8. Горшочек, не вари, или Ван Гогу снятся маки, Ван Гогу снятся уши (2/2)

Она добавила молока из встроенного молочника и положила две ложки сахара. Щепотка страха вместо коньяка прилагалась. Размешала и осторожно на негнущихся ногах подошла к наблюдавшему за ней Джокеру, поставила кружку перед ним. Отвернулась. Хотела уйти. Но он взял её за руку и взглядом указал на стоявший рядом стул. Юля вытерла влажные от пота и пролитого кофе руки и села, изо всех сил пытаясь вообразить, что она не тут, но психологический приём помогал не очень. Да нихрена он не помогал. Хоть бы кто-нибудь спас их от этого сумасшедшего, который стоял тонкой и чертовски шаткой преградой между кучкой головорезов и бойней, которую те могли учинить. Фас, и крики утонут в крови. Фас, и реки боли выйдут из берегов, чтобы смыть жизнь с этого островка безумия.

Пока понурая Юля бледной полуживой молью сидела возле Джокера, Лолла принесла горячий омлет со специями и кусочек разогретой пиццы. Внешне девушка спокойнее, собраннее, руки почти не дрожали, и тарелка не ходила ходуном в её руках. Но в глазах точно такой же испуг пойманного крольчонка. Джокер взял вилку, отломил кусочек омлета и отправил его в рот. Толком не прожевав, он начал говорить с набитым ртом, обращаясь к Лолле: — Знаешь, милашка… Хм. Без шуток. Если я упаду замертво по-есле, — он покрутил пальцем над тарелкой, — или просто упаду, неважно, буду ли я мёртв. Так вот. Мои послу-ушные цепны-ые щено-очки, — он указал на своих людей, попутно обведя зал взглядом, — придут к твоим мА-амочке и па-апочке, найдут твою сестрёнку… М-м… Соня. Да. Изнасилуют их всех, может быть, даже собаку, тут уж на и-их совести, прости, ничего личного, а потом будут р-резать их и скармливать друг другу по кусочкам.

Он демонстративно поднёс кусок пиццы ко рту и замер, выжидающе глядя на Лоллу, пройдясь языком по шрамам на внутренней стороне щёк.

— Я не отравила еду, — срывающимся голосом ответила она. — Тем лучше для твоей семьи, — пропел Джокер. — А теперь будь хорошей де-евочкой, принеси нам стул. Конечно, Лолла подчинилась. Кажется, каждый в этом кафе, заминированном живыми людьми, если верить Джокеру — а ему хотелось верить, даже через сопротивляющееся не хочу, — понимал, чем может закончиться геройство. Это на раскрашенных стенах герой на герое, бравые воины абсолютного добра с коварным злом, сошедшие со страниц комиксом и телеэкранов. В жизни ни один из присутствующих человеков не был ни Бэтменом, ни комиссаром Гордоном.

Юстас всё ещё стоял неподалёку от Джокера, но не удостоился его внимания. Кажется, парень даже обрадовался этому. Стулу не пришлось слишком долго пустовать, потому что террорист и злодей спокойно посмотрел в глаза испуганного Михеля и почти дружелюбно сказал: — Присаживайся, Мохито, мы с тобо-ой, хм-м, поболтаем немного.

Джокер обнажил жёлтые зубы в откровенно издевательской улыбке, не сводя с Михеля пытливый взгляд. Ни на секунду не отпуская его из поля зрения. Парень стёк на стул и постарался вжаться в него, чтобы стать незаметным. Как знакомо!

— Ты, наверное, хоро-оший парень, — Джокер доел омлет и пиццу и запил кофе. — Выглядишь дерзко и эксцентрично, но любая мамка, узнав тебя полу-учше, с радостью бы отдала тебе свою дочурку.

Юля посмотрела на Джокера, но он на неё не обратил никакого внимания. Чёрт возьми. Неужели правда этот дьявол в человеческом обличье убил двух человек? Она верила и не верила в это. Чушь какая-то! Китайская подделка оказалась качественной. Снова подкатила тошнота к горлу, голова пошла кругом. То ли страшно, то ли просто мерзко. Джокер по-прежнему не смотрел на неё, словно её не было рядом. Кажется, реши она улизнуть в какой-нибудь укромный уголок, он бы и не заметил, но на самом деле это злой гений контролировал буквально всё и всех в захваченном кафе. Засранец всё про всех узнал, потому что если бы он соврал про родственников Лоллы, она бы не превратилась в свою же собственную тень. И конечно, он всё знал про Михеля, про свидание, про приятную томную ночь. Джокер убивал любую надежду. Бах, и нет её. Бах-бах! — Эй, Американо! — позвал он Лоллу, и она, ни жива ни мертва, приблизилась, но достаточно далеко, чтобы он, как ей казалось, не мог дотянуться до неё. Джокер усмехнулся и одарил её насмешливым взглядом. — Принеси мне и моему другу кофе. — Какой вам налить? — заикаясь, спросила она. Джокер повернул голову к Юле, охваченной печалью и безнадёгой, и бодро спросил у неё: — Какой кофе я пью, пташка? Юля, глядя на свои руки, ответила покорно и почти обречённо: — Половину чашки крепкого кофе, половину — горячего молока. Не перемешивать. Пару ложек сахара. — Ах-ах-ах! — восторженно ответил он. — Умница, — похвалил её Джокер и вернул взгляд Лолле.

Когда она принесла мужчинам кофе, то сразу поспешила отойти подальше. Джокер не возражал. Он облизнулся, пододвинул одну из чашек к Михелю, давая тем самым понять, что лучше не игнорировать дружескую посиделку. Парень сделал глоток и поставил чашку на блюдце. — Значит, ты, краса-авчик, нумизмат, — с этими пропетыми словами Джокер достал из кармана жилета старинную коллекционную монету и, подбросив и поймав её, положил на середину. Между Михелем и собой. Затем, пристально наблюдая за парнем и не отнимая пальца от монеты, пододвинул её ближе к нему. — Хм. Навскидку, сколько на рынке цена такой красавицы? М-м? Михель сосредоточился на монете, сложив руки в замок на коленях и дёргая ногой, чтобы унять дрожь. Средневековый жетон с моряком на одной стороне и с кораблём на другой, пиратская во всех смыслах современного и того времени, со сложной историей противостояния Испании и Англии**. Парень приоткрыл рот от удивления и, кажется, даже забыл и про Джокера, и про свой испуг.

— Я не профи и боюсь ошибиться в цифрах… Тысяч пять, может быть, но это очень приблизительно. Может быть, я даже не близок к реальной стоимости, — несмотря на удивление, Михель заикался. Правильно. Бойся, как никогда не боялся, потому что Джокер всё равно вытрясет из тебя страх, как мелочь из кошелька. Джокер сел поудобнее и отпил из чашки. Могут ли сразу два охреневания поселиться в одной голове? Оказывается, да. Юля боялась посмотреть на этого кошмарного и стукнутого на всю маковку человека, олицетворявшего собой её голгофу. Пожалуй, страшнее только встретиться со взглядами ребят, которые наверняка гадали: какого хрена эта девчонка сидела рядом с Джокером, а не торчала среди растерянных и запуганных до усрачки заложников?

Любой нормальный человек, который дружил с головой — к Джокеру это, конечно же, не относилось, хотел бы, чтобы это всё закончилось. И поскорее. Чтобы из-за кулис выскочили преувеличенно громкие и яркие ведущие, притащили бы букеты цветов, кричали бы ?Мы вас подловили! Вы ведь поверили?? И никто бы не умер. Полицейский и Питер вскочили бы с пола, отряхиваясь от пыли, пританцовывая, поправляя одежду и улыбаясь обескураженным гостям и любопытным камерам. Джокер бы непременно вытащил пистолет и расстрелял бы всех и каждого… водой. Конечно! Водяной пистолет! И все бы радовались, смеялись, обнимались, поздравляли друг друга. Но, ребятки, правда в том, что Джокер порой умещался в одной фразе: ?Хочешь делать что-то нехорошее, делай это хорошо!? И никаких тебе камер и шоу а-ла ?Скрытая камера?. Михель избегал смотреть на Джокера, явно полагая, что это лучшая стратегия. Ни фига подобного, дружище.

— По логике… — наконец нарушил он молчание… …но Джокер перебил его: — Один умный парень как-то сказал, ах, что… м-м… ?ло-огика может привести от пункта А к пу-ункту Б, а воображе-ение — куда угодно?. Этого отличного парня звали Энштейн. Так что-о… м… — Джокер поднял голову и посмотрел на Михеля сверху вниз. — Включи воображение. Это. Дорогая. Монета. Если тебе удастся сегодня вы-ыжить, а я не могу этого обещать, са-ам понимаешь, то-о. Хах. В общем, цену можно будет накрутить. Скажем, э-э… Вы-ыживший в настоящей бойне получил не-боль-шой утешительный при-из от меня. Ну, и-и. Цена э-этой, — от ткнул пальцев в монету, — малышки где-то… хм-м-м… гораздо выше той цифры, которую ты назвал. Между ?неприлично дорого? и ?дьявол, как дорого!?. А-а после сегодняшнего дня?

Умница Михель кивнул, и старина Джокер довольно улыбнулся.

— Но-о-о, — он растянул губы в улыбке и тут же снял её, приняв весьма серьёзный вид. — Но. Это, скажем так, не совсем пода-арок. И продавать я ничего не хочу. Он долго всматривался лицо Михеля, полное удивления и смятения одновременно. — Но ты можешь её выиграть, — быстро и непринуждённо протараторил Джокер, спасая печальку.

Глаза Михеля вспыхнули осторожным, пока недоверчивым азартом, и Юля уже знала, что он, как и каждый, кто сталкивался с Джокером лицом к лицу, утонул в мареве его чёрных глаз и лживых слов. ?Чёрный человек. Чёрный, чёрный?. Вообще-то фиолетовый, чуть-чуть зелёный, немного красный, но душа его темна, как зимняя, полная злыми вьюгами ночь. Михель, наверное, упивался своим внезапным мужеством: опасный тип разговаривал с ним почти по-дружески, на равных, но Юля знала, что за адекватностью Джокера скрывалась феерическая неадекватность. В его нормальности не было ничего нормально. А мужество Михеля не более чем крючок, на который он попался. Джокер — по-своему пересмешник. И как будто про него Харпер Ли, которого Юля буквально недавно закончила читать, сказал: ?Мужество – это когда заранее знаешь, что ты проиграл, и все-таки берешься за дело и наперекор всему на свете идешь до конца. Побеждаешь очень редко, но иногда все-таки побеждаешь?. Раз уж Михель попал в своеобразное кино, став невольным героем ?Тёмного рыцаря? с русским размахом, то он должен — просто обязан! — знать, что вот такой вот неофициальный герой никогда не выживал в подобных ситуациях.

— Выиграть? — наконец, сбросив с себя оторопь, неуверенно переспросил Михель. Джокер охотно кивнул ему, сопровождая кивок громким ?Ах-ха?. То ли посмеиваясь, то ли соглашаясь. Он игрок, а ставки всегда высоки и всегда за рамками вменяемости. Если бы происходящее можно было описать какой-нибудь абсурдной фразой, вмещающей в себя всё без остатка, то, пожалуй, это было бы что-то вроде: ?Ван Гогу снятся маки, Ван Гогу снятся уши?. Вся Юлина жизнь последних странных месяцев в одной бредовой фразе, понять которую вряд ли удастся, а голову сломать очень даже получится. То ли какой-то наркотический бред, то ли Юлину голову посетила всамделешняя шизофрения, передавшаяся воздушно-капельным путём от мистера Джея. Наконец притихшие заложники — перестали всхлипывать, подвывать, шаркаться — и внимательные преступники наблюдали за шоу, которое складывалось не хуже какого-нибудь ?Кто хочет стать миллионером?. Юля за всё время не решилась ни вмешаться, ни нарушить своего таинственно-траурного, послушного молчания, всё пыталась сладить со своими нервами. Тошнота уже не докучала, но мерзкое ощущение никуда не делось. Хотя желание высказать что-нибудь Джокеру ещё такого эдакого, о чём он мог не догадываться, ну а вдруг, ой как высоко. Слова жгли горло. Каждая буква, притаившаяся на языке, красным перцем въедалась в кожу языка и щёк.

Молчать. Молчать! А игра тем временем продолжалась, и невидимая петля всё туже затягивалась на шее Михеля. Джокер — шут шутов и тёртый калач. Михель — маленькая такая пешечка — вот те раз — в руках шута. — Да. Орёл или решка, — буднично ответил Джокер и сразу нетерпеливо облизнул губы, коротко и бегло оглядев зал. Всё внимание зрителей приковано к ним.

Михель пока никак не отреагировал, явно почувствовал подвох, чутьё в вопросе с Джокером — даже с таким как будто ненастоящим — почти никогда не подводило. Никто не осмеливался выйти вперёд и спросить, какого хрена какой-то поддельный и психически неуравновешенный циркач тут вытворял. Слишком уж красноречивы тела полицейского и Питера.

— А каковы правила? — спохватился Михель, не торопясь соглашаться, пытаясь разобраться в подводных камнях. Юля перевела взгляд на Джокера. Вот засранец! Это своеобразная ревность. Поглядите-ка, у этого мистера-твистера всё-таки в арсенале не только злоба и желание крушить да убивать. Ряженый, оказывается, умел метить не только города, но и конкретных людей.

— Бинго! — выкрикнул Джокер, и, кажется, вздрогнули все, включая преступников. — Десять баллов на счёт этого парня!

Он рычал и завывал, как гиена, давясь удушливым и пугающим смехом. Михель побледнел. Кажется, Юля последовала его примеру, а до того стоявшая у стойки Лолла осела мешком на стул и прикрыла глаза. Успокоившись, Джокер поправил лацканы пиджака, повертел головой, будто ворот рубашки очень стеснял его движения, пригладил волосы и подался вперёд. — Всё предельно просто. Если выиграешь ты, то-о-о… скажем… хм-м… я сда-амся полиции. Исполню это заветное желание ка-аждого испуганного крольчо-онка в этом кафе. Все останутся живы. И-и бонус. Хорошенькая монетка и са-ахарная девчо-онка, — Джокер кивнул на Юлю, не поворачиваясь к ней, — достанутся тебе. Но! Джокер выпрямился и посмотрел на Михеля исподлобья. Затем окинул взглядом зал и присутствующих. И зловеще зашептал, растягивая и пропевая слова, словно он призрак мщения из театра абсурда: — Но если выиграю я, то-о удостою себя правом вы-ыбора. Ах-ах-ах! Выпотрошить тебя, как ры-ыбу, или же выстрелить. Ска-ажем, — Джокер оглядел Михеля, поджав нижнюю губу, показывая заинтересованность, и остановил взгляд ниже груди. — В живот. Будет больно. Но ведь ты можешь и вы-ыиграть. Юля не решилась дёрнуть Джокера за рукав пиджака, вместо этого она подалась к нему и громко, отчётливо произнесла, вкладывая в силу голоса все немыслимые рычаги, на которые могла надеяться: — Прекрати этот цирк! — Оу! — Джокер повернул к ней голову и изобразил удивление, разглядывая её белое от штукатурки лицо. Пока их опасные игры вертелись в затхлой квартирке старого барака, иногда перетекая в уютную двуспальную кровать, всё выглядело безобидно. Вполне прилично. Джокер больше походил на человечка, в спине у которого есть заветный ключик: поверни, и игрушка станцует канкан. Джокер кукла и кукольник в одном лице.

Его язык бегло прошёлся по внутренним шрамам, затем он облизнулся и поучительным тоном произнёс: — Малыш, я не… сексист, нет. Нет-нет. М-м, но, знаешь, придерживаюсь мне-ения, что-о когда двое деловых мужчин пыта-аются договориться, то женщине лучше, ха-ха, м-м, придержать о-остренький язычок за беленькими зубками. Он нарочно улыбнулся, показывая Юле жёлтый оскал. За всё время, что они тут торчали, он ни разу не притронулся к ней. Хотя в прошлой жизни вторгался в её личное пространство очень и очень охотно. Например, обидевшись на что-нибудь, Юля могла гордо уйти спать на диван, а утром обнаруживала себя прижатой к спинке тело Джокера. Это не акт любви и уж тем более не было извращённым извинением. Скорее душным напоминанием: я рядом.

— Я согласен, — подал голос Михель и откашлялся. О-ой, дура-ак! Джокер, всё ещё глядя на Юлю, многозначительно поднял брови и потыкал пальцем в Михеля, дескать, смотри, кто тут у нас смелый и молодец.

— Ты не выиграешь, — проигнорировав все немые предупреждения, предостерегла она Михеля. — Он убьёт тебя. На миг показалось, что парень задумался над её словами, даже, наверное, согласился бы пойти ва-банк или отказаться от игры-сделки, но Джокер никогда и никому не позволял выйти сухим из воды. Он уже приподнял монету и вложил её в бледную, холодную на вид ладонь Михеля. И сжал его пальцы в кулак. — Ну так что, — промурлыкал Джей, — орёл или решка, герой? Михель посмотрел на свой кулак и взвесил монету. По лицу прокатилась бисеринка белого от штукатурки пота. — Орёл. Джокер хлопнул в ладоши, и присутствующие в зале хором вздрогнули и нервно выдохнули. ?Мы все умрём. Скоро злой дядя наиграется и всех убьёт?. Тошно. Страшно. Юля опасливо посмотрела на него. Просто, блядь, какое-то ?горшочек, не вари, ёбтвоюмать?._______________________ * Спящая красавица ** монетка честно придумана мной, поэтому все тапки прошу мимо :)