Глава 4. Вести с полей (1/1)

—?Почему ты избегаешь меня? Я же не демон!?— Лучше бы ты им был!Она бежала по крышам так, точно все призраки ада разом пустились в погоню за ней. Подпрыгнув, рассекла ночной воздух. Скользила по скату старой крыши, почти лежа. И вот зеленая рука в обрезанной перчатке сжала ее пальцы. Призрак только один. Но он страшен до того, что сердце испуганно застывало в ее груди. Вид его?— жуткий вид. Особенно глаза. Голубые, мерцающие в темноте, как лед. Лед, схвативший водную гладь озера в Центральном парке прошлой зимой. Лед, так точно и так честно отражавший ее саму. Она с силой вырвала свою руку из цепких теплых пальцев. Прыжок?— и снова так одинока в застывшем дыхании ночи.—?Остановись!—?Ни за что!—?Остановись, прошу!Он настигал ее раз за разом. Где бы она ни была, куда бы ни бежала, где бы ни скрывалась. Он ловил ее взгляд, мелькающий в безжалостном лезвии еще не обагренных кровью катан. Сжимал ее руки в опасный, но почти нежный захват. Держал ее предплечья в несуществующем приеме, не способном удержать и котенка, и шептал едва слышно в самый висок: ?Не поранься!? Не поранься… Как будто она ребенок в песочнице, ухвативший кусок битого стекла. Его ровное спокойствие доводило до белого каления не только вспыльчивого, крикливого Рафаэля. Его забота вынуждала спасаться не только взбалмошного, непоседливого Микеланджело. Его доброта приводила в замешательство не только рационального, хладнокровного Донателло. Он?— наказание, которое воительница неизвестно чем заслужила.—?Ты уже выбилась из сил, постой! Я хочу поговорить! Я не причиню тебе зла!Она только криво усмехнулась застывшими от холода губами, взмыла в черную воздушную мглу между переулками. Самое страшное зло, какое мог, он уже причинил. Заставил забыть о долге, совести, чести. О правилах и запретах. Даже наедине с собой: на жесткой лежанке казармы, в горячем пару банных комнат, в пресном вкусе риса на языке,?— она больше не одна. Мысли ее спутанные, вредные, ядовитые, разъедают ее душу. И лицо?— некрасивое, страшное лицо?— рисуется с каждый днем все отчетливее. Она проваливается в стылую льдистость его глаз, руками, губами растапливая этот лед. И, спохватившись, бледнеет от ужаса и стыда.—?Ты не можешь убегать от меня постоянно!Она могла бы, если бы ей было куда бежать. Если бы только отыскалось место, где она смогла бы излечиться. Если бы нашлись руки, нежностью сравнившиеся с этими жесткими пальцами. Если бы в уши ее влился чужой голос, заставивший забыть тихий грудной шепот, касавшийся ее щеки. Если бы была сила, способная вырвать из памяти, из мыслей, из сердца?— запретное. Но такой силы не существовало, и демон?— ее призрачный демон?— неотступно следовал за ней. Сейчас как никогда во плоти. Ее неназванный, тайный защитник. Ее самый злейший враг. Ее кошмар, который она могла бы рассечь остротой своего ниндзято. Кошмар, от которого она никогда уже не сумеет избавиться. За который со смиренной готовностью, без страха и без сомнения отдаст собственную жизнь.?— Ты не будешь… преследовать… меня вечно…Шепчет как заклинание, точно зная, что звук ее голоса донесся до него сквозь ночь. Но в этом мире колдовства не существует, и мантра не работает. Особенно сейчас, когда его дыхание так близко. Когда пьянящая мощь позволяет ему сделать всего один прыжок, чтобы настигнуть ее. Но разум, его сильный, правильный разум не позволяет ему этого прыжка. И напрасно ей рисуются во сне его объятия, закрывающие ее, как дитя, от всего мира. Он никогда не обнимет ее, потому что знает, как для них правильно. Как для нее будет правильно. Отец никогда не представлял для нее правильного пути, даже когда думал иначе. А это странное существо, ворвавшееся в самую ее душу, перевернувшее все вверх дном, все еще блюдет странный, необъяснимый порядок реальности.—?Ты поскользнешься!Она уже поскользнулась. В ту самую ночь, когда должна была разбиться, сорвавшись с оледеневшего соборного хребта. И когда рука в окровавленных, грязных бинтах ухватила ее запястье. Ухватила, несмотря на сюко, которые вонзились в его тело уже против ее воли. И выдернула вверх, куда-то во мрак ночи, прочь от смерти. Прочь от жизни. Выгоняя ее прочь из собственного тела, которое с тех пор отказывалось повиноваться голосу здравого смысла. Тогда впервые она посмотрела в его лицо так, как если бы не было кругом визжащего металлом боя. Как если бы не было глубокой, безымянной, чужой ненависти между ними. Как если бы остались в этом мире только они одни. И почувствовала всей кожей едва слышное: ?Береги себя?. Беречь… он попросил ее себя беречь. С тайным, корыстным желанием. Сберечь ради него, чтобы смотреть. Чтобы слышать. Чтобы знать, что она никогда ему не достанется.У нее нет больше сил. Остановившись на самом краю крыши, она глотала ледяной воздух, чувствуя, как он жжет горло, как усталой болью стягиваются ребра. Рядом возник громадный силуэт, заслонивший для нее город, крыши, землю и даже самое небо.—?Оставь мне хоть что-нибудь,?— опуская усталую голову на его грудь, она закрыла глаза. Всего мгновение ощущала щекой холодные бамбуковые палочки. Смешная самодельная броня, такая ненадежная, такая игрушечная по сравнению с этими жесткими, костяными пластинами, которыми одарила его природа. Ей бы на сердце?— такие пластины. Но вот они снова далеко, предательская даль в нескольких сантиметрах. Да, оказывается, так тоже бывает. Взгляд, внимательный, жаждущий, пытал ее тишиной. И, как будто отыскав ответ на незаданный вопрос, погас. Лицо его стало строгим, отчужденным, а тело (произвольно или нет?) отдалилось еще на шаг. Один шаг, равный тысяче… И голос, холодный, прозвучал равнодушно.—?Я оставлю. Оставлю тебе твою гордость.—?Вам больше не спастись. Отец… мастер нашел способ, как покончить с братьями… и с тобой. Он прогнал Бибопа и Рокстеди?— они больше не нужны ему.Мутант молчал. Он думал быстро. Быстро делал выводы. О, он был слишком умен для простой черепахи, он мгновенно все понял. Ей не нужно было даже договаривать?— если бы только она могла договорить. Не раздвоившись, не предав одного из них?— отца или… или своего демона.—?Возвращайся. Тебя будут искать. Если возникнет подозрение, ты будешь в большой опасности,?— и в этой ледяной заботе больше благодарности, больше нежности, чем в объятиях, чем в поцелуях, чем в совершенно бессмысленном для нее ?я тебя люблю?. У нее не оказалось сил даже кивнуть на прощанье. Карай так и стояла, точно окаменев на краю крыши, глядясь в сверкающие огни города, а видя перед собой его суровое, неулыбчивое лицо.Демона поглотила ночь. Она растворила его в себе неслышно, незаметно. И должны бы проступить кругом дома и огни, крыши и улицы, машины и люди. Но ничего не было. Только дрожали в ее глазах разноцветные пятна. Она никогда не плачет. Слезы стыли на влажных ресницах, не пролившись. Ничто не может длиться вечно, и когда-нибудь придется сразиться с демонами и одержать победу?— им обоим. А после они проснутся в другом мире. В мире зеленого чая и белых рисинок на ладони. В мире роняющей на воду лепестки сакуры и бумажных фонариков в ветвях сада. В мире, где она с тихой улыбкой по-детски наивно попросит его поменяться. Заберет холод его непроницаемых глаз, отдавая ему свою гордость.—?Ты постоянно пристаешь ко мне с вопросом, где я шляюсь,?— громко заметил Рафаэль. Он лениво валялся на диване в гостиной (что было вполне нормально) и бесцельно разглядывал потолок (что казалось странным). —?Могу я спросить тебя о том же?—?Нет,?— отозвался Леонардо. Намного резче, чем хотелось.—?Какой непредсказуемый ответ, я поражен! —?хулиган сел, опершись локтями о колени. Исподлобья взглянул на брата и насмешливо заметил,?— похоже, мои черти пересели на тебя и активно объезжают. Ты че такой дерганный?—?Шредер выгнал Бибопа и Рокстеди.—?В смысле?— выгнал? Что, просто взял и сказал?— пошли вон? —?искренне изумился Рафаэль.—?Ты меня иногда поражаешь! Откуда я знаю, что он им сказал?! —?огрызнулся Леонардо, меряя шагами пространство вдоль дивана. Едва удержался, чтобы не хлопнуть Рафаэля ладонью по лбу. Чертовски хотелось подраться. А брат был так непривычно терпелив! Но он совладал с собой. Родные не при чем. Никто не при чем. И Карай тоже не при чем. Леонардо сухо бросил,?— факт: Бибоп и Рокстеди теперь сами по себе.—?Очень интересно. И как же, хотел бы я знать, два громадных мутанта, у которых на пару два мозга с один грецкий орех, будут сами по себе в мегаполисе?—?Ты что, мои нервы на прочность проверяешь? —?Леонардо, сощурившись от злости, взглянул на брата. Иногда Рафаэль мог конструировать невероятно тупые вопросы. Нарочно. Просто чтобы досадить. —?Так они у меня сейчас не слишком крепки!—?Та я вижу,?— неожиданно спокойно покивал Раф. И вежливо предложил,?— хочешь, дам тебе в зубы? Охолонешь…—?Не беси меня,?— неожиданно выдохнул Леонардо. —?Я не выдержу, я тебе просто сейчас ударю! Без чести и без ниндзюцу! У нас проблемы?— у нас очень серьезные проблемы! Ты бы хоть попытался понять, что я тебе только что сказал! Игры кончились!—?У Шредера появились козыри посильнее,?— пожал плечами Рафаэль. —?Раз он вышвырнул кабана и носорога, значит, Стокман слепил для него еще кого-то. Знать бы, кого. Но, впрочем, не думаю, что имеет большое значение, кто там появился?— сильнее нас. Главное, что появился. В конце концов, все мы знали, когда возникли два эти придурка, что рано или поздно он предпримет такую попытку?— стравить нас с другими мутантами.—?То есть…—?То есть да, Лео, я все понимаю. Я не совсем идиот, как ты привык думать. И не бешусь, как ты, только потому, что я уже это, скажем так, однажды проделал. Как-то в тоннелях меня здорово накрыло. Хорошо, только мелкий был свидетелем некрасивой сцены. Видишь ли, если с Майки договориться, он может прекрасно хранить чужие тайны. И я передумал, перекричал и перечувствовал все то же самое, что и ты. Только ты сейчас сдерживаешься, а я тогда не стал. Я тоже не знал, как мне защитить вас, где скрыть, как спасти. Пока не понял, что не имею права решать за других. Это?— наше общее дело. Майки и Донни должны знать, что за опасность нам угрожает. И думать, что дальше делать, мы тоже должны вместе.—?Когда это ты стал таким умным,?— фыркнул старший, чувствуя стыд за то, что вспылил.—?А я не стал,?— ухмыльнулся Рафаэль. —?Я маскируюсь. Иди-ка сюда. Иди сюда, Лео, посиди со мной, помозгуем, что можно сделать.Леонардо нехотя уселся на диван рядом с Рафаэлем. И тот неожиданно спокойно, по-домашнему устроил руку на его плече, размышляя. Старший настолько отвык от простых, семейных прикосновений, отстраняясь в своем лидерстве, что на мгновение оторопел. Замер, напрягшись и ожидая, что последует дальше. Но Раф не пользовался его смятением, не старался демонстрировать свою власть над братом, силу или ум. Он, кажется, погрузился в себя и размышлял над ситуацией. Медленно, с трудом Леонардо все-таки расслаблялся, опершись на спинку дивана. Прав был брат, совершенно прав: он все взвалил на себя. А делать этого было никак нельзя. Все?— все четверо?— имели право решать свою судьбу сообща.—?О, какая потрясающая сцена! Я не помешал? —?рассмеявшись, Микеланджело всем весом рухнул в кресло. Вытянул длинные ноги, сложил руки на груди, умиленно разглядывая братьев. —?Эти семейные объятия, эта братская нежность…—?Майки,?— Рафаэль, улыбнувшись, взглянул на него. —?Донни позови, разговор есть.Откинувшись в кресле, запрокинув голову, Микеланджело заорал:—?Донни! Тебя Раф зовет! —?и тут он, глядя на хулигана, неожиданно шкодно усмехнулся,?— или, прости, я чего-то не понял? Вы типа хотели наедине побыть? Я невовремя приперся? Так так бы и сказали, птенчики мои, исчезаю,?— и он сделал весьма ненатуральную попытку подняться, зубоскаля, дразня братьев.—?Ты явно хотел кого-то отколошматить несколько минут назад,?— подсказал Рафаэль, весело взглянув на лидера. —?Прошу.—?Уступаю,?— сквозь зубы проворчал Леонардо и нетерпеливым движением плеча скинул руку брата. Мелкий испортил все удовольствие от присутствия рядом домашних. Лео немедленно закрылся, снова почти разозлившись.—?У нас опять скандал? —?Донателло вышел из лаборатории, на ходу залепляя свежую ссадину на руке пластырем. На взгляд Майки отмахнулся: ничего страшного. Уселся в свободное кресло, с наслаждением потянулся и зевнул. Миролюбиво взглянул на остальных. —?Чего звали? Вам нужен мировой судья? Раф, что ты опять натворил?Рафаэль и Микеланджело дружно засмеялись, Леонардо только кисло улыбнулся. И, взглянув на ученого, ответил:—?В кои-то веки Рафаэль тут не при чем, Донни. У нас проблема посерьезнее.—?Дай угадаю! Дай я угадаю! —?Майки аж закрутился в кресле. —?Шре! Та-та-та-та-та-там! Дер! Та-та-та-та-та-там! Шре-дер! Шре-дер!—?Не смешно,?— все-таки не сдержав улыбки, заметил Донателло и уже серьезнее взглянул на Леонардо. —?Он что, нашел нас? Нужно уезжать из дома?—?Пока не нашел, но скоро, вероятно, найдет. Я узнал, что Шредер выгнал Бибопа и Рокстеди. Кажется, у него появился кто-то получше. Кто-то, кого он наверняка натравит на нас,?— ответил Леонардо. Глядя в темно-карие глаза ученого, он успокаивался, чувствовал поддержку, понимал, что пока что еще ничего не потеряно. Это не то, что с Майки или с Рафом?— иногда они себя ведут, как бесноватые. А Донни задумчиво оперся щекой о ладонь и посмотрел на братьев.—?Не убил, а именно выгнал? Зачем так усложнять? Ему было бы проще избавиться от них или продолжать использовать в своих интересах как тупую силу.—?Он их слил,?— неожиданно встрял Майки. —?Знаете, я видел в детективах, так делают. Берут и сливают кого-нибудь из ближайших помощников, чтобы полиция отцепилась. И копы получат то, что хотят, когда поймают мутантов. Им же Бибоп с Рокстеди тоже нужны. Они же преступники.—?А что, похоже,?— немногословно поддержал брата Рафаэль. —?Складно.—?Значит, наши друзья по несчастью сейчас где-то скрываются,?— рассуждал Донателло. —?Вряд ли в своем любимом баре, хозяин наверняка позвонит в полицию. Нужно сообразить, где два таких верзилы могут прятаться. И какую выгоду мы можем извлечь из новой расстановки сил.—?Выгоду? Какую выгоду? —?зло рассмеялся Рафаэль. —?Предлагаю просто отыскать этих уродов и сдать властям. Нам?— плюсик к карме, а у людей откроются глаза на происходящее!—?Это сделать мы всегда успеем,?— отозвался Леонардо. Взглянул на младшего и не смог сдержать улыбки: Микеланджело изо всех сил вникал в разговор, отчего лицо у него стало серьезным и невероятно смешным. Видимо, он старался догадаться, чем могут быть полезны братьям изгнанники.—?Может быть… мы теперь могли бы с ними подружиться? —?неожиданно произнес он. —?Ну, не так, чтобы по-настоящему стать друзьями, но… Я вот просто думаю, если бы вы меня выгнали, я был бы рад, если бы мне кто-то помог. И я бы с ним, наверное, наладил такие типа дружеские отношения. Но это так,?— под внимательными взглядами трех пар глаз он поднял руки, словно говоря ?сдаюсь?,?— в порядке бреда!—?И куда бы ты пошел? Если представить, что тебе одному пришлось уходить из дома? —?мягко спросил Донателло. Быстрый взгляд на Леонардо: слушаешь? Ответное мгновенное движение глаз: да.—?Ну… не знаю,?— Микеланджело пожал плечами. —?Я в кино видел, бездомные часто прячутся…—?Под мостом,?— договорил за него Рафаэль. —?Там можно и огонь развести?— ночи сейчас холодные.—?Мне кажется, ты очень хочешь позвонить,?— Леонардо взглянул на него.Раф молча поднялся с дивана и направился к старому телефону-автомату. Понятно, что братья нашли его на свалке. Ясно, что Донателло давно переделал аппарат, сделав беспроводным устройством по принципу мобильного телефона. Но в последнее время Рафу нравилась эта почти киношная ретро-будка. До безумия нравилось болтать по телефону, привалившись плечом к металлической стенке, стоя в полной темноте коридора, под тускло светящейся желтой лампочкой. Вот и сейчас он накручивал диск, глядя на свое довольное лицо, отражавшееся в стеклянной загородке.—?Флор… Есть дело… Да. Я тоже рад тебя слышать… Нет, сегодня больше по делу,?— и он тихо засмеялся, слушая ее беззлобное ворчание.