Глава 65 "Но взрослой быть непросто" (1/1)

— От нее уже почти ничего не осталось, — я осторожно расправила ткань на столе. — Я пробовала перешить ее на новую, но сейчас и она совсем истрепалась. Выбрасывать жалко, но свою службу она уже сослужила.— Сохранить от темного клинка, — Гэндальф невесомо провел рукой по пожелтевшему куску подола. Я отмыла и привела в порядок мамину рубашку, насколько могла, но поняла, что в ней осталось немного изначального замысла, собранная по кусочкам защита истончалась вместе с тканью. — Жизнь, величайший дар, Кенамиэн, — майа улыбнулся, что-то вспоминая. — Ничто не могло бы обрадовать Нерданель больше, чем то, что ее забота залечила страшную рану. Разве только то, чтобы ты никогда раны не получала, — истари обладали уникальным многозначительным взглядом. — Это было уже давно, — я покачала головой.Ни одна моя рана не сравнится с болью, которую я могу причинить сама себе. Мама бы предпочла, чтобы я не терзала себя. — Может быть, все это того не стоило. Но теперь мы уже этого не узнаем. Может быть, кольцо не стоило ни одной раны и смерти, несмотря на все благо, которое оно дарило. Я думала, что научусь на ошибках истории, но это было бы слишком просто. К счастью, — я улыбнулась, — опыт боли может быть опытом исцеления, отделение от мира, которое я испытала в пустыне, обращалось гармонией воссоединения, а, казалось бы, выброшенные на ветер годы возвращались умением ценить каждый день. Поэтому я больше не ем себя поедом. Да и сестра постаралась, накинулась на меня с похвалами. Чего вы, кстати, не сделали!Глорфиндель отвернулся и отошел. Я недоуменно посмотрела на Гэндальфа. Тот сощурился.?Ему нужно время, чтобы это принять?.?Когда это у Глорфинделя были проблемы с принятием?? — я удивилась. — ?Он первым должен был бы мне сказать, что обретенный опыт делает нас теми, кто мы есть, и так далее?.?О, да ты переоцениваешь его. По-твоему, он бесстрастен, словно Мандос. Но ведь и Мандос сжалился над несчастьем Лютиэн?.?Я не думаю, что он, как и Намо, бесстрастен. Они добрые, но мудрые. Иначе, чем вы. Но Глорфиндель, которого я помнила, хотел бы, чтобы я правильно относилась к тому, что случилось?. Гэндальф поиграл бровями, я закатила глаза. Отошла от стола, встала рядом с Глорфинделем.— Лаурэфиндэ, — от квенийского имени эльф слегка вздрогнул. — У меня все хорошо. Ну за исключением глупой девчонки, которая не хочет возвращаться домой, но ты с подобными проблемами хорошо знаком, — он усмехнулся и посмотрел на меня. — Я сама все это выбрала, так случилось, и я не собираюсь всю жизнь о жалеть о тяжелых днях, которых могла избежать. Не говори, что ты, как Элронд, обижаешься, что пропустил годы моего взросления.— Не обижаюсь, — он снова смотрел на горы. Почему так много разговоров в Ривенделле происходит с участием этого без сомнения прекрасного пейзажа? В важных разговорах важно смотреть в глаза! Повторение видов, повторение разговоров, кажется, будто и не было всех этих лет, может, они остались там, заливом и Горами тени.— А что тогда тебя тревожит? — Как ты думаешь, почему квенди предпочитают жить в лесах или у моря? Я всмотрелась в строгий профиль, ища подсказку, но плотно сжатые губы и нахмуренный лоб ничего хорошего не сулили, вне зависимости от моего ответа. — Не знаю, почему?— Потому что и лес, и море полны жизни. Эльфы — первые дети Арды, мы привязаны к ней до скончания времен, мы чутко внимаем всему, что здесь творится, чувствуем изменение сезонов, погоды, слышим голоса в шелесте листвы и журчании ручья. Море поет песни, которые успокаивают феар, выслушивает и утешает. А ты, — Глорфиндель сжал перила, я думала, он никогда не злится. — Ты на столетия заточила себя в пустыне, где радости жизни так мало, а простор душит и не дает покоя. Даже если к этому приспособиться, это все равно что смириться с искажением.— Я думала, для тебя все по-другому. Ты ведь, — я замялась, — не так привязан к земле. Неужели тебе было так плохо? — я тоже нахмурилась, расстраивают меня твои слова, друг, ведь за мной туда ездил.— Мне было плохо от того, что я не мог вас найти, понимая, как вы дрейфуете в центре пустоты. И, кажется, не просто так, вы ведь и не давали никому вас обнаружить! Даже если вы имели причины скрываться от врагов, зачем вы, молодые, полные жизни, закопали себя заживо в песок!Глорфиндель в порыве ударил по перилам, и я поняла, что это он не злится, а скорбит. Не ушел от доли, которую выбирают эльфы, которые долго живут в Эндорэ.— Если ты готов принять хоть какой-то мой ответ, то я думаю, что через это все равно бы пришлось пройти. У меня была довольно сильная потребность в страдании. Я не смогла все выплакать и выстрадать здесь, может быть, мне было мало того, что случилось, поэтому неприятности сами находили меня. А еще у меня была потребность в самостоятельности и собственных свершениях. Леса и моря удивительны, но ты вспомни, пожалуйста, утешался ли ты воспоминаниями о них в Чертогах или сразу после них? Мне было мало того, что Эндорэ, со всеми его красотами и разнообразием жизни может мне дать. Пустыня, несмотря на свою неприспособленность для жизни, заставляла меня жить каждый день, выживать. И если бы было слишком легко, я бы просто легла и умерла, не важно, в лесу или у моря.— Она заставляет выживать хроа, но не дает смысла феа. Если тебе сложно его найти среди природы и друзей, в одиночестве и пустом пространстве его приходится выуживать из дальних закоулков памяти, издеваться над собой, заставляя сознание перевернуться. — Не ты ли учил меня принимать прошлое, в чем дело теперь?— Я учил тебя не убивать настоящее и будущее из-за прошлого и выбирать, что тебе нравится и подходит, а что нет. Надо было еще взять тебя с собой, когда ездил к Ангмарскому королю, чтобы потом обычная жизнь, от которой ты бежишь, медом казалась!— Глорфиндель, это вообще ты? — я отшатнулась. — Теперь вы сможете отправиться в совместное странствие, разве это не здорово? — на балкон вышла, шелестя платьем, Келебриан. — Будем радоваться встрече и смотреть вперед.Уж и не чаяла, что приму сторону Келебриан, а не Глорфинделя. Все-таки жизнь удивительна. Я взяла племянницу под руку, и мы ушли в сад. Келебриан, оказывается, сведущая в ткацком деле и владеющая умением плести и вышивать тонкие узоры, пообещала, что поможет мне что-то придумать с маминой рубашкой. Смотря на жизнь в Ривенделле под другим углом, я заметила, какие нежные отношения у независимой Арвэн и Келебриан, склонной к более частому проявлению чувств, и как взрослые близнецы опекают мать и стремятся заслужить ее похвалу. Потребность во внимании и одобрении старших свойственна эльфам как и людям. Только почему-то все мои близкие люди меня перерастали, даже Существо. И дело, пожалуй, не в мудрости. Может, Глорфинделю жалко терять свою власть надо мной? Видеть, что я, как Хэ У, отбиваюсь от рук, гублю себя и не желаю никого слушать? Только времени у Хэ У так мало, а у меня — все время мира. Я смотрела, как жасмин плавает в прозрачном чайнике и пар от маленьких чашек идет вверх. Смотрела на умиротворенное лицо Келебриан, на приближающуюся Арвэн с подносом сладостей, которые выпекли по рецепту Ятульмаля. И радовалась, что мне не надо никуда торопиться. Жители Имладриса были настроены гораздо более дружелюбно, чем я помнила. Не просто вежливо, но с участием спрашивали меня о том, что я делаю и нужна ли помощь, приглашали заходить на обед, звали посмотреть на свою работу. Я проводила много времени в мастерских, освоила лепку из глины. Хотя поначалу мои тарелочки трескались, потом стали выглядеть вполне приятно. Особенно мне нравилось долго украшать изделия под песни или сказы главной мастерицы Фаниэль или менестрелей Линдира и Голотлина, которые часто посещали мастерские и радовали народ. В кузнице и на кухне им рады не были, Линдира хотя бы уважали, а молодого Голотлина гнали отовсюду, дабы не отвлекал от работы. Фаниэль обладала суровым взглядом, но добрым сердцем, и Голотлин нашел себе благодарных слушателей среди гончаров. Иногда, правда, ему доставалось и здесь, если заводил больно заунывную или, наоборот, веселую песню. Тогда ему советовали поберечь свои творения до праздников или похорон, не дай Эру, конечно. Линдир хорошо рассказывал истории. Вечером трудолюбивые потомки нолдор отдыхали от работы, и Линдира собирались послушать многие охотники до историй. Сам Элронд был не прочь послушать небылицы. Но часто нолдорское упрямство и жажда справедливости не позволяли слушателям внимать молча, и, если речь шла о каких-то исторических событиях, они не упускали случая поправить рассказчика или вступить с ним в полемику. Поэтому и Линдир нашел себе благодарных слушателей в мастерской Фаниэль — занятых делом и молчащих. Правда, о простых земных делах Линдиру было не очень интересно рассказывать, так что нишу сказок, не героических преданий и житий занимали то те, то иные добровольцы. Немногие жители Имладриса часто бывали в людских королевствах или далеких эльфийских владениях. Как и во всяком закрытом городе, ?заморские? новости и истории вызывали большой интерес, но из-за высокого мастерства местных творцов и некоторого снобизма, редко оставались в памяти надолго, а в сердце — и подавно. Иннаре развлекать народ не больно-то хотелось, а Ятульмаль отделывался игрой на гуслях и переводил стрелки на меня. — А что, Кена, ты же на хлеб себе историями зарабатывала, — простодушно (или вовсе нет) заметил майа. — Да и я помню, торговец и сын гондорского полководца рассказывал, как в Хартуме вы устраивали вечера чтения и целые представления, — подбодрил меня Элронд. — Здесь все свои, уверен, нам понравится.Разговор был за ужином, и после этих слов капуста в тарелке показалась мне кислой. Одно дело, рассказывать чужим, в понимании некоторых — вообще дикарям, другое — своим среди эльфов, бдительного следящих за каждым словом и тоном, искушенных слушателей. А в Хээй какие рассказчики были! Убогие и разбойники странствовали по городам и селам и везде умели разжечь интерес, расшевелить смех. Хотя Сидзару и они надоели, а мои поучительные истории понравились. И все же ничего не рассказать было бы странно, как прятать в ларце сокровища и не давать никому полюбоваться. Ну да, известно, чем такое может кончиться. И я решила уважить просьбу Элронда, и перед ужином объявила, что готова. Потом, когда все утолили голод тела, и готовились утолить голод разума, я села в удобное резное кресло и, чтобы не сбиваться, взяла в руки листок. Правда, после первой же фразы я в листок не заглядывала, долой волнение и неуверенность, действительно, эти сказки ничем не хуже эльфийских.— А история такова, — начала я, веселым голосом, как это обычно делали рассказчики в Хээй, — росла вдоль дороги сорная трава. На нее из-под конских копыт да людских ног летела пыль, да не ней оседала быль. Коли засуха стоит, про всех на дороге трава говорит, а если гроза прошла, быль с водою в землю ушла. Десять лет у дороги сидел, столько жизней чужих подглядел! Не осталось уж от травы ни корней, ни ботвы, нет уж ни дороги, ни тех, кто стирал на ней свои ноги. Только все моя память хранит, да теперь уж плохо и она со мной говорит. Память черпать руки не годны, а вы поднесите мне чарку вина, я ей выловлю истории вам со дна. Жил на свете король, всем хорош, да на честных слуг беден. Испугался король измены, да спросил у слуг совета, слуги и сжили его со света. Жил был воин, голова горяча, да не удержалась она на плечах. Жила была дева, пряжу пряла, а из шерсти облака ткала. Другая жила, знала заговоры на всю траву, я нашел, да пришелся ей не по нраву, с тех пор сам заговорен стал, по свету брожу, на народ гляжу, да рассказываю сказки. Слушайте сказку. Жил на горе змей, а под горой тек ручей. Кто в ручей на себя смотрел, правду разумел, а кто из ручья воду пил, тот глупости говорил. Я подслушал, да повторил. Говорил один: знаю дерево, корни его из железа, ствол его из серебра, крона его из золота. Кто под деревом три дня просидит, станет на голову золотым. Кто три месяца просидит, никогда не будет знать нужду в серебре. Кто три года просидит, получит сердце железное и руки железные. Отправился дурак дерево искать, да я догадался ему подсказать: иди, молодец, на восток, что на западе, на южной стороне. Из земли следы вымай и пали в огне. А как дерево найдешь, сиди у него, сколько хошь, мне потом серебряник принеси, а железом надо мной не тряси. Другой говорил: есть город, днем черный на белом небе, ночью белый на черном небе. В том городе есть дворец, во дворце золотая клетка, а в клетке золотая птица. Человеческим голосом говорит и всем дарит по солнечному лучу. Я смекнул, да сказал дураку: я летел над тем городом на боку, да правил облаками рукой. Есть земля, днем из огня, ночью из воды. На той земле не найдешь следы, а найдешь беды. Четыре льва охраняют птицу, а кроме львов еще волков тридцать. Иди сразу к змею в пасть, ежели не терпится пропасть. И пошел от ручья, пока моя голова не одурманилась, да вслед за ними не отправилась. Сказка кончается, да то и не сказка была, сказка другая, помню, однажды плыла по реке голова, да такие говорила слова… Да эту сказку скажу в другой раз, когда закричит пастух, а овец пасти выйдет петух. Пой петух, пой золотая птица, солнце зови и сказывай небылицы. Я закончила, и слушатели, расстроенно промычали: все, кончилось? Я улыбнулась, такие сказки мастера могут говорить ночи напролет, но я, чтобы выдержать ее в нужном стиле, взяла небольшой объем. От дальней стены до меня долетела лучезарная улыбка Глорфинделя. Чаще бы он мне так улыбался! Я посмотрела на Элронда: ну что, доволен? Владыка все время слушал внимательно, но с полуулыбкой, один Линдир, казалось, строго разбирает мои слова. — Это такие сказки сказывают люди? Или она твоя?— Так рассказывают опытные сказители, песен там поют мало, так что развлекаются такими историями. Эту я сама придумала, если ты о сюжете, кто еще такую ерунду рассказывать будет.— Придумщица, так я и знал, — в глазах Элронда плясали веселые искорки. Мне всегда нравилось, что несмотря на возраст и статус Элронд редко скрывал свои чувства. Сейчас людям он бы показался веселым молодцем, у которого вся жизнь впереди. Но, почему-то, в отличие от других эльфов, молодым он казался редко. — Такие сказки специально придуманы, чтобы сломать слушающим голову, дабы поскорее заплатили и отпустили? — ехидно спросил Элрохир.— Ой, мальчик мой, ты еще головоломных не слышал! Это все человеческий язык и сказ для людей. Представь, как среди своих на валарине говорят, — я кивнула в сторону истари.Им, кроме Гэндальфа, который, кажется, улыбался своим мыслям, мои слова не понравились. А, может быть, они чувствовали за меня ответственность, как за собственного нашкодившего котенка. Иннара нахмурился и проворчал на восточном наречии что-то вроде ?Хэку, а по жопе получить??.— Нет, спасибо, — я помотала головой. Глорфиндель захохотал. Я дергаюсь от его приступов отличного настроения. Ой. Глорфиндель же учил общее восточное наречие… Элронд заинтересованно, но вежливо ждал, пока ему объяснят шутку, его сыновья скептически переглянулись. Арвэн сидела с улыбкой наподобие Гэндальфовой. По блестящим глазам я поняла, что она догадалась, что папу ждут разочарование и никто это объяснять не будет. Мы все-таки в приличном обществе.Линдир продолжал хмурить высокий лоб и сводить черные брови к переносице.— И все-таки, госпожа Кена, насколько твой… сказ похож на то, как рассказывают люди? — Я постаралась выдержать сказку в их стиле, может быть, некоторые строки сказители бы не включили.— Я спрашиваю, потому что такое долгое вступление и такая короткая история кажется мне несколько странной. Хотя главной кажется сама речь со всеми этими прибаутками. При этом много традиционных мотивов для народных сказок, таких как присвоения золоту особой роли, оно же становится синонимом красоты и света. А с железом интересная история, получается, оно скорее рассматривается как плод лишних усилий, который буквально делает сердце жестким и заставляет опускать руки…Элладан в шутку закатил глаза. Хоть Линдир его и не видел, увидела мать и послала угрожающей взгляд с такой милой улыбкой, от чего и мне стало не по себе. Но что поделаешь, если наследникам Элронда, который сам интересуется языками и особенностями культур, интереснее скачки по лесам и погони за орками. Это как если бы отец с Кано начали долгий языковой спор при Турко. Интересно, параллели, от которых прежде сжималось сердце теперь проходят легко, с налетом светлой грусти. Советник Элронда Эрестор, который пришел с Глорфинделем, вдруг взял слово и выказал большую осведомленность в разборе текстов, говоря, что железо может быть традиционным лучшим вознаграждением, которое достается не сразу и польза которого на первый взгляд неочевидна. Я с удивлением и невольной благодарностью взглянула на нолдо. В нем самом как будто угадывались восточные черты. Что-то острое, но плавное, как изогнутый клинок. А Линдир, наоборот, как изукрашенный прямой меч. Темные волосы, серые глаза, высокие скулы и черные брови, но ни один человек или гном не сказал бы, что они похожи. Может, Глорфиндель и мой новый знакомый Раухир чем-то похожи? Нет, Глорфиндель — золотое солнце на светло-голубом небе, ласковое и яркое, а Раухир — луч сквозь дымку, блик на мхе, блик в ручье. Не схватишь солнце в небе, не схватишь солнечный луч на земле. А Финдекано? Поток мыслей так стремителен, что не всегда успеваешь его остановить. Я понятия не имею, какой Финдо, и от этого немного грустно. Не настолько, чтобы отвлекаться от занудной для Элрохира и Элладана, но интересной для меня беседы. Элронд оказался меж двух огней, а Арвэн обратила внимание на вторую сказку, заметив, что земля из огня и воды похожа по моим рассказам на пустыню. Спросила, памятуя о моей былой тяге к приключениям, будем ли искать город с деревом. Город с деревом, это Минас Анор, заметил Элронд. Я вспомнила про записи друзей и с чувством начала пересказывать записи учителя Келантара и Малкира. В общем, обсуждали мы это до глубокой ночи, первые полчаса вовлечены были и близнецы с Эрестором. Как бы хорошо мне теперь ни было в Имладрисе, иногда мысль о Хэ У колола иголкой. Что бы там ни говорили, ответственность за нее все еще лежала на мне, и совсем ее оставлять было нельзя. Иннара и Ятульмаль отправились к Кирдану, а я с Келебриан и несколькими воинами Ривенделла для защиты от внезапных опасностей отправилась в Лотлориэн. Вызвался нас сопровождать и Главарь, который вообще-то служил в разведке, но был не прочь разведать территорию и подальше от дома. В нем чувствовалась тяга Килиана к независимости и познанию нового, но он был более открытый и душевный, с Килианом искренности и простоты мы добились не сразу. Вообще у Главаря было имя — Алкарион, хорошее имя, светлое и сулящее добрую славу, но про себя я так долго называла его Главарь, каждый раз, когда думала о семье Килиана, на ум приходил рослый и задиристый мальчишка, который первый встал на сторону Феанаро, отошел от наветов взрослых ради качелей. Первое время Алкариона я называла по имени, но потом, когда мы сошлись ближе, я стала иногда в шутку звать его и Главарем. А он меня, наслушавшись старцев, — Хэку.Глорфиндель с нами не поехать не вызвался, а я и не предложила, и он отправился со старцами в Гавани. В горах поздним летом было уже прохладно, а на отрогах гор в лесах вовсю переговаривались филины и совы. Келебриан этой дорогой ездила много раз и даже провела меня к своему любимому живописному месту у ручья. В Лотлориэне все, как обычно, было иначе, но и в нем что-то менялось. На границе мы, к моей большой радости, вновь встретили Раухира. В этот раз эльф не показался мне таким прозрачным. Он почтительно поклонился Келебриан и мне и проводил до хорошо охраняемой части леса. — Как там мир? — неожиданно спросил меня Раухир.Мы шли в темном лесу, он бесшумно двигался рядом, не отставая от наших лошадей. Я вздрогнула и от вопроса, и от голоса, приглушенного и как будто слегка насмешливого. Он смеется надо мной, потому что ему моя жизнь кажется лишней суетой? Ему хватает его леса, это его мир. Хотя любой вопрос был бы кстати, меня тянуло к Раухиру как к первому встреченному за многие годы эльфу, к тому же его спокойствие и чистота располагали и внушали доверие. Но ведь он живой эльф, не должен быть бесстрастным и безусловно вежливым в любой ситуации…— Красивый, — сказала я, вспоминая ночной лес и закатное небо в горах. — Меняется. Мне хочется забраться на королевский талан, на самую вершину, и смотреть, как движется солнце и взлетают птицы. Или гулять и слушать совиные разговоры.Раухир молчал, из меня рвался ответный вопрос, но я удержалась. И мое терпение было вознаграждено.— Надо немало терпения, чтобы целый день сидеть и смотреть за солнцем. — Тогда тем более придется его вырабатывать. — Осторожнее, — если бы Раухир не взял коня под узды, он бы попал ногой в яму, — не забывай иногда смотреть под ноги. Я спросила у Раухира, как дела на границе, он рассказал, как недавно какой-то заплутавший человек чуть не поседел от страха, когда они его окружили. Языка людей воины Лотлориэна не знают, но поняли, что путник идет в Изенгард, дали ему лембас и отправили на юг. — В лес не могут пройти все, кто хочет, — ответил Раухир на мое замечание о том, что человек наверняка не отказался бы отдохнуть с дороги. — И это не место для людей.Я заметила небольшую паузу перед последним словом и не удержалась от вздоха. Лотлориэн не место для людей, а пустыня не место для эльфа. Раухир не знал, что Хэ У остается здесь против моей воли, и, может быть, понял мой вздох по-своему. Но больше я не говорила, и он решил меня поддержать: ?Не печалься, госпожа, у каждого своя судьба?. Неужели луч упал сквозь ночь и согрел ладонь? Хэ У продолжала жить припеваючи. Конечно, после того как все, кто мог говорить на ее родном языке, уехали, ей было непросто, но синдарин потихоньку осваивался. Находились помощники. Не только не любый мне Пелатир, но и другие эльфы. Кажется, те, кто был способен открыться миру, решили это сделать, взяв под опеку Хэ У. Как заморская сказка в Последней Обители была Хэ У в золотом лесу, но в сердце не могла не оставаться. Появление Существа для эльфов, привыкших к лесной спокойной жизни, было бы слишком, а Хэ У еще по силам. Несмотря на неоднозначность наших отношений, встреча была теплой, Хэ У как радостный ребенок сразу начала тараторить на родном языке, как много она теперь умеет и как интересно ей здесь живется, недавно она ходила к местным мастерицам и училась с ними плести кружево, правда, кружева у нее выходили не очень, но готовые рассматривать ей понравилось. А как я? Да почти так же, только вместо кружев глина. Через месяц я решила ехать обратно в Имладрис, где я чувствовала себя почти на своем месте. Хэ У, конечно, просилась съездить с нами. Меня всегда раздражало, когда у меня что-то просили, единственный, кому по какой-то причине была прощена наглость, был Сидзару. Его дочери я сказала, мол, хотела к эльфам — сиди здесь в эльфийском лесу. Шантажировать меня ей было нечем, но через полгода, когда старцы думали над возвращением на Восток, Хэ У сказала, что точно с ними не поедет, по крайней мере пока не посмотрит больше интересных мест на западе. Мне уже надоело ее уговаривать, тем более что мои увещевания могли только укрепить ее решимость. Жизнь в дружественной атмосфере моих соплеменников помогала сердцу затягивать прожжённую смертью Сидзару дыру, пустота и отчаяние уже не приходили, хотя все еще и было больно. И я снова стала мягче и добрее, а, может, мудрее и терпимее. Пускай уж едет, решила я, послушав советы близких. Про Пелатира Хэ У не стала даже спрашивать, его бы я не стала приглашать, даже если бы они были вместе. Впрочем, это был бы уже другой разговор, я не выспрашивала, но большой любви не наблюдалось, кажется, эти искатели приключений успели поднадоесть друг другу. Мне было совестно, что я радуюсь охлаждению их отношений, но зато мы с Хэ У снова сблизились. Она сама заводила речь про Хээй или Асара, смеялась: ?Здесь некоторые, сидя в лесу, издалека так любят море. Поболтались бы они с мое в каюте, побились бы головой о потолок!?. — А вообще, Кена, — делилась она размышлениями, задумчиво кусая персик, — так странно все это, когда я была дома, мне было сложно поверить, что твоя жизнь на западе — правда, а теперь дом кажется выдумкой.— Наверное, если бы не ты и Ятульмаль с Иннарой, я бы думала, что видела очень долгий сон.— Это удивительно, Кена, я все думаю, какая ты смелая, что из этого спокойствия ушла в нашу бедовую сторону. И страшно подумать, что было бы, если б не ушла. — Смелость тут не при чем. — Хэ У задумчиво наклонила голову. — Я думала, что у меня есть причина, но не понимала, что достойной родичей и просто хорошим эльфом я могу стать и в таких ?спокойных? местах. — А могла не стать. И решилась попробовать. Ты смелая, Кена, и не спорь! Путь от Лотлориэна до Имладриса становился родным. На горном перевале я иногда вспоминала, что там, в недрах горы, живет один из тех искаженных духов, с которыми эльфы сражались тысячи лет назад. К счастью, эту тему мы обсудили по дороге туда, и ни Главарь, не два три других сопровождающих к ней возвращаться не стали. А вообще надо бы проведать гномов и посмотреть, как живут потомки Арведуи дунаданы… Последняя Обитель, как и Лотлориэн, поразили Хэ У еще на подходе.— Кена, — шепнула она мне, — ты подсказывай, как что, а то больно они строгие.Я перевела удивленный взгляд на стражников и хихикнула. На контрасте с умиротворенными жителями Лотлориэна потомки нолдор действительно казались суровыми. Даже наших сопровождающих княжна несколько стеснялась, кроме, разве что Главаря. — Поздно бояться, считай, мы уже вышли в море, — прошептала в ответ я. — Ой, это Элронд? — Хэ У округлила глаза.— Нет, скажу, когда увидим. Айа, Эрестор, — добавила я громче и улыбнулась. Быстрый взгляд серых глаз на меня и Хэ У, полуулыбка.Элронд ждал нас на северной террасе, небольшой и не пользующейся популярностью у жителей Обители. Видимо, не хотел сразу бросать Хэ У в почти городскую жизнь после леса. Какие все милые. Хэ У тоже улыбнулась и, собрав в кулак знания синдарина, произнесла:— Айа, владыка Элронд, в Имладрисе удивительный воздух. Я не перестаю удивляться жизни эльфов.Хэ У стояла перед Элрондом, как заморский цветочек. Светлое платье, какие носили в Лотлориэне, оттеняло яркую восточную красоту. Здешние девушки с радостью причешут и переоденут ее на свой лад, уже вижу, как воодушевленно будут выбирать украшения и цвета, нечасто им выпадает наряжать чужестранок.— Я могу понять твое удивление, Хэ У. Присаживайся, расскажи, что интересного происходит за пределами Имладриса?Элронд был настолько мягким и доброжелательным, насколько мог. Со мной он редко был другим, но я видела и его ?строгую? сторону. Роли переводчика мне не удалось избежать, все-таки синдарин сильно отличался и от языка Хээй, и от ?общего? восточного наречия. Щебетала Хэ У со старцами, которые, соглашаясь с хитростью Элронда, пока ни словом не намекали ей на отъезд. Ей, кстати, понравился Гэндальф, который тоже собирался ехать с Иннарой и Ятульмалем на Восток и гостил у Элронда, обдумывая с моими старцами пути и планы. Хэ У назвала Гэндальфа веселым и загадочным. И в общем не ошиблась, по крайней мере, пока он не начал ворчать и злиться. Арвэн, как я и думала, Хэ У отвела место первой красавицы в Хээй, пригласила даже приехать. Но настоящим открытием для нее стал Глорфиндель. Он помнил восточное наречие не очень хорошо, но быстро восстанавливал пробелы. Я не играла в Ошир, отдала Элронду, чтобы играл со старцами или Эрестором. Хэ У подсадила на игру Глорфинделя и они часто вместе играли в саду или на террасе. Еще они вместе с близнецами ездили на охоту и возвращались довольные и уставшие. Хэ У как человек уставала быстрее, но блеск в глазах отражал новые силы, вот что значит получать удовольствие от жизни. И вот что значит хорошая компания, а не эти ваши шатания по лесам непонятно с кем. Несмотря на покровительство Владыки и его ближайшего окружения, жители Обители подступали к Хэ У осторожно, прислушиваясь, принюхиваясь. Впрочем, Хэ У это не особенно беспокоило, она привыкла общаться с определенным слоем общества. Я тоже не волновалась, в конце концов потомки нолдор сохраняют какую-то верность традиции воротить нос ото всех, кроме себя самих. Происхождение Элронда подразумевало, что такие разговоры в Обители даже не ведутся, но к чужакам эльфы относились настороженно. Хэ У завораживали изящные и синхронные движения ривенделльских воинов, и Глорфиндель, посмеиваясь, позвал ее посмотреть одну тренировку. За ужином она вдохновенно расписывала мне, как потеряла счет времени, следя за воинами, и четкость и быстрота их движений уносила ее в какой-то другой мир. После ужина эльфы собрались послушать новую песню Голотлина, посмеиваясь заранее. Песня и мелодия были красивыми, но для искушенного слуха жителей Обители недостаточно гармоничной. Но Хэ У очень понравилось, и она горячо поблагодарила менестреля.— Ну ее несложно впечатлить, — уловила я чей-то приглушенный смешок.Кровь сразу закипела, я быстро обернулась на звук и смутила двух молодых воинов, товарищей Алкариона. Второй не стал ничего отвечать, но когда я отвернулась и начал петь Линдир, я расслышала ?сейчас сожрет? и снова смешок. Это уже было про меня. Ну пусть, плевать, тоже мне, ?неземные создания?. Местные менестрели так вдохновили Хэ У, что она поделилась намерением тоже что-нибудь исполнить для жителей Ривенделла. Видимо, панику мне скрыть не удалось, поэтому княжна добавила: ?Ну или для узкого круга, Гэндальф сказал, что им интересны восточные песни и сказания?. Слушатели были проверенные, и я успокоилась. Вечером Хэ У взяла гусли Ятульмаля и спела песню собственного сочинения на синдарине. Вернее, мелодия и ритм были взяты из протяжной песни ее родного края, но слова явно родились в этой неспокойной голове.Получилось просто из-за глагольной рифмы и коротких строк, но сложные героические поэмы к Хэ У и не шли. Я потом похвалила ее за грамотный текст, на что Хэ У мне весело шепнула:— Ты же понимаешь, это не моя заслуга. — А чья же?— А вот, — Хэ У кивнула на Глорфинделя, который со спокойной улыбкой слушал игру Ятульмаля. Забавно, кто бы мне тридцать лет назад сказал, что Глорфиндель будет править текст дочке Сидзару.С охоты ребята вернулись раньше обычного. Я вышла из мастерской и пошла было в сад, чтобы выпить с Арвэн и Келебриан чаю, но Арвэн встретила на полпути, она, хмуря брови, быстро шла к главному жилому корпусу.— А, Кена, — она бросила на меня рассеянный взгляд, — пойдем со мной. Ты только не волнуйся.После фразы ?ты только не волнуйся? у меня, конечно, засосало под ложечкой. Тем более мне все это не нравилось, что мы шли к комнате Хэ У. Я выспросила у Арвэн, что она знает, и она рассказала: Келебриан осанвэ предупредила, что на охоте Хэ У поранилась, поэтому они вернулись пораньше. — А мне сказать не судьба? — Извини, я подумала, что ты будешь сильно волноваться, а, может, и не из-за чего. Волноваться действительно было не из-за чего. Я ворвалась в комнату, Хэ У целая, но слегка потрепанная, сидела на кресле, Келебриан обрабатывала ей ссадины на ладонях, тоже слегка потрепанный Глорфиндель стоял у стола.Мне рассказали, что в охоту на оленя внезапно вмешался вепрь, напугал лошадей, и Хэ У с лошади упала на землю. К счастью, ссадинами и ушибом все обошлось. Я быстро успокоилась и пошутила, что по виду Глорфинделя я было решила, что все страшные картины, которые я себе представляла по пути сюда, — правда. — Прости, это я не углядел, — Глорфиндель снова нахмурился.— Ладно уж, главное, все живы. Нас так просто не укокошить, правда, Хэ У? — я улыбнулась.— Правда, а кто будет много переживать, у того появятся морщины!Через два дня Элладан с разведкой собирались навестить дунаданов, Хэ У они обещали взять с собой, но некоторые более ворчливые эльфы сказали, что ей сейчас лучше не отправляться в длинные путешествия. Забавно было наблюдать, как эльфы бережно относятся к ?неимоверно хрупкому? здоровью человеческой девушки. Мы посмеивались над этим с близнецами:— Лучше не рисковать, а то ветер дунет — помрет. Даром что вы и по пустыне ходили, и пиратами на запад прорывались.— Ну Глорфиндель заделался нянькой, мы все ему надоели, — развел руками Элрохир. Глорфиндель, который шел впереди, даже оборачиваться не стал.— Надоели, а вырасти не можете, — прилетел ответ близнецам.Но они и не стремились казаться очень взрослыми и серьезными, тем более, с близкими, поэтому такими словами их было не задеть. — Странно, что ты вообще нас слышишь! Солнце падало на пол в арочные проемы коридора, весенний ветер шаловливо ерошил волосы. Вот она — нормальная жизнь, от которой я бежала. Прекрасная жизнь в мирной Обители. Переживать из-за ссадин, а не голода, жажды, встреч с разбойниками.Как часто бывает в моменты духовного подъема и ощущения счастья, в голове пронеслась нехорошая мысль: а меня Глорфиндель на войну брал и сетовал, что к Ангмарскому королю не захватил… Но, впрочем, он меня плохо знал, говорил, не слезать с лошади, я же сама ушла. А не он ли потом сказал, что это была проверка?.. Ладно, это было давным-давно. Да и Глорфиндель мог измениться с тех пор.К дунаданам мы ездили ненадолго, и через неделю уже вернулись в Обитель. Поездка получилась хорошая, как будто вернулись старые добрые времена. Хотя вроде особенно добрыми они не были. Солнце, как прежде, всем светило одинаково, и внушало спокойствие и уверенность. Жизнь дунаданов за несколько дней я не успела прочувствовать, может, поэтому поразилась контрасту. Ривенделл, все-таки построен эльфами. И эльфы действительно красивые и светящиеся, как я увидела в первую встречу с Раухиром. По приезде мы с Иннарой и Ятульмалем обсуждали западных людей. Дунаданы отличались от жителей города Асара как день и ночь. В такие моменты становилось страшно: может быть, они слишком далеко друг от друга, и уже не смогут друг друга понять.— Кена, ты аманский эльф, и как? Смогла? — Да и Хэ У хорошо язык с эльфами находит, это важно, — улыбнулся Ятульмаль.?Иногда даже слишком хорошо?, — подумала я и устыдилась. Я знала, что Глорфиндель ей сейчас рассказывает, как и обещал, что мы видели.— Расскажите лучше, как вам Гавани? А то я так и не спрашивала…— Удивительно, — Ятульмаль посмотрел вдаль. — Как будто частица Амана.— Надо бы тоже доехать, но как-то странно мне туда приезжать просто так.Не уплывая на Запад.— А что, Кирдан тебя знает, приютит, небось, — это был один из редких случаев, когда Иннара меня не понял.— Он сказал, вы виделись во время сражения с королем-чародеем? — Да, Глорфиндель решил тогда показать мне войну, — я не удержалась и иронично улыбнулась. — Они с Кирданом решили разнообразить мою жизнь. С тех пор больше я с ними никуда не ездила.— Если тебя это немного утешит, Кирдан рассказал, что ему жаль, что поначалу он был строг с тобой, стоило подождать, а не создавать тебе лишние испытания.— Так и сказал? Удивительно. А Глорфиндель, наоборот, мне выдал, что того сражения мне явно не хватило. Ладно, — я вздохнула, — в этом не ошибся. Я же теперь взрослая, — скривилась, — глупо за это на них обижаться.— Кстати о взрослости, — Иннара скосил в мою сторону хитрые глаза, — предполагается, что взрослые признают свои чувства и прорабатывают их, а не отметают.— Я не отметаю.— Да? Можешь нам не говорить, — майа теперь следил за птичками на периллах террасы, — но себя обманывать чревато, ты знаешь. — Да я вроде не обманываю, — за птичками смотреть было и правда интересно.— Мы говорили об этом на Востоке.— Эру, если ты снова про то, что ты называешь ?молодой жизнью?!..— Взрослость действительно не означает отсутствия чувств и переживаний, которые могут казаться глупыми, — сказал младший майа.Я чувствовала, что и Ятульмаль, и Иннара сейчас пока еще выбирают слова и говорят со мной осторожно, стараются не разозлить, зная, что можем серьезно поссориться. — И не со всем надо бороться, — добавил Ятульмаль. — Можно я сама разберусь?— Кена, — терпение у Иннары начало кончаться, — вот мы уедем сейчас, будешь разбираться сама, сколько хочешь. Послушать три минуты сложно? Я тебе не в сердце лезу, а говорю как тот, кто многое видит и многое знает. — Ладно, ценю вашу заботу, — и это правда. — Но проведите подобную беседу с Хэ У, пожалуйста. — Дело не в Хэ У вообще! — У нее своя жизнь, — согласился Ятульмаль. — И если кого-то тянет к людям, то нормально, что кому-то интересно с эльфами. Вы с Сидзару были близки и понятно, что ты беспокоишься о его дочке, но не надо жертвовать тем, что для тебя важно, тем более что это не принесет Хэ У счастья. Вообще никому не принесет.Я уже жертвовала бессмысленно, думая, что буду в порядке. Шестьдесят лет в пустыне, да и до этого… Где грань между здравым смыслом, честью и бессмысленной жертвой? Я опустила голову на руки. Я говорю им не лезть, но не справляюсь сама. И все же, я знаю, чего они хотят, и знаю, что они не понимают. Я даже не помню, в курсе ли они про Финдекано… Мы не говорили об этом, как и много о чем.— Не знаю, знаете ли вы эту историю, но когда-то давно… — балрог, да как это рассказать-то, чтобы звучало убедительно, а не глупо. — Когда мы еще были в Амане, мы с моим кузеном Финдекано вроде как решили связать наши жизни. И насколько я знаю, я спрашивала у Гэндальфа, Финдекано оставался не женат до самого вашего отъезда. И я… в общем думаю…Из-за того, что старцы изначально не знали, кто я, рассказывать свои историю и, еще хуже, свои надежды было очень сложно.— Что мы еще можем быть вместе, — я резко подняла голову, зная, что на лицах майа найду изумление и сочувствие. — Мне надо объяснять, почему я не рванулась в Аман, как только оказалась здесь?— Объясни, — почти без эмоций сказал Иннара.— Я пытаюсь жить своей жизнью, раз уж я тут оказалась, и, желательно, делать что-то полезное и становиться лучше. Они все уже как Глорфиндель, думаешь, как бы я себя чувствовала там подростком?— И все же Глорфиндель ладит с Хэ У, а ей только двадцать шесть, — мягко не согласился Ятульмаль. — И вы хорошо ладите с Глорфинделем, не без трудностей, конечно, но это нормально.— Хэку, прошло больше четырех тысяч лет, — резко сказал Иннара. — Ты понимаешь, насколько это много? Не понимаешь. Это очень-очень долго. Люди меняются за день, ты сама сильно изменилась за короткое для эльфа время. Ты говоришь, что хочешь жить своей жизнью, но свое счастье откладываешь на потом, основываясь просто на вере?Для них это был такой бред, что даже не верилось. — Звучит как глупость, когда ты так говоришь. Но это не так. Я не откладываю свое счастье, неужели вы считаете, что счастье только в любви, ну в этой твоей ?молодой жизни?? — в моем голосе против воли сквозило отчаяние. — Что я не отдаюсь всем первым порывам, как Хэ У, Финдекано тут не при чем, были другие учителя. А что в Аман не еду…А может, и не ждет никто, раз все равно не едет. Но и слава Эру, иначе, получается, Финдекано должен меня тысячелетия ждать… Даже если счастье не только в такой любви, все равно это должно быть сложно. Как постоянно жить с грузом. Чего я боюсь больше: что ждет или что не ждет?— Мне все-таки кажется, это неправильно бросаться чуть что в Аман. Я учусь жить самостоятельно, без оглядки на Запад, и это происходит очень медленно. Если я просто поеду, значит, сдамся, и все было зря.— Если бы ты сразу сказала, что дочь Феанаро, я бы уже и не удивлялся. Такое упрямство и любовь к крайностям при вроде бы не глупой голове только этим объясняются, — вздохнул Иннара. — И все-таки я тебе скажу: что бы там ни было у тебя на уме, жить и постоянно ломать себя нельзя, это вредно и ни к чему не ведет. Так что прислушайся к себе. Если у тебя серьезно лежит к чему-то или кому-то сердце, — многозначительный взгляд, — поверь наконец ему.Такие разговоры, несмотря на всю благотворность, выматывают даже тело, что говорить о духе.Я плюхнулась на жесткую кушетку в своей комнате и порадовалась хоть какой-то определенности в жизни. Может, я как упертый бык: главное тянуть или упираться, лишь бы знать, что делаешь. Принять любое решение, не важно, насколько хорошее, — это я могу понять. В дверь постучались, и, не дожидаясь ответа, в комнату просочилась радостная, как весеннее солнышко, Хэ У. Тебя только сейчас тут не хватало. — Кена, я в следующий раз поеду с вами! Хотя мне и тут было весело, ты знаешь, Элронд мне рассказал, что его воспитывали твои родственники. Это так удивительно, — она села рядом, — я сразу подумала, что у вас целая семейная миссия! Ты чего, плохо себя чувствуешь?— Ничего, устала от поездки. А ты чем занималась? Я прикрыла глаза и слушала рассказы Хэ У про то, как она готовилась к нашему приезду и ходила к гончарам, объясняя, что нужно для чайной церемонии, как сочиняла новую песню, с этим ей помогал Голотлин, и она слушала его музыку в ответ.— Ну и просто ходила туда-сюда по городу и саду, смотрела за эльфами. Я уже лучше говорю, но без вас с Глорфинделем тяжеловато. Нет, Кена, что такое? Может, тебе неприятно, что я провожу с Глорфинделем столько времени? Ну не ревнуй меня, пожалуйста, я просто не хочу на тебя вешаться, когда у тебя дела, да и мне интересно, знаешь ведь, с разными эльфами общаться. Я тебя тогда не послушала с Пелатиром, твои друзья другие. Удивительно, конечно, как они отличаются.— Да уж, — многозначительно сказала я. Хотя я в ее возрасте — не в ее, конечно, — тоже так за золото принимала камень…Вечером Хэ У спела новую песню, я заметила прогресс, наверное, это влияние Голотлина. А Элронд заметил мою усталость и шепнул: — Из-за чего хмуришься? Все в порядке?— Да так, голова болит.— Тогда оставь вино и ложись пораньше спать.Отеческая забота Элронда еще больше разожгла мой внутренний конфликт.Был бы здесь Сидзару, было бы легче? Ни он, ни Килиан, ни Иннара с Ятульмалем не могут мне помочь, потому что это не их дело, а мое. Ладно, раз мое, надо разбираться.Но разобраться я не успела. Я Гэндальф позвал меня сесть к ним со старцами, чтобы предложить мне вместе куда-нибудь съездить, когда он вернется с Востока.— Да, было бы здорово.— Только не пропадай никуда, пока не приеду, — хитрая улыбка и веселые глаза. — Это зависит от того, когда ты приедешь, — я ответила с такой же улыбкой, но сердце кольнуло: ведь снова хочется куда-то сбежать. — Куда поедете? — присела на подлокотник кресла Хэ У. — Кена, кстати, Глорфиндель сказал, что можно доехать до Гаваней. Ты там была? — Нет.— Хочешь, поедем с нами?— Не хочу, спасибо. — Чего так? Будет здорово! Сейчас приведу Глорфинделя, пусть он тебя уговаривает. — Хэ У, прекращай, — одернул ее Иннара. Мы обе удивились.— Слушайте, — оказалось, у них со старцами разговор про дом в наше отсутствие все же состоялся, — я уже сказала, что не хочу тратить свою жизнь на то, что меня не устраивает. И это не плохо!— Хочешь жить здесь, тогда научись быть внимательнее к чувствам тех, кто рядом, — строго сказал Ятульмаль. Здорово, что они ее воспитывают, но я, пожалуй, пойду. Хэ У сейчас начнет с ними препираться, а слушать это совсем не хочется. Утром помирятся, тогда поговорим.— К чему я невнимательна? — вскипела Хэ У.— Не несись, сломя голову, а остановись и посмотри.— Ладно вам, не ссоритесь, — я встала.— Кена, ну скажи им! — Нечего за Кену прятаться.Гэндальф наблюдал за нашими разборками с невозмутимым видом, но шум уже стал привлекать внимание, я ловила взгляды Келебриан и Арвэн.— Все, я иду спать.— Тебе бы не сбегать, а напрямую о своих чувствах поговорить, и мучаться не придется!Я раздраженно взглянула на Иннару. Голова и правда начинала болеть.— Пожалуйста, говорите! А то сначала вам не нравится Пелатир, теперь Глорфиндель. А сами за дружбу людей и эльфов!— Дружба это прекрасно, только у других друзей не отбирай, — Иннара в раздражении отбросил мешочек с табаком, которым, кажется, собирался успокоиться.— Ну хватит! Я сжала кулаки. Чувствовала, как кровь приливает к лицу. Мало того, что решили защищать меня, как ни на что не способную девочку, так еще и устроили скандал при всех. В зале повисла тишина, Элронд и его гости отвлеклись от разговора и с удивлением уставились на нас. И при всем при этом отчитали Хэ У, а Глорфиндель, который светлый и мудрый, и всегда поступает правильно… Фу, как жалко все это звучит! До чего дошли.— Всем спокойной ночи, — ни на кого не смотря, я вышла из зала.Очевидными достоинствами пустыни можно считать, что никто не видит твоих слабостей и неудач. Я быстро шла в свою комнату, думая, как сейчас налью себе прохладной воды из графина, сяду на пол на террасе и буду смотреть на звездное небо. — Кена, постой! — за мной выбежала Хэ У.— Отстань, пожалуйста, а? — на нормальное общение уже не хватало.Хэ У была более чуткой, чем ее отец, и слов Иннары хватило, чтобы ей что-то открылось. — Кена, я… Я же не думала, что… — Я выжидающе уставилась на нее. — Что тебе дорог Глорфиндель. — Эру, не о чем тут разговаривать.— Если бы я знала, ты ведь знаешь, я бы никогда не встала между вами! — продолжала Хэ У, и я с мрачным наслаждением услышала в ее голосе отчаяние. — Ты ведь ничего не говоришь, я даже не могла понять, что делаю тебе больно!— Ты, — голос чуть не сорвался, но я глубоко вздохнула и продолжила, — не делаешь мне больно. Не надо надумывать и принимать слова Иннары за большее. — Он просто был единственным, кто понимал меня, и поэтому помог влиться в здешнюю жизнь!— Ты слышишь меня вообще? Я не маленькая девочка, которая сидит и переживает, что ее друзья подружились. Хотя, видимо, это так.— Но…— Все, хватит об этом. От этого только хуже.Я оставила Хэ У стоять в коридоре, а сама пошла пить воду и смотреть на звезды. Только пить не хотелось, а каменный пол был слишком холодным, чтобы на нем сидеть. Зато на кушетке было удобно поплакать.Но успокаиваясь и вытирая слезы, я радовалась, что эта ситуация позволила мне заглянуть в себя и понять, что к выбору Финдекано другой, счастливой жизни я пока не готова. Как и к принятию того, что никто из родичей не захотел приехать ко мне. Я уже не пою страшные песни и не поджигаю все вокруг с мыслями ?ни мне, так никому?, следующий шаг — избавиться от молчаливого страдания и обиды.Еще больше уверенность в этом подкрепил сон, в котором я решила выбрала путь обиды и сосредоточилась на ненависти к Глорфинделю за все те часы страдания в пустыне. Часы складывались в дни, дни в месяцы, месяцы в годы, зря я что ли обещала никогда не прощать тех, кто не пришел мне на помощь?— Ненавижу! Я тебе ненавижу, пошел ты к балрогам! Глорфиндель был ошеломлен, его лицо, казавшееся мне раньше прекрасным, исказило страдание. Он бессознательно, потому что это явно было не самое мудрое решение, потянулся ко мне.— Отстань от меня! – рыкнула я, сбрасывая его руки. – Не хочу больше с тобой знаться, не пытайся мне даже в глаза смотреть! — Кена, я бесконечно… сожалею.— Не нужны мне твои сожаления! Все, Глорфиндель, спасибо за встречу на моем жизненном пути, когда-нибудь я стану достаточно мудрой, чтобы оценить тот урок, который ты мне преподал. — Разреши мне быть рядом. Я сделаю все, чтобы помочь тебе.— Поздно. И у меня нет желания помогать тебе справляться с чувством вины! Меня тошнило от того, насколько жалким сейчас предстал в моих глазах сильнейший воин Средиземья. Кем я восхищалась с первой встречи. Я долго лелеяла в памяти мрачное ожидание мести, когда на него обрушится вся тяжесть вины и сострадания. Когда я проснулась, несчастное лицо Глорфинделя, взгляд, полный боли, все еще были перед глазами. Мгновение я разделяла чувства себя из сна, но они так не шли к тихому раннему утру, теплому одеялу, синему с золотым платку на стуле, спящим еще детям и взрослым в мирной Обители, что я отделила себя от них. Момент мести настал, но принес мне только несколько секунд удовлетворения. Сделала больно, что потом-то? Этого для счастья явно мало.Утром Хэ У пришла ко мне, боязливо начала разговор, но я уже была в порядке. — Кена, несмотря на то что я часто иду против твоей воли, ты можешь мне доверять. Я хочу, чтобы ты получила свое счастье, в чем бы оно ни было. Мы помирились, даже посмеялись.— А Глорфинделю просто надо о ком-то заботиться, мне Арвэн рассказала, что он ездил вас искать. — Мудрость переоценена, — я грустно усмехнулась. — Я все-таки не смелая, а трусиха. Но пора меняться. — Ты не уедешь?— Не уеду. — Хорошо, а то я уже подумала, — у Хэ У от облегчения выступили слезы на глазах.— Ладно уж, не реви, — я обняла ее и похлопала по спине.С Глорфинделем мириться, вообще не ссорясь, было тяжелее. Он ждал меня в нижнем коридоре, зная, что наверняка пойду в сад. — Кена, случилось что-то нехорошее? Глорфиндель, кажется, редко не понимал, что происходит. Ощущение потерянности к нему не шло. Я боялась лишний раз смотреть ему в глаза, а сама злилась, что его пригрели теплые лучи Хэ У.— Все хорошо. Может быть, он слышал часть вчерашнего спора. Хотела сразу что-то добавить, но вспомнила Раухира: солнце можно и не торопить.— Если переживаешь из-за судьбы Хэ У, — начал он.Дурак! Глорфиндель смотрел на меня внимательно и замолчал.— Ты хотела стать сильнее, поэтому я взял тебя на войну и отпустил на Восток. Мне было больно, что я не нашел тебя, поэтому я злился. Извини за это. И за то, что не нашел. — Ты не виноват Глорфиндель, отпусти это чувство, — я пересилила себя и подошла ближе, взяла Глорфинделя за руку. — Ты мне ничего не должен.— Я и не думаю, что должен.К щекам снова прилила кровь, и я отпустила его руку. Зачем вообще утешаю его?— В общем, делай что хочешь, я не злюсь на тебя, — быстро проговорила я. Да, смелость за один день не появляется.— Сыграешь со мной в Ошир? – Глорфиндель, скрывая улыбку, достал из-за пазухи дощечку и мешочки. – Ты ведь была в специальной школе в Хээй, где учат мастерству игры?— Меня туда не взяли, повезли сразу в тюрьму. Эй, ты что, сразу знал, что я иду не ссориться с тобой?— Надеялся. Пойдем.И Глорфиндель под пение весенних птичек первый ступил на дорожку в сад.