20. Вива, Кальман! (2/2)

Девушка всхлипнула и попробовала отвернуться, но он положил пальцы на её подбородок и повернул голову обратно. Погладил по щеке, сжимая нож так, чтобы он не касался кожи. ?Пожалу…? Он её перебил. — Его не было целых два года, долгих, мрачных, а я так скучал по нему. И вот он однажды вернулся, вошёл в мою комнату, и я увидел, что это был мой брат. Только глаза без прежнего доброго блеска любви и заботы. Я замер. А он достал армейский нож, подошёл ко мне и спросил: ?Чего ты такой Гру-у-устный, братиш-шка?? И-и-и… Вставил лезвие мне в рот. Вот так. Он оттянул большим пальцем её нижнюю губу и аккуратно просунул кончик ножа ей в рот. Девушка простонала, хотела отпрянуть, готова была шарахнуться в сторону, но рука на шее приподнялась и сжала волосы на затылке.

— Прекратите этот цирк немедленно! Джокер разочарованно цокнул языком, быстро вынул нож изо рта девушки, и она вскрикнула. Отшатнулась. Закрыло лицо ладонями и простояла так, плача, несколько секунд. А когда отняла от лица руки, брат едва держался на ногах, глядя на неё. Может быть, упал бы, но его поддержали. На лице красавицы краснела уродливая рана. Псих порезал ей губу от уголка чуть вверх, и кровь несколькими каплями теперь стекала к подбородку, собираясь на нём в две стрелы. Клоун потерял интерес к этой игрушке и поискал смоляным взглядом новую, которая так неосмотрительно предложила себя ему. На, бери, режь, терзай, потроши. И он, чуть откинув голову назад, приоткрыл в предвкушении рот и несколько раз облизнул нижнюю губу. Из толпы вышел вперёд молодой мужчина. Смоляные волосы, зачёсанные назад. Дорогой костюм, белоснежная рубашка, острые скулы и чёрные глаза. Красавец. Плейбой. ?Жаль, что вы не Бэтмен, жаль, что не мистер Уэйн?, — вздохнула Юля, прощаясь с героем.

?Прощайте?.

— Ты очень храбрый, — Джокер подошёл к одному из столов, взял бокал шампанского и посмотрел сквозь его стенки, покрытые пузырьками, на мужчину. Сделал один глоток, покатал напиток во рту и поставил бокал на место. Затем усмехнулся, выдохнул через нос и с хрустом размял пальцы. — Что ж… Герои… Они, мх-м, всегда должны давать пример. Ведите-ка его во-он туда, ребятки, — двое помощников тут же вышли и, подхватив мужчину под руки, повели его к стене возле столов с подарками. — О-оу! — воскликнул Джокер и, сгорбившись, подобрался к ним. — Мы нашли мэра! Толпа расступилась, и на середину зала вытолкнули полного невысокого мужчину. Весь лоб в испарине, он нервно вытирался, но это не помогало. Тогда мужчина ослабил галстук и, запинаясь, возмутился: — Вы п… пожалеете о том, что явились сюда! Это частная вечеринка! — Да брось! — отмахнулся Джокер и стянул зубами креветку со шпажки. Прожевал. Посмотрел на потолок и щёлкнул языком. Указал на мэра ножом и передёрнул плечами, попутно облизывая губы. — Я же пришёл поздра-авить тебя! У господина мэра скоро день рождения, и… что же ему подарили? М? Посмотрим? Я как раз именно этим и хотел заняться. Джокер выкинул несколько небольших коробочек на пол, даже не заглядывая внутрь. Конверты с деньгами отложил в сторону. Разворошил один из подарков и позвенел связкой ключей. — Как ми-ило! Ключи от… — он посмотрел на надпись на упаковке. — …машины. Неоригинально. И выбросил ключи в ворох коробок и букетов. Несколько цветов упали на пол, и Джокер, нисколько не заботясь об их красоте, спокойно ступал по бутонам.

— Оу, тут ещё одни ключи. Он подцепил красивый розовый ключ с улыбающейся акулой на брелоке и повертел им перед глазами. — Этот от яхты.

Глянул на побелевшего от ярости мэра. — Как скучно, — клоун разочарованно поцокал языком. — Ух! А вот это… уже интере-еснее. Ах-ха! Он вытащил из-под аккуратного нагромождения шуршащих обёрток арбалет, сорвал с него бумажную алую ленту и бросил её под ноги. Осмотрел оружие, повертел в руках, взвесил и довольно улыбнулся. — Проверим? Ах, не беспокойтесь, господин мэр. Я сам. Побуду вашим испытателем. Господин герой, советую вам не шевелиться, — напутствовал Джокер, заряжая арбалет болтом, найденным тут же, среди подарков. И обернулся к герою, стоявшему у стены. Джокер отмерил несколько шагов, громко отсчитывая их. ?Р-раз, два-а, три-и…? Встал рядом с мэром, плечом к плечу. — Вы ведь не возражаете? Нет? Отли-ично, отлично.

Прицелился в мужчину. — Как тебя зовут, амиго? — А… Амир. — Н-ну, Амир, давай разбавим этот вечер настоящим весельем! И выстрелил. Зал ахнул. Кажется, парочка женщин лишились сознания, их оттащили к стене и усадили позади остальных заложников. Амир испуганно заозирался, тяжело дыша и постанывая от перенапряжения. Стрела вошла в стену по правую руку над его головой.

— Вы с ума сошли! — пожаловался он и отошёл на шаг в сторону. — Ата-та! — Джокер указал арбалетом вернуться назад, на прежнюю позицию.

— Вы и правда сумасшедший! — прошипел мэр. — Это пода-арок! — возмутился Джокер. — Яхты, машины, деньги… Это всё бана-ально. И скучно. Вы любите скучать? Я — нет. Поэ-этому… Джокер обернулся на шорох со стороны заложников. Одна из женщин в панике тыкала в экран телефона. — Мальчики, заберите-ка у сеньоры игрушку. И, ах, должен предупредить: звонки… н-ну… не пройдут. Мои ребятки заглушили все сигналы. Так что никто не помешает нашему веселью. А… и… сеньора… сломайте ей обе руки. Это наказание. По залу прокатился женский вопль, а затем раздался плач, но Джокер уже не обращал на женщину внимания. Он снова прицелился в обмершего Амира. Поводил арбалетом из стороны в сторону, выбирая, куда бы выстрелить. Вжух! Стрела вошла ровнёхонько в живот, и мужчина вздрогнул и раскинул руки, так, будто выпрыгнул из ледяной воды. Он по-рыбьи открыл рот, выпучил глаза и в оцепенении уставился на болт, торчащий из его тела. Наверное, в первые секунды он не ощущал боли, потому что закричал — кричал страшно, истошно, с надрывом — только спустя несколько мгновений. Вторым болтом Джокер пригвоздил Амира к стене выстрелом в плечо. Что тут началось! Шум! Гам! Вопли со всех сторон! И подельникам пришлось приложить немало усилий, чтобы угомонить заложников. Преступники направо и налево угощали паникующих тумаками и пинками, тычками, били кулаками и прикладами. В общем, проводили учебно-воспитательную работу и в конце концов добились результата. Люди угомонились, но прежней тишины уже не было, потому что всхлипываний стало больше, то и дело долетали шепотки ?Господи, помилуй…?

Поздно, дорогие друзья, кушать водочку, когда застолье уже закончилось. А так как до отпевания тоже ещё далеко, потому что почти все ещё живы и пока здоровы, то наслаждайтесь этими минутами.

По знаку Джокеру принесли канистру с бензином, и он облил с головы до ног Амира. Мужчина выплюнул попавшую в рот жидкость и принялся причитать, умолять, пытался вытянуть болт из себя, но ничего не получалось. Зал замер. Обмер. А Джокер поискал по карманам что-то, тут пошуршал, там пошуршал и достал коробочек. Вытянул спичку, продемонстрировал залу и чиркнул о бурый бок. Огонёк заплясал весело, задорно, и Амир замер. Всё ещё не верил, что какой-то несмешной клоун способен выкинуть такой фокус.

Способен. И Джокер бросил спичку под ноги Амиру. Зал шарахнулся. Осел. Женщины принялись терять сознание, валились без чувств, мужчины оказались покрепче и просто или рыдали, или блевали себе под лакированную дорогую обувь. Амир же орал, заливался, размахивал объятыми огнём руками и выл нечеловеческим голосом. А Джокер, напевая очередную песенку, что-то про день рождения, осматривал подарки и один за другим подкидывал в огонь. Полыхало, как в аду! Люди не стеснялись, ревели, выли. Амир уже молчал. Свесил огненную голову, уронил на грудь и горел себе тихонько. Да нет, не тихонько. Факелом опалял и освещал.

Юля сползла по окошечку и подтянула к себе ноги. Прикрыла рот маски ладонью и глухо всхлипнула, замотала головой, отказываясь верить в увиденное, а Голди где-то там наверху ухмыльнулся. Нарочно громко, чтобы показать, кто тут ссыкло. Ебливые пассатижи…

Бах!

Визг! Юля подскочила и припала к окну: ну да, ну да, игра продолжалась, потому что Джокер любил развлечения. Кумачовый — хит сезона. Ещё один герой — или несчастный, кому просто не повезло, упал, схватился руками за живот и заскулил. Пол вокруг него постепенно окрашивался в красный, неестественно-гранатовый, цвет праздника и смерти.

Мэр стоял на коленях, упирался ладонями в пол и беззвучно рыдал.

— Кому тут ещё рассказать и показать, на что способен аниматор? — Джокер приподнимает автомат над головой и стреляет в потолок. Побелка тут же снежной крупой осыпает зал, ложится на и без того белые лица. Уравнивает с клоуном. Гримирует.

— А где же музыка? — рявкнул он, и толпа шарахнулась. Освободила проход к музыкантам, которые тоже ни живые ни мёртвые. Куклы с бескровными губами.

— Арес! — взвинчивается Юля. — Сзади! Он успел увернуться. Мальчишка! Боги, совсем ребёнок, а всё туда же, в Бэтмены. Мальчик, да этот шут тебя прожуёт, переломает своими жёлтыми зубами все твои косточки, перемолет и выплюнет обезображенное тельце на берег социума.

Арес бьёт точно промеж глаз, прицельно и несколько раз, пока мальчишка не валится на пол мешком. Из ослабевшего кулака парнишки выкатывается телефон. Дурак. Хотел использовать его как кастет.

Джокер не смотрел на них, прошёл мимо расступившихся заложников и осмотрел музыкантов. Причёсанные, приглаженные, в белых рубашечках и с модными бородками.

— Что вы там играли? Джокер крутит пальцем в воздухе, а затем указывает на парней автоматом. — М?

И этого короткого звука для них достаточно. Намёк понят. Тот, кто заказывает музыку, то и молодец. Сначала мелодия нестройная, ломаная, неумелая, а Джокер ждёт. Не опускает автомат, потому что кто не выполнит домашнее задание, тот и сыграет в ящик. Всё просто, господа, тут как дважды два. Парни кое-как подстраиваются друг под друга, наконец им удалось поймать ритм, сработаться, и Джокер уходит обратно в центр зала.

— Чего же вы хотите? — скулит мэр. Он как прокажённый, никто не торопится к нему на помощь, никто не тянет руку помощи. Свою бы шкуру спасти. Он так жалко выглядит, некрасивый, трусливый, что Юля невольно вспоминает мокрецов из ?Гадких лебедей?. Такой же. Прокажённый. — Я? — удивлённо спрашивает Джокер и тычет в себя пальцем. Щурится, чуть наклоняет голову вбок, несколько раз облизывается. И обиженно, почьти наивно отвечает: — Я хотел подарить пода-арок. Строит из себя паиньку, но глаза остро дают понять, что кто поверил — тот сам себе жмур. Улыбался так, будто хотел подарить мэру ключи от ещё одной тачки, а тот решил поворотить носом. Дескать, дарёный конь, зубы, все дела. А в зале жужжащая тишина, потому что заложники нет-нет да всхлипывают, нет-нет да вздыхают. А наёмники быстро напоминают им, как себя надо вести, что паиньками тут должны быть они, а не кровавый клоун.

Потому что ?Клоун не зря помнит эти лица, Вечером шут, а теперь убийца? — У многоуважаемого мэра вот-вот и ещё немного — день р-ро-ождения! Это ли не повод прийти на праздник?

Он не улыбается. Серьёзен как никогда, и все молчат. Потому что если у маэстро не найдётся где-нибудь в кармане карандаша для фокуса, то у него уж точно есть десяток, а то и не один весёлых пуль. И он с радостью спрячет их в ком-нибудь. Вот смеху-то будет! Хотя после сожжённого заживо человека куда уж смешнее. — Мы ведь можем быть друзья-ями?

Джокер направил дуло автомата в мэра и приподнял его подбородок. — Можем или нет? — в голосе наигранная обида. Клоун склонил голову набок и посмотрел на взмокшего мэра исподлобья. Тяжело посмотрел, предупреждающе. Типа нет так нет, пока, чао. — Д… да, ко… конечно, — часто-часто кивает мэр и куксится, стонет, и в это время под ним расплывается лужа. Джокер долго смотри на неё, делает шаг назад, облизывается и как ни в чём не бывало продолжает: — Что-о ж… Тогда всем собравшимся и ещё живым, эхе-хе… гостям понра-авится мой подарок в честь вашего мэра. Двенадцатого июля я дам праздничный салют! Не стесняйтесь подходить к окнам поближе, а если повезёт, именно в ва-ашем доме будет дан залп! Он игриво вскинул брови и подмигнул заложникам.

До слуха долетел едва различимый вой сирен, и Джокер расхохотался. Да, кому-то удалось спрятаться за периметр. Кто-то очень удачливый оказался вне стен банкетного зала, украшенного шарами с золотыми надписями: ?С Днём рождения! Долгих лет процветания!? Одна приветливее другой.

— Кажется, нам пора!

Только сейчас Юля поняла, что Голди возле неё стоял не просто так. У него на плече камера, он снял представление на видео. Сукин сын! Джокер обманул её! Он вполне мог оставить её дома, чтобы не забивать голову праздными заботами о ней, но ему нужны все зрители. Никто не уходил обделённым в зрелище.

Если бы не Голди, она бы не сдвинулась с места и вскоре прибывшая полиция рано или поздно нашла бы её на этом балкончике. Раздосадованную. Сломанную. Сломленную. И кто знает, чем бы всё закончилось. Голди, видимо поняв, что Юля не в состоянии трезво оценить путь отхода, заставил её взять его под руку и повёл на выход. Она послушно шагала рядом, изо всех сил стараясь не выпасть из действительности. Чувствовала, что ей этого не простят. Плевать на Голди. Не простит Джокер. У лестницы ей удалось взять себя в руки, потому что мысль о том, чтобы появиться перед ним вот такой размазнёй, пугала. Потому что не время и не место строить из себя кисейную барышню.

Она не знала точно, сколько было человек, когда они сюда приехали. Навскидку человек десять. Может, чуть больше. Достаточно, чтобы держать в узде перепуганных безоружных заложников. Кажется, людей Джокера не прибавилось, из чего Юля сделала поспешный вывод, что другие его шестёрки — те самые, которые открывали им двери, и прочие мелкие сошки — остались в двухэтажном ресторане. Неприлично дорогом. Вульгарно пышном. Может быть, он запугал их. Он умел это делать. У всех есть рычаги: жизнь, дети, семьи. Даже банально лишиться зубов никто не хотел, а Джокер наверняка способен на это. Выбрать из ящика с инструментами плоскогубцы, и… Юле стало тошно, она запретила себе фантазировать дальше.

Они пришли сюда спокойно и размеренно, по-хозяйски. Шли по лестницам вверх не торопясь. Чтобы растянуть момент, насладиться предвкушением. Навоображать себе всю ту дичь, что засела в фантазиях. Медленно, чтобы успеть всмотреться во все эти оскотиневшие лица, в поросячьи глазки, успеть уловить в каждом женском взгляде ?он нас всех изнасилует!? Может быть, мадам, может быть. Ножом. Дулом автомата. Шоу ведь всё-таки, праздник, всем должно быть весело. Они уходили быстро, бежали крысами с тонущего корабля, пока где-то с той стороны здания, у центрального входа, голосили, выли остервенелые сирены.

Уходили тенями вдоль стен. Вышли через ещё один запасной вход — старый, когда-то захламлённый за ненадобностью. Но сегодня старые обшарпанные двери вспомнили, зачем они нужны. Полиции тут нет, потому что за дверями открывался очень грязный дворик в виде коридор. По одну сторону облезлая серая стена, по другую — высокий бетонный забор. Тут и двоим толком не разойтись. Поэтому наёмники уходят вперёд, знают, что выйдут сразу к машинам. Тут парковка, не только для ресторана, но ещё и для всех близлежащих магазинчиков, кафешек и огромного торгового центра. Машины затерялись в этом улье, полиция станет искать их вовсе не тут.

Наёмники тихо-тихо, бесшумно и послушно ушли вперёд, один за другим, а позади всех Джокер и Юля. Она незрячим калекой ухватилась за его пальто — за рукав, послушно плелась следом, стараясь не отставать и не наступать ему на пятки. Он шёл быстро и нервно, Юля слышала его бесконтрольные причмокивания.

— Так и уйдёшь, не попрощавшись? — раздаётся шипение позади. Джокер остановился. Повернул голову на голос, опустив её, вгляделся в пацана хищным взглядом, цепким, как крюк на скотобойне. Развернулся всем телом и сунул руку в карман. Юля спряталась за Джокера, юркнула мышкой. Зуб на зуб не попадал. Бояться-то нечего, у парня — это его приложил как следует Арес прикладом по носу — в руках пустая бутылка из-под шампанского. — А ты смелый, — Джокер передёрнул плечами, выпрямился и развязно шагнул навстречу пацану. Тот тоже сделал несколько шагов вперёд, замахнулся, чтобы ударить клоуна по голове, но не успел. Раздался мокрый звук. Противный. Очень… влажный. Парень кашлянул и распахнул глаза, вглядываясь в лицо Джокера, а тот не возражал, приблизился вплотную, почти нос к носу. Давал себя разглядеть. И дёрнул руку вверх. Парень открыл рот, чтобы завопить, но клоун закрыл его пасть, прижал руку в перчатке к губам и нажал. Приговаривая: — Тихо-тихо-тихо, — рука вверх.

Парень привстал на носочки, качнулся, и Юля, отпрянув к стене, увидела, как расплывается на белой рубашке уродливое красное пятно. Хруст. Вжух! Из разверзшейся красной впадины повалились кишки. Джокер толкнул жертву к стене, прижал и с нажимом повёл нож кверху, распарывая брюхо. Юля не могла оторваться от скользких, блестящих кишок, повалившихся на землю, словно они резиновые. Будто игрушечные. Джокер убрал руку с искажённого гримасой боли и ужаса рта и переместил пальцы на горло. Сжал. Жертва хрипела, булькала. На губах появилась красная пена, парень неестественно кашлянул и разбрызгал кровь на белую краску на лице Джокера.

Ноги подкосились. Её ноги. Юля поползла вниз, села на землю и попробовала отползти. Всё в крови. Пахло кровью. Тошнотворно, хотелось закрыть нос, и Юля даже подняла руку, но затерялась. Упала куда-то. В кроличью нору, и летела, летела, летела. Летела, пока не приземлилась в том же проулке, где только что Джокер потрошил парня. Ребёнка. Они всё ещё стояли у стены, только клоун хохотал, заливался гоготом. И парень гоготал, растягивал пальцами некрасивую рану на животе, и из неё выпархивали бабочки. Красивые. Синие, зелёные, красные. Поднимались к небу и махали своими большими крыльями. Юля заворожено смотрела на них, а бабочки всё вылетали и вылетали из распоротого брюха. Она подняла к ним руки, потянулась прозрачными пальцами и вспорхнула вслед за ними. Влетела в вихрь бабочек и закружилась, перламутровая на перламутровом. Кружилась. Смеялась. И они летели, всё выше и выше. Красавицы быстро-быстро махали крыльями, кружась в водовороте, унося улыбающуюся Юлю за собой. За её спиной расцвели гранатовые крылья, не то ангел, не то демон, потому что с них капала кровь. Она не успевала разбиться о пыльный асфальт. У самой земли взрывалась мыльным пузырём, и на свет рождались новые бабочки.

Внезапно Джокер шлёпнул её по щеке. — Вставай, соня. Тихий час окончен.

Юля разлепила тяжёлые веки, что-то промычала, подтянула к животу ослабевшие ноги. Вздохнула. Подождала, пока морок рассеется. Нашла лицо Джокера перед своим. Он вглядывался в неё. Покивал. Снова тихонько пошлёпал её по щеке рукой в фиолетовой перчатке. Юля повернула голову налево и увидела развалившего у стены выпотрошенного парня, он лежал в блестящей, слишком сюрреалистичной луже крови, обрамлённый своими же потрохами.

Джокер ухватил Юлю за подбородок и повернул её голову к себе. — Встаём! Она позволила потянуть себя вверх, поднялась на ноги, сделала несколько шагов и почувствовала слабость. Не в силах ей сопротивляться, мысленно отсалютовав всем живым и здравствующим, Юля завалилась на бок и упала бы. Но успела осознать, что её рыцарь подставил руки и поймал её. А дальше — тьма без конца и без края. ?Ты тонешь. Ты горишь. Ты…? …видишь Джокера? Нет. А он есть. Наблюдает. За тобой, между прочим. Внутренний голос бессовестно пьян страхом и отвращением. Тяжело просыпаться: лежишь и думаешь. Вот вчера была пятница, завтра суббота. А сегодня-то что? Если что, это не смешно.

Пахло нехорошо. Кровью. Смердило смертью, как из свежей братской могилы. А ещё пахло гарью и палёным чем-то. Мясом? Юля скривилась и попробовала перестать думать о шашлыках, потому что видела уже сегодня один, с неё достаточно. Хватит. Надолго хватит зрелищ и хлеба. Тьфу, опять о еде.

Тепло. Ую-ютно. Юля поёрзала, вздохнула, попробовала приподняться, и рука легла на голову. Прижала обратно. Полёт нормальный. Юля приоткрыла один глаз и посмотрела на нависший над ней фиолетовый рукав пальто. Рука в перчатке скользнула, и Юля зажмурилась, когда ощутила поглаживания. Это… подкупало. Она лежала головой на его коленях, пыталась проснуться окончательно после отступившего морока и иногда вздыхала.

Слышала вой сирен. Далеко. Где-то там, на границе сознания. Близко, совсем рядом. Не могла сфокусироваться. Их догоняют? Или они уже оторвались? Где они? Пальцы снова гладят её волосы, Юля сонно жмурится, уже не пытается привстать.