2. Инструкция по выживанию (2/2)
Юля опешила, готовясь к разговору в духе ?сколько стоишь??, ничего другого она и не ожидала услышать, хотя это ведь только самое начало, стало быть, всё самое отвратительное и мерзкое ещё впереди. Где чайник и кружки? Хороший вопрос. Заварка? Женя шмыгнул на помощь, принёс горячую кружку и сахарницу, и Юля на дрожащих ногах понесла посетителю напиток.
— Сядь, — и Юля села на соседний стул. Мужчина отпил кипяток и закинул ногу на ногу. — Что я тебе говорил не делать? М-м? — Ч… чего?
Он облизнулся и посмотрел исподлобья. — У тебя со слу-ухом или с мозга-ами что-то не так? А?
Юля округлила глаза, оглянулась на официанта и снова посмотрела на бородатого посетителя. — Джо… Он прислонил палец к губам: ?Тш-ш-ш?. — Пойдём-ка прогуляемся, куколка. Ничем хорошим такое предложение закончиться не могло. Наверное. Юля махнула официанту на прощание, скуксившись, дескать, не поминайте лихом, и пошла следом за Джокером. Они шли по улице, уже объятой сумерками, месили снежную кашу под ногами, и, чтобы не упасть, Юля ухватила своего спутника под руку — терять-то уже всё равно нечего, гулять так гулять.
— Как тебе удалось перевоплотиться? Я же тебя даже не узнала сперва. Офигеть! Джей дёрнул бровями, и только теперь удалось разглядеть получше, что грима на нём не было. Ни чёрных провалов, ни белёсой краски, ни кровавой улыбки. — Нас ищут. Точнее, меня-я, а ты как побочный продукт, — он говорил тихо, но от этого не менее завораживающе.Иногда оглядывался, словно кого-то искал. Юлю вдруг осенило, жахнуло не по-детски: едрён батон, она же так до сих пор и не подала никакой весточки ни маме, ни бабушке. Пропала с концами, будто и не было никогда. Мама, наверное, поседела раньше времени, а жива ли бабушка, испытав такой стресс, хрен знает. Надо бы письмо написать, настоящее, бумажное, потому что ба с компом не просто на вы, а как неандерталец с роботом-пылесосом, а мама почту так и не завела до сих пор. И в соцсетях её не было. Вот блин, семья Алёш неисправимых. А спустя полчаса, когда они добрались до дома и поднялись на свой третий этаж по скрипучей деревянной лестнице, преодолев полумрак в сопровождении теней, Юля скинула куртку, сбросила ботинки и, плюхнувшись в старое вытертое кресло, подобрала под себя озябшие ноги и принялась самозабвенно рассматривать Джокера. Он снял с головы каштановый парик, растрепал зелёные волны и аккуратно отклеил бороду. Тут же облизнулся, провёл рукой по шрамам, будто проверяя, на месте ли они. На месте. Взгляд Юли спустился на талию. Вот ведь чёрт полосатый: даже под заправленной в джинсы футболкой было видно, что у этого демона ни грамма жира. Так оно и было на самом деле. Подтянутый, плоский живот, накачанные руки, крепкие ягодицы. — Когда в небесной канцелярии раздавали разные ништяки, тебе дали хорошее тело и отменные мозги, а вот совести отсыпать забыли, — всё ещё не сводя взгляд с ягодиц, обтянутых брюками, как бы в пустоту сказала Юля. Джей приподнял голову и посмотрел на неё сверху вниз так, что показалось, он не просто смотрит, а демонстрирует свои шрамы, своё сводящее с ума уродство – не только физическое. Затем облизнулся, зачесал пятернёй волосы назад и, вдохнув полной грудью, стянул футболку. Того, что произошло дальше, Юля и предположить не могла. Вообще. Это ввело её в нехилый ступор. Джокер опустился в планку, глянул на Юлю из-под упавших на глаза волос и улыбнулся ей уголком искалеченных губ. Он согнул руки, и кончик носа остановился напротив пола, едва не коснувшись некрашеных досок. Тяжело, натужно рыкнув, Джокер выпрямил руки, поднялся, замер в идеальной планке. Повернул лицо к Юле и оскалился. Она сглотнула, ошарашено глядя на происходящее. Джокер облизнул губы и опустился. Юля оттянула ворот кофты и огляделась, будто в комнате, кроме них, был кто-то ещё. Затем поднялась с кресла — старые уставшие пружины скрипнули под ней — и на носочках подошла к Джокеру. Обошла его вокруг, всё ещё не веря своим глазам. Мышцы на спине напряжены, вены на руках взбугрились, кожа влажная, дотронься рукой — под ладонью будет горячо. Юля, вторя Джею, облизнула свои пересохшие губы и, мысленно перекрестившись на всякий случай, присела около него. Заглянула в безумные глаза. Даже без чёрных провалов вокруг тёмные, завораживающие. Взгляд острее заточенного ножа, опаснее орлиного клюва. Юля зажмурилась, собираясь с духом, положила ладони ему на плечи, навалилась сверху, ожидая, что в любой момент Джокер стряхнёт её на пол. Но он лишь хохотнул. — А так слабо? — боязливо, но с вызовом спросила она. И впилась в его плечи, улеглась грудью на лопатки, а ноги вытянула вдоль его ног. Замерла. Собственное сердце билось в груди до охреневания испуганно. Не каждый день Юля исполняла смертельный номер на бис. — А чо ты там дрожишь? Дохрена смелая стала? — в голосе скользнула едва уловимая угроза, но Юля лишь крепче ухватилась, стараясь не соскользнуть, не упасть, не сорвать момент, когда удалось нырнуть в бездну и не погибнуть. Пока. Она негромко вскрикнула, когда Джокер опустился на руках, а потом, издав своё обычное ?ха, хо-хо!?, рыча, выпрямил руки. Выдохнул. Не скинул, не сделал ей больно – просто замер. Его руки мелко подрагивали от напряжённой работы. Но только Юля расслабилась, распрощавшись со страхом, постоянно живущим в ней всё последнее время, только обманулась, что на минуточку приручила монстра, только прикинула, что может сказать ему такого максимально безопасно дерзкого, как он всё-таки сбросил её с себя. Юля больно шлёпнулась на пол, потёрла ушибленное бедро, а Джокер уже поднялся на ноги, стёр прилипшие к лицу влажные волосы и, склонив голову набок, насмешливо посмотрел на неё. — Представление окончено, — он вскинул брови и недобро подмигнул Юле, дрожащей от нервного напряжения. Чёрт возьми. Вышло что-то наподобие ?Как насчёт фокуса? Я заставлю карандаш исчезнуть?, только без карандаша, славатебегосподи. И никакая она дохрена не смелая рядом с ним, чем бы он ни занимался: хоть в планке стоял, хоть человека резал – для него всё едино в безудержном стремлении повеселиться на руинах чужой смелости.
— Пока я буду в душе… Он вновь оскалился, давая Юле возможность проникнуться всей иронией: от душа там только название одно, так, старая полуржавая ванная еле-еле тёплой водой и с едва работающей сантехникой. Номер, мягко говоря, не люкс и не лакшери. — …ты тут давай времени зря не-е те-еряя-яй, — он закатил глаза и, покачав головой, добавил: — Приготовь что-нибудь. Он вышел из душа минут через пятнадцать, обёрнутый пожелтевшим полотенцем вокруг талии. Босые ноги оставляли на полу влажные следы. Тяжёлый взгляд хищно буравил Юлю, как раз показавшуюся из кухни с тарелками в руках: от горячего омлета с овощами вкусно пахло, а на столе уже дымились кружки со свежесваренным кофе. А после еды Джокер поманил Юлю к себе, стягивая с бёдер полотенце. Секс с этим монстром, надо сказать, был великолепный, странный, крышесносящий, нечеловеческий. И два раза Джей не повторял, на своём опыте удалось не раз испытать главный урок: слышать и слушать. С первого раза. Она быстро освободилась от одежды и, осмелев на секунду-другую, забралась на его колени. Лицом к лицу, губами к губам. Джокер тряхнул головой и растянул губы в рваной улыбке.
— Поигра-аем? Что скажешь, ку-у-уколка? Она кивнула и мягко поцеловала злые губы. Стон. Устроившись поудобнее, чтобы не мешать его руке ласкать её, опустилась на его бёдра. Джокер дотянулся до брошенных рядом джинсов и, порывшись в кармане, достал нож, щёлкнул им и положил рядом. Посмотрел на Юлю исподлобья и кивнул, хмыкнув: ?Ах-ха?. Она вздрогнула, то ли от страха, то ли от предвкушения. Так что же переполняло её сердце: страх или желание получить удовольствие, от которого не увернуться. — А ну-ка посмотри на меня, куколка. Ну-ну, не прячься. Вот. Умница. Ослушаешься — познаешь бурю. Подчинишься — вкусишь её в любом случае, но с минимальными последствиями. Может быть.
Юля подняла глаза и утонула в бездне. В манящем ужасе, который вопреки здравому смыслу не хотелось прекращать.
— Пропала девочка, — усмехнулся Джокер. И когда рука почти легла на рукоять ножа, шершавые подушечки почти сомкнулись вокруг неё в кулак, в то время как слова рождались из шёпота: ?Моя послу-ушная девочка, сейчас мы-ы с тобой поигра-аем?, — зазвонил телефон. Пальцы разжались, дрогнули, а глубокий, пожирающий взгляд, возбуждённый, вдруг в одно мгновение стал холодным и опасным. Разочарованным. Юля всхлипнула, растерянная прерванным моментом, той тайной, которую могла вот-вот познать, той страстью, в которую вот-вот окунулась бы, опасную и до дрожи волнующую. — Дай-ка мне телефон, — Джокер кивнул на всё те же брюки. Юля, остановившись и не слезая с его бёдер, дотянулась до кармана, вытянула из него телефон и обиженно протянула. Джокер, не глядя на неё, включил экран и стал читать пришедшее после звонка сообщение. Юля, обернувшись, тоже уставилась на текст. — Так, — он чуть опустил голову и прищурился. — Напомни-ка мне… Я разве просил тебя останавливаться? Да или нет? — Ну… Я… — мысли в панике разбежались к хренам и никак не желали собраться во что-то членораздельное. Свободной рукой он схватил её за подбородок и несильно сжал. Положил большой палец на губы, чуть приоткрыл их и проник в рот. Юля улыбнулась и чуть прикусила его, коснулась языком, сомкнула губы вокруг пальца. В её сердце — огонь, в её сердце — страх. Взрывоопасная смесь переполняла, будоражила, гоняла адреналин по крови. И сердце будто провалилось. Пропустило удар. Гипнотический взгляд Джокера поглощал, заставлял трепетать от леденящего кровь взгляда — даже сейчас, без грима, он подчинял, пугал, властвовал. Возбуждал. И вдруг от пугающего искушения не осталось и следа: Джокер вздохнул, устало вскинул брови и недовольно посмотрел на Юлю. Убрав палец изо рта, положил руку на её бедро и больно ущипнул. — Ауч! — она дёрнулась, зашипела, но Джокер снова схватил её за подбородок — на этот раз грубо. Плавно положил ладонь на шею. Сжал.
Юля пугливо дёрнулась и, насколько могла, мотнула головой, не решаясь убрать от себя больно стиснувшие горло пальцы. Он упивался её страхом и трепетом перед ним, буквально купался в них, демонстрируя, что сожми он чуть сильнее, и придёт смерть — мучительная, болезненная, страшная, а он будет наблюдать, заглядывать в тускнеющие глаза, вкушать нечеловеческое отчаяние. Жизнь медленно потухнет в них, только тогда Джокер ненадолго успокоится, до тех пор, пока не вспыхнет жгучее желание забрать ещё чью-нибудь жизнь. Наблюдать, как она тлеет, как угасает.
Искалеченный уголок губ потянулся вверх, натянутая ухмылка завораживала не меньше, чем прожигающий взгляд. Неспокойно дремавший до этого испуг вдруг отчаянно дёрнулся, когда пальцы сжали ещё сильнее, заставляя почти вымаливать каждый вдох, и Юля не выдержала, вцепилась в ладонь Джокера и отбросила её от себя, жадно и громко глотнула воздух.
Хотела сказать что-нибудь безобидно колкое, но горло до сих пор не пропускало ни звука, ни слова. — Может… Мне стоит и тебе нарисовать улы-ыбку, — он не спрашивал. Это ненормально. Это определённо не здорОво. С этим человеком всё уходило не в то русло, падало в какую-то кроличью нору, и любая нормальность с ним не прокатывала. С ним всё было не по правилась, по крайней мере, не по человеческим. — Слу-ушай. Хм. Язык я вроде как тебе не отрезал. Так что ты молчи-ишь?
Юля покосилась на лезвие возле своей щеки, перевела взгляд обратно на Джокера. Огонь и лёд боролись в ней, ночь и день. Её голос дрожал от страха, а внизу живота разливалось желание.
— Не хочу. — Уверена? Больно не будет. Ну… может, совсем чуточку, — на последнем слове он как-то неоднозначно дёрнул плечами.
— Точно не хочу. Прямо какое-то ?А я думал, это у меня шутки плохие?. Он разочарованно цокнул языком и рвано тряхнул головой, посмотрев на Юлю исподлобья. Неужели все эти страшные игры нравились ей? Джокер — вне систем и вне человеческих понятий. Он догорающий костёр, тлеющий углями — оранжево-красные всполохи, умоляющие спасти, поющие оды всепоглощающему пожару людских душ, желающие вознести языки свои к небу и коснуться его на прощание. Перед смертью. Невозможно смириться, принять, отдаться. Нельзя сгореть и не почувствовать жар. Джокер знал, когда наступала пора утолить чужую жажду, будто то похоть или жгучее желание близости, а заодно самому напиться болью, страхом и возбуждением, умело соединенными вместе. Он почти нежно дотронулся до её груди, мастерски держа нож так, что он едва-едва касался кожи, как будто заигрывая. Остановил его меж округлостей. — Как сердечко бьётся. Посмотреть бы, вдруг там птичка, запертая в клетке рёбер. Бьётся несчастная, никак не найдёт дорогу на свободу. Юля попыталась отстраниться, отвернуться, сделать хоть что-то, чтобы приглушить страх и скрыть влившееся в него странное, нездоровое возбуждение. Джокер пугал и манил одновременно, и непонятно было, чего хочется больше: прижаться к нему или сбежать, потеряться, забыть саму себя и все кошмары, пришедшие с ним. Иногда их хотелось приручить, хотя бы попробовать, а порой от обиды и бессилия опускались руки. Хотелось умереть и восстать, чтобы сгореть ещё раз.
Это не просто сердце билось в груди, это страх искал выход, это испуганная душа молила о пощаде.
Джокер коснулся остриём Юлиной щеки. Осторожно перевёл его на нижнюю губу. Надавил. Юля мотнула головой, всхлипнула, силясь оттолкнуть ненормального, сбросить с себя, а он, тихо посмеиваясь, коротко и резко полоснул, оставляя отметину. Юля поджала губу и ощутила вкус крови. Приглушённый шёпот коснулся ушка: — Шрама не останется. Не хочу портить такое милое личико. Но… поиграть-то хочется. И он впился в её губы требовательно, касаясь языком её языка, перепачканного кровью. Юля положила на его плечи дрожащие ладони и прижала его к себе, но Джокер, хмыкая и роняя, как капли крови, слова ?ну-ну-ну, куколка?, снова накрывал её губы своими, не позволяя сорваться с них ни стонам, ни всхлипам, ни мольбам. Юля дрожала: от стыда за то, что страх вдруг пропал.
Невозможно отдышаться, но зато безжалостные поцелуи, то и дело осыпающие её губы, болезненные и таинственные, будоражили. Заставляли заламывать руки, извиваться, отвечать на них. В какой-то момент она укусила его в ответ, и он не зарычал на неё, не шикнул, а лишь простонал, задрожал. Юля зарылась пальцами в его взъерошенные волны-волосы, глубоко и часто дыша.
Может быть, всё-таки она сможет ужиться с этим странным, страшным человеком. Может быть. ______________________ С. Есенин ?Чёрный человек?