I (1/1)

В лагере всегда было до ужаса холодно и грязно, и каждый божий день, когда его выводили на прогулку, номер пятый пялился себе под ноги, и отчаянно завидовал. Он завидовал Валери, недавно умершей, завидовал ее подруге жизни, и всем тем, кто остался со своим прошлым, и помнил его. Может быть поэтому младенцы так и кричат, когда появляются на свет? Потому что они ничего не помнят.Ему тоже очень хотелось кричать, и несколько раз он кричал, не от боли, а один в камере, от самого себя. За что эта пытка была дарована ему его же сознанием? Иногда он забывал, что вообще существует. Приходилось прилагать усилия, чтобы помнить просто о своем существовании. Его истязали сильнее других пленников, обнаружив в нем интересную аномалию. Чтоб они подавились все своей аномалией.Он тоже как будто и не жил никогда на свете. Ни имени, ни привычек, ни родных людей, абсолютно ничего, как будто его родили, и так же бросили сюда. Он даже не совсем знал, как выглядит его лицо. В очередной раз его притащили в камеру и бросили на холодный пол. Левая лодыжка была перебита плетью, и ходить он не мог. Зато все остальное было в силе, и мужчина ждал пятого ноября.В этот день он раз и навсегда отомстит этим людям. Может быть они тоже почувствуют его боль, и тоже будут хотеть кричать от пустоты. Надо же, всякую дрянь он прекрасно помнил. Например, историю про Гая Фокса, и то, что он взорвал парламент в ночь на пятое ноября. Он бы отдал последнее, что у него было за воспоминание о тех, кто был ему дорог.С другой стороны?— подумал измождённый пленник лагеря, перебираясь к другой стороне стены, где не так сильно дуло,?— если их мучительно убили на его глазах, лучше не знать об этом. Адам Сатлер ненавидел альф и омег, и мечтал сжечь их всех просто за одно существование. Кажется, Валери раз пошутила, что ему просто кто-то не дал.Мужчина вздохнул, проведя рукой по лицу. Где его родители? Что с его друзьями? Была ли у него семья? Пятый номер услышал шорох дождя по крыше, и прислушался. Ему показалось, что несколько капель одновременно упали в одно место, как будто дождь сгустился, но только там. Нет, звук не повторился. Наверное, всё-таки показалось.На ужин было что-то вязкое и неаппетитное. А ещё там, скорее всего, ползали черви. Их он бы в другое время отдал единственной подруге для удобрения почвы под розы, но тогда он бы не ел отвратительную моченую крупу, и под рукой у него не было бы червей. Пятый номер брезгливо поежился и передёрнулся, подавив малодушное желание проблеваться.Утром того же холодного и промозглого дня в штабе сопротивления близ Плейнсборо на ногах было трое. Все остальные благополучно спали, набираясь сил перед завтрашним (или сегодняшним, но очень ночным) большим бунтом. Командор, полковник Ли, и его сын. В армии народного образца все ненамного отличалось от обычной армии: разве что человечным отношением к солдатам, да хорошей кормежкой.Из главного штаба в Лондоне поступили распоряжения насчёт быстрой и победоносной операции, и в больших городах Британии готовился бунт. Свой в каждом. Мы обратим свой заинтересованный взор именно в слегка вышеупомянутый штаб. Он располагался в старой каменоломне, где потом добывали ртуть. Сюда люди Криди предпочитали не соваться.—?Они всегда были идиотами. —?пробормотал себе под нос полковник Ли, и ещё раз принялся сверять все карты друг с другом не закралась ли в перерисовку ошибка, и как они будут наносить удар по концентрационному лагерю. Полковник имел действительно этот чин, потому как учился на военной кафедре радио-химического института.Ещё мужчина имел уставший вид, черные мешки под глазами, на лбу?— очки безумного ученого (других в стане сопротивления Сатлеру он просто не нашел), и весьма заметный живот беременного омеги. Все это представляло собой дикий коктейль, который впечатлял всех сопротивленцев.Вся неровная дивизия (до этого гордого звания им не хватало пяти человек), беспрекословно слушалась его наравне с Командором, хотя первого и назначили из центра, а второго отстранили даже от управления ротой. По этому поводу вся дивизия ворчала на Командора, хотя и втайне с ним соглашалась. Ночные вылазки были опасны, а подвергать опасности омегу никто не хотел.Пейса солдаты любили. За тихие, но дерзкие и мудрые речи, за вечную печаль в потускневших глазах, и за доброту. Когда-то темные волосы полковника давно уже посеребрила седина. Ли был одним из немногочисленных людей в базе, которые хоть немного смыслили в медицине.—?Что, прости? —?рассеянно произнес Гарри.Сын полковника был одним из ротных*, и ему предстояло вывести плененных режимом несчастных из концентрационного лагеря.—?Да я вспомнил, как один от Криди сунулся в шахту с ртутью. —?усмехнулся омега и покачал головой. С ним шутки плохи. В упомянутой шахте он установил небольшой приборчик, выпускающий фтор при появлении углекислого газа. Едва полицейский стал дышать в темноте, шахту заволокло ядовитым газом.—?Мда, здорово тогда шарахнуло. —?Гарри Уивинг усмехнулся не так, как отец. Парень вообще на полковника был непохож. В дивизии ходили разные слухи, но обычно пресекались. Про товарища плохо не говорят, особенно вряд-ли бы Ли нагулял его где-нибудь.—?Ну кто же знал, что он полезет за фонарем и включит его. —?хитро усмехнулся химик, и сын преисполнился гордостью за него.Теперь мы посмотрим на Командора, который будет в гуще битвы, и которому сейчас очень сильно завидовал полковник. Командор был ярко кирпичного цвета, с густой копной абсолютно седых волос, забранных в хвост с черным бантом. Командор был потомком индейцев, и вообще весьма интересным человеком лет пятидесяти.—?Если бы не нехватка руководящего состава, я бы оставил вас, Гарри, здесь.Парень вопросительно изогнул забавно высокую бровь, и поднял взгляд от карты. В помещении горели керосиновые лампы, и от них очень чадило, из-за чего казалось, что лицо Уивинга слегка колышется.—?Караулить вашего отца, чтобы не сбежал на поле. —?добродушно улыбнулся Командор, и снова тоже вник в карты. Ли тихо фыркнул, махнув рукой на старого грубияна.Командор был очень строгим полководцем, и карманную армию свою держал всегда в боевой готовности, но сегодня дал людям выспаться. Свою неровную сотню он поделил на три части. Две третьих сегодня ночью разгромят к чертям собачьим концлагерь, а другая одна треть утром пойдет разберётся с полицейской заставой. На всякий случай в шахте оставалось несколько человек.—?Может мне полезно бывать на воздухе. —?пробормотал себе под нос полковник, и украдкой бросил взгляд на сына. Кто бы знал, как тяжело ему было отпускать Гарри. Он уже один раз видел, как исчезает из виду тот, кого он так любит до сих пор. Хьюго не вернулся из ?ареста из-за машины что-то там, это ненадолго, не переживай, я скоро вернусь?.Подумать только?— это было всего лишь полгода назад. Как будто вчера. И ему снова придётся отпустить часть себя и своего альфы. И лишь молиться о том, чтобы он вернулся. Сын не говорит с ним об отце, может быть уже забыл за время партизанской войны. Здесь дети взрослеют очень быстро, а все человеческие качества быстро отодвигаются в долгий ящик.Полковник не знает, как страшно Гарри оставлять отца одного. Вылазка?— пустяк, дел на полчаса, ну хорошо, не на полчаса, а на день, но если в это время кто-то проберётся в шахту, это будет окончательный аккорд. Первым был уход отца. Он ушел и не вернулся, оставив их одних. Сам парень сжимал руку папы, и надеялся, что когда-нибудь они встретятся опять. Ли заметно потух, и Гарри чувствовал, что без второй половины он больше не будет жить.Потом аккордом стал уход в партизаны, и изнурительная война. Отец часто помногу дней не спал, и постоянно что-то делал для десятка человек, который вверил ему центр. Парень чувствовал, что все больше теряет его, а отец растворяется в облаке вулканизированной породы с мягкой улыбкой. ?Я люблю тебя, Гарри?.Потом он слышит шепотки за спиной. Не злорадные?— обеспокоенные. Отец болен, и ему разрешили спать в той же комнате, нарушая субординацию. Среди ночи он слышит плач, и обнимает его, тихо приговаривая, что все будет в порядке, а если нет?— то он лично перережет горло Сатлеру.Ребенок. Его брат или сестра?— словно насмешка судьбы. Подумать только, полковник скрывался полгода. Тогда Гарри был рассержен на него, и не понимал, почему отец ему не доверился. Почему не сказал, что по обстоятельствам не может работать. Но сейчас, когда все они были слишком близко к краю, парень понимал его.Вокруг было шуршание?— их укрытие оживало, люди тихо переговаривались, шли к кострам, готовить еду и проверять винтовки. Полковник оперся бедром на край стола, и снял со лба дурацкие очки, вообще решив подарить их кому-нибудь. От них больше смеха, чем пользы.—?Поешь перед уходом? —?ротный покачал головой, аккуратно сложив карту, и положив в карман.—?Попей кофе. Я сам тебе его сделаю. —?Гарри поднял взгляд, и чуть улыбнулся.—?Хорошо. —?уже сколько лет парень хотел признаться отцу, что на самом деле ненавидит кофе, но глядя в затуманенные печалью глаза хотелось сделать все, что можно. Поэтому Гарри делал вид, что очень любит черный и вредный напиток.—?Спасибо. —?полковник улыбнулся почти счастливо, и взял сына под руку по пути в грот, где горели костры и хранилась пища.В гору спускалась весьма крутая лестница, и обычно Уивинг предпочитал относить родителю его порцию наверх, где было не так душно. В этот раз полковник хотел всё-таки сделать то, что хотел, и попросил сына развести им костер.—?Хэй, мистер Полковник, пожалуйте к нашему столу. И ты, колдун очкастый, дуй к нам.Много кто из сопротивленцев притаскивал с собой книги после налетов на поезда Криди и Сатлера. Одной такой книжкой был ?Гарри Поттер?, едва увидев обложку которой солдаты роты Уивинга, начали называть его не иначе как ?Поттер?, или ?шрамоголовый?, или ?не такой тупой избранный?. Обычно Гарри на это реагировал закатыванием глаз, а полковник целовал сына в макушку, и говорил, что они так шутят.Парень посмотрел в глаза отца, и прочтя в них согласие на приготовление кофе, пошел вместе с ним к костру бывшей роты отца. Сейчас ею командовал рыжий ирландец, очень любивший похрапеть, и на завтраке по этой причине отсутствовавший. Пейс слегка смущённо и неизменно печально улыбается.—?Вы ещё не забыли меня? Удивительно, и только.Гарри приносит с собой из их шкафчика чайник и кофе. Ли всплеснул руками.—?Черт, я совершенно от этом забыл. —?омега виновато целует сына в щеку, и ставит свой фирменный кофе, что-то досыпая туда из пакетика.—?Я искренне надеюсь, что это не цианистый калий. Я не люблю запах миндаля. —?химик фыркает, и засыпает в чайник растворимый кофе.—?Вот ещё, добра такого, на вас переводить. —?в руки ротного опускается жестяная кружка с проживающим до костей кипятком, и парень греет об нее замёрзшие руки.—?Я люблю тебя, пап. —?вдруг говорит Гарри, опустив взгляд в темное, как его волосы, кофе.Ли вздыхает в тишине, и опускает руку на его плечо, слегка сжав его.—?Я тоже тебя люблю. —?через полчаса они последний раз встречаются перед главным ходом. Несколькими группами войско проберётся к концлагерю, и укроется там до темноты. Полковник не находит себе место?— это Гарри видит по карандашу в руках отца. Он весь изломан.—?Будь осторожен, пожалуйста. —?шепчет Ли, осторожно поправляя воротник куртки сыну, а сердце в груди бешено колотится, желая его убить раньше времени.—?Ты тоже. —?Гарри чуть сжимает ледяные руки омеги на прощание, и осторожно целует его в щеку.—?Обещаю.