Глава 1. Воспоминания о Гарриет (1/1)
Великобритания, Графство Уилтшир, Солсбери, 1987 годСемья — самое важное в жизни любого человека. Особенно, когда родители любят и балуют своих детей, когда дома уют и радость. Так было и у меня в детстве. Но, к сожалению, всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Мои родители всегда были примером для подражания. Они были простыми служащими и никогда не жаловались на свою жизнь, чему учили и нас с моей старшей сестрой.И, кстати, самое время представиться. Меня зовут Джон Хемиш Уотсон, а мою сестру, которая старше меня на шесть лет — Гарриет. Еще учась в школе, мы часто рассуждали о том, что нас ждёт в будущем, кем мы станем...— Джон, я буду парламентарием. А ты будешь моим неизменным помощником, — вполне серьёзно говорила сестра, с аппетитом уплетая на перемене мамины сэндвичи.— Это нереально! У них ведь есть свои дети. Зачем им мы? — ответил я и, выхватив из её рук еду и тут же запихнув себе в рот, принялся убегать, зная, что она всё равно меня догонит.В детстве я верил в то, что дети идут на работу именно к своим родителям. Откуда у меня родилось такое убеждение, уже и не вспомню, но оно было непоколебимо. Сейчас я понимаю, хорошо было, что дом нам достался от дедушки и бабушки со стороны мамы, погибших в кораблекрушении. Иначе, с родительским доходом мы бы так и перебивались по мерзким съёмным квартирам, никогда не приобретя свой семейный очаг. Любые возможные деньги откладывались на наше будущее образование. Это для родителей было главной целью.
Постепенно становясь старше, я понял, что хочу заботиться о людях, помогать им. Мне нравилось ощущать себя нужным. И в моей голове постепенно вырисовывался образ человека в белом халате. Как-то я поделился своими соображениями с Гарри, на что она только громко рассмеялась, хлопнув меня по плечу:— Да, да. У каждого премьер-министра были свои семейные врачи. Давай, давай. Я не могу доверить свою жизнь кому угодно. Только тебе — Джон Хемиш Уотсон. Только тебе, — и, коснувшись тёплыми мягкими губами моей щеки, она взъерошила мои волосы и прижала меня к себе.
В свои пятнадцать лет Гарриет была уже довольно привлекательной девушкой, как я сейчас её вспоминаю. Немного выше меня ростом, с непослушными, слегка вьющимися пшеничными волосами, ещё больше выцветавшими на скудном лондонском солнце и казавшимися нимбом. Она была самым добрым и ласковым существом, словно маленькая мама. Была. Когда-то давно. Очень давно в прошлом. Которого уже нет.Мне девять. Я случайно натыкаюсь у нас в гостиной на исписанный листок бумаги, понимая, что это почерк моей сестры. То, что там написано, мягко говоря, повергло меня в ступор, словно я подглядывал за кем-то. Это были стихи. Перечёркнутые и написанные снова строчки. Вдоль и поперёк исписанный листок говорил о многом, тогда мне не совсем понятном. Но то, что это было творением Гарриет, я не сомневался.
Она только что поступила в колледж с литературными классами и была настолько увлечена учёбой, будто это было что-то сверхфантастическое и захватывающее, что этому можно было посвящать всё своё время. Уже позже я понял, что она была влюблена до потери сознания, впервые в своей жизни.