8. I'm just trying to make my smile (1/1)

*** Бирн не хотел этой работы. От слова совсем. Просто оказался не в том месте и совсем не в то время. Приехал четыре месяца назад из Метрополиса. Говорили, что Готэм — это оплот свободы, место, где простым людям можно работать и жить, где, наконец-то, с тротуаров убрали гниющие кучи мусора. После бунта клоунов прошло лет десять. Готэм превратился в особенную территорию. Одни говорили, что здесь процветает жестокая диктатура черни, главенствует закон улиц, но есть здесь и милосердие, и справедливость, потому что в городе этом правят обычные люди. Другие утверждали, что Готэм захватили бандиты, превратили в свою столицу, что в переулке могут убить за жалкий медяк, что это город страшный и черный, стоит лишь упасть в эту бездну, обратной дороги не будет. Бирн приезжает сюда в поисках лучшей жизни из коррумпированного, погрязшего в лжи и преступлениях Метрополиса. Готэм — ведь это теперь земля обетованная, рай, куда стремятся добраться, словно первооткрыватели на Мэйфлауре, все забулдыги, дельцы и пройдохи, все те, кого не приняли другие, отщепенцы, жалкие задроты и неудачники. Над Готэмом реет черный пиратский флаг — делай, что хочешь, если по сердцу. А верховодит этой вакханалией Джокер — человек без лица, без рода и племени. Загадочник в колоде карт, настоящий король проклятых. Акуна матата — делай, что хочешь, если сможешь, конечно. Из убийцы, психованного, дерганного фрика, эгоманьяка, каким он предстает по национальному телевидению на старых записях в помехах, Джокер внезапно превращается чуть ли не в героя, Робин Гуда их времени, раздающего по заслугам и награды. Ходят слухи, что именно он укокошил Марту и Томаса Уэйнов, оставил юного Брюса сиротой. Ходят слухи, что он сколотил свою банду из серых и обездоленных, превратил ее в бравый отряд карателей, ходят слухи, что он всегда отпускает невиновных, наказывает виноватых. Ходят слухи, что он не безумнее нас с вами. И совершенно точно, что он такой же, как все готэмцы, из того же теста сделан, тем же миром мазан, отщепенец, выблеванный системой, но посмевший поднять на нее руку с ножом. Ходят слухи. На деле Джокер оказывается дерганным стыдливым психом. Сидит перед Бирном в смирительной рубашке, жует нижнюю губу. Глаза вечного ребенка — карие, мягкие, такие потерянные. Может, и правильно говорят, что это не он такой, а жизнь такая. Трудно сказать, сколько Джокеру лет. В медицинской карте написано, что сорок пять. Но может быть и больше. И может быть меньше. У Джокера ужасно худое, заостренное лицо. Впалые скулы, плохо прокрашенные зеленые волосы. У Джокера улыбка ?Глазго?, этого в документах, да и по телеку не показывали. Джокер весь какой-то ломаный-переломанный, но спокойный. Просто сидит, смотрит не на Бирна, куда-то вглубь себя. Он не похож на все слухи, которые о нем ходят. Он похож на фейк, на пшик, на извращенную шутку массового сознания. - Артур, - начинает Бирн,- Вы знаете, почему попали сюда? - Она облажалась,- спокойно констатирует Флек. Без ярости и злости, просто говорит. Она — это Харли Квинн, подельница и любовница. Бирн смотрит на горбатого, узловатого,внешне откровенно неприятного человека перед собой и не может понять, как кто-то мог повестись на такое. Харли Квинн, раньше ее звали доктор Харлин Квинзелл, тоже работала в злополучной больнице Аркхэм, тоже лечила злополучного пациента 4479, он ушел, она последовала за ним. Харли — красотка в классическом смысле этого слова. Светлые пышные волосы, красные томные губы, ладная фигура ?все-как-надо?, а Артур — чудовище в полном смысле этого слова, колченогий, монструозный, длинный, нескладный, ужасно худой. Фрик и бэби-фейс. Как они сошлись? И это, пожалуй, волнует Бирна не меньше проблемы номер один. Эта проблема стала его собственной недели две назад, когда его сделали лечащим врачом Джокера. - Вы злитесь на нее за это? - зачем-то спрашивает Бирн. Флек поднимает на врача флегматичный взгляд. То ли от лекарств, то ли просто такое настроение, но клоуну абсолютно все равно. Похер, - сказал бы Бирн.- За что мне на нее злиться? - переспрашивает вежливо Флек, непонимающе ждет объяснений. А они нужны. Но не фрику, а психиатру. Ходят слухи, что у Джокера крутой нрав, садист и маньяк он, вот кто, ходят слухи, что много раз была бита Харли Квинн, что это у них такое любимое развлечение за закрытыми дверями — секс в оттенках бордо. Но Флек так спокоен и собран, что верится во все слухи с трудом. - Все совершают ошибки, даже Вы, док, - добавляет вкрадчиво Флек. Бирн вновь смотрит на него, но не видит ничего, кроме гладкой и спокойной маски человека, который будто бы попал сюда совершенно случайно. - Хорошо, так Вы думаете, что попали сюда из-за Харли? - продолжает Бирн, скрестив руки на груди. Флек не вызывает в Бирне никаких эмоций, кроме жалости и, пожалуй, презрения. Джокера, о котором все говорят, Бирн пока и не видел. Ни разу за эти две недели. Это как морок, плохая фантазия, кошмар, который многим снится, но никто не может его толком сформулировать. - Частично из-за нее, а частично из-за того, что я рок-звезда, - усмехается Флек, поднимает взгляд на Бирна. И нет в нем былого спокойствия, равнодушия, этот взгляд наполнен искрящимся смехом и настоящей радостью. Этот взгляд живой, осознанный, немного циничный, это взгляд совершенно другого человека.- Как это? - переспрашивает Бирн. Флек внезапно приобретает очертания. Эгоманьяк, идолопоклонник, нарцисс, погрязший в самолюбовании. Такие слухи тоже ходят в Готэме. - Люди создают себе кумиров, док, - желчно смеется Флек, а последнее слово выплевывает, словно гвоздь вбивает в крышку гроба.- Им нужен кто-то, кому можно поклоняться, в кого можно верить и на кого надеяться. Так они создали бога, так они придумали меня. Потому что им нужен был кто-то, кто, по их мнению, воплощает их самую суть, их квинтэссенцию. Артур Флек хорошо подходил на эту роль, - Бирн смотрит в глаза Артура, но там больше нет застенчивого дерганого неврастеника, только бездонная черная пустота. Там теперь только Джокер. Щелк, и от человека осталось только чудовище. - Так в этом все дело? - переспрашивает Бирн, хочет убедиться в своих подозрениях. Но Джокер лишь улыбается, смеется, но молчит. Бирн понимает, что вытянуть ему из пациента 4479 не удастся больше ничего.Поделом.**** У Харли Квинн маниакально-депрессивный психоз. Так написано в ее карте. И хотя она не пациент Бирна, он все равно назначает ей сессию. Харли сидит без смирительной рубашки, но в наручниках. Она не буйная. Но опасная. Поэтому предосторожности не помешают. Руки Харли покрывают синяки — старые и новые, красные, синие, фиолетовые и золотые. Бирн, как и любой здравомыслящий человек, знает, что бить женщин нельзя. Это стыдно и недостойно. Но Харли рук не прячет, не кичится и не скрывает. Его дары просто есть — как браслеты и кольца, серьги и цепи у других девушек. А у нее ссадины и кровоподтеки, следы от хваткой пятерни. Харли себя не жалеет, Бирн тоже не будет. - Мисс Квинзелл, как Вы познакомились с Артуром Флеком? - спрашивает Бирн осторожно, когда все формальности о имени, диагнозе и текущем состоянии закончены.Она смотрит на Бирна и улыбается, красиво, заманчиво, чуть-чуть сочувственно. Бирн не жалеет Харлин, но она его — да. Почему? Вот, в чем вопрос. - Я увидела его в праймтайм по телеку, - усмехается Харли грудным сексуальным смехом. Не специально, видно, что всегда смеется только так, - не Артура, конечно, Джокера,- добавляет спокойно, как само собой разумеющееся, - он произвелвпечатление. На школьницу с глупыми хвостиками уж точно, - смеется, - это была такая хорошая смешная шутка, такое светопредставление! Очень и очень красиво! Какой, кстати, Ваш любимый момент, а, док? - Что? - непонимающе переспрашивает Бирн. - Какой у Вас любимый момент с мистером Джеем в этом шоу? Вот мой, - когда он целует старую леди, а еще, еще когда несет весь этот бред про жестокое общество и судьбу-злодейку. Это прелестно, это достойно ?Оскара?, отменное представление. Мой пирожочек мог бы стать актером, если бы захотел. Кем угодно мог бы быть, но он Джокер, - с удовольствием добавляет Харли. Она гордится им, как хорошая жена, счастлива носить на себе его дары, Бирн был не прав по поводу равнодушного стоицизма.- Так Вы говорите, что это лишь хорошее представление? - не унимается Бирн. Он видит то, что видит. Или лишь то, что хочет? - Все в этом мире лишь игра. Актеров, воображения, подсознания, - улыбается мило Харли, закидывает одну длинную ногу на другую, - Вы считаете, что в своем уме, а мы с Джеем — нет, а представляете, если все наоборот. Мы — нормальные — о боже, как же вы любите это слово, а вы — нет. Как вы будете жить с таким знанием? Как поступите в такой ситуации? Квинзелл дурит Бирна топорно, совершенно по книжке по психиатрии за второй курс. И это даже забавно. Она не скрывает, что издевается. Но понять эту шутку могут лишь те, кто знает, о чем речь. Мозгоправы. Харли, хоть и бывшая, сноровки не растеряла.- А если представить, что Артур Флек и есть настоящий Джокер? И мистер Джей? И Ваш пирожочек тоже он? Мультиличность ведь не редкая вещь в нашем-то безумном мире, - рассуждает Бирн, смотрит на вытянувшееся белое лицо Харли. Кажется, он задел ее, а значит, и вывел на откровенность. А потом, словно по гребаному щелчку выключателя, она оттаивает, щеки розовеют, из горла рвется смех. И это сексуально, красиво, с подтекстом. Не он отымел ей мозги, понимает, а совершенно наоборот. - Артур Флек и есть настоящий Джокер, такой же, как Джек Напьер,Джозеф Керр, Джек Уайт. Но Вы, док, можете называть его просто пирожочек. Это самое лучшее из его имен. Я его люблю больше всего. Сладкий кексик, - Харли мечтательно облизывает губы, причмокивает, а потом улыбается нагло и беззастенчиво.- Артура Флека никогда не существовало, - как-то уж больно спокойно и даже просто констатирует Бирн. Он поражен и не удивлен одновременно.- Почему же? Существовал, когда был нужен, - улыбается елейно и хищно Харли, кольца наручников болтаются лишь на одном запястье, а руки полностью свободны, - проблема лишь в том, что Артур никогда не был и не смог бы стать Джокером.Бирн не задает вопрос, зачем Харли все это рассказывает. Это понятно. Очень просто и тривиально. Он никому не сможет раскрыть секрет.- Мистер Бирн, Ваше время вышло, - в дверь входит медсестра, везет впереди себя маленькую тележку с лекарствами и седативами. Бирн уже готов обрадоваться чудесному спасению, но вовремя осекается. Слишком высокая даже для мужчины, слишком крепкая для женщины, хоть и носит форменное белое платье. Лицо тоже перепачкано белым, глаза — черные провалы, поверх улыбки ?Глазго? намалеван кроваво-красный смайлик. Джокер улыбается, закрывает за собой дверь на ключ. Смеется на секунду высоко и болезненно, как Артур Флэк, затем визг прекращается и Джокер исторгает из глотки короткие, сухие смешки, словно кашель, дверной скрип, будто это по принуждению. Снова замолкает, улыбается, смеется нормально, весело, без надрыва и шекспировской трагедии. Хрипло, курит, наверное, много, глубоко, достаточно долго, чтобы Бирн тоже улыбнулся и покачал головой. Эта концовка по-своему хороша. Конечно, ему не хочется умирать, кто бы спорил. Но, правда, этого следовало ожидать. Почти все психиатры Джокера кончали плохо. Так или иначе. И Бирн не станет исключением. - Папочка, - Харли вскакивает со своего места, обнимает Джокера за пояс. Она сильно ниже, и действительно похоже, будто они отец и дочка. Аж комок рвоты встает в горле, - я так скучала по тебе! Джокер морщится, губы страдальчески поджимаются, но затем он по-свойски целует её в макушку, хватает за задницу и отпускает. - Тыковка, нам нужно валить из этой дыры, да побыстрее, - Харли послушно хватает в руку наполненный золотистой жидкостью шприц, нацеливается на бешено бьющуюся вену на шее Бирна. - А можно последнее желание? - вдруг подает голос психиатр. Ему нечего терять, никто его не спасет и никто не поможет. Дело даже не в том, что ему хочется еще немного потянуть время, страха тоже не осталось. Ему хочется дослушать историю до конца, узнать правду.Джокер ухмыляется рвано и удивленно. А его, судя по всему, трудно удивить. - А давай,- вдруг говорит, - у нас есть еще пару минут, почему бы и нет? - Зачем Вы придумали Артура Флека? - спрашивает Бирн, добавляет смущенно — Мистер Джокер? Джокер закуривает, тянет сизый дым в легкие. Харли опасливо осматривает коридор в стеклянное окошко. Джокер снова разражается лающим смехом. Снова тянет с ответом. Снова курит. Бирн уже думает, что Джокер ему не ответит вовсе. А потом он наконец оживает, глаза становятся из черных точек живыми, горящими углями, и Джокер говорит: - Мне не нужен Джокер, он нужен этому городу, его людям. Они вызвали меня, запустили механизм. Артур Флек — лишь сосуд, оболочка, которая требовалась для создания иллюзии, что они все нормальные, что поступают правильно, ведомые не только слепой яростью, но также справедливостью. Они не пошли бы за богачом, не пошли бы за гангстером, не пошли бы за серийным убийцей, не пошли бы ни за кем сильнее и умнее их самих. Люди завистливы и мелочны, не любят чувствовать себя дураками, не умеют смеяться над собой. Им нужен был свой личный распятый Иисус, свой карманный Иуда, я предоставил им Артура Флека. И этого было достаточно — жалкого червя, пресмыкающегося невротика как по книжке, фриковатого слабака им хватило, чтобы почувствовать себя лучше, выше, способными на злодейство. И вот для чего был нужен Артур Флек. Джокер заканчивает свою отповедь, смотрит на Харли даже как-то ласково, почти любовно. Это знак, что им пора уходить, а Бирну пора умирать. Она подходит, прицеливается, всаживает иглу прямо в шею, а Бирн не сопротивляется, смотрит, ждет, когда начнут тяжелеть веки, отказывать конечности. - И конечно, если бы не Артур Флек, я бы никогда не встретил мою Тыковку, верно же? - Джокер смеется, Харли смеется, Бирн тоже смеялся бы. Но он уже мертв.