5 глава (1/1)
Можно обманывать окружающих, можно обманывать себя, но Бог - все видит.
Так говорил, присущим ему насмешливым тоном, опальный принц Асгарда в одну из их ночных встреч. Аллюзия у него вышла несколько богохульной, но не вызвала такого сильного отторжения, как могла бы у прошлых поколений семьи Хиддлстон.
Этим богом с заглавной буквы для Тома почему-то должен был оказаться именно Лафейсон, с которым (будь оно сказано так, что сведет на нет всю возвышенность фразы) они периодически сбрасывали напряжение."Можно считать себя психически нездоровым, можно быть им, но Бог видит, что ты здоров. И я бы не успокоился, услышав это от тебя," - замечал Хиддлстон, незаметно покорябывая подлокотник очередного кресла - он все еще волновался. - "Никто бы не успокоился".Действительно, почему когда бог говорит с тобой - это шизофрения? Или это про бога с большой буквы?..А потом бог исчез. И казалось, с собой он как-то незаметно вынес из Тома все от того, другого Бога.***Напряжение нарастало, не хотело утихать; ткань, обычно облегающая во всех местах и поэтому удобная, теперь только сдавливала, заставляятереться о нее, - но это выходило настолько легким трением, что никакого облегчения не приносило.Рабочий день был окончен, но гримерка все еще оставалась в его распоряжении.Он закрыл дверь? Кажется. Не мог же не закрыть, ну правда же, не мог.
Черт, невозможное долгое воздержание, неужели ты и правда так сказываешься?..Рука Тома потянулась к ширинке, но так и застыла на полпути, в то время как глаза его также застыли выражением изумления, отражая изображение в зеркале.Действительно завораживающееполотно: губы краснеют, и их облизывает юркий язык, увлажняя высыхающие местечки; глаза, привычно за последние месяцы, зелены, и горят они откровенно блядски; и темные волосы змеятся, уложенные, кажется, кем-то из персонала гримерной. Это не может быть Томом.Это Локи.К нему привычно прикасаться, проводя короткими ногтями вдоль шеи, и сбрасывать одеяния, заключавшие бледное, белое тело в свои пелены.
Мысля такими категориями и изящно оценивая, можно было чуть подняться к возвышенному, к шекспирским языку и реалиям.Можно было благодарить свое актерское мастерство и иллюзии, которое оно дарило - для других, для себя.Можно было шептать имя Господа Бога и перекрывать шепот стонами о боге языческом."Что из тебя вытеснит горечь? Что из тебя выпустит пар? Кто рассечет, рубец темный вспорет, Горячей рукою прогнав темный жар?"Голос внутри пел. Он жег костры из запретов, предрассудков - и ликовал.Ликовало тело, когда ему подарили горячее тепло руки. Ликовали голые инстинкты - и неистовствовали, бросая, словно кусок мяса хищнику, тело в крепкие тиски."Ты же мешал, стенал И не верил, Силу вселенных отвергнув не раз; Мысль отринул, клеймилИ рассеял. Однако мой сказ: Теперь будет иначе,Теперь будет - так!"Голос достиг апогея, взвыл и осел на оголенных рецепторах дурманящей, мелко раздражающей пылью.Не заметишь, как закроешь глаза. И не заметишь - как их откроешь. Пока не встретишь взгляд горящих голубых глаз.
Совсем не своих.Иллюзий больше нет. Зато есть реальность.