её истинное имя - Хару. Хару - это имя весны. Имя сладких и теплых мгновений, когда распускаются плоды невинно-белой, сказочно-хрупкой сакуры. Время замирает, и слышно биение сердец, и слышен шорох вечности, застывшей, чтобы дать им шанс насладиться волшебным мигом, когда грань между сном и явью становится тоньше полосы морского горизонта. Она сидит на ступенях Нефритового Храма и слушает, как ветер шепчет в густой осенней листве. Даже когда небеса затягивает серой шалью грозовых туч, и редкие капли дождя падают на землю, она не возвращается в храм. Слишком много мыслей обуревает её разум. Слишком мало помогает ей искусство концентрации. Она смотрит на укрытые пеленой сероватого тумана крыши города далеко внизу, и кажется ей, что сейчас, буквально мгновение спустя, на ступени взойдет странник, облаченный в залатанный серый плащ. Странник, чья голова скрыта соломенной шляпой, но чей пышный пятнистый хвост выдаст его сразу, едва зоркий глаз тигрицы увидит его. Но как бы долго она не ждала, теряя драгоценное время тренировок, странник так и не пришел. Панда По выходит позвать её на обед. Неуклюжий, но бодрый, глуповатый, но искренний, он вызывает очень противоречивые чувства. Он чужд её миру. Когда она представляла, что будет, если позволить чувствам взять над ней верх и позволить пустить его в свою жизнь, на черных губах тигрицы появлялась грустная улыбка. "Должно быть, он войдет в мое сердце и нечаянно переломает там всё, чего коснется. Он слишком расторопен. Он никогда не поймет того, что мне очевидно, а я никогда не пойму до конца его". Но он настойчив. Он заходил в её мысли без стука и поклонов, грубо вторгаясь своим миром в её измерение. "Каков его внутренний мир на самом деле? - спрашивает Хару. - Должно быть, там всегда светит майское солнце, а по улицам гоняют детеныши в смешных нарядах, катая кожаные мячики по зеленой траве". - Хару, - он называет её имя, и тигрица вздрагивает - не от неожиданности, а от того, как он его произносит - с теплом и... Заботой. - Прости, если отвлек от мыслей, ну, о постижении глубоких основ Кун-фу... - Неловко бормочет он, став у нее за плечом, и стараясь разглядеть, что приковало взгляд тигрицы. - Знаешь, когда мастер Шифу говорит о каких-то глубоких основах, мне кажется, что он хочет сбросить меня на дно реки, привязав камень к пузу, и посмотреть, как я оттуда выберусь... Улыбка невольно появляется на губах тигрицы, и она бросает короткий взгляд на панду.- Основы, о которых говорит мастер, не глубоки, а глубинны. Они лежат выше всех приемов и стилей, что мы знаем. Они - сама суть кун-фу. Они глубже того, КАК мы наносим удар, они говорят о том, ЗАЧЕМ мы наносим его. Сказав последние слова, тигрица ежится, и приглаживает одежду, сделав вид, что просто продрогла на ветру. Но причина в том, что эти слова принадлежат Тай-Лунгу. В одном из бесчисленных спорах с мастером Шифу, он сказал, что мир становится грубее, честь и благородство теперь эхо далекого ветра, а истина - это ложь в обличье гейши, с обеленным лицом. - Там уже кушать начали, - с энтузиазмом напоминает По. - Сегодня моя фирменная лапша. Правда, она у меня каждый день фирменная. Но сегодня особенная, я назвал её "Прощанье с летом". Он гордо выпячивает грудь и растирает лапы. Тигрица заметила, что после всех тренировок они стали жилистее и мощнее. Может быть, однажды он станет равен Тай-Лунгу во всем... Но затем Хару горько вздыхает: "Не во всем, - признает она с тоской". - Прощанье с летом, - молвит она, задумчиво поглаживая усы. - Почему-то мне кажется, что это придумала Змея. Узнаю её стиль... Панда, ничуть не расстроившись, улыбается и кивает. - Верно! Иногда мне кажется, что ты умнее самого мастера Шифу. Как вам тут это вообще удается? - Я не умнее его, - тихо говорит тигрица. - А если бы и была, то... Она не договаривает. В последнее время она часто теряется в мыслях и молчит. - Я не хочу сейчас идти, - мягко произносит она. - Извини, По, но я попробую твою лапшу позже. Панда скрывает недовольство, но его плечи и голова опускаются, и на миг Хару кажется, что он просто детеныш - большой неуклюжий детеныш со смешным именем. Какое-то теплое, материнское чувство наполняет её, но она сдерживается, чтобы не обнять его за массивные темные плечи. - Я принесу еду сюда! - Внезапно озаряет панду. - Поедим на свежем воздухе. Прежде чем тигрица успевает возразить, он неожиданно быстро встает на лапы и летит к Храму. Через минуту или около того он с простодушной грацией выносит на пухлых лапах шесть фарфоровых тарелок с разными блюдами и корзину хлеба. - Не все же время питаться отрубями, - с улыбкой заявляет он, поймав удивленный и смущенный взгляд тигрицы. - А если мастер Шифу возмутится, то пусть меня побьет. Он это и так каждый день делает. - Кун-Фу познается в боли и тяготах, - напоминает Хару, принимая круглую тарелку с лапшой. Она берет палочками несколько скользких розовых "червей", как зовет их Мастер Журавль. От тарелки веет горячим паром и густым запахом специй. - Очень вкусная, - сдержанно хвалит она, аккуратно опуская в рот порцию за порцией. По с рассеянным и довольным выражением на лице любуется, как она ест. - Ну... Да... И ребята так говорят. Но от тебя услышать похвалу это вообще замечательно, - признает он, облизывая губы. Мягкая лапа панды как бы случайно касается её колен, когда он ставит три миски возле её бока. Хару улыбается, вспомнив, как одна гейша сказала "Достаточно познать одного мужчину, чтобы знать их всех. Но, даже познав сто женщин, не будешь знать ничего о сто первой". Может быть, в этом есть зерно истины. Золотая крупинка, присыпанная песком лжи и дворцовых интриг. Они сидят еще долго - задумчивая тигрица и её разговорчивый, влюбленный ученик, похожий на большого детеныша со смешным именем. Лишь когда дождь пошел в полную силу, зашипели лужи, и забарабанила тяжелая дробь по покатым черепичным крышам Храма, они вернулись в теплые покои. Лежа на тонком матраце у себя в комнате, тигрица вдыхает свежий, прохладный запах дождя, сочащегося по коридорам. Сон манит её в странное, пестрое царство, где не нужно страдать и выбирать. Где она ходит по тенистым тропам, а знакомый голос шепчет слова о любви и надежде.