15. Моя прекрасная жертва (1/2)

Понятно, что ничего непонятно. Любая загадка рано или поздно заканчивалась долгожданным ответом. Даже неправильно поставленные условия всё равно приводили к какому-либо знаменателю, даже закольцованность своего рода — выход. Пусть толком непонятно куда, но выход. Или вход. Юля ждала чего-то в духе домашней беседы — папочка должен пояснить всё-всё своей неразумной, глупой девочке, не способной дотунькать до всего самой. ?Ку-уколка, — они уселись бы за кухонный стол, напротив друг друга, — это всё, хм, езда, передавленные собаки, это не просто так, я сейчас всё тебе объяс-сню?. И он бы разложил по полочкам каждую минуту её странной двухдневной жизни. Но хрен там плавал. Соси и выкуси. Если бы Джокер не прострелил часы с кукушкой в первый день их пребывания в новом старом доме, то в притаившуюся тишину тихонько бы вплеталось негромкое, монотонное тиканье. Джокер любил подгонять людей, ядовито приговаривая: ?Тик-так, тик-так?. Он сам над всеми часы, сломанный маховик времени. Тик-так, мистер Джей наступает на пятки. Тик-так, если не хочешь его фирменный ножичек под рёбра. Стрелки маленьких настольных часов — заразы, издевательски тихие и беззвучные — только-только перевалили за полынный, жаркий полдень, а Юля не понимала, что делать и какого хрена. Она посидела на стуле времён Ленина, который ?хой?, потом переместилась на непонятно-коричневый продавленный диван. Невозможно, ужасно скрипучий. В разные периоды дня Джокер то обожал его, то так же неистово ненавидел и пару раз даже попробовал сжечь, но в последний момент задувал спичку и уходил на кухню.

Так вот. Он просто ушёл и ни-че-го не объяснил. На кой ляд он вообще устроил Юле бешеные скачки? Какой великий замысел скрывался в охрененно несмешной шутеечке? Где найти такого человека, который сможет по кофейной гуще рассказывать о том, как следовало читать величайшие шарады?

Злодейский злодей, он же по совместительству мистер Джей, не явился ни после двух часов дня, ни после четырёх вечера. Ни его, ни Ареса. И даже после шести, когда Юля поколдовала на кухне и приготовила ужин на троих, в доме стояла гробовая тишина. Только пару раз где-то за раковиной пошуршала мышь, и Юля поставила рядом с дверью блюдечко с кусочком морковной котлеты и маленьким квадратиком сыра. Мышь высунула нос, поглазела на Юлю и не решилась вот так, при посторонних, вылезти и отведать угощение. По этой причине вечерняя трапеза Юли протекла в одиночестве. Тик-так, тик-так. Она ждала допоздна, выключила во всём доме свет и просидела у окна. Всматривалась в густые летние сумерки, пахнущие горькими травами и летней, пыльной свежестью. Где-то вдалеке прогремел гром, далеко над городом сверкнула неровная полоска молнии, осветила горизонт и угасла. Всё снова погрузилось в первозданную тьму. Совсем скоро первые тяжёлые капли ударились о крышу, отскочили ярким, звонким эхом, и невидимая чёрная туча разродилась по-детски обиженным плачем. Не церемонясь, одарила город благодатным ливнем, тяжёлые пузатые капли часто-часто забарабанили по крыше и по окнам. И даже после этого Джокер не вернулся домой, мокрый, пыхтящий от отяжелевшей мокрой одежды. По правде говоря, ему бы не помешало ополоснуться, чтобы смыть остатки неаккуратного грима. Эти кляксы и на грим-то не походили. Человек-клякса. Человек-загадка. Человек-боль. И в этом чернильном безмолвии Юле вдруг стало жаль этого пропащего, пропавшего человека, утонувшего в самом себе. В своём безумии. Стереть бы с лица страшные, уродливые шрамы, отмыть от въевшегося в кожу грима, и чудовище станет красавцем. Может, не принцем из глупых девичьих грёз, но невероятным мужчиной. Красивым. А так… Без имени. Без прошлого. Только кличка осталась, кем-то давно придуманная, дурацкая, нелепая, и никому неизвестно, сколько ещё судьба отмерит времени, прежде чем разрешит снять её и выбросить за ненадобностью. ?Горе моё, несчастье моё, беда моя?. Но как только она вспомнила, во что втянул её психопат и что он творил и вытворял, её почти сразу отпустило. Жалеть ещё его такого. Кто б ещё оценил! Уж точно не душевный калека. В итоге так Юля и уснула, легла на скрипучий диван, укрылась пледом — рисунок-то какой, в ромбик! — и проспала до самого утра.

Новый день вопреки ожиданиям ничего нового не принёс. За окном пасмурно, скверно, морось надоедливая. Ничего жизнеутверждающего на горизонте жизни: не зря на календаре понедельник, и впору повеситься, да только хотелось ещё немного потоптать грешную землю — назло всем. На крайняк посмотреть, чем закончится весь этот цирк с цыганами и крадеными конями.

Кстати, о цирке. Юля обошла квартиру, заглянула в каждую комнату, даже в пахнущую стариной и прожорливой молью кладовку, сунула нос в нафталиновые шкафы, коих водилось в доме три, и вздохнула. Джокер дома не ночевал. И это нормально, привычно, если бы не одно маленькое, ма-аленькое ?но?: соглядатая тоже нигде не видать, ни живого, ни мёртвого, ни мумифицированного. Вряд ли про Юлю так просто забыли, потому что Джокер и ?так получилось? — такие же разные понятия, как краснокнижный жук-носорог и туманность Андромеды. Как их ни крути, им не суждено быть вместе, даже связать друг с другом одной идеей не получится. Ни один гороскоп не в силах помочь. Итак, новый день без Джокера. Пока. Одну из двух порций вчерашнего ужина Юля съела на завтрак, а вторую отправила в морозилку. Она не ощущала себя снобом или ханжой, но захотелось чего-нибудь другого. Потом до полудня провалялась с книжкой на всё том же диване — нашла в шкафу ?Морского волка? Джека Лондона. Вытянула ноги на подлокотник и не заметила, как час, другой, третий утекли в прошлое. Заложив закладку, Юля приняла решение что-нибудь сделать. Например, выбраться на окраину города. Сказано — сделано. Она как могла спрятала волосы под кепкой, нацепила светоотражающие очки, оделась как можно менее броско и вышла в свет. Конечно, предварительно пошуршала по заначкам и кое-что нашла. И немало.

Что бы там Джокер ни придумал, планы о побеге прочь. Здравствуй, новая жизнь! Первым делом Юля купила в одной лавчонке новые кеды, не смогла отказать себе в рюкзаке с Тоторо, а гвоздём программы стал распрекрасный синенький смартфон.

И снова рождался ещё один вопрос к кучке всех остальных: куда этого родименького прятать? Куда горемыку деть, да так, чтобы Джокер не нашёл и даже не догадался? А иначе партизанен пуф-пуф.

В кафе за чашкой чая Юля подкорректировала настройки: звук и вибрацию по нулям, чтобы даже пискнуть не смела новая игрушка. Никаких лишних приложений, ни-ни. Сердце радовалось: она уже и забыла, что такое простые, смертные радости, приносящие удовольствие и делающие жизнь маленечко проще и легче.

Хорошо бы как в сказке: спрятать звонилку: в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — телефон. Смерть Юлина.

Но так как Россия — это сказочная страна с уклоном в антиутопию в лучших традициях Оруэлла, то прятать пришлось в шкафу на полке с женским нижним бельём. Джокер, как и любой другой мужчина, просто обязан игнорировать это странное место, непонятное и вообще ?изыди со своими тряпками?.

Итак. Мамин номер. До сих пор от зубов отскакивал, потому что мама — это все службы спасения в одном теле. И скорая, и пожарная, и раздающая подзатыльники полиция — на все случаи жизни. Контакт? Есть контакт. Голос на том конце уставший, тихий, и сердце защемило. Стало вдруг трудно дышать, под рёбрами закололо, а глаза сделались мокрыми. — Мам, — осторожно позвала Юля, когда ком в горле укатился обратно вниз.

Что было дальше! Слёзы, крики, причитания! И конечно, мама не могла обойтись без нотаций, ведь сумасбродная дочь пропала, её похитили, её уже мысленно похоронили, разложенной по чёрным непрозрачным пакетам. Такая перспектива периодически маячила на горизонте событий, но Юле хватило ума не взболтнуть лишнего.

И бабуля до сих пор жива, только морщин прибавилось на старческом лице да глаза потухли. Юля придумала для них стандартную до болезненно банальности историю:дочь неразумная успешно перебралась в столицу необъятной Родины, трудилась от заката и до ?кукушка уехала, ту-ту?, нашла хорошего парня. ?Нет, мам, не обижает. Украл? В новостях показывали? Полиция оборвала телефон? Так это он придурялся, мам. И вообще это был выкуп невесты. У него чувство юмора сложное, так просто и не понять на трезвую голову, а на пьяную лучше даже не пытаться?. С мамой и бабушкой всё решено, а вот Михеля она нашла не сразу, потому что тут память отказалась служить верой и правдой. Но, покумекав и пораскинув мозгами, Юля изловчилась. И к вечеру заветные циферки чернели на белом фоне экрана. Разговаривали долго, до четырёх утра. Трещали без умолку, смеялись, Юля даже нашла чьи-то забытые в комнате сигареты и закурила. Морщилась, не хотела травить лёгкие всякой пакостью, но нервы ни к чёрту. И чтобы мозги окончательно не вскипели. Она обещала подумать о встрече, но попросила сильно не надеяться, а ещё — не перезванивать. Потому что всё куда сложнее, чем кажется. Как только она проснулась — а это случилось около трёх дня, — закинула в себя завтрак и обед в одной тарелке и сразу позвонила Михелю. Трещали до семи, пока не пришла пора парню бежать на работу. ?ГикКон? переехал на соседнюю улицу, в здание поновее и посолиднее. Рыжий жив, Лолла жива, все в здравии. Юля ещё при первом разговоре попросила никому не болтать лишнего про неё, а лучше вообще умолчать. Так лучше для всех. В восемь позвонила мама, не удержалась. И до десяти Юля чесала языком попеременно то с мамой, то с развеселившейся бабушкой. По такому случаю они откупорили аж две бутылки вина, чтобы отпраздновать воскрешение своей девочки. Но Юля сдержала слово, данное самой себе: никому не открыла своего местонахождения, а главное — с кем она пропадала. Да и всё равно бы никто не поверил. Михель, может, разве что назвал бы умалишённой. Типа ?в себе ли ты, солнце ясное?? Да ясно же, что не в себе, так нечего и разворачивать то, что потом трудно свернуть.

Так прошли три дня чудаковатой, внезапно упавшей невесть откуда свободы. А на четвёртый день вернулся главупырь. К тому времени Юля замела все видимые и невидимые следы маленького, но весьма дерзкого преступления. Телефон лежал под ворохом белья, и даже если кто-то вдруг позвонит, он и не подумал бы пискнуть: всё лишнее и настораживающее отключено. При Джокере, понятное дело, Юля не доставала своего нового умного друга, подарившего ей связь с миром. По ночам тоже остерегалась заползать ручонками на полку: а ну не спит её сумасшедший рыцарь. От греха подальше лучше быть начеку.

За эти дни наёмники периодически заглядывали в их уютное гнёздышко, иногда перешёптывались, спрашивая друг у друга: ?Слушай, а правда, что у них прямо под полом труп?? Или: ?Я слышал, у них на чердаке настоящая мумия?. Сарафанное радио творило невиданное и неслыханное, и немудрено, что совсем скоро сила перешёптываний довела до того, что где-то тут не просто мумия, а в каждой стене замурованы несчастные. Причём живьём.

Арес тоже крутился рядом, и Юля возблагодарила всех богов разом за то, что этого прикольного мужичка никто не тронул.

На четвёртый день после возвращения Джокера мистер злодей, как бывало по вечерам, выпроводил всех восвояси, предварительно раздав указания. Даже Ареса отправил погулять да покурить. Стоило ли напрягаться? Рядом с Джокером — всегда, но Юля приготовилась к тому, что её сумеречный мужчина захотел немного ласки. Котик захотел, чтобы его почесали за ушком. Он привычно уселся на скрипучий продавленный диван, огляделся, не забывая щуриться и причмокивать. Будто что-то читал по выцветшим обоям да по потрескавшемуся, густо намазанному побелкой потолку. Юля не торопилась, стояла у старого сломанного телевизора, ещё чёрно-белого. Будто выпавшего откуда-то из временного пространства. Делала вид, что хотела прибраться, то есть собрать все накопившиеся кружки и отправить их в раковину. И хотя она стояла спиной к своему гению-затейнику, всё равно явственно ощущала его колючий, прожигающий взгляд. Вздрогнула. Оглянулась. Так и есть, Джокер внимательно следил за её действиями, чуть приподняв голову и приоткрыв рот. Выглядел так, будто собирался что-то сказать, но нет — молчал.

Юля отвернулась и поспешила поскорее спрятаться на кухне с первой партией кружек. Погремела, пошумела водой, расставила сушиться.

— Малыш,— позвал Джокер, как только она выключила воду.

Она не стала испытывать судьбу и сразу пришла в комнату.

— Ах, куколка, ку-уколка, — промурлыкал он и поманил её к себе пальцем. Она подошла, села к нему на колени. Обняла за шею. Прижалась губами к его губам. ?Горе моё ненаглядное, беда моя бедовая, долгожданная?. Ей нравилось, когда он смывал с себя грим и становился почти человеком. Юля не любила горько-приторный вкус краски, его потом приходилось долго выполаскивать изо рта и заедать чем-нибудь, и даже после этого оставалось долгое, навязчивое послевкусие. Джей улыбнулся ей в губы, и она улыбнулась ему в ответ, посмотрела в его колючие глаза. Вечная ебанинка во взгляде, её никакие средства не смывали, но и тут находился маленький секрет: не смотреть, не вглядываться в тягучую чернильную бездну и уж тем более не пытаться найти там какое-то подобие нормальности.

Соскучился. Он прикасался жадно, как в первый раз. Или в последний. Оттолкнуть бы его и отвернуться от бессовестных глаз, пусть сверлит. И она закрывала глаза, продолжая тонуть в грехе, не в силах оторваться от усмехающихся губ. А он вплетал пальцы в волосы и рычал: ?Смотри на меня?. Она смотрела. Он громко причмокивал, накрывал её рот своим и ухмылялся. Шершавые ладони нагло блуждали под её футболкой, будто угадывая, где прикоснуться нежнее, где ущипнуть чуть настойчивее. Паяц словно читал свою куколку, как раскрытую книгу. Подлец. Негодяй. Мерзавец. Юля укусила его, а Джокер ответил ей надменным смешком. Дескать, думай, с кем тягаешься, мышь запечная.

Немного погодя он разорвал поцелуй, внимательно посмотрел на Юлю и хрипло обронил, почти небрежно: — А ты и правда перестала быть тихоней, эхе-хе. — Ты это про что? — уточнила Юля и возобновила поцелуй прежде, чем Джокер пустился бы во все тяжкие, то есть зарубила его болтливость на корню. Он не стал сопротивляться, лишь выдохнул смешок. Над ухом что-то пискнуло, потом ещё раз. И ещё. Юля приоткрыла глаза и увидела, что Джокер, не отрываясь от поцелуя и скосив глаза в сторону, что-то пытался разглядывать. ?Да ты, блядь, серьёзно?? Она обернулась, чтобы высказать замечание по поводу того, что Джей мало походил на Цезаря, чтобы браться за несколько дел сразу. Секс и посторонние злодейские занятия — несовместимые вещи. И всё бы ничего, Джокер отделался бы выговором, но в руках у своего ебанутого мужчины она увидела свой телефон. Тот самый, который купила на днях и который прятала на полке в шкафу. В белье, если уж совсем точно.

— Это не то, что ты думаешь, — тут же вырвалось у Юли, и она мысленно дала себе затрещину себя за смороженную глупость. Только сейчас до слуха долетело: радио на кухне тихо окутывает, чей-то голос из прошлого, до боли знакомый. Имя крутится на языке, но никак не желает всплывать в памяти. И искра тлеет, тлеет. Тлеет. В горле пересохло, сейчас бы опрокинуть стакан воды залпом, выпить до дна махом и скривиться, будто в стакане на какое-то там ?аш два о?, а что-то покрепче и посерьёзнее.

В общем, ?хрен тебе, женщина, а не золотая рыбка?. — Я имею право на личное пространство, — прозвучало как-то по-детски. Как будто Юля трудный подросток, вынужденный отвоёвывать своё ?я?, отрывая его от родительского тела. — Я уже взрослая. ?Ну ёб твою мать!? — Ты боишься, что ли? — тут же спросила она первое, что пришло на ум. Голова Джокера откинулась назад, кудряшки покачнулись, свесились, и он расхохотался. Давился смехом, по-рыбьи открывал рот, но снова заходился в хохоте, с умилением сквозь слёзы глядя на Юлю. — Я? Бою-юсь? — наконец взяв себя в руки и одарив одной из своих обезоруживающих улыбочек — просто сама невинность, спросил Джокер. — Эм-м… А чего я должен бояться? Ох не зря он сделал ударение на слове ?должен?, потому что наверняка ему захотелось распутать этот клубок, и он не без интереса ухватился за ниточку.

— Не должен, — удивлённо ответила Юля. — Ну… Тогда поделись своими теориями со мной, Шер-рлок, — последнее слово он ласково промурлыкал, что указывало яснее ясного: можно охреневать и пугаться, мистер Джей дал добро. — Это всего лишь телефон, — она пробовала звучать миролюбиво. Шутка, не больше.

— Эм-м, ну, нет, — он пожевал нижнюю губу, закатив глаза. — Никогда не знаешь, куда приведёт де-етская шалость. Эхе-хе. Иногда думаешь: ?О-о, а позвоню-ка я мА-амочке!? — а потом всё идём кувырком, потому что — ах! — есть такое понятие, как череда с-событий.

— Ита-ак, — он тихонько щёлкнул Юлю по носу и причмокнул. — Но у меня же должна быть своя жизнь, — возмутилась она. — Чем я должна, по-твоему, развлекать себя, пока ты где-то шатаешься-мотаешься? — Ты можешь, хм-м, вырезать из бумаги снежинки, — он не улыбнулся вопреки ожиданиям, давая понять, что в шутке на самом деле эта самая шутка не подразумевалась. — Знаешь, эм-м, на самом деле ничего сложного. Давай я тебя научу. Х-ха! Одной рукой он всё ещё придерживал Юлю за талию, а второй аккуратно пригладил её волосы, распутал сбившиеся пряди, пройдясь пальцами от основания до кончиков. Он несколько раз дотронулся языком до нижней губы и склонил голову. — Слушай внимательно, куколка. Я говорю ?стой? — и ты стоишь. Я говорю ?не р-рыпайся? — ты не ры-ыпаешься. И так далее по списку. Ах-ах! Ничего сложного, согласи-ись. М? В последних словах Юля уловила вскользь сверкнувшую угрозу. Каким-то непостижимым образом он считал, что если у его игрушки есть своя игрушка в виде телефона, то это очень плохо. Ужасно. Катастрофа на блюдечке. Юля сама себе удивлялась, как ещё не превратилась в пустую стеклянную банку, в которой ничего нет, кроме воздуха. Чего уж греха таить, она боялась пустоты, не хотела однажды найти себя в ней, вот и искала, чем бы наполнить эту маленькую бездну.

Юля хотела соскользнуть с его коленей и отойти, чтобы увеличить расстояние, и уже из угла согласиться на осторожный диалог. Но узловатые тонкие пальцы мистера Джея легли на её талию, а на лице заиграла недобрая улыбка. Глаза блестели, так и сочились ядом, даром что не вампир. В комнате вдруг стало тесно и душно, и стены пошли сжиматься, хрустеть, сминаться тонкими бумажными листами. Всё стало хрупким, ломким. Они смотрели друг другу в глаза и ждали. Джокер ничего не делал, предоставив право первого хода Юле, и она сделала глупость, чем раззадорила и раздразнила внутреннего хищника Джокера. Дёрнулась.Тут же сильные тонкие пальцы сомкнулись на её шее, надавили, и совсем скоро лёгкие вспыхнули пожаром. Юля пробовала снять с горла тиски, но Джокер прижал её к себе и тихо шептал на ухо: ?Тш-ш-ш, тихо, тише-тише?. Мам, тут темно и дышать трудно.