Часть первая (1/1)

Он спал, и ему не было больно.Он спал очень долго, но Брюс и Барбара разбудили его.Они пришли и разбудили его, и вместе с ними пришла боль.Он закричал — не Джокер-младший, а настоящий Тим, — вдруг осознавая тяжесть пистолета в руках, взгляд Брюса и руки Барбары, обхватившие его за плечи. Барбара обнимала его, прижималась мокрой от слез щекой к его щеке и что-то шептала.Наверное, она говорила: ?Все хорошо?.?Конечно?, — хотел согласиться Тим, но слова сломались где-то внутри, и он понял, что плачет тоже. Слезы были колючие и холодные и размывали грим, но Тим не мог остановиться. Он не знал, почему плакал — может быть, потому что плакала Барбара.Барбара не должна была плакать. Она всегда была слишком сильной для слез. Они все были слишком сильными, так почему сейчас —— Тише, — услышал он откуда-то сверху. — Тим, Барбара.— Да, — пробормотала Барбара, чуть отстраняясь.Какую-то секунду Тим боялся, что она прекратит его обнимать, но этого не случилось, и он, как будто ободренный, поднял взгляд. Он не был уверен, что это правильно, но он поднял взгляд и увидел: темная тень, белое пятно подбородка, бурая струйка крови, блик на кончике иглы.На секунду Тиму почудилось: сангиновая ухмылка, крик, насмешливый стон Харли Квин. Боль и смех — он не знал, чего было больше. Что было сильнее: он вздрогнул, зажмурился, прижался к Барбаре, словно ища у нее защиты, и всхлипнул.Он плакал от страха — как будто это могло помочь, — смех Джокера бился в висках, и больше никто этого, кажется, не слышал.— Тим, — тихо попросил Брюс, и он поднял взгляд.Брюс присел рядом с ним, склонил голову к плечу, заглядывая в глаза, и протянул руку — наверное. Тим отчетливо различал только полосу крови на его подбородке, остальное путалось в голове: болезненная дрожь, пульсация там, где игла вошла под кожу, и смех.Когда весь мир погас, смех остался с Тимом....Смех все еще был с ним, когда Тим очнулся.Это было как будто вырываться из-под толщи душной, грязной воды: муть в голове и боль во всех мышцах, зуд в венах и привкус крови на кончике языка. Тим почти привык — приключения Робина часто заканчивались так.Ну.Чистая до хруста постель, полутьма и смутное чувство вины.Он всегда чувствовал себя виноватым, если не справлялся, — Брюс никогда не говорил ничего такого, но Тиму хватало его взглядов. То есть, честное слово, обычно с пробуждения не проходило и пяти минут, а Брюс уже стоял в дверях комнаты и смотрел своим лучшим бэтвзглядом — сверху вниз, до вспышки мучительного стыда. Тим отворачивался, Брюс вздыхал, присаживался на край кровати и сухо, уверенно объяснял, где и сколько раз Тим облажался.Сейчас он, наверное, умрет на месте, если Брюс вздумает, ну — поговорить.?Так, — подумал Тим, — хватит?. Он не хотел этих мыслей, не хотел ноющего смеха в голове, игл в венах, душащей тяжести одеяла — не хотел голосов над своей постелью.Стоп. Голоса. Два голоса. Два тихих голоса прямо над ним — Тим вздрогнул и распахнул глаза.Это были Брюс и Барбара — кто бы еще мог оказаться в его спальне, конечно, но Тим привык просыпаться в одиночестве.И не во время семейной ссоры — Тим с трудом подавил смешок и чуть повернул голову. Брюс сидел в кресле, возле кофейного столика, а напротив, почти в середине комнаты — как на сцене, подумал Тим, — стояла Барбара.Они смотрели друг на друга так, как будто больше ничего вокруг не было. Не то чтобы Тим раньше за ними такого не замечал, но прямо сейчас это было почти удивительно: усталость Барбары, напряжение Брюса.— Послушай, — сказала Барбара, — Бэтгерл больше нет. Вопрос в том, нужна ли я тебе без нее.Тим подумал: о черт.То есть.Тиму казалось, что мир может обрушиться к чертовой бабушке, но Барбара останется Бэтгерл, потому что она была создана для этого: для плаща и маски, для драки и боя, для Брюса, для Дика и, может быть, самую малость для него.Он не хотел, чтобы Барбара уходила — она была нужна, она и Брюс. Не потому что он без них не выживет, а потому что это будет очень хреновая жизнь. Тим что-то помнил о хреновой жизни и совсем, совсем не хотел обратно.— Если так, — проговорил Брюс после короткой паузы, — ты останешься?— Я... — Барбара сделала шаг назад, шумно вздохнула и вскинула голову: — Я останусь. Я хочу остаться, Брюс. Но Бэтгерл сорвалась вместе с Харли.?Харли?, — подумал Тим. Он ничего не помнил, но смех в его голове стал как будто громче, и Тим на секунду отвлекся.Он так и не понял, когда Брюс успел встать, сделать шаг и обнять Барбару, утыкаясь носом в ее макушку. Услышал только:— Ты мне нужна, Барбара. Мне и Тиму, — и закрыл глаза....Ему было больно.Боль звенела в теле: белая, электрическая, — и он рвался из нее, вздрагивал в путах, орал и закусывал губы, и звал. Он звал их, но они не приходили, и шершавый смешок голосом касался его уха: они никогда не придут.Они никогда тебя не найдут.Это было больнее, чем электричество, больнее, чем уколы, и Тим захлебывался криком, пытаясь сказать: не верю. Он не верил смешку, не верил ласковой руке, не верил прижавшимся к виску губам, в движении которых было то же:— Они не придут.?Глупости, — думал он, — глупости, Харли, конечно, они придут. Они всегда приходят, Харли, они же Бэтмен и Бэтгерл?. Он хотел сказать об этом, шепнуть Харли на ухо, пересохшими губами по коже, но каждый раз, когда он открывал рот, Джокер выкручивал какие-то рычажки, и слова превращались в крик.Тим крутил головой, выгибал спину, пытаясь сбежать от боли, и звал: Брюс, Барбара, Дик!Тим подскочил на кровати, распахивая глаза. Ночная полутьма ударила навылет, врезалась в лицо прохладным ветром — Тим выпрямился, выдохнул, провел тыльной стороной ладони по взмокшему лбу.На этот раз он был один: Барбара перестала просиживать ночи возле его постели с тех пор как убрали капельницы, а он сам набрался решимости и почти внятно послал ее к черту. Она все равно ничем не могла помочь.Ну, почти — она могла растолкать в самом начале кошмара, щелкнуть пальцами перед носом, прижать к себе. Тим не понимал, какого черта это работает. Ну или просто не хотел признавать — он зажмурился, помотал головой. Пробормотал, распрямляя плечи:— Интересно, Брюса она тоже утешает?Дальше Тим предпочел не думать. Он, в конце концов, неплохо знал, как утешают друг друга люди, которые так, ну, пялятся, — ты мне нужна, некстати вспомнил он, — но прикладывать это знание к Брюсу и Барбаре было не слишком приятно.?Уйду, в конце концов, если что?, — мрачно подумал Тим, свешивая ноги с края кровати.Ему срочно требовалось убедиться, что за ним все-таки пришли?Просто согреться — он помнил это чувство: ему семь лет, он обнимает маму, утыкается лбом куда-то под ребра и прикрывает глаза, пока она рассеянно треплет его по волосам. Проблема в том, что он, вроде как, вырос.Тим выдохнул, поднялся на ноги, в пару шагов преодолел расстояние до двери — в голове неуместно мелькнуло: пару лет назад спальня казалась больше, — и выскользнул в коридор.Было темно — темнее, чем в комнате, — и тихо. Четвертый час, прикинул Тим, Брюс должен был уже вернуться из патруля. Ну, если его расписание не изменилось — за всю неделю Тим так и не нашел подходящего для уточнений момента.Тим на секунду притормозил на верхней ступеньке лестницы — будут ли они рады меня видеть, подумал он, — но быстро справился с собой. Он сбежал вниз, пересек освещенный холл, мимолетом взглянул на большие часы, — те показывали половину четвертого, — и остановился возле приоткрытых дверей малой гостиной.Сердце почему-то стучало очень громко. Тим медленно выдохнул, занес было руку, чтобы постучать, но что-то как будто толкнуло в спину: не надо, — и он прижался щекой к полированной древесине.Он видел угол каминной полки, высокую спинку кресла и две макушки над ней — темную и рыжую. Конечно, темную и рыжую; ?Конечно?, — заторможено подумал Тим, отступая на шаг назад. Картинка как будто отпечаталась прямо в голове: Барбара запрокидывает лицо, глаза зажмурены, рот приоткрыт.Всхлипы и шорохи как будто решили остаться в его голове — вместе со смехом Джокера....О’кей, он рвался в пещеру. Он чуть не поссорился с Альфредом, ухитрился проскользнуть мимо Барбары, занятой перевозкой вещей, не попался на глаза Брюсу и обошел его сигналки, и все ради этого?Ради того, чтобы Брюс стоял над ним, глядя сверху вниз с обычной осуждающей усталостью?Ради того, чтобы сорваться с трапеции над самым краем страховочной сетки, с трудом за нее зацепиться, кое-как замедляя падение, и тут же сорваться снова, упасть на жесткий каменный пол и немедленно отключиться от боли и накатившей слабости?И это был только сорок пятый уровень сложности — против обычного девяностого.Тим с бессильной злостью запрокинул голову, слегка прикладываясь затылком об пол, и попытался сесть. Не получилось: голова немедленно закружилась, перехватило дыхание, дернуло под ребрами, накатила мучительно-мутная тошнота.— Черт, — пробормотал он, прикрывая глаза.— Черт? — тихо переспросил Брюс.Тим вздрогнул, поморщился — черт, это было так ожидаемо. Конечно, он мог надеяться на помощь, жалость или таблетку обезболивающего, но Брюс не был бы Брюсом, если бы предложил ему это. Не то чтобы Тим не привык.Иногда Брюсу даже не требовалось говорить о его ошибках, чтобы Тим почувствовал себя полным ничтожеством — недостаточно выносливым, недостаточно ответственным, недостаточно готовым. Это было так очевидно.Он стиснул зубы, снова попытался сесть — на этот раз удачно, — неловко оперся на протянутую руку, поднялся на ноги. Пещера перед глазами плавно качнулась, но только один раз, и Тим медленно выдохнул, восстанавливая сбившееся дыхание.Все было в порядке, конечно — он опустил взгляд, развернулся и пошел к лестнице. Между лопаток зудело от взгляда Брюса, но Тим не оборачивался: шаг, другой, он стискивает пальцы на тонкой полосе перил и расправляет плечи — дышать и идти становится легче.— Тим, — проговорил Брюс ему в спину. — Вернись. Немедленно.Тон у него был привычно тяжелый и непривычно усталый, и Тим на секунду зажмурился. От этого голоса что-то в нем екнуло — с детской солнечной надеждой и чем-то обезоруживающе-теплым.Он не открыл глаза и не обернулся, только сделал маленький шаг назад, и в следующую секунду Брюс оказался за его спиной: присел на корточки, заставил его обернуться, прижал к себе, — и Тим ткнулся лбом в его плечо, стиснул пальцами край рубашки, неловко и сухо всхлипнул, вдруг осознавая: он плачет, по-настоящему плачет, совершенно бессмысленно, без внятной, нормальной причины, как тогда, в Аркхэме, когда Брюс и Барбара пришли за ним.И Брюс, он был ранен. У него изо рта текла кровь.?Что там произошло?? — подумал Тим, чуть отстраняясь. Он помнил так мало, так расплывчато — две недели как будто просто вытащили из его головы, оставив взамен глухую, ноющую пустоту, кошмары и смех.Что Джокер делал с ним, и что сделал с Джокером Брюс?— Брюс, — пробормотал Тим.Тот хрипло выдохнул, выпустил его из объятий, поднялся, отступил на шаг. Посмотрел в глаза — Тим подавил привычное желание отвернуться.— Иди наверх, — негромко сказал Брюс, — отдохни. Завтра я попрошу доктора Томпкинс тебя осмотреть, и, если сегодняшняя эскапада обошлась без последствий, мы возобновим тренировки....Двери оглушительно хлопнули, что-то грохнуло об пол, Барбара выругалась, охнул Дик. Тим вскинул голову, прислушался, спрыгнул с разделочного стола, не выпуская банки с печеньем, и выглянул в холл.Дик и Барбара стояли друг напротив друга и с одинаковым недоумением пялились на осколки — кажется, вазы.Тим негромко хмыкнул, прижался плечом к косяку и запустил руку в банку. Ощущение близкого скандала не пугало, как в детстве — по крайней мере, пригнуться не хотелось, — и это было больше смешно: упрямые взгляды, искры из глаз и полная готовность столкнуться лбами. Ну или хотя бы скрестить оружие, — Тим хмыкнул, с трудом подавив желание громко похрустеть печеньем.— Нет, Барбара, что ты имеешь в виду? — беспомощно переспросил Дик.— Что и сказала, — отчетливо проговорила Барбара. — Я переезжаю к Брюсу, потому что мы любовники.На секунду Тиму показалось, что сейчас об пол грохнут что-то еще: мертвой, выжженной тишине отчаянно не хватало стеклянного треска, ажурного звона, холодного часового боя и, может быть, смеха.Ты чего такой серьезный, усмехнулось у него в голове.Грохнула — банка с печеньем. Дик и Барбара синхронно обернулись, одинаково нахмурились, но Тим это едва осознавал — в голове мешались кусочки кошмаров: сангиновая ухмылка, белое запястье под грязной манжетой, сцепившиеся тени где-то под потолком, отброшенный пистолет, ком тела на камнях.Лицо Брюса — Брюс склонился над ним, и за его плечом Тим разглядел тень плаща и что-то еще.— Тим, — сказал Брюс, — очнись, — и Тим послушно сморгнул слезы, осторожно протянул вперед руку, коснулся самого края футболки.Белой футболки. Они собирались на бейсбол, они втроем. Он переоделся, собрался, зачем-то полез на кухню — развлечься, пока Брюс заканчивает с бумагами, а Альфред и Барбара переносят последние коробки.А потом появился Дик. Он спросил, что происходит, и что-то случилось.С ним что-то случилось.Он что-то вспомнил?Тело. Кровь. Намертво пришпиленный к костюму ярко-зеленый цветок.— Джокер, — пробормотал Тим, — Брюс, ты убил его?— Нет, — сказал Брюс. — Это был ты....Он спал так долго, и это был странный сон, сон, в котором он двигался, говорил, протягивал к кому-то руки, пихал и подавал какие-то вещи, и постоянно улыбался. Он делал столько всего, совсем не чувствуя смысла.Смысл появился, когда Джокер сказал ему: ?Стреляй?, — и указал на Брюса.Тим с трудом вспоминал свое имя, но тяжесть оружия в руках — мучительная, как необходимость мыслить, — как будто заставила его поднять голову. Нет, он не вынырнул, на это у него не хватило бы сил, но он поднял голову и увидел свет.— Тим, — сказал Брюс, — Робин, — и Тим спустил курок с одной-единственной мыслью.Джокер проиграл.Джокер.Господи, Тим ненавидел его так сильно — так сильно, что проснулся без крика и слез, и в этот раз ему не было холодно. Даже если рядом не было Брюса, Альфреда, Барбары.Он медленно открыл глаза и увидел: белый потолок, тонкая тень полога поверх чуть заметной трещинки. Он был дома, в своей постели, и все было в порядке. Сны были просто снами, и больше никто не мог заставить его стрелять.Темнота в его голове рассмеялась.— Эй, — пробормотал Тим, — слышишь, ты. Я тебя убил.Да ну, усмехнулся Джокер.— Да ну, — вслух повторил Тим, с трудом поднимаясь на ноги.Тело ломило, как после пары ударов током. ?Отличное сравнение?, — с невольной усмешкой подумал Тим. Он потянулся, сделал пару шагов к окну, неловко оперся на подоконник и посмотрел вниз. Какую-то долгую, почти бесконечную секунду ему казалось, что сейчас Джокер скажет: ?Прыгай?, — и это будет так же, как когда он сказал: ?Стреляй?.?Нет, — подумал Тим, — нет?. Это было так глупо — та оглушительная пустота, в которой он вдруг оказался, и смутное до тошноты желание сделать один крошечный шаг.Возможно, он предпочел бы не помнить.Не знать.Не быть уверенным.Джокер хрипло рассмеялся. ?Цыц?, — мысленно бросил Тим, отворачиваясь от окна. В конце концов, это все еще его голова, и выбирать между окном и дверью должен он.Конечно, он предпочел дверь — как любой нормальный человек.Тим скрипнул дверью, прошел по коридору, сбежал вниз по лестнице, привычно давя желание прокатиться по перилам — как-то раз он попробовал, и это закончилось вывихнутым плечом и, кто бы мог подумать, лекцией Брюса о технике безопасности, — и повернул в сторону кухни.На этот раз он не пытался подглядывать — он просто вошел, и Барбара медленно подняла голову. Заторможено, неловко улыбнулась, зачем-то смахнула слезы со щеки. Тим отвернулся, и с полминуты они молчали, старательно не глядя друг на друга, и он почти подумал: может быть, лучше уйти, — но в этот момент Барбара сухо выдохнула и сказала:— Садись.В тишине они дождались Альфреда — тот поставил перед ними стаканы, коротко кивнул и исчез. Барбара хмыкнула ему вслед, обхватила стакан обеими руками, поднесла к губам. Пила она медленно, как будто замирая и прислушиваясь к себе после каждого большого глотка. Какое-то время Тим просто следил за ней, не отводя взгляда от переплетения тонких пальцев на белом глухом стекле, а потом голос в его голове как будто буркнул что-то, и Тим поспешно схватил свой стакан.Залпом осушил его, прижал костяшки к губам, смазывая белые разводы, — Барбара утерла рот таким же жестом, негромко хмыкнула, задерживая ладонь на подбородке и пробормотала:— Теперь хочется апельсинов.Голос у нее был мягкий, расплывчато-тревожный, но Тима она обдурить не могла — только не так, только не когда взгляд у нее был такой прямой и ясный. Это был взгляд Бэтгерл, и Тим хотел услышать, что ему скажет она.— Не думай, что ты убийца, — сказала Бэтгерл. — Убийца это я. Я, — повторила она надтреснутым голосом Барбары, — я убила Харли Квинн.Еще она сказала: ?Я разжала руку?, — и в этот момент Тим почувствовал, как злые соленые слезы подступают к глазам. От взгляда Барбары, от ее слов, от памяти о всхлипах, шорохах и смехе, — все смешалось в его голове, и он пропустил тот момент, когда Барбара приблизилась и коснулась ладонью его щеки....Какие-то вещи налаживались. Не жизнь в целом — Тим по-прежнему думал о Джокере, и смех звучал в его голове, — но он, черт побери, мог с этим жить. Мог верить в улыбку Барбары, ставшую странно задумчивой. Мог опираться на протянутую руку Брюса через секунду после того, как падал спиной на татами. Мог сидеть между ними на диване, кутаясь в плед, смотреть кино и не мечтать поскорее сбежать.Они вели себя так, словно все было в порядке, и Тим старался подстроиться. Побыть нормальным подростком — ровно до финальных титров, потому что после них Брюс поднимался, проворачивал стрелки часов и на секунду оборачивался.Тим шел за ним.Однажды он обернулся тоже и увидел, как Барбара стиснула пальцы на пледе — до напряженной белизны. После он хотел спросить: зачем, почему, — но вспомнил: нужна ли я тебе без нее, — и слова потерялись.Тим прижмурился, опуская голову и чутко прислушиваясь к городскому шуму. Брюс — Бэтмен — сорвался в соседний район, на ограбление ювелирного, а его оставил здесь, караулить местных воров и насильников.Ничего серьезнее в студенческом городке отроду не водилось, да и пострадавшие привыкли бежать побыстрее, орать погромче — Тим вздрогнул и бросился к краю крыши раньше, чем успел понять, что происходит.Где-то внизу, в паре домов от его поста, кричала девчонка.Он добрался до нее быстро: пара переходов по крышам, скользнуть на карниз, вжаться спиной в холодные камни, перевести дыхание, считая до десяти, рассмотреть обстановку, — Тим пригляделся к девчонке и чуть не сорвался.Светлое пальто до колен, белые прядки у шеи прижаты широкополой шляпой, — она была так похожа на Харли, просто точь-в-точь, и Тим почти задохнулся от того, как больно это было. Как страшно — какую-то долгую секунду все его силы уходили только на то, чтобы удержаться на месте.Не закричать. Не сбежать. Не оставить в беде невинного человека из-за своих, черт, глупых страхов.Она не была Харли. Она не могла быть Харли. Она должна была быть обычной девчонкой, просто девчонкой, которой сунут нож под ребра, если он немедленно... — Тим шумно выдохнул, примерился и оттолкнулся от карниза.Он приземлился на плечи тому, который шел чуть позади, вырубил его ударом в шею, спрыгнул на землю и рявкнул, как смог весело:— Эй, как насчет противника поравнее?Девчонка пронзительно взвизгнула, парень — здоровый, наглый, в движении неуклюжий, как игрок в регби, — дернулся, обернулся, стиснул пальцы на рукояти ножа, и Тим не стал дожидаться атаки.Это было просто: кулак в подбородок, колено в печень, пропустить над плечом удар, перехватить руку и вывернуть запястье в болевом захвате, отпихнуть чокнувшийся об асфальт нож, пнуть по голени, добавить куда придется и по затылку.Чтобы не рыпался — Тим шумно выдохнул, запрокидывая голову и почти бессмысленно пялясь вверх, на белое небо с синими звездами. Адреналин схлынул, оставив головокружение и ноющую боль под ребрами — пару ударов он все-таки пропустил.— Р-робин, — пробормотала девчонка.Тим медленно открыл глаза. Она стояла рядом: шляпа сдвинута на затылок, два непослушных светлых хвоста, голубые глаза — и совсем, совсем не напоминала Харли.