1 - Родители сказали убрать квартиру. Убрал. Родителей. (с) (1/1)

Сине-черную давящую темноту разрезал только легкий желтый свет высокого уличного фонаря, прикованного к земле рядом с выходом из раздевалки для бойцов клуба.Промозглый ветер ранней весны хватался сухими лапами за кожу, посылая по всему телу неприятное ощущение прохлады,неаккуратными прядями бросал волосы на лицои уносил куда-то в сторону тонкий рваный столбик светло-серого дыма сигареты.

Гокудера, сидя на корточках и привалившись спиной к стене здания, не спеша и с чувством затягивался любимыми сигаретами. ?Мальборо? — наверное, единственные сигареты, которые он признавал и которыми действительно наслаждался. Терпкие и крепкие, но не навязчивые и мерзкие, которыми он считал большинство остальных марок. Приятно пахнущий табак, в меру впитывающийся в кожу пальцев и волосы ровно настолько, чтобы самому было не противно.Достаточно крепкие, но и достаточно легкие. И настоящие, такие, какими должны быть сигареты, каким должен быть вкус табака, каким должен быть диаметр сигареты, чтобы удобно было держать между тонкими пальцами, каким должна быть длина сигареты, чтобы не надоедала, какой должны быть бумага и листики табака, чтобы на ветру сигарета не тлела сразу же. Вполне возможно, что Хаято просто-напросто идеализировал их,но они нравились, и курить их не надоедало. Может быть, он пристрастился именно к ним потому, что его старший брат курил такие же, когда парень был еще маленьким, или попробовал из-за известной марки и привлекательной пачки. Да и какая разница? Они расслабляли, позволяли просто сидеть перед входом в клуб и, не обращая внимания на прохладный ветер и затекшие колени, наслаждаться свободным временем и отсутствием насущных проблем. Тишина и спокойствие, спокойствие и тишина. Большинство членов клуба давно разбрелись по домам, и теперь или нежились в душе, или пили что-нибудь крепкое, ну или, как вариант, уже трахались со своими шлюхами. Почему шлюхами? Да потому, что Хаято считал ими 90% женщин. Причины были. Он, выросший рядом с человеком, который по ?долгу службы? практически обязан был не только ходить по светским вечеринкам, но и организовывать разного рода приемы у себя в особняке,с детства видел тех блядей, которых интересовали только бабло и свой внешний вид, который, кстати, у большинства был ужасающе страшен. В школе было точно так же. Казалось бы, юные и невинные девушки, но уже испорченные и наглые. Нет, разумеется, юноша прекрасно понимал, что не все такие. По этому и обозначал шюхами только 90% женского населения, по крайний мере, Италии. Остальные 10, по его мнению, были вменяемые, с ними можно было поговорить, развлечься, и даже, в крайних случаях, вести совместные дела. Но, как Гокудера привык, во всех бедах на земле винил женщин. Не фэминофобия*, просто трезвое оценивание женского пола, их внешности, характера и содержимого души.

Хаято сегодня не удалось поучаствовать в бою с кем-нибудь, но он, и так вполне довольный жизнью, тренировался. Не потому, что хотел, просто нужно было поддерживатьи себя, и свои навыки в форме. Драться на ночных улицах города в каких-нибудь узких подворотнях Рима недалеко отвоняющих мусорных баков с кучкой обкуренных отморозков – это одно, а драться в одном из самых известных бойцовских клубах Италии с более-менее серьезными противниками, у некоторых из которых за плечами не только богатый опыт драк на улицах, но и профессиональных занятий боевыми искусствами – это другое. Пусть Хаято и проиграл всего два раза, но победа отнюдь не всегда давалась ему легко и быстро.Больше всего он берег конечности: не хотел становиться практически беспомощным пусть даже на неделю-другую, и лицо. Но, к его сожалению, лицо ему часто портили.И вот теперь, вдоволь натренировавшись и приняв горячий душ, он сидел у этого незаметного черного входа шикарного отеля. Что не понравилось сегодня – так это слишком настойчивые и презрительные взгляды Хибари. Если с Мукуро, к примеру, Гокудера мог поговорить, не раздражившись при этом до состояния нездорового желания убивать, то с Кеей дела обстояли иначе. Нет, про поговорить и речь не идет, неужто два категорически неразговорчивых человека будут разбрасываться словами? Но взгляды, которые они бросали друг на друга, были недоброжелательные точно. Почему между ними такая неприязнь, Гокудера не знал, да и знать было не интересно. По сути, он почти ни с кем в этом клубе, по крайней мере, из бойцов, не разговаривал. Зачем? Зачем заводить друзей в подобном месте? Да и вообще, зачем они, друзья, нужны? Юноша этого не понимал.— Хаято, — приятный бархатистый голос оторвал Гокудеру от созерцания дотлевающего кончика сигареты.

Парень нехотя поднял голову, взглянув туда, где, по его мнению, должны была быть голова Рокудо Мукуро.— У меня предложение, — сразу перешел к делу Мукуро.— Мукуро, катись к черту, — отрезал Хаято, отворачиваясь и отправляя бычок в последний полет.Старший едко и слишком наиграно улыбнулся и, чуть подтянув на бедрах брюки, сел рядом на корточки, облокачиваясь на свой трезубец.Гокудера раздраженно выдохнул, но шевелиться не стал. Что там этому пидорскому проборчику было нужно, он даже представить не мог.Они всегда жили словно в разных мирах, несмотря на то что положения в обществе их не так уж и отличались.— Хочешь помериться силами с сильнейшими в Италии? — улыбнулся тот.— С тобой? – Хаято повернулся к собеседнику и усмехнулся, — Очень даже может быть.Старший ку-фу-фукнул и продолжил.— Не знаю насчет меня, но вообще яне об этом. Но там будет Хибари, — Мукуро все продолжал улыбаться, представляя, что Гокудера сейчас точно не откажется. И он, похоже, и не собирался. Рокудо знал, что парень пойдет куда угодно, если у него будет возможность помериться силами с, пока что, самым сильным членом клуба.Младший недоверчиво посмотрел на собеседника, нахмурившись и ожидая подвоха. Но тот молчал. Улыбался как идиоти молчал как партизан. Торопиться Мукуро было не куда, а вот поиграть с нервишками такого раздражительного субъекта, какГокудера, просто нужно было.— Допустим, — чуть хрипловато ответил блондин, не отрывая взгляда от разноцветных глаз.Рокудо ку-фу-фукнул, забавляясь своей правоте, и продолжил:— У Дона одной крупной семьи убили одного из его сильнейших охранников. Не правую руку, нет, и даже не начальника охраны, но тот мужчина был ценен. Подробности расчленения виновных никого не интересуют, а вот то, что этот Дон устраивает своеобразное испытание, чтобы найти тому замену —другое дело.

Гокудера нахмурился.

— Что-то вроде игры, — продолжал улыбаться Мукуро, — на полигоне военной базы все это происходить будет. Когда ?игра? начнется, по полигону с разных концов будут выходить участники, и, встретившись, будут, соответственно, хуями меряться, кто побеждает – идет дальше. Не обязательно убивать, можно просто покалечить, — ку-фу-фукнул синеволосый, — и, в результате, должен один остаться.

Рокудо сидел, довольный собой, и с нескрываемым интересом смотрел на собеседника.Второй молчал и смотрел куда-то сквозь старшего, видимо, обдумывая сказанное.

— Но это все нетолько с целью найти замену тому парню, который подох, — продолжил Мукуро, — еще и, своего рода, развлечение для бизнесменов, других донов, ну и остальных богатеньких Рима нашего грешного, ку-фу-фу.— То есть? – сразу же переспросил Хаято.— То есть, тут, опять же, обеспеченные приходят, платят за просмотр, ставят на кого-то деньги, и следят за игрой, — пожал плечами Рокудо.Хаято посмотрел на небо, пока еще беззвездное, и, достав новую сигарету и прикрывая ее от ветерка, прикурил.— А ты?— Что я? – не понял синеволосый.— Собираешься участвовать? – Гокудера затянулся, глянув на собеседника.— Нет, — хохотнул тот, отмахнув от себя струйку дыма.Младший нахмурился.— Тогда зачем мне рассказал?Мукуро, оперевшись на свою вилку, встал и повернулся к Хаято лицом.— Я не участвую потому, что не вижу смысла, — начал тот, — тебе рассказал, потому что знал, что ты заинтересуешься. По крайней мере потому, что там будет Хибари, — Хаято уже было открыл рот, но его перебил старший, — Хибари участвует потому, что ему уже некуда юношескую энергию свою девать, ку-фу-фу. А если точнее, просто в поисках сильных противников.Хаято фыркнул и отвернулся, а Мукуро, еще раз ку-фу-фукнув, не спеша, и, как будто радуясь чему-то, ушел.

Гокудера поднялся, потоптался чуть-чуть, разгоняя кровь по венам, и побрел домой. Время почти детское, на улице скоро светло, можно пешком пройтись.Заинтересовало. Его это заинтересовало. И даже не столько возможность наконец-то доказать ублюдочному японцу кто из них еще говно,сколько само это соревнование. За все его скудные 17 лет ему ни разу не доводилось побывать на подобных мероприятиях, но хотелось. Не то чтобы он думал, что уровень там и уровень в клубе у людей радикально отличается, но, все же, было интересно. Плевать на деньги, он в них никогда не нуждался, плеваться на того Дона…Хотя нет, с другой стороны, связываться с мафией…оттуда если и выходят, то ногами вперед. И если вдруг, по счастливой случайности, победить всех и выиграть, то придется идти на службу тому Дону. Можно бы было отказаться, возможно…А если категорический табу на отказ? Что тогда? Сдохнуть, не дожив до 20-ти в какой-нибудь гребаной перестрелке, от рук какого-нибудь отморозка? Или от передоза? Или быть расчлененным в мясорубочной машине за то, что отказался выполнять условия игры в случае выигрыша? Но ведь есть Джи, который, вроде как, тоже где-то там...?Нет?, — решительно пронеслосьв голове подростка. Нахер Джи,не будет он просить его помощи в ТАКОЙ передряге, если вдруг туда попадет. Но был с той стороны еще один плюс, который настойчиво жестикулировал и загораживал все минусы – Хибари. Наконец-то с ним можно бы было нормально драться. То, что японец не будет сдерживаться, Гокудера понимал, и это, несомненно, радовало его.А так же он понимал, что может просто-напросто живым из этой ?игры? не выйти. Но он, наверное, еще тогда, когда Мукуро начал говорить все это, знал, что согласиться, знал, что пойдет туда в любом случае, а сейчас просто пытался найти жалкие отговоркии воззвать к здравому смыслу.

Бросив рюкзак в своей комнате, Хаято спустился на первый этаж. Кухня. То место, которое парень любил искренне и неизменно.Еда занимала далеко не последнее место в его жизни, и он понимал, что чтобы нормально жить/думать/действовать, нужно хорошо кушать. Хотя это ?хорошо кушать? выходило далеко не всегда. Как, например, сегодня.

Войдя на кухню, Хаято первым делом полезк холодильнику. Повара уже видели десятый сон, и он мог надеяться только на себя. Или на брата, который, кстати, сидел тут же, за столом,изучая какие-то бумаги и водя пальцем по краю чашки с кофе.Гокудера, достав салат, коленом захлопнул дверцу и уселся рядом с Джи.

Что в брате бесило – так это его привычка по вечерам, когда как-бы-уже-и-не-на-работе, ходить по дому топлесс. Бесило потому, что у Арчери была чертовски сексуальная фигура. Хаято не нравились парни,но оценить красоту фигуры он мог. И у его брата она была действительно великолепна. Стройное, но спортивное телосложение, упругий живот, с еле заметными кубиками пресса, довольно широкие плечи и выступающиеключицы, бугорки мышц на руках, острые тазобедренные косточки, чуть ниже которых начинались штаны с дорогим кожаным ремнем, и дорожка из темных редких волосков вниз от пупка. И вот такие моменты, когда Гокудера засматривался на тело Джи, его бесили больше, чем сам факт того, что тот не считал нужным носить рубашкув его присутствии. Ведь Хаято не просто нравилась фигура его брата, его раздражало то, что его собственное тело, по сравнению с телом Джи, выглядело по-мальчишескому угловато, и не в меру накачано, а как-то по-идиотски тоще.Когда юноша отвлекся от созерцания пресса своего старшего и воткнул вилку в салат, Арчери вдруг резко к тому повернулся, отложив бумаги, и серьезно посмотрел на брата. Гокудера, насторожившись, отложил вилку и приготовился к разговору. — Хаято, — начал мужчина, — ты ведь наверняка слышал о соревновании по выбору телохранителя одного Дона, да?Парень, нахмурившись, кивнул. — Не смей участвовать, — сказал как отрезал, и, сделав глоток кофе, опять уткнулся в бумаги.Хаято чуть рот не разинул от наглости.

Нет, одно дело попросить, посоветовать, хоть как-то замаскировав заботой, но чтобы вот так говорить ему, которому уже 17-ть, в такой манере?!— И с какого хуя? – негодовал тот, – Джи, мне 17, ты помнишь это? И я волен делать то, что считаю нужным, — нагло разжевывал подросток своему брату.— Хаято, мне повторить? —невозмутимо отозвался тот, даже не обращая внимания на дерзкий тон.— Джи! Блять, то есть в клубе – так пожалуйста, а как из твоего поля зрения уйти, так нихуя?!Есть резко перехотелось. Теперь на первом месте было отвоевывание своих прав.— Что ты кричишь? – все так же спокойно говорил старший, — Хаято, тебе как понятнее объяснить? Нельзя – значит, нельзя. Увижу там — … , — он задумался, — лучше мне тебя там не видеть, — заключил Арчери.Гокудера сидел, кипя от злости. В обычном случае, разговаривая с кем-то другим, он бы тут же, вот прямо сейчас, послал бы того, кто посмел с ним так говорить. Но не брата. И дело было не в страхе, или каких-то родственных связях, скорее в каком-то уважении к нему, но не младшего брата к старшему, а просто уважения. Да и пусть он мог говорить Джи что угодно, но послать – нет. Как-то с детства у него в мозгу осело, что посылать брата нельзя. Просто нельзя и все.— Да ты охуел, Джи?! – треснув кулаком по столу, продолжал свой протест младший, — не собираюсь я лишаться такой возможности только из-за того, что ты там что-то себе напридумывал!— Мое дело тебя предупредить, твое – просто выполнить то, что я сказал.Арчери встал из-за стола, и, переставив кружку на стол рядом с раковиной, удалился, не смотря на шипение чего-то нецензурного его брата.

Нет, нет, Хаято для себя все решил и не идти туда из-за слов брата он не собирался. Абсурд. У него есть такая возможность померяться силами с лучшими бойцами Рима, с Хибари (что самое главное), а тут это ?Не смей??Да, Мукуро говорил, что это еще и развлечение для богатеньких дяденек, и Гокудера понимал, что в числе этих богатеньких дяденек наверняка будет Джи, и что если подросток туда пойдет, его, понятное дело, увидят, но отказываться от этой идее он не собирался. Зачем? Что ему Джи сделает? Убить не убьет. Может прекратить финансировать, но у него есть источник заработка. Выгонит из клуба — найдет другую работу. Уж он-то справится. А что еще ужасного может произойти? Ничего.Но с другой стороны, сколько себя Гокудера помнил, Арчери никогда при нем не злился по-настоящему. Да, он не был заботливой мамочкой, но на младшем брате не срывался. И Хаято к 17-ти годам вообще смутно представлял как выражается ярость его брата. Но неизвестность не пугала. Плевать. Будь, что будет.

* Фэминофобия — не любовь женщин.