Часть 2 (1/1)
Смоляное Чучелко вообще был неплохим психиатрическим специалистом, но с насмешкой за пазухой. Стужево его взора, тонкий профиль вырезан из чёрных теней и тайн. И ему везло, что его новый пациент, Эдвард Нигма, всегда напрочь забывал то поверженное состояние, в которое Джонатан обрекал его своими экспериментами над продолжительностью действия токсина. Неделя, проведённая с ним, была упакована в миг, всего лишь один миг страха и боли, а потом Эд выдыхался, как вино, превращаясь в уксус. Удивительна была архитектура догадок о Крейне - одно прикосновение к нему и вправду клеило насмерть. Нигма также знал, на что был способен Джонатан - как напрянет, как опрокинет, станет рвать горло, выплескивать из невезучего вместе с черной дурной кровью самою жизнь. А что было у Эдварда? У Эдварда было нагнетенное в до нестерпимого жара и неугасавшее желание увидеть родной дом. Он всё ещё надеялся, что за ним кто-то придёт, прежде чем недобрый доктор его окончательно заморит.
Никто не приходил, а временные и предварительные увечья переставали быть таковыми. Крейн проник его в камеру и поступил покороче обычного - разбудил Эдварда и посыпал ему что-то в глаза. Сознание Нигмы включалось какими-то крупными сегментами, будто собирало простейший пазл из девяти кусочков. ?…………?, - только и успел подумать он, прежде чем ощутил в глазах нестерпимое жжение и завыл, неудержимо и обречённо. Он что-то слабо помнил про некогда упрямого себя, смутное что-то, далекое, легко разрываемое, будто облачко, коль скоро нагонится ветром. После этой непредсказуемой импровизации Крейна, он естественно ослеп, и тут началось самое весёлое.- Ну же, иди на мой голос. - с издёвкой произносил доктор, пока Нигма рвался ниточками, силясь понять, откуда звучит чужой голос и как за него схватиться. Он только и мог, что выстанывать жалостливые, невесть в какую пору привлеченные в его сознание слова. Он был уверен, что вот-вот найдёт свою смерть - и без всякого компаса, но Крейн лишь продлевал его мучения, и Эд блуждал по кабинету под аккуратно сложенными галками взглядов своего мучителя, казалось, целую вечность. Он снова чувствовал его руки у себя на талии, большие и лёгкие, будто уверенный взмах весла, рассекающий тишь и гладь и выманивающий чертей из тёмного омута. Руки мужчины сжимали его всё сильнее, нежное поглаживание превратилось в щипки какой-то хищной птицы, не умеющей клевать по зёрнышку, рука с талии переместилась на грудь, пытаясь отжать Нигму, как промокшее и набухшее под дождём полотенце, что не ко времени оказалось повешенным сушиться на верёвочку. Сердце теперь баюкал каждый такой пустяк, как соитие со своим не отнюдь не лечащим - калечащим врачом. Пока длилось это время, Эдвард смотрел в потолок, что начинал вращаться, точно он скакал на карусельной лошадке. Лошадка кивала головой, Сфинкс пригибался к её гриве – и крутящийся потолок то приближался, то удалялся. По кочкам, по кочкам, вцепившись в гриву, сжимая костяшками пальцев поводья-рубашку,лишь бы лошадка не взбрыкнула и не скинула его на землю. Эдвард был сетью или мережой, через которую просеивалась такая забытая наизусть боль от сломанных личностных границ. Своим поведением Крейн давал ему довольно важные уроки человековедения.
?Выведите меня отсюда, спасите от насилия!? – хотел закричать Загадочник, но вдруг почувствовал, что совсем потеряла голос и может только разевать рот, как холодная скользкая рыбина, покрытая чешуёй из маленьких зеркал. Бессонницы вырос лес, мысль не отрывалась от жутких вопросов, ожиданий, предсказаний, предчувствий.
Пугало раскачивал иглу, как маятник гипнотизера, следя за ее кончиком, - Почему же насилия? - пожал он плечами, - Хирургия не насилие, а избавление. Очищение.
От такого поворота дела Эдвард просвежился весь насквозь. Это властно ложилось в душу. Теперь он осознал - никаких людей здесь и не было, только одно сплошное волкоподобие.- Посмей! Только посмей меня тронуть, да я, я....
- Ты устал, тебе нужно отдохнуть. -сердце запищало, как орех в клещах, когда кривые пальцы зафиксировали голову, а другая рука занесла спицу орбитокласта. Говорить с Крейном становилось всё труднее, словно Эдвард плыл против ветра, отплёвываясь и задирая подбородок, чтобы не захлебнуться в складках реки… Как же будут потом кричать сми и сыпаться стекло от того, что ему, несравнимому ни с кем Загадочнику, провели лоботомию! На обнажённом лице Эдварда отражалось что-то большое, словно даже в живом мертвеце что-то назваться душою может.Один роковой замах -ускользает разум, точно ящерка из рук, оставляющая в них свой хвост. Голова словно яблоко, которое постепенно теряет сладкую воду, пропитавшую его, всё уменьшается и сморщивается, становясь как бы печёным. Улыбка у Эда была, как у проснувшегося младенца, а глаза - солоны.
- За-га-доч-ник - по слогам позвал Джонатан, пока Эдвард немотствуя смотрел на него. Потом с усилием выдавил:- Загадочник? Это кто?
Крейннегромко и недобро рассмеялся кашляющим смехом — словно собака зафыркала, выбравшись из воды и отряхиваясь во все стороны.