часть вторая (1/1)

— Нет, давай ещё раз.Строгий голос Мори послышался у Чуи прямо над ухом, и тот с раздражением тяжело вздохнул. Занятия в колледже закончились три часа назад, но Чуя наотрез отказался уходить, зная, что Мори не оставит его без подготовки, которая в связи с новыми не очень приятными знакомствами теперь была крайне важна. В мыслях на секунду промелькнуло сожаление об этом, но времени на мысли не было вовсе, поэтому он вновь поднёс к губам флейту, и, набрав в грудь побольше воздуха, вновь сыграл первую ноту. Глаза его были уставлены в произведение, а брови напряженно сведены к переносице - он пытался расслабить руки и горло, но вся внутренняя усталость давала о себе знать. Она же была заметна и в том, как экспрессивно тот сегодня взмахивал флейтой, с какой агрессией и напором он играл пьесу, передавая своё настроение каждой ноте. Рядом с пюпитром стояла и Коё, задумчиво глядя на напряженные пальцы Чуи, у которого от игры кончики пальцев заметно побелели, но сказать что-либо сейчас она не решилась, зная, что Чуя готов играть до потери сознания, чтобы сделать всё идеально, и если прямо сейчас по середине пьесы его отвлечь, навряд ли удастся миновать беды. Когда пришло время перевернуть страницу, Коё максимально тихо это сделала.Доигрывая пьесу, ноты становились всё мягче, тише и длиннее, но несмотря на то, что звуки флейты звучали абсолютно соответствующе, Чуя продолжал с силой давить на клапана сразу после того, как позволил себе мягко сменить ноту. — Да, было чуть получше, но... — Мори подошёл к Чуе сразу, как только он опустил руки, но тут же наткнулся на грозный взгляд Коё, не позволивший ему закончить фразу. Все присутствующие в кабинете знали, что если Огай сейчас скажет, что что-то было не так, то Чуя начнёт заново. А тот, играющий одну и ту же пьесу, изматывая себя, делал это уже шестой раз, — но я пожалуй это заберу.Он аккуратно, но ловко перехватил у Чуи флейту из рук под удивлённый взгляд юноши, но Чуя, до сих пор думавший одними лишь нотами, не смог отреагировать на это сразу же, и лишь когда преподаватель осторожно убрал флейту, он недоумевающе выгнул одну бровь, одним лишь взглядом давая понять то, как он недоволен.— Мне показалось, что я немного просчитался в этом такте, — Чуя ткнул пальцем в лист, и Мори согласно кивнул головой. Стоящая рядом Коё улыбнулась в попытке разрядить обстановку и аккуратно прикоснулась к плечу Чуи.— Да, милый, ты немного не дотянул соль, из-за чего следующая фа диез была длиннее, чем нужно. Но это нормально, что после стольких попыток ты сбиваешься. Если чувствуешь, что тебе необходимо ещё немного, пожалуйста, пожалей себя и свой бедный инструмент, она тебе сейчас не самая лучшая помощница в этом.— Иди домой, Чуя, - согласно кивнул Мори, - а ритмический рисунок можешь отбивать и без флейты, не мучай её так. В нём резко воспряло желание поспорить с этим и доказать им, что силы ещё есть, но как нет проку от спортсмена, изнурившего себя тренировками, так и от него не будет, если ещё один лишний час он проведёт здесь, прижимаясь губами к уже разогретому металлу и играя с таким упорством, что даже простой вдох начнёт казаться невыносимым. В итоге он поднял руки в сдающемся жесте и подошёл к своей флейте, начиная с невероятным облегчением её разбирать, чувствуя, как при каждом движении пальцы отдавались куда более сильной болью, чем в тот день перед первым этапом прослушивания в оркестр. Как только он закрыл чехол, Чуя перевёл взгляд на Коё, которая всё это время смотрела на него, вспомнив про то, что вино она ему всё же не купила. Видимо, по разочарованному взгляду ей это стало прекрасно понятно, потому что лицо её тут же озарила лёгкая улыбка.— Не могу дождаться момента, когда мы с тобой выпьем лучшего вина, которое можно найти в Иокогаме, в честь твоего вступления в оркестр.Чуя усмехнулся нарушенному обещанию, но злиться совсем не мог. На это сил тратится гораздо больше. Он спустился на первый этаж, и первым, на что наткнулся его взгляд, оказался Рюноске. Тот стоял около входа, облокотившись на бетонную колонну в вестибюле, и держал в руках стаканчик с кофе, который был нетронут. Заметив Чую, он перевёл на него взгляд, прежде уставленный в пол, и подошёл к нему, протягивая стаканчик, заставляя его улыбнуться — в голове то и дело закрадывалась мысль, что Акутагава, который всегда его ждал, теперь уже уйдёт, не желая ждать чую неизвестно сколько времени. Стоял он здесь долго, как понял Чуя по абсолютно холодному кофе внутри. Рюноске обмотал шарф вокруг своей шеи и вышел на улице сразу же за Чуей, который быстро настолько, насколько мог, вышел на улицу, параллельно с этим громко ругаясь то ли на самого себя, то ли на существование ритма и счёта. Акутагава вздохнул, зная, что варианта не слушать его у него не было. Избежать этого он, тем не менее, не стремился. — …И пока я пытаюсь отсчитать, где там шестнадцатая, где восьмая и протянуть целую с точкой ровно столько, сколько надо, у меня перед глазами этот напыщенный петух. Нет, ты слышал? Он же практически так и сказал, что только через свой труп пропустит меня в свой драгоценный оркестр. Сукин сын, — выругался он, взмахнув руками в измученном жесте.На каждое его слово Рюноске незамысловато кивает, продолжая молчать. — Он требует во всём идеальности. Если ты ему её покажешь, то он не будет против тебя в своём оркестре, — в итоге говорит он, как только перед ними показывается высокое многоэтажное здание. Акутагава жил чуть дальше отсюда, поэтому, лишь на прощание кивнув Чуе, который не успел ничего на это ответить, он сделал шаг вперёд и хотел уйти, но сделать этого ему не позволили, перехватив за запястье.— Стой, — серьёзно сказал он, — не хочешь зайти? На чай. Рюноске оглянулся и взгляд Чуи прекрасно позволял понять, что отказ сейчас будет восприниматься как высшее предательство, поэтому всё, что ему оставалось - согласно кивнуть и пойти за Чуей, который вновь через чур быстро побежал ко входной двери. Про то, что отца не будет и сегодня, он на самом деле совсем не сомневался, так как утром ему удалось выловить его для разговора, который закончился исходом, который Чуя мог предположить и так. И сейчас ему хотелось бы сказать себе, что он позвал Акутагаву к себе лишь для того, чтобы побольше узнать про таинственного Дазая Осаму, а не для того, чтобы справится с давящим одиночеством. Тем не менее, в квартиру сегодня он влетел и правда чуть радостнее чем обычно, и стоило Рюноске только пересечь порог, как Чуя уже принёс ему четыре вида чая. Тот неуверенно выбрал первый из них - в нём было намешано меньше всего - и Чуя ушёл на кухню ставить чайник. За всё это время Акутагава успел лишь снять обувь, как тут же послышался вопрос, ради которого они сегодня и собрались.— Как ты вообще с ним познакомился? — произносить имя дирижера Чуя упорно не хотел. Конечно, он запомнил, потому что звонкое имя Дазай Осаму определённо врезается в память, но использовать пренебрежительное "он" оказалось гораздо легче. Вчера вечером, лёжа на кровати и рассматривая уже досконально изученный потолок, он произнёс его имя вслух, и, пусть даже оно сразу же пропало в тишине комнаты, оно ещё долго отдавалось словно бы горечью на языке. Он встретил этого человека впервые в жизни, но то, как он напоминал ему его старых знакомых, уже стало достаточной причиной до смерти его возненавидеть.— В музыкальной школе. Акутагава тяжело вздохнул, встретившись взглядом с Чуей, который явно был недоволен столь коротким ответом. Он сел напротив и, подперев подбородок руками, внимательно и неотрывно смотрел прямо ему в глаза.— Он был на два класса старше меня. Один раз я услышал, как серьёзно он повторяет материал по сольфеджио. Я удерживал хорошую оценку по этому предмету, но это не значило, что я его понимал, как, в прочем, и почти все мои знакомые. А он был в этом по-настоящему хорош. Поэтому я попросил его о помощи. Позже оказалось, что программу по сольфеджио и истории музыки он знает на несколько классов вперёд, и от меня он пытался добиться того же. Стоит сказать, что это получалось. После того, как он стал помогать мне, я даже перестал боятся нашего учителя по сольфеджио. Дазай был куда строже. Чуя всё же опустил взгляд в стол и взял чашку с чаем. Тот всё ещё был невероятно горячим, но это его абсолютно не волновало. Акутагаву на счёт сольфеджио он прекрасно понимал — в его музыкальной школе этот предмет в принципе даже называть вслух между собой запрещалось, вдруг призовёт дьявола — учителя по этому предмету-кошмару всех обучающихся музыкантов? И теперь он знал о том, что Дазай Осаму хуже, чем самые жестокие и извращенные демоны, и собственные попытки вселить в себя надежду только что с треском рассыпались. На лице Чуи всё ещё была нервная улыбка. Акутагава буквально попытался успокоить его словами о том, что ему предстоит встреча с o?ни. Это было лучшее сравнение, которое он сейчас мог придумать — Осаму такой же жестокий, сильный и неубиваемый.В этот миг надежда постаралась его покинуть, но он упёрто хватался за неё. Она умирает последней, так ведь?— А из хорошего что расскажешь?— Он хорошо знал сольфеджио, — Акутагава улыбнулся, а Чуя резко нахмурился, дав понять, что такие шутки сейчас были совсем некстати, — на самом деле, Дазай справедлив. Если ты сыграешь хорошо — то он не встанет на твоём пути, как я уже говорил. Какая-то простая стычка не сможет взять над ним верх и заставить руководствоваться одной неприязнью к тебе. — Осталось только понять, что в его понимании ?сыграть хорошо?.— То же, что и в понимании Мори. Не думаю, что тебе стоит его боятся, - Акутагава попытался дружелюбно улыбнуться в знаке поддержки, но Чуе легче от этого не стало.***Чуя не любил многое на этом свете, но из самого главного — когда кто-то абсолютно полностью верит в его неудачу, насмехается над ним и, конечно же, прикасается к его волосам. Он и сам не был в состоянии совладать с ними, поэтому всегда предпочитал просто ходить с простым хвостом и парой свисающих прядей, который из него выбились, но на первый этап прослушивания он попытался этого не допустить. Сегодня утром он вспомнил об этом, и ему показалось, что идея попросить Коё с этим что-то сделать была просто отличной, ведь у неё самой укладка и причёски получаются лучше, чем в парикмахерских. — Не дёргайся, - послышался её ласковый голос сзади, когда она потянула очередную прядь, и Чуя прикрыл глаза.Никто и не подумал предупредить его о том, что это так чертовски больно. — И не останавливайся, - на этот раз уже Мори подал голос из другого конца небольшой комнаты, которая являлась лаборантской кабинета Мори в музыкальном колледже.Как совместить два этих требования Чуя совершенно не знал, но, выпрямив спину и попытавшись застыть, продолжил тихонько стучать по столу ритмический рисунок. В это время Коё, чей нежный тихий голос совсем не связывался со зверским издевательством над Чуей, продолжала повторять ему то, что стоит делать — Мори сосредоточился на указанных ошибках, а Коё продолжала твердить про динамику, напоминая, где играть громче, где тише, а где сделать звук максимально таинственным. Пока эти двое были с ним, сомнения на самом деле на мгновение покинули Чую. Всю прошлую ночь он гадал о том, что значит ?сыграть идеально? в глазах оркестра, и так и не пришёл к единому выводу, но знал, что если кто и знает как, то эти люди были его учителями. Вскоре Коё победно завязала на толстой косе резинку, и Чуя встал, оглядев себя в зеркале. Это даже показалось ему красивым, но вдаваться в подробности он не стал, и сразу же выхватил у Мори из рук нотную папку и собрал свою флейту, которая была измучена не меньше ритмического рисунка. Параллельно с застёгиванием чехла он взглянул на часы. До второго этапа прослушивания оставалось ещё полчаса.Сегодня он шёл абсолютно один — Акутагава и Мори порывались его сопровождать и как в прошлый раз, но они только заставляли больше волноваться. Мори бы начал как всегда говорить о том, кто здесь самый сильный, кто здесь уже его ненавидит и начнёт говорить о том, что и Чуя, конечно, не столь плох, но Чуя услышит в этом лишь наставление больше никогда не брать флейту в руки и забыть о существовании такого занятия как музыка. Акутагава, конечно, его поддержал бы в любом случае, говоря о том, что в следующий раз обязательно получится, но сейчас Чуя волновался о том, что Рюноске несомненно остановит ему от возможности сломать кому-нибудь нос. Он был законопослушным гражданином и дрался редко и не с особой жестокостью, но сейчас внутренний голос, возненавидевший Дазая с первой встречи, говорил о том, что бить людей совсем не плохо.Людей в театре в этот час было гораздо меньше, да и во второй этап из всех участвовавших прошла едва ли половина. Некоторых из них Чуя и в самом деле видел через чур сильными конкурентами, но не попробовать он не мог, поэтому, гордо задрав голову, он прошёл мимо двух флейтистов с хищными взглядами, предпочтя занять место в свободном углу. Достав пьесу, он успел лишь пробежаться по ней глазами, как часы пробили десять — начало прослушивания — и ассистентка вновь присвоила каждому по номеру. В этот раз он оказался шестым из девяти.Ждать оказалось легче, чем в прошлый раз, и когда наконец-то позвали музыканта под номером шесть, он встал и без абсолютной дрожи в ногах, держа в руках уже ставшие родными ноты, вошёл в зал. Сидели здесь всё те же — среди сидевших в середине музыкантов он увидел несколько знакомых лиц, в прошлый раз наиболее активно участвовавших в обсуждении, а на первом ряду всё в том же составе были главные люди оркестра — флейтистка Акико Йосано, первая скрипка, чьё имя — Куникида — Чуя наконец-то узнал по разговору его с финансовым директором. Кажется, его звали Фукудзавой. Он ожидал увидеть здесь и Дазая Осаму, учитывая то, с каким энтузиазмом он рассказывал о своём интересе к провалу Чуи во втором этапе, но в первом ряду его не было, что на секунду заставило его выдохнуть. Но лишь на секунду, потому что следующее, что он увидел, это довольное нахальное лицо Осаму на заднем ряду, который с определённо садистским удовольствием смотрел на Чую, и даже посмел помахать ему рукой. Может, его хочется ударить только потому, что у него лицо такое? Чуя играл по нотам с поразительной лёгкостью и даже позволял себе иногда переводить взгляд на Акико, которая выглядела куда мягче, чем в прошлый раз, и это придавало ему уверенности. Он высоко и гордо держал голову и чувствовал на себе пристальный взгляд Дазая с задних рядов. Вот же ублюдок — даже не глядя на него он чувствовал, что он ехидно улыбается. Интересно, может у него просто нерв какой защемило и теперь у него всегда такое наглое лицо? Следующая нота протяжным воем заполнила зал. Столь чистый и громкий звук не смог оставить равнодушными как минимум половину зала, в том числе и Акико, которая довольно улыбнулась, сделав новую запись в своём блокноте. Нота всё ещё звучала, и Чуя усердно отсчитывал её в голове — раз и, два и, три и — оставалось ещё немного, но он прервался. Их с Дазаем взгляды столкнулись, и в этот момент, как только Чуя вспомнил про то, в чём его ранее упрекнули, ритм разом сбился. Он смотрел, как он улыбался, и внутренний голос заглушило внезапно накатившееся волнение.Дальше он играл тише, но всё ещё уверенно. Чуя уставился в ноты и попытался представить, что он стоит в кабинете в колледже, что вокруг никого нет, один лишь Мори. Считающий ноты внутренний голос теперь уже не походил на его собственный — теперь уже словно бы учитель своим уверенным голосом отбивал ему ритм. Сбиться стало уже почти невозможно.— Это было лучше, чем в прошлый раз, — когда он закончил, первой высказалась Акико, — гораздо лучше. Были недочёты — ты же сам услышал, что недостаточно долго держал ту ноту? Но до тех пор, пока ты это и сам понимаешь, это хорошо и можно исправить. — А представь, что с ним станет, если дать ему пьесу чуть посложнее? Дазай всё ещё сидел на заднем ряду, и это только больше взбесило Чую. Неужели он не заслуживает даже того, чтобы он просто как нормальный дирижёр был на первом ряду и смотрел ему прямо в глаза, а не прятался, как последний трус, за всеми остальными?— Эта пьеса была относительно нелёгкая. Мы играем пьесы похожего уровня, да и всё дело практики, Дазай. Я начинала с таких же.— Ну сыграет он простую половину какого-нибудь концерта, хорошо, а потом что будет? Если он собьётся во время сложной части?— А с чего вы взяли, что я не смогу сыграть более сложную часть?Дазай, до этого даже не смотревший на Чую, перевёл на него взгляд. Он удивлённо усмехнулся и приподнял одну бровь, совсем не ожидая такой безрассудной смелости, но взгляд хищника, который Накахара слишком отчётливо уловил, дал Чуе понять, что смог его заинтересовать. Если Дазай ещё не понял, что Чуя будет хвататься за все шансы, то он ему это неприменно покажет. Слова Чуи его повеселили, значит, ему явно захочется развлечься. Чуя людей не понимает, а вот таких фантастических тварей, оказывается, вполне.Только тогда он встал со своего места, но, несмотря на ожидания Чуи, к ним подходить не стал, а нашёл взглядом ассистентку и подозвал её к себе. В напряжении теперь находились и Акико с Куникидой, которые ровно так же, как и Чуя, не понимали, что именно задумал Осаму. Теперь уже и Накахара превращался в охотника и хищным взглядом смотрел за тем, как девушка передаёт Осаму листы с нотами. Названия было не видно, но Чуе показалось, что там было написано что-то на французском.— У тебя будет время подготовится, пока играют все остальные. Сыграешь это — и мы не станем сразу же исключать тебя из списка кандидатов.Он передал листы Чуе уже лично, слегка наклонившись к нему так, что у Накахары опять проскочила мысль его ударить. Он не славился тем, кто хорошо скрывает эмоции, и поэтому, когда Дазай увидел в его глазах вспыхнувшее пламя, он не смог сдержать улыбки. Когда он всё же отошёл и расслабленно вздохнул, выразив в этом то, что всё это порядком начало ему докучать, он сел рядом с Акико и жестом указал Чуе на дверь. Накахара поклонился и послушно вышел.Он занял место в том же углу, что и прежде, и принялся разглядывать предложенные Дазаем ноты — это произведение было ему знакомо, но столь же ненавистно, как и пресловутый ?Полёт Шмеля?, вот только это было в разы сложнее. Оно било прямо по больному месту, и если бы Чуя волновался чем больше, чем есть, он бы несомненно позволил всем своим слабостям и ошибкам вылезти наружу. Но смысла волноваться он не нашёл, потому что это только усложнит ему задачу — если сыграет хорошо, то пройдёт, а волнение отнимало не только силы, но и ограниченное время на подготовку. Даже сосед по комнате в небольшом приюте, где он рос, просил его не играть при нём, потому что как бы он не старался, он ничего не добьётся. Чуя всегда отвечал, что хотя бы появится шанс, на что следовали слова о том, что один единственный шанс большой разницы не сделает. Что обязательно найдётся кто-то, кто будет куда лучше, чем он. В его голове слова старого знакомого теперь перекликались с Дазаем — он тоже в него не верит. Глупо полагать, что он обязан быть таким же, как Акико, пытаться его подбодрить и разбрасываться шансами, но становилось крайне обидно от того, что он ещё не знает, какой он и что может, а ему уже указали на выход. Вообще-то, ещё не указали, но Дазаю просто захотелось развлечься, после чего — он ведь почти прямым текстом сказал, что места Чуе не видать — вышвырнет его за дверь, и Накахара уже мог представить, как насмешливо будет звучать его голос, когда ему придётся из вежливости сказать ?приходите в следующий раз?. Он так давно не встречал людей, которые в него не верили, что теперь вместо простой грусти в нём появлялись силы доказать ему обратное любыми методами. Это уже было не волнение — это его мотивация.Все остальные участники проходили прослушивание чуть больше часа, и ассистентка, которая провожала последнего участника, сказала Чуе с вежливой улыбкой, что его уже с нетерпением ждут. Накахара сделал глубокий вдох и глубокий выдох, после чего поднялся со скамьи, сжимая в руках ноты, и сделал первый шаг в сторону зала.Когда он входит, то сразу же замечает Дазая с загоревшимися от предвкушения глазами, и как только он встал на сцену, Осаму тоже поднялся с места. В руках его уже красовалась длинная дирижёрская палочка, и Чуя, который даже не сразу понял, что Осаму собирался ему дирижировать, подумал о том, что палочки вообще мало кто использует в это время. Хотя, Мори тоже их использовал — с ними даже движения заметнее, и, наверное, ему даже стоило радоваться.— Ты уверен, что готов? — спросил Дазай, улыбаясь и поглаживая свою палочку, которая выглядела сейчас почти как орудие убийства.— А у меня разве есть другой вариант? Дазай склонил голову, соглашаясь с ним, после чего выпрямился, расправил плечи и взмахнул палочкой в первый раз.Пустые такты с дирижером играть было гораздо проще, но как только пошла мелодия — быстрая, отрывистая, которая появлялась и исчезала за какие-то мгновения, но включала в себя далеко не одну ноту — Чуя почувствовал, что всё его тело будто бы медленно начало каменеть изнутри от напряжения. Когда наступил очередной пустой такт и появилось время передохнуть, он попытался успокоиться, расслаблял руки и шею, глядя теперь только на руки дирижера. Дазай — ужасный человек, это Чуя уже понял, но Акутагава не обманул, когда назвал его мастером своего дела. То, как он дирижировал, на самом деле помогало и успокаивала, и палочка, которая до начала игры казалась ему тем, чем Дазай начнёт его пытать, теперь уже была ориентиром. Чуя успокоился, но когда понял, что доля секунды, которая была сейчас через чур дорогой, была им упущена, он резко вступил, пытаясь загладить ошибку — расслабляться нельзя, теперь он это понял.Ещё пару ошибок окончательно выбили из колеи — Чуя чувствовал себя так, будто прирос к полу. Осаму смотрел прямо ему в глаза, и, как бы старательно он не отводил от него взгляд, Чуя знал, что он думает. Для Дазая всё уже закончилось. Но сдаваться так просто Чуя не собирался, поэтому, пусть даже середина не была удачной, он сыграл финал так, что даже Акико позволила себе по-настоящему искреннюю улыбку. Он опустил флейту, а вместе с ней и голову, свободной рукой упершись в своё колено, чувствуя, как ему становится плохо. Он почувствовал подступающую от волнения тошноту, но через мгновение распрямился.— Неплохо, — голос Дазая звучал почти не насмешливо, — я ожидал меньшего.Чуе следовало принять это за комплимент? Звучало это именно так, словно даже то, что Осаму сейчас сказал, он говорит только каким-то избранным, и Чуя прикрыл глаза, тяжело вздохнул и попытался улыбнуться. Как же ему всё-таки не хватало Акутагавы — ему удавалось отговорить Накахару от убийства куда лучше остальных. — Ты можешь подождать результатов с остальными, Накахара-сан, — улыбнулся Дазай.Всё, что оставалось Чуе — уйти и ждать. Он так часто просто уходит и ждёт эти дни, что становилось почти невыносимо, но это был последний раз, самый ответственный. Ему казалось, что даже если бы ему сказали, что завтра он умрёт, то он волновался бы меньше — но и тут ситуация почти такая же безвыходная. Чуя отчаянно боролся ради того, чтобы не пройти. Он практически услышал в голове надоедливый смех Дазая, когда в голове опять промелькнули надоедливые мысли. Он ударил себя рукой по лбу — да почему он сам не может хотя бы раз в жизни поверить в себя, а не заранее класть в гроб свою музыкальную карьеру? Всё же, не хватало не только Акутагавы, но и Мори. Он бы с угрожающей улыбкой дал ему подзатыльник за такое обращение со своей флейтой и наверняка приравнял бы это к богохульству.Всё, идиот, приди в себя и с гордостью прими свою судьбу, подумал Чуя и попытался представить учителя, и в этот же момент ассистентка объявила окончание прослушивание и то, что с каждым главы оркестра хотели бы переговорить лично. То, что первым они позовут его, он тоже никак не ожидал.На него мало кто посмотрел, когда он зашёл, и от этого стало не по себе. Даже Фукудзава, молчавший всё это время, продолжал смотреть в свои записи, и внимание ему уделили лишь смеривший его скептическим взглядом Куникида, Акико и Дазай. Почему его позвали первым? Просто потому что дирижёру так захотелось? Потому что ему было интересно, как закончится эта его игра, как Чуя отреагирует на то, как долго Дазай намеренно оттягивал его от плачевного финала?Единственной ошибкой Чуи, похоже, было заинтересовать Дазая.— Вы не прошли, Накахара-сан.