Глава 2. Я буду врачом (1/1)

Великобритания, Графство Уилтшир, Солсбери, 1993 годДом наш был не особо большим, всего каких-то пять комнат, четыре из которых спальные и одна большая гостиная, плавно переходившая в кухню. А на втором этаже у нас была великолепная мансарда, место, где родители по выходным сидели в креслах, попивая чай, и непринуждённо беседовали. Я не думаю, что тогда их интересовалвид, открывающийся перед ними, ведь он не представлял собой ничего особо романтичного, только кроны деревьев соседской фазенды и часть дома, стены которого были оплетены диким виноградом. Просто родители любили друг друга, и это нас всех делало счастливыми.

Я любил наш сад. Ровные дорожки, выложенные камнем, возвращающие меня в детские игры. Тогда мы воспринимали их словно лабиринты, ведущие в подземелье. И даже сподобились как-то с сестрой на границе нашего участка соорудить маленький шалаш. Эта «крепость» была из украденных у соседей, спиленных ими на досуге старых отмерших сучьев; обломков черепицы, резины и тряпья, чем-то напоминающего брезент. Там было уютно и безопасно — никакие чудовища из «страшного подземелья» нас не смели тронуть внутри этого укрытия. Вот бы мне сейчас попасть в него и стать невидимым и недосягаемым...Я взрослел, и мы стали с Гарри постепенно отдаляться друг от друга. Она всё чаще запиралась в комнате, иногда грубо мне отвечала, а чаще что-то молча писала в своём блокноте, задумчиво сдвинув брови и поджав верхнюю губу. Я мог подолгу на неё засматриваться, такой увлечённой она становилась. Мне хотелось знать, что с ней происходит, и почему она не такая, как прежде. Но чужие тайны для меня были превыше всего, и я старался не злить её излишним вниманием.***Сегодня мой День рождения. Мама приготовила всякую вкуснятину, и я втягивал запахи, предвкушая наш семейный ужин. Как я ни просил разрешить мне взять кусочек, мама была неприступна.— Джон, милый, потерпи немного. Ты же не маленький мальчик! Сейчас придут отец и Гарриет, и мы все сядем за стол. Тем более, половина блюд ещё не готова, — мешая что-то на сковородке, уговаривала мама.— Мам, мой желудок от таких запахов скоро будет переваривать двенадцатиперстную кишку, — жутко довольный собой, что всё-таки смог, не запинаясь, произнести такое название, я гордо приподнял подбородок и театрально сгримасничал, будто ожидал аплодисментов, готовый в любую секунду изобразить поклон.— Что начнёт переваривать? — не донеся до рта ложку с едой, взятой для пробы, опустив её обратно, мама повернулась ко мне и, подняв вверх брови, пристально на меня посмотрела. — Ты откуда это взял? У тебя что-то болит? Джон, немедленно рассказывай! — она положила свои ладони мне на плечи, слегка сжав их, и чуть наклонила голову, чтобы, вроде как, стать ближе.— Ну почему сразу болит? Я смотрел книгу по анатомии человека в библиотеке. Мне было интересно, — и тут почему-то я жутко смутился от маминого взгляда, вспомнив, какие картинки мне попались мимолётом в разделе половых органов человека. Видимо, краска залила всё моё лицо, потому что вдруг мне стало невыносимо жарко.— Так, Джон. Давай договоримся: папе я ничего не рассказываю, а ты мне выкладываешь всё начистоту — что происходит? У тебя есть подружка? Она беременна? — она как-то отрывисто говорила, но не сводила с меня взгляда.— Мам, мне пятнадцать. У меня нет подружки. И я хочу быть врачом. Это единственная правда, которая у меня есть — я решил поступать в медицинский колледж.Мама как-то рассеяно подошла к обеденному столу, села за него, сложила руки в замок и некоторое время смотрела перед собой в какую-то точку.— Джон, мы не потянем твоё медицинское обучение, если ты только сам не заработаешь себе стипендию. Отец знает? — спросила она и развернулась ко мне, не вставая со стула.— Нет. Я ему не говорил пока.— Ясно. Ладно. Мы ещё вернёмся к этой теме. Иди, погуляй. Я скоро закончу, — погладив меня по голове, она нежно улыбнулась и вернулась к готовке.Я же, словно ощутив неимоверный прилив сил, выбежал на улицу, и мне почему-то хотелось смеяться без причины, кричать и размахивать руками, беззаботно припрыгивая, словно в детстве запуская с отцом бумажного змея. Это занятие я всегда любил больше всего. Словно живая птица у тебя в руках...Улыбаясь собственным мыслям, я зашагал по дороге навстречу отцу. От автобусной остановки ему приходилось минут пять идти пешком. Я уже заприметил его одинокий силуэт и добавил шагу. Подходя всё ближе к нему, я вдруг стал ощущать какое-то невнятное беспокойство. Тревога болотной жижей разливалась внутри, нудно мешая мысли в одну булькающую воронку. Походка. Походка отца была какой-то странной. Какой-то неуверенной, размашистой... Я подбежал и, увидев его мертвенно-бледное лицо в мокром поту, его губы слегка синюшного цвета и бесчувственный взгляд, впервые в жизни испугался. Я обнял его, и он обмяк.— Папа! Папочка, что с тобой? — бессильно опускаясь под его тяжестью, причитал я. — Ма-ам! Ма-ма! — уже истошно кричал, слегка переходя на визг, будто она меня могла услышать.

Схватив отца за запястья, я потащил его по направлению к дому, даже уже не думая о том, жив он или нет. Хотелось реветь, но я держался. Я просто не мог позволить слезам предательски тратить мои силы, которых мне и так не хватало.— Пап, пожалуйста, держись! Слышишь! — понимая, что в такой ситуации от меня толку мало, я положил его ближе к обочине, скрутил свою ветровку, подложил ему под голову и помчался домой.

Через несколько минут вбежав в гостиную, я кинулся к домашней аптечке, вытряс из неё все лекарства и стал лихорадочно их перебирать, не зная, на чём остановить выбор, попутно крича маме:— Мам! Там отец! Ему плохо! Вызови врача! Мам, скорее! — схватив пузырёк с маленькими таблетками, которые, как я иногда видел, отец принимал, я побежал обратно к нему.Солнце почти зашло, забирая свет со всего живого. Отец всё так же одиноко лежал на дороге. Абсолютно неподвижный. Наклонившись к нему, чтобы положить в рот таблетку, я увидел как-то странно свисающую челюсть и, прислушавшись, понял, что он не дышит. Встав на колени, я обнял его голову. Слёзы молча капали на его лицо. Я закрыл ему глаза, потому что так делали однажды в каком-то кино.— Прости меня. Я не успел. Я не знал. Я не смог, — раскачиваясь в такт слогам, я прижимал его к себе, стараясь согреть, будто ему было холодно. Видя подъезжающую бригаду парамедиков, я уже твёрдо решил, что стану врачом, чего бы мне это ни стоило. — Я буду врачом. Папа, я тебе обещаю, — почти прошептал я, когда медики стали оттаскивать меня от его тела.Так я встретил своё пятнадцатилетие...