Глава 63 "Там за горизонтом ждёт меня ли кто-то?" (1/1)

Никто не говорил, что в доме на берегу моря не будет плесени, или насекомых, или ужасных сквозняков. Мне ли жаловаться, но жить на всем готовом в княжеском дворце было очень хорошо. Да и жить одной или с таким же неприхотливым путником — одно, а засесть с избалованными вельможами на десять лет на одном месте — другое. Мы с Сидзару и Кананом ругались до пены изо рта, до битья драгоценной посуды, до ухода из дома. Но если никто не может забить щель и поставить скобы, чтобы стена просто не отъехала, и мне приходится это делать самой, а потом выслушивать, что я все сделала не так, или если по пятому разу в дом тащат ядовитую рыбу, или если от меня требуют благодарности за плохо сделанную, никому не нужную работу — по-другому нельзя. Ладно. Конечно, можно. К счастью, ругались мы не так уж часто. Жизнь у людей короткая, и если все время ругаться из-за мелочей и сидеть с кислой рожей, то жизнь так и пройдет, а оглянешься — что было? Эльфийская жизнь долгая, но суть та же. Я снова выступала против привычки, которая не позволяет удивляться и радоваться. Уходила от Канана и князя три раза. Кажется, немного за десять лет, но этому предшествовали долгие дни размышлений, и в результате я приходила к обдуманному решению, что нам друг без друга будет лучше. И потом возвращалась, потому что по-другому тоже было нельзя. Уходил и Канан, и Существо. На втором году совместной жизни Канан построил дом на соседнем мысу, и, если кому-то становилось очень тяжело, его отправили туда. Побыть в тишине, поспать, подумать, поплакать в конце концов. Но как только дом построили, оказалось, что уходить никому не надо. Да и берег был длинным и диким, а море — хорошим слушателем и утешителем. Хочешь, садись или ложись на берег и слушай. Но был уговор, чтобы остальные знали, что все хорошо, возвращаться не позже, чем через полдня. А то однажды я, вспомнив былое, ушла и забылась на несколько дней. Не помню, что делала, сидела, смотрела на море, спала. Канан нашел меня к рассвету второго дня. Был дождь и прилив, берег сделался узким, советник, героически превозмогая стихию, пробирался ко мне, поскальзываясь на камнях и вполголоса ругаясь. — Кена, ау-у! — сложил руки рупором, перекрикивая рев ветра.— Ау, ау, — откликнулась я и встала, чуя, что сейчас мне влетит за то, что сразу навстречу не пошла. — Идти можешь? — продолжил орать Канан.Я быстро перелезла через валуны и встала рядом. — Могла сказать, что уйдешь надолго? — в голосе советника звучал гром, как далеко на небе. — Я, в эту балрогову, — а этому я научила, — погоду, бегаю по всему побережью…— Извини, извини, — я быстро схватила плащ, которым Канан тряс, и закуталась. — Ты же понимаешь, время по-другому идет.— Время чувствуешь по-другому, зато холод и дождь так же, придется объяснять мне, что из твоих трав смешивать нужно, и смотри, чтобы от усталости отравы не намешал! Ну а что, — Канан сделал страшные глаза, — помучаешься недельку, желание без предупреждения пропадать иссякнет.— Ой, дорогой советник, — я наиграно вздохнула, — как мне только не угрожали, ничего не работает. Не думаешь же ты убедить меня больным животом?Но смотреть все же пришлось, понос сверху на простуду схватить не хотелось.А Канан потом отлично научился готовить отвары, ставящие мертвого на ноги. Горжусь.А вообще я благодарна судьбе или интуиции за то, что мы почти без надежды и рассуждения выбрали путь к восточному побережью. На юге его, где вода захватывала сушу, находился Охарай, а мы поехали к северу, где берег был прекрасен и дик. В памяти сразу встали полупризрачные картины нашего с Льяцем путешествия к Внешним Водам: острые серо-зеленые стебли с белыми цветами, вода отливала фиолетовым, море и небо уходило в неизвестность.Море… Я спрыгнула с Летуньи и, снимая на ходу плащ, платок, сандалии, понеслась к воде. От моря шел легкий ветерок, доносивший соленый запах водорослей, волны перекатывали гальку. Я залетела в воду, оступаясь на сыпучих камнях дна. Вода была прохладной и чистой, низко летали и что-то кричали белые чайки. От моей ноги с удивлением увернулся косяк мальков. Нет, это не Внешние Воды. Против них я еще смогла устоять, против этих — невозможно!Сзади слышались смешки и возня, Существо решило последовать моему примеру и с брызгами забралось по пояс, но приостановилось. — Холодное тебе? — я послала ему волну брызг.Существо завизжало и попыталось побыстрее отбежать от меня. Канан не стал раздеваться на ходу и в воду зашел позже всех, бросив плащ и платок на сандалии рядом с кромкой воды. В воду зашел быстро и не колеблясь, нырнул, обдав Существо новой волной брызг. Князь плавать не спешил, хотя я и дразнила его и тянула на глубину. Краснея и отворачиваясь, Существо на мой прямой вопрос ответило, что плавать не умеет.Научить его плавать показалось мне делом чести и первой необходимости, и, пока старцы в одной манере с Гэндальфом курили трубки, я на мелководье пыталась обучить бывшего князя. В принципе, похож на разноцветную рыбку он был не меньше, чем на чудо-птицу. Канан, остудив голову и немного отдохнув, почему-то втянулся в нашу затею, и мы спорили, но учили вдвоем. Старцы о чем-то негромко разговаривали. Ветер сносил слова, но я и так догадывалась, что они тоже думают: дотянуться ли рукой до Амана? Куда ведет море?Разнообразия в общении было мало, это периодически наводило тоску. Существо, взрослевшее и как будто даже умневшее, не могло не радовать. Канан обучал его всему, и со стороны мы, вероятно, иногда были похожи на счастливую семью. С другой стороны, никогда не было одиноко и тоскливо, как в пустыне. Море разговаривало со мной шелестом гальки и криком чаек. Мы и все, чем мы пользовались, насквозь пропиталось запахом моря, волосы постоянно были соленые. Иногда, в самый разгар веселья, кто-нибудь из нас мрачнел. Все понимали: думает о том, что, пока мы тут веселимся, страдают жители Хээй, пропадают многолетние труды. Раз в несколько месяцев к нам приезжал ?колдун? Масута и привозил новости из княжества, которые добывал своими путями. На втором году нашей жизни в изгнании приехал Ёней и привез учителя Айли. Учитель привез то, чего не хватало в запасах старцев, которыми они нас снабжали. Порошок, которым я красила волосы, Асар, судя по всему, продавать запретил. Родной цвет к удивлению Канана и Существа отрос, и они начали звать меня Рыжик. Когда мы выбирались в небольшие поселения, я всегда маскировалась под парня и прятала волосы под чалму. Пригодились навыки, отработанные когда-то в гондорской Академии. В одни и те же места старались по два раза не ездить. Повторяли поездки только на следующий год или через год. Учитель Айли, к сожалению, на третий год умер. Спокойно ушел, уверенной в гармонии мира, который воздаст нам за труды, а захватчиков так или иначе накажет. Канан особенно тяжело переживал смерть учителя. Я снова перебралась в наш первый дом. Одна из проблем жизни с подрастающим Существом была в том, что тело часто брало верх над разумом. Во время вылазок в поселения Канан находил себе и ему женщин. Меня это, чего врать, очень смущало. Ко многому я привыкла, будучи целителем в деревне, но жили мы все-таки вместе, а компанию нашу не разбавляли другие женщины. Поначалу они моей осведомлённости тоже смущались, но потом как-то расслабились и привыкли. Пришлось привыкать и мне. Я оставалась на ночь разговаривать с приютившими меня хозяевами, ходить между домов или просто лежать на новом месте и в шутку думать, приснится ли мне жених. На утро возвращались мои спутники и были обыкновенно спокойны и довольны. Женщины красивыми заезжими мужчинами и их подарками тоже были довольны. Конечно, образовывались определенные связи. Однажды гонцы Асара почти добрались до нас, пришлось оставить наш домик, казавшийся мне прекрасным. Голые деревянные стены, маленькие окошки и скрипучий пол сменились шатром на пологом берегу. Гонцы не думали, что мы пойдем южнее, ближе к Хээй, и искали на севере. Мы с Существом перевозили наши небольшие запасы вещей по земле, а Канан — на лодке по морю. Старцев предупредить не успели, я злилась на мужчин, не сумевших не привлечь внимание. Усталыми и обедневшими мы добрались до песчаного берега, уходящего в даль негустым и невысоким лесом. Но обосновались, ничего, прижились. Старцы и Масута, с которыми я поехала встретиться в условленный день на старое место, помогли нам построить новый домик, похожий на старый. — Если не умеете держать язык за зубами, а то, что вас беспокоит, в штанах, катитесь в Охарай и живите там в портовых тавернах, рискуя остаться без головы каждую ночь, — прошипел Иннара, — но не втягивайте в это Кену!Я не должна была слышать этот разговор, но услышала и не знала, на чьей стороне правда. Иннара никогда человеком не был, как и я, вполне возможно, что у эдайн другие потребности, по крайней мере у некоторых из них. И все же за заботу я была майа благодарна, и за нужный тон, которым я выговаривать постеснялась. Канан стал смотреть на меня исподлобья, но больше помогал, если предстояло трудное или опасное дело. ?Не втягивал? меня в неприятности. Существо пару раз попробовало тянуться ко мне, как к тем женщинам, которых он знал, но отстало, видя, что я это не одобряю. Не знаю, может, и Канан с ним говорил. Так или иначе, моя любовь к людям подвергалась новым проверкам и становилась более осмысленной. Иногда мы пели и читали стихи. Всем не хватало культурного общения. Ятульмаль подарил мне мандолину. Существо и Канан учили меня на ней играть, к моему удивлению, оба умели. Морской горизонт загадывал загадки, побуждал к возникновению необоснованные надежды, укреплял веру в чудеса. Иногда мне казалось, что утром я увижу на воде парус, и на корабле обязательно кто-то будет меня ждать. Когда хотелось растравить душу, я садилась и подолгу, по несколько часов смотрела на море, мысленно строя картину: появляется парус, я не верю, несусь быстро-быстро к берегу, сажусь в лодку, гребу навстречу, поднимаюсь по опущенной лестнице, Финдо затаскивает меня на палубу, как тогда, во время бури после Альквалондэ. Синие глаза, похожие на море, по-утреннему светятся. Не так, как у потомков Нарсы, где они сейчас, кстати? И Существо с Кананом недоуменно смотрят на вставший на якорь корабль, на меня в лодке и странных почти светящихся высоких людей. В моих мечтах на корабле часто были братья или хотя бы кто-то из них, не утерпевший и понесшийся спасать сестренку. От чего? От скуки и тоски? Мы бы поехали и побили Асара, в страхе отступающего к стенам своего кабинета под взглядом перерожденных эльфийских героев. Мы бы великодушно его пощадили. Финдо бы обнял меня за плечи, и я бы не боялась взглядов Тихира. Мы бы поехали освобождать Хээй, а потом — весь Восток. Старцы бы по-отечески за меня радовались, Иннара бы ругался на Турко за его нрав и язык. Турко бы спокойно плевал в Доме Асара на пол, ковырял в зубах охотничьим ножом, лез бы в драку по поводу и без, учил бы меня, что я делаю не так — именно так я его представляла после Мандоса. Мы бы постоянно собачились, Финдо был бы преисполнен терпения и мудрости, чтобы не раздражаться. На этом моменте я сама начинала думать, где же мои терпение и мудрость и обещала себе до завтра не спорить с Кананом и не третировать придирками Существо. В один особенно тоскливый вечер я сочинила поэму, основанную на реальных событиях. Следующим вечером я решила поделиться ей с Кананом и Существом, которые бы все равно заставили меня практиковаться в игре на мандолине. Вздохнула, подумала, может, не стоит все это им выкладывать? С другой стороны, за это время они явно заслужили мое доверие. Они сели, готовясь к вечернему часу стихов, увидели, что я немного волнуюсь, ободряюще улыбнулись. Я вздохнула, и, уставившись низкие облака над горизонтом, начала рассказывать:Помню, как отец решил нам сделать герб.Он тогда чертил змеев и драконов,Ласточек пускал, он на синем небе, Горн изображал, жар печи кузнечной.Кажется, огонь был ему роднее,Красному тогда, отдал он полгерба.В кузне вне огня все покрыто тенью:Темное железо докрасна нагреет,Красное железо дочерна остудит,Будет добрый конь с новою подковой.И сказал отец: ?Мир велик и красен! Выбирайте, дети, кто куда захочет, Восемь стрел направим на гербе домашнем!?Выбрал брат-охотник юга жар и трепет Воздух раскалённый, да кузнечный стрекот.Выбрал брат мой младший, на отца похожий Юг к востоку ближе, жаром тоже веет С континентов темных и зовёт в дорогу.А ещё восточней — выбрал самый младший.Прямо в сердце смотрит страшному Эндорэ,И в глазах играют искорки восторга. Брат, что как две капли, место рядом с выбрал К северо-востоку руки потянулись,Там рассвет у моря, клёкот быстрых чаек.Брат другой хотел бы, это место выбрать, Тот, кому у моря жить велела песня.Только милым братьям море уступил он, Выбрал путь на запад, к водам мира духов.Что лежит за ними? Тайна, неизвестность, Брат второй решился к тайне путь направить. Старший брат хотел бы выбрать юго-запад Там гудели б пчёлы и с косой медовой Весело играл бы тёплый моря ветер. Брат отдернул руку, на отца и братьев,На меня взглянул он, улыбнулся тонко: ?Милая сестрица, брат меньшой мой Морьо, Счастья где искать вы больше бы хотели???Я хочу на север?, — быстро я сказала. Но отец, нахмурясь, мне сказал серьезно:?Там в холодных скалах, лихой ветер свищет, Ни цветов, ни песен, только ночи пустошь.Ледяные глыбы и за ними море.Что железной воли, да зубов точеных, Быстрых ног и копий — силу не имеет,Что с терпением камня мериться не может, Погибает тут же, ветром злым заеден?. Голову тогда я низко наклонила И сдержать хотела возгласы обиды. Промолчать решилась, раз хоть не перечить. И отец с улыбкой выбрать юг наставил: ?Братьям ты доверься, край суровой сложный, Выбирай же радость, жизнь в тепле и свете,На тебя посмотрим — сердце успокоим?.?Папа, знаю что ты мне желаешь счастья, Как желаешь братьям, мною так любимым, Только край ненастий, холода и ветра На кого возложишь? Неужели брату Старшему за всех нас выпало ответить??Погрустнел отец, суетились братья, Стали все меняться, брату юг оставив. Улыбнулся старший и сказал мне тихо:?За меня, сестренка, ты не беспокойся, Я за вас в ответе с самого рождения, Мне такая доля — младших от несчастий Уберечь стараюсь. Только мне и силы Выпало немало. В холод дом построю И огонь от ветра сберегу я верно. Если я другое выберу занятье,Буду неспокоен, все о вас тревожась.Сделай одолжение, разреши мне выбрать Севера угодья, можешь встать со мною! С запада холодный, тоже ветер дует Да и скал немало!? — подмигнул мне братец.Так и порешили. Выбрал юго-запад Брат-ворчун мой милый. Для него и пчёлы, И леса с полями, будет мёд готовить, Нам потом отправит. Старший выбрал север, Гордо улыбаясь. Разве знал тогда он Про сквозняк и холод, что в шатрах гуляет.Чувствовал тогда ли, камеры тюремной Темноту и камень? Подпирал тогда ли Склон горы высокой? У меня же море, дюны склон песчаныйС серебристой травкой, ей играет ветер. Море шепчет что-то, тянет будто дальше. Ледяные скалы, чувствую рукою, Мне они как братья — дети океана. И закатный сумрак, золото с сиренью — Будет мое небо, звёзд высокий купол. Тяжела дорога. В семь сторон, что в омут, Зря отец цветами да тёплом прельщал нас. Как стою одна я на пустынном пляже. Ветер не доносит ни одной мне песни. Холод пробирает, охватил жар разум, Как железо в кузне, я шиплю от боли. Внешних вод мне голос слышится сквозь слёзы.Он велит оставить горечь и обиду,На пути мне счастье голос обещает.Много миль прошла я по песчаным дюнам, И холодный ветер рядом был в дороге. Всю прошла дорогу с севера до юга, С запада к востоку. Снова вышла к морю. Путь теперь закончен? Времени круг сделан?Так ходить по землям до скончания мира?Там за горизонтом ждёт меня ли кто-то? Вера в чудо прочно проросла из сердца, Да чудес ли мало? Только все не эти. Много глаз встреча, только все не эти. Восемь стрел, а важно, чтобы были вместе.Нет теперь и герба, брось пустую жалость,И печаль по ветру, с музыкой умчалась.Струна мандолины печально дрожала, прохладный ветер трепал отросшие рыжие волосы. — Где кончаются твои истории и начинается жизнь, Рыжик? — Существо село рядом на песок, взяло из моих рук инструмент, посмотрело добрым понимающим взглядом. — Нарисуешь?Я начертила палочкой на песке языки пламени в круге. — У меня есть идея! — Существо вскочило и побежало собирать сухую траву и веточки. — Вставайте!Мы с Кананом переглянулись и медленно пошли собирать по дюнам материал. Существо и Канан отказались от своих гербов, украшений, цветов и так далее, ходили в простых льняных рубашках и темно-синих штанах, подкатанных обычно до колена, князь почти всегда босиком. Я одевалась так же и было странно думать, что этот собранный на песке из жухлой травы и горящий в ранней темной ночи символ когда-то горел у меня на плаще, на тунике, что он же горит лунным светом над входом в королевство гномов. Может, это все. Кроме как в Кхазад Думе и здесь, на восточном берегу Средиземья, его нигде больше не существует.— Хороший герб, это я тебе как человек, создавший свой герб сам, говорю, — произнес Канан. Мы выложили и его герб, и герб князя, смотрели, как они зловеще и мощно горят они на фоне черного моря. На следующий день, когда Существо еще не вернулось с утренней рыбалки, Канан завел со мной разговор о будущем. Он пока не мог мне ничего обещать, но сейчас у него был период, когда он верил, что Хээй мы вернем. И он оказался прав. Спустя десять лет изгнания законный правитель вернулся в княжество с войском Ёнея и Охарая. Мы чуть-чуть, на полтора месяца опоздали — не смогли спасти Чосуля, новый наместник, присланный Сауроном, его казнил. Возвращения князя как будто не ожидали, захватчиков выгнали, но не обошлось без жестокого сражения. Асар, тоже бывший в это время в Хээй, бежал, но не от моих родственников, как мне грезилось, а от моих старцев. Во дворце князя встретили со слезами, падали на колени, а он шел с мечом наголо по дворцу, и я думала, что это неправильно. Казначей Гужо стал почти седым, обнял меня на радостях. Йонсон постарела, но не подурнела. Ёней ворвался в замок вместе с нами, и влюбленные впервые за долгое время могли спокойно побыть вдвоем. Наместник Саурона преследовал Ёнея, желая лишить его титула и власти, но многие в Сакуле сохраняли ему верность. Наместника, кстати, Ёней не пощадил. Снес голову в тронном зале, а его личного слугу — юношу с хитрыми глазами, отправил к Саурону передать, чтобы больше никогда в сторону Хээй не смотрел. ?Колдун? Масута стал новым главой Школы мудрецов.Все было справедливо, но пролилось много крови. Балрог, были бы на службе у Саурона и здесь эти страшные чудовища орки, пожалуй, было бы проще. Я сказала об этом друзьям, князь согласился со мной, но сказал, что, разгромив войска Саурона сейчас, мы предотвратили множество сражений в будущем. Я не сражалась в этот раз, думала, помогу старцам с Асаром, но они справились, не дожидаясь меня. Я говорила Сидзару, что выбрать правильного спутника жизни важно, но министры хотели, чтобы двадцатисемилетний князь поскорее женился. Мое Существо пообещало министрам, что поищет жену, когда княжество будет хоть немного приведено в порядок, и для этого поедет в Сакул. Все, отвыкшие от выходок князя, обманутые его серьезным видом и строгим тоном, поверили и отправили своих дочек в Сакул. Сидзару посмеялся над ними, отправил в Сакул Канана, а сам переоделся в простую одежду, сел на постаревшую, но верную Ночку и поехал в Охарай.— Мне нравилось, как мы жили у моря, хочу себе человека оттуда, — объяснил мне, Канану и Ёнею князь.— Я не понимаю, зачем ему понадобилось затевать все эти романтические приключения, не мальчик уже, — жаловался мне Гужо. Его, бедного, не сместили с должности, и он десять лет всеми правдами и неправдами старался служить своей родине в руках тирана. Нервы его были расстроены и через несколько лет он уехал в загородный домик делать вино. Я не стала ему объяснять, что в юном возрасте на такие романтические приключения у князя времени не было.Сидзару нашел себе жену, но не говорил нам с Кананом, пока не убедился, что это его человек. Она была дочерью невысокого министра из Охарая, который помогал нам с восстанием. Жена переехала во дворец, а я — в Охарай. Там жить мне нравилось, хотя люди, живущие у моря, всегда относятся подозрительно к незнакомцам. С другой стороны, местные власти знали меня хорошо, их расположение успокоило горожан. Мне отдали небольшой двухэтажный домик: две комнаты на первом этаже и одна на втором с видом на море. У меня была помощница, направленная наместником Охарая, у Летуньи было стойло и прогулки вдоль моря. Очень быстро я обросла знакомствами, как всегда у меня случается, немного странными. Однажды я починила соседским мальчишкам лодку, очень просто и грубо, их отцам бы точно пришлось переделывать, но отцы за этой общей на десятерых ребят лодкой не следили, это было только их — детей — судно. Мне не нужно было ничего делать, не нужно было почти ничего опасаться. Я подружилась с помогающей мне по дому женщиной и ее семьей. Раз в полгода приезжала в Рюкор во дворец.— Кена, ты не хочешь жить здесь? — спросил меня князь спустя год после возвращения на трон. Мы пили чай, и я поперхнулась. — Если тебя что-то смущает во дворце, скажи, это можно решить.— Давай я буду приезжать зимой, а ты с семьей ко мне летом? У Сидзару за следующие шесть лет родилось два сына. Они приезжали летом в Охарай, к родителям княгини. Я много общалась с подросшими приятелями по лодке, смотрела на молодую веселую жизнь и радовалась вместе с ними. Все, тоска пусть остается в прошлом, пускай в гербе, который мы выложили и подожгли, сгорело все, что меня мучало, остались только хорошие воспоминания. И все бы хорошо, но моя очередная установка на новую жизнь выразилась в веселом взгляде, в улыбке, может, даже в движениях. Я не послушала добру помощницу, когда она, смеясь, сказала, что выгляжу так, будто влюбиться собралась. Князь с семьей останавливался обычно в большом доме рядом с дворцом наместника Охарая. Мы несколько раз за лето уходили на весь день или ночь гулять, пить молодое вино, откровенно говорить о многих вещах, которые не могли сказать другим. Кажется, это сильно никого не смущало, потому что никто нас за чем-то странным не заставал, дети у меня не появлялись. Злые языки, конечно, находились, поводов-то было гораздо больше, чем когда я пришла ночью к Асару. В любом случае, жена Сидзару была спокойна, а из-за остальных что, вычеркнуть друг друга из жизни после десяти в одном доме? Правда, выросшее Существо замечало то, чего не замечала я, например, каких-то бесперспективных моих поклонников, и отваживало грозным взглядом и статусом. Но спустя некоторое время все соседи свыклись с мыслью, что я какая-то часть жизни их князя, цветов и бус из ракушек больше не дарили. А могли бы, где она, теперь, настоящая любовь-то!Ночь была светлая, над морем белел яркий почти хищный месяц. Сидзару взбаламутил лунную дорожку, с криком рассеял водяную гладь на тысячи брызг и пропал. Вынырнул далеко впереди, мокрые волосы блестели под лунным светом. Снова исчез в черной воде. Я догадывалась, что он, воображая себя то ли быстрым дельфином, то ли морским хищником, кружит вокруг меня, но чужие руки схватились за ноги все равно неожиданно и потянули вниз по шершавому каменному дну. Я вскрикнула, засмеялась и ушла под воду. Частые морские игры, но в темной воде немного страшно. Вынырнула тоже посреди лунной дорожки, проплыла вбок, и дорожка побежала по воде за мной. Довольный Сидзару вынырнул рядом, ответил на улыбку, руки протянулись и обхватили меня за талию. Вода и небо были черными, черными были глаза, еще недавно — глазищи, брови, волосы. Казалось, князь вместе с пейзажем нарисован черной тушью, белыми художник оставил только месяц и дорожку, блестящие белки глаз и блики на волосах. Я попыталась мягко отстраниться, но князь решил за двоих. Что-то вдруг перестало быть таким простым и понятным, как всегда.— Кена, — лицо приблизилось, глаза смотрели серьезно. Когда он успел научиться так взросло смотреть? Существо смотрело иначе.— Не стоит, Сидзару.Вода была прохладной, а чужое тело — теплым, в объятиях было приятно, было бы даже спокойно и радостно, если бы это были руки… другого, кого я тащила за ноги по скользкому илистому дну, в шутку топила. Я, с быстро бьющимся сердцем и красными щеками, отвернулась и выскользнула. Посмотрела на луну, на черный горизонт и поняла, что корабль, который я все еще, даже отрицая это, жду, никогда не придет. А если и придет, то кто на нем будет? Тепло здесь рядом, протяни руку, возьми дорогое сердце, родную душу!Нырнула, чтобы остудить голову, проплыла так долго, как смогла, пока не стало больно в груди. Сидзару был уже у берега, ждал меня и задумчиво смотрел на море.— Я тебя напугал? — спросил князь, когда мы сушились у костра. Знал меня хорошо. — Нет, — я покачала головой. — Прости меня, — князь отвернулся, волосы закрыли лицо. — Балрог, я осел!..Помолчали.— Что-то случилось у вас с Мурий?Ответил не сразу.— Все стало по-другому. Не знаю, в какой момент началось, но мы все дальше и дальше. Я, знаешь, когда искал, — добавил он, помолчав, — только с тобой жил так, чтобы мне не служили. Я подумал, что если найду себе девушку поспокойнее, то и жизнь будет спокойнее. Много волнений было связано с княжеством, да и сейчас… У нас с тобой все снаружи, а у нее — внутри, не поймешь, что там копится и зреет. Я поездки сюда жду, как ждут дождь в пустыне! — князь вскинул голову, повернулся, глаза блеснули. — Знаю, что глупо сбегать от сложностей! Ты сегодня так улыбалась, что я не удержался. У тебя глаза, — Сидзару улыбнулся, — прямо светились... Столько мыслей в голове постоянно. Не могу перестать думать о том, что было бы, если бы тебя в жены взял. Ты бы не пошла, конечно, не говори этого сейчас, я и так знаю.— Ты говоришь о своей усталости и беспокойствах Мурий? — осторожно спросила я.— Да почти нет. Не хочу выглядеть слабаком, ни в чьих глазах. А у Мурий сейчас все мысли только о детях.Я улыбнулась: мальчику не хватает внимания. — Не думай, все было бы то же самое, а скорее всего, гораздо хуже. Мы бы с тобой делили власть, я бы устраивала сцены и уходила, дети, если бы и были, то без поддержки родственников… А Мурий тоже старается со всем справляться сама, не нагружать своими проблемами тебя. Начни с помощи ей, и она снова будет заботиться и думать о тебе.Князь упрямился, но, кажется, совету последовал, потому что у самого скоро заблестели глаза. Через год у них родилась дочка, Сидзару все хотел назвать ее Кеной, но мне было неловко, да и вообще, это же не в память, я пока жива и здорова. Лирей сама разливала чай и советовала взять имя, напоминающее о море. Мы улыбнулись, переглянулись, и дочь получила имя Хэ У. И Хэку, и Хээй… Где-то лет через пять, когда Сидзару был завален государственными делами, и отправил семью на лето в Охарай, сам приехав только на пару дней, мы с его женой неожиданно вышли на откровенный разговор. Может, повлияла летняя морская атмосфера, казалось, что все, что будет сказано здесь, унесется далеко-далеко с волнами.— Перед рождением Хэ У мы опять чуть было не разбежались, — княгиня прятала лицо от солнца, наблюдая за резвящимися на пляже детьми. — Проговорился, что тебе о наших трудностях рассказал, а ты ему советы давала. Я тогда чуть вместе с детьми из дворца не уехала. Конечно, ребенок под сердцем думать спокойно не дает, но и без ребенка бы так сделала. Он не понял, на что я злюсь, думал, гордость мою задел. А ты, я думаю, догадываешься.— Не совсем, — я крутила в пальцах травинку, не спеша обнаруживать свои предположения.— Не правда, — спокойно констатировала собеседница. — Знаешь ведь, что для него значишь. Что он со мной говорил не ради нас, а чтобы уважение твое заслужить, поступить правильно, не бросать жену с детьми, — разжевала мне княгиня. Я обернулась — ее лицо было покрыто румянцем, губы кривились, но говорила она ровно. — Я не думаю, что все было именно так. Он всегда дорожил вами, а такой совет дал бы ему любой человек, не желающий княжеской семье зла. — Конечно, не только в тебе дело, — поправилась княгиня, — но мне было так обидно, что он между мной и тобой и что так будет всегда. Ты мне, Кена, как свекровь, — она засмеялась, — даром, что выглядишь моложе меня. Я хмыкнула, но не ответила. Как объяснить смертным, что можно завидовать старению и уходу? А она бы хотела меня пережить, взять мужа в свои руки. Насколько это возможно, конечно.— Нравится мне это или нет, но только тебе я могу доверить приглядывать за детьми, когда с нами случится то, что случается с людьми, — княгиня повернулась ко мне, лицо ее было серьезно.Хэ У подбежала к нам, показывая ракушку. Меня дети называли Хэку или тётя Хэку. Имя ?ребенок? сближало нас, вызывало их доверие. Я догадывалась, что дочка будет очень похожа на отца. Старший сын был в мать и ее род — смуглый, с небольшими вытянутыми глазами, средний — на Существо будет похож фигурой, разве что, повыше, а вот Мелочь — и глазищами, и носом, и улыбкой, и руками, и непослушной волной волос. Иногда у Сидзару случались периоды капризного подросткового собственничества: как в нашу первую встречу — все было его. Но теперь он больше не мог позволить себе таких выходок. Иногда просто звал меня и Канана и ехал в горы, к морю или просто покататься втроем по полю. Мы продолжали гулять вдвоем и общаться. Было и забавно, и тревожно смотреть, как раньше князь на прогулках прыгал по камням и давал мне руку, потом переносил через опасные, по его мнению, места, а потом уже я давала ему руку на скользких или крутых участках… Конечно, делать это было надо так, чтобы Сидзару не видел того, что вижу я, но он позволял так заботиться о себе, как я позволяла переносить себя через камни.Хэ У выросла красавицей, на радость всем. Красота Йонсон уже давно увядала, придворная дама постепенно привыкала к этому, хотя характер ее лучше не становился. Да и повадки женщины, привыкшей приказывать, были при ней. Во дворце и во всем Хээй взошла новая звезда. Если бы эльфы старели, как бы себя чувствовала Галадриэль?А на меня действовало не только обаяние Существа в Хэ У, но и то, что мы с ней были похожи, мне это льстило. Не красотой, конечно, я надеялась, что и не судьбой, а так, обстоятельствами, веселым нравом, когда-то и я была Алассэ. ?Радость и есть радость?, — сказал Финдекано. К сожалению, жизнь Хэ У повернулась похоже, несмотря на мои надежды. Сидзару снарядил меня в группу послов к племенам на юге. Я слышала о невиданных лесах и животных, о том, что в воздухе всегда стоит пар, змеи свисают с ветвей, как лианы, а местные люди дики и темны кожей. Было интересно и немного страшно. Поездка отменилась из-за трагедии: княгиня и старший принц, навещая родичей в Охарае, попали в грозу в невысоких южных горах. Спаслось только двое охраняющих повозку воинов.Существо было потрясено, не верило, отрицало, ломало мебель и падало на пол, закрывая лицо руками. В пятьдесят лет все еще очень чувствительный. Потерять наследника и подругу жизни, когда все, спустя долгие годы тяжелой работы, наконец налаживалось. Да и вода явно была стихией княжеской семьи, оберегающей и дающей силу. А вдруг стала разрушать. Сидзару плакал, уткнувшись лицом мне в плечо, рядом с ним горевала Хэ У. Гордый второй принц, ставший теперь наследником, не хотел обнаружить свое горе в кругу семьи, пытался быть сильным. — Кена, так не должно быть! Это ведь я уговорил ее поехать, она сомневалась.— Сидзару, посмотри на меня! — я взяла лицо князя в ладони и строго сказала, — ты ни в чем не виноват. Просто так случилось. Этого нельзя предвидеть, этому нельзя помешать. Он почти не слушал меня. Я все еще не знала, как утешать, когда теряешь близких. Сидзару после смерти жены и сына начал быстро стареть и слабеть. Всем, кто его любил, было больно на него смотреть. — Хэку, а правда, что у таких, как ты, родители не стареют и не дряхлеют, всегда остаются молодыми и полными сил? — печально спросила меня Хэ У.— Горе точит всех, если страдает дух, страдает и тело, силы все равно уходят, у нас просто иначе, чем у людей. ?Я не хочу так жить?, — говорила полная сил и надежд девушка, — ?не знаю, как, но я буду жить по-другому?. Я догадывалась, как она захочет жить, но не говорила ей ничего, старалась не рассказывать про эльфов. Мы были похожи, я ушла к людям, а ее, кажется, тянуло туда, где человеческих проблем не было. Посланники к племенам отправились только спустя год. Мне было страшно оставлять князя, он так хорошо справлялся со всем до трагедии, был сильным и смелым, а сейчас стал хрупким. — Поезжай, Рыжик, не волнуйся за меня, — в год постаревший князь погладил меня по плечу и улыбнулся, улыбка казалась мне грустной, хотя он и старался. — Наместник Чосуль, когда ты с ним познакомилась, был старше меня, и давал фору всем. И я еще подержусь. Не бойся.И я поехала: пробираться через джунгли, пить дождевую воду с широких зеленых листов, вскрикивать от внезапно замеченных лягушек и змей на деревьях. Второй принц и наша группа бы посмеивались надо мной, но шарахались все. Знакомство с полудикими людьми оказалось не очень приятным. Или у меня было не то настроение, когда хочется начинать все заново, обучаться и обучать языку, открывать новое. Я как будто постарела вместе с Существом, даром, что не было морщин и седых висков.Ехала обратно в мрачном настроении, усталая, мечтающая о чистой постели и встрече с культурными людьми. Хотелось посидеть с Сидзару, Лирей и Хэ У на веранде в дождливый или солнечный день, попить чай, почитать стихи или поиграть на мандолине. Во дворце тоже царила мрачная атмосфера. Стоило нам подъехать к главному корпусу, с крыльца сбежал запыхавшийся новый казначей: ?князь болен?, ?несколько дней не встает с постели?. Мы с принцем переглянулись и, не думая ни об усталости, ни о людях, которых должны были отпустить, понеслись в княжеское крыло. Опять было быстрее через сад, опять поскальзывались на каменных дорожках, с серого неба шел мелкий дождь. Снова в коридоре столкнулись с Кананом. Канан был уже дедушка, но ему хватило сил перехватить меня.— Кена, Кена, стой! Я дернулась и быстро вырвалась, но Канан схватил на руку и так грустно посмотрел, что я замерла. Что-то внутри то ли горячело, то ли холодело с каждым шагом. Но замерла я только на миг. Мне кажется, если бы не было дверей, я бы прошла сквозь стены, не было бы пола — пролетела бы, проплыла бы в дожде. Сидзару лежал на подушках, лицо было бледным и желтым, глаза запали, щеки тоже. Нас не было три месяца. Балрог, всего три месяца! Изменившееся почти до неузнаваемости лицо повернулось к нам. Нос с горбинкой торчал клювом. Птице пора улетать.Я попыталась улыбнуться, но ничего не получилось. Взяла князя за руку. — Тебе больно? — Нет, — свистящий шепот, — совсем нет, не плачь, Рыжик. — Отец?.. Сидзару сделал сыну знак, чтобы тот наклонился, обнял его трясущейся рукой и поцеловал в лоб.— Ты хороший парень, добрый, будь добр с народом и дворцовыми. Будь снисходителен к врагам, если они повержены, но никогда не забывай, чем противник силен. Помни, у тебя хорошие друзья, прислушивайся к их советам, но не забывай о своем пути.Сидзару обвел глазами людей в комнате: Хэ У, Канан, Масута, приехавший Ёней, Йонсон, приемник Канана, новый казначей, Лирей. — Никогда ничего не бойтесь, дети, и помогайте друг другу. Спасибо, друзья, что были со мной. Мне пора. Не печальтесь обо мне, живите радостно, — князь вздохнул и улыбнулся, улыбка вышла спокойной. — Я хотел бы попрощаться с Хэку и Кананом. Дети, я вас скоро снова позову. Все, всхлипывая, удались. Второй принц и княжна стояли за дверьми, принц негромко спрашивал, когда отцу стало так плохо.Слезы текли не переставая. Как глупо было бы просить Существо остаться, не уходить. И при этом другие слова не находились.— Друзья мои, — начал князь и его голос дрогнул, как когда он обращался к сыну. — Я рад, что был с вами, мне провели много времени вместе и многому друг друга научили. Надо было сказать вам это раньше.— Не надо, мы знаем, — быстро прошептала я, сжимая руку Сидзару. Канан держал своего князя за другую руку.— Я счастлив, мой князь, что именно вы были тем, кому я всегда служил. Мне тоже стоило сказать это раньше. Сидзару кивнул.— Кена, — князь повернулся ко мне, я тщетно искала в его образе Существо, — ты знаешь, мне все равно было суждено уйти раньше. Я верю во все, что ты говорила, и буду ждать нашей встречи в Арде Воссозданной. Ты и Хэ У — лучшее, что случилось со мной в жизни, — Сидзару попытался приподняться, но я наклонилась к нему сама, и он поцеловал меня в лоб. — Не плачь, ни о чем не жалей и ничего не бойся, будь счастлива, Рыжик, я очень этого хочу.— Я была очень счастлива рядом с тобой, ты же знаешь, — прошептала я, вытирая мешающие, все не останавливающиеся слезы. — Не оставайся одна. Хэ У…— Не волнуйся, я буду рядом, — перебила я и закивала.Какая-то глупость, слова, которые должны были говорить друг другу всю жизнь, сейчас вырывались и кое-как, путаясь, складывались в прощание. Мы и говорили их, но насколько же чаще, хотя бы за те десять лет, что мы жили вместе, мы могли их друг другу говорить. Многое было понятно и без слов, но, кажется, Существо боялось, что уйдет, не выразив всего, не объяснив. Вернулись дети, через несколько минут Существо умерло. Замерло и застыло навсегда. А его душа прекрасной разноцветной птицей улетела туда, куда определил ей находить Эру до Арды Воссозданной. Думать не хотелось, не хотелось чувствовать. Я сосредоточилась на мысли, что Сидзару не слишком рано ушел, хотя мог прожить еще двадцать и тридцать лет, что смерть жены и сына его подточила и он не смог бы… После смерти Килиана я почти помешалась. Существо ушло почти спокойно. Какая глупость, зачем было ссориться в доме на берегу моря?.. — Кена, я не шучу, — Хэ У хотела казаться очень серьезной и взрослой. — Что ты так смотришь? Это нормально, что я не хочу сидеть взаперти, что мне хочется посмотреть, как живут в других землях. Любознательность и желание непременно получить то, что хочется, достались Хэ У от отца. Ей было двадцать лет, ее брат был князь, у нее было все, что она могла получить в Хээй, и ей хотелось двигаться дальше. Проникнутая ее нытьем, я согласилась и в тайне от нового князя выехала с ней на внуках Летуньи к городу Асара. Нас снова прикрывала Лирей, верная, всеми уважаемая женщина, союзница в проказах юной госпожи. Я по привычке оглянулась на нее: старушка молчала и улыбалась, отчего все лицо покрывалось паутинкой морщин. Она была для Мурей больше свекровью, чем я, а для Хэ У — бабушкой. Но действует тот, кто молод и у кого есть силы, поэтому я вынуждена пережить их всех и пуститься в новый путь. Зачем Эру дал людям возможность стареть и умирать? Или для чего обязательно стареть? Чтобы умирать было не так обидно? Чтобы за их короткую жизнь успели испытать много телесной боли? Мои старцы были светом в ночи при таких мыслях. Они сильны духом, умом и телом, и бессмертны. Хотя бы они. После освобождения Хээй Ятульмаль жил в княжестве, Иннара — в путешествовал и приглядывал за городом Асара. Иногда менялись. На город, после случайного нападения Хээй, никто не покушался, крепостные стены заменяла слава Асара. Столько лет прошло, с тех пор как я была здесь последний раз! Мы замаскировались, но всех обмануть нам все равно не удалось. Я узнала, что Чинар умер больше десяти лет назад, Шодан с семьей перебрался в бывший Умбар. Случайно встретила Мали, столкнулись нос к носу на базаре.— Быть не может! — вскрикнула Мали, постаревшая, но быстро узнаваемая, голос почти не потерял звонкости, — Кена!Отпираться не было смысла, да и не хотелось. — Заколдованная ты что ли? Ни на день не постарела!Постарела, только этого не видно.— Я рада тебя видеть, Мали, — я искренне улыбнулась.Мали с гордостью, впрочем, и не без смеха, рассказала, что она теперь уважаемая женщина: Тихир добился высокого поста и мужа ее пристроил. Похвасталась успехами детей и внуков, спросила, как у меня, нет ли мужа и детей? — Какая настырная женщина! — поделились своим впечатлением Хэ У, когда мы разошлись. — Кена, ты можешь говорить, что я дочка, если хочешь! — княжна схватила меня за руки и решительно посмотрела в глаза. — Ты ведь и правда всегда была со мной и с отцом!— Не переживай, — я погладила ее по голове, как делала раньше. — А эта женщина совсем не плохая. Я рада, что у нее все хорошо.Асар договорился с Сауроном, город поставлял товар, нужный ему, но сам оставался почти свободным. Кажется, ему удалось осуществить свою мечту. Майа в городе не было, зато мы встретились с Тихиром. Пока я была с Существом, я не думала, что время Тихира идет так же, я бы его даже не узнала, если бы он сам к нам не обратился. Долго смотрел на меня, внимательно — на Хэ У. О чем было говорить, прошла целая жизнь… Я снова вспомнила, как давно сравнила Тихира с Турко. Не надо бояться говорить и теперь. — Ты совсем не изменилась, Кена. Хотя я и знал, что так будет, но все равно странно. Какими судьбами?Теперь у него в Доме тоже был кабинет, был свой чай и чайный набор, были вышитые подушки. Заболела голова. Тихир смотрел насмешливо: и от Него сбежала? почему не заезжала проведать? За всем не уследишь, Кена. И хотелось бы вернуться и не оставлять недоверчивого замкнутого мальчика, чтобы теперь перед тобой сидел не просто чужой человек. Я же вспоминала о нем, а так ни разу и не съездила. Когда мы вернулись и получили нагоняй от князя, я сказала Хэ У, что уезжаю и скорее всего — надолго. — Ты не можешь меня бросить, Кена! — капризная, как Существо в семнадцать лет, даром, что воспитанием занимались. — Тогда возьми меня с собой!— А как же твой жених и брат? И друзья? Все бросишь и что приобретёшь?— Ну а что жених? Подождет, или можем его с собой взять!— Я еду не развлекаться, Хэ У! Мне нужно восстановить силы, поверь, здесь гораздо интереснее.— Но мне так хочется хотя бы глазком посмотреть на то, как живут бессмертные! Мы живем на одной земле, а как будто в разных мирах. Если они все время уплывают, как ты говоришь, их может совсем не остаться, мои дети их могут не увидеть, отец не видел…— Думай, что говоришь, — одернула ее я и ускорила шаг, мы шли к Канану. — Я живу не для того, чтобы потакать твоим капризам.— Ну Кена! — княжна надула губки. — Не возьмешь — я сама сбегу!Эру, если я так же себя вела, надо будет выразить отдельную благодарность Элронду и Глорфинделю, что не прибили меня. И потом Килиану. И вот я снова пришла к старцам с разговором об отъезде, но в этот раз не в Аман, а так, на запад Эндорэ. ?Хочу восстановить силы, вернуться к эльфам, пожить немного… со своими?. Майар объяснили: ехать опасно, потому что Саурон и Асар опасаются, что мы свяжемся с западом. Они думали, что как раз это и стоит сделать, но в одиночку или даже вдвоем майар было опасно отправляться по земле, да и выпускать из виду Восток не хотелось. Путь по воздуху был невозможен, Торондор вряд ли прилетит с Таникветиля ради нас. По воде? Но как? Из Охарая через север — так же невозможно, как по воздуху, путь никто не знает, на севере скорее всего льдины, корабль разобьется. ?А отец прошел через Хэлкараксе на кораблях?, — промелькнула у меня мысль, — ?и ведь тоже никто дороги не знал?. Только сейчас я начинала понимать, как же это было сильно. Если не плыть вокруг, то придется выплывать из Ашкара, он же Умбар, города разбойников, подвластных Саурону. Да и как заходить? Мы не знаем, спокойно ли в Гондоре, а задерживаться в заливе Белфалас — давать ашкарцам время нас поймать. Судя по тому, что Гондор на Ашкар не нападает, флот Ашкара не слабее гондорского. — В общем, я поняла, ехать по морю — полное безумство, — подытожила я. — Так в Ашкаре у вас есть знакомые?— Мы над этим работаем, — Иннара спрятал улыбку в бороду.Пока старцы работали, Хэ У вышла замуж, родила дочку, объездила все Хээй. Я почти все время проводила в Охарае, один из моих знакомых ребят теперь построил собственный корабль. Такие корабли они использовали, чтобы надолго выходить на рыбалку или за жемчугом. На жителей Охарая никто никогда не нападал с моря, и я отгоняла навязчивые ассоциации с тэлери. Уходили до рассвета, кожа на ругах и ногах грубела, на коже снова расцветал загар. Помню, Майтимо совсем не мог загорать, все уходило в красный, похлеще, чем Морьо. Морьо, кстати, когда загорал, становился каким-то коричнево-бардовым. По крайней мере Турко называл его краснорожим с еще большим весельем. За это ему, правда, чуть нос не сломали, но обошлось. Мы с младшими рыжиками загорали почти нормально, не как втородомцы с их идеально ровным бронзовым сиянием, но все же. Мама покрывалась на солнце веснушками — на лице, шеи, руках. У меня было немного на носу и плечах, но, может, это при очередной песчаной буре въелся в кожу песок?Вспомнила, как управлять кораблем, пусть и таким, с восточным косым парусом. Тренировалась, ждала сигнала от старцев. Думала. Дали добро — сорвалась с места. — Смотрите, я все придумала, — я заговорщически подмигнула майар. В кабинете Иннары в Школе мудрецов было темно, свечи отбрасывали причудливые блики на стены. Атмосфера была таинственной, готовилось приключение. — В любом портовом городе есть свои самые известные мореходы. Не обязательно богатые капитаны, а удачливые смельчаки. Вас там знают как путешественников. Скажете, что привезли из Охарая отчаянную голову, который прошел через сотню бурь и ни разу не то что не разбил, не поцарапал корабль. Ну, может, не сто, но не важно. Они не поверят, я, переодетая под моряка, начну хвастаться, задену их гордость, сама распалюсь, договоримся проверить на практике. Дальше остается сидеть и ждать у моря погоды. Надеюсь, меня за это время никто не зарежет…— Да там не так опасно, — отмахнулся Иннара, Ятульмаль округлил глаза и закашлялся. — План, конечно, остроумный, — Иннара похлопал друга по спине и продолжил, — но плохо представляю себе его выполнение. Во-первых, даже если замаскируем тебя под моряка, ты не сможешь так просто их обмануть. Надо выигрывать в борьбе на руках, пить, прыгать на спор с высоких камней, плеваться на улицах и спокойно засыпать на покрытых рыбьей чешуей досках. — Да брось, дед, — я грохнула локти на стол и заговорила я на общем восточном наречии с выделенным акцентом (ашкарский акцент я не знала), — что ты бочку катишь? Я в волнах как рыба, на ветру — как пылинка, сам морской царь мне в детстве печать на лоб поставил,— я ткнула пальцем в середину лба. — На руки посмотри, чего они не умеют? Снасти потянут, парус заштопают, сеть вытащат, хвастунов уложат. — Это что за безобразие? — Иннара взял мою ладонь и поднес к свету. — Ты чем, говоришь, в Охарае занималась? Рабом на судах ходила? А то похоже.— Я, дед, не раб, а вольная птица! Над волнами летаю, как чайка, а руки работу делают. Ты меня мозолями не попрекай, за труд не ругают!— Ну все, Кена, не кричи только, — Ятульмаль прикрыл глаза и просительно поднял руку.— Совсем очеловечились, — посетовала я. — Не зря я четыре года в море чуть ни каждый день ходила. Кто оспорит? И морские поговорки еще в пустыне выучила, были учителя. — Допустим, в море мы выйдем. Но как пойдем в бурю? Я с тобой не плавал, не знаю, но есть у меня предположение, что печати морского царя на тебе нет, — Ятульмаль печально улыбнулся.— Придется в открытое море идти. Или пытаться проскочить залив. Дойдем до Гондорского порта, туда за нами не полезут. А вообще мое дело — нас вывести, придумайте вы, господа мудрецы и волшебники, как бы нам не потонуть. — Меня ты уже вывела, — проворчал Иннара. — Нет чтобы на месте сидеть, нет, все время ищешь, как бы голову сложить. Приедем, сдам тебя Элронду, пусть за тобой следит.— То есть все-таки едем? Ура! — я обняла ворчливого майа, он поперхнулся дымом. — Идеи у тебя, конечно, с вывертом, но может сработать. Что мы нагло придем в Ашкар и начнем ссориться с местными главарями, точно никто не ожидает.Когда мы приехали в Ашкар, я все еще не знала, что придумали старцы. Мне они не говорили то ли из вредности, то ли боялись, что у меня может от крепких напитков в местных тавернах развязаться язык. Зря боялись, мы с Эарнуром что только не пили: и вино, и ром из гондорских портов, и контрабандные заморские напитки. А с Килианом в пустыне такой ликер варили!.. Я прочистила горло и пришпорила лошадь. Надо же въезжать как молодец.Ашкар был большим, очень густонаселенным хаотичным и многогранным городом. Из того, что я видела, бывший Умбар парадоксально напоминал мне Минос Анор. Только Белая крепость была стройна и светла, четко разграниченные ярусы позволяли всем слоям населения самовыражаться в пределах своей территории, а Ашкар, десятки раз переходивший из рук в руки был похож на большое гнездо. Куда тянулись его веточки, один Эру знает. Вслед на невысокой крепостной стеной нас встретила широкая улицы, почти как в столице Хээй, но старцы почти сразу свернули в более узкую и темную. Я быстро к ней привыкла, и когда мы свернули в какой-то проход, по которому едва мог проехать всадник, прежняя улица показалась просторной аллеей. Здания стояли в разнобой: каменные, деревянные, из тонких мягких кирпичей, светлые, темные, старые, новые, богатые, бедные. Люди тоже попадались разные, но вечером на улицах обитал преимущественно простой люд. Осыпавшаяся с глаз сажа продажной женщины и хищный красный оскал стали моим первым и самым ярким впечатлением от города. ?Заходи, красавчик!? Я вздрогнула и отвернулась, забыв, что мой герой бы скорее усмехнулся и подмигнул. Низкий хриплый смех полетел мне вслед, и я была рада резким поворотам пути. ?Ты как?? — не поворачиваясь, спросил Ятульмаль. — ?Ничего, мы здесь ненадолго?.Если бы сейчас было более подходящее время, я бы поделилась с майар своими мыслями о том, что мировые проблемы и несправедливости никуда не денутся с нашим отъездом. Но сначала надо было обеспечить отъезд. Порт, по сравнению с Охараем, был огромный. Здания подступали к самой воде, ютились по краям глубокой гавани. Мачты торчали острым рядом зубов, веселая вечерняя музыка в этой части порта — для разбитных гуляк, как выразился Ятульмаль, — казалась насмешливой. Последнее время я совсем не могла трезво мыслить. Не слишком ли самонадеянно было решаться на эту авантюру? Ладно, кто суши боится, тот и в море не ходит. Так, кажется, Кохира говорила. Я думала, мы поедем в самую большую трехэтажную таверну, светящую окнами в темнеющее небо, но она была слишком приличной, поэтому Иннара повел нас в небольшое старое деревянное здание с еле различимой вывеской ?Глухой сом?. Фасад еще пытались сделать более привлекательным, но были хорошо видны боковые стены из серых необработанных досок. С одного бока таверна была приперта каменным зданием — домом хозяина (значит, торговля хорошо идет), с другого выходила на узкую уже темную улицу. Иннара быстро вводил меня в курс дела: ?Заходишь и сразу попадаешь в главный зал, прямо — стойка, по краям столы, в правом углу несколько столов всегда сдвинуты в один, за ним собираются любители поиграть в кости и похвастаться дневными приключениями. На втором этаже тоже игроки, но туда так просто не попасть. У лестницы сидит здоровяк, он не от хозяина, а от второго этажа. Лучше сначала влиться в компанию на первом, потом о тебе узнают люди со второго. Они нам нужнее, капитаны и офицеры на первом редко сидят. Мы пойдем на второй разу, тоже удочки закинем. Если что, запомни: слева от стойки есть невзрачная дверь, она почти всегда не заперта, если что-то пойдет не так, выбегай туда и через эту улицу вверх в город, на втором повороте направо, к гостинице. Все запомнила? А имена все помнишь??.?Да помню, не волнуйся! Ильмад — капитан двухмачтовой шхуны, хитрый и терпеливый. Гудас — ходит на лодке с двумя парусами, общительный, неагрессивный, но просауроновский. Манмау, он же Петух, ходит на летучке — лодка с четырехугольным косым парусом, как и мы. Гондзар — боцман Ильмада, азартный и глуповатый. Ходок Баяск — бывал в страшных штормах, уважаем, гордый, большой прямоугольный парус. Все? Можем идти?? ?Ну начнем?, — Иннара спешился и пошел к крыльцу. Тут же его узнал какой-то моряк, старец добродушно похлопал его по плечу. Я, почти не притворяясь, презрительно усмехнулась и поднялась по лестнице. Свет и шум на мгновение окружили меня, как в тумане я замечала все, о чем говорил Иннара. — …привел вашего брата. Ящерицей называют, с самого восточного берега. — А почему Ящерицей? Потому что сапогом раздавить можно? Последовал взрыв хохота. Это крикнул красный лицом человек от стола игроков. Ростом не меньше меня будет, а по весу чуть ни вдвое больше. За это и держаться. — Потому что меня буря сто раз пыталась схватить и утащить на дно, а каждый раз оставалась с хвостом в руке. Если буря не раздавила неуловимого Ящерицу, куда такому толстяку за мной угнаться! — Новый взрыв хохота. Хорошо. — Но, поскольку я тут гость, а в гости с пустыми руками не ходят, готов поделиться с тобой всеми сокровищами морского дна, давно пора заплатить морскому царю за его подарок!Толстяк было приподнялся, чтобы врезать мне, но интерес окружающих привлекла последняя фраза. — Это какой подарок? — Как-то раз я в детстве, я выпал из отцовской лодки, — я села за стол, локти слушателей, готовившихся к интересной истории, послушно раздвинулись. — Водные потоки утащили меня на самое дно, куда не достают солнечные лучи. Темнота и холод окружили меня, как вдруг я увидел приближающийся яркий свет. Ко мне плыли две русалки с сияющими хвостами и глазами, в жемчужных ожерельях не голой груди. Обратились ко мне нежными голосами и сказали, что доставят меня к морскому царю. Не буду описывать вам дворец, такую красоту все равно нельзя вообразить…— Да ты не видел, вот и сказать не можешь, — поддел меня игрок напротив, с хитрыми глазами.— Тебе, судя по всему, красота чужда, поэтому даже спорить не буду, — я отмахнулась. — Но зато опишу вам морского царя. Он предстает в разных обличьях, многие из вас, должно быть, встречали его в бурю на огромных волнах, — кто-то поддакнул, кто-то плюнул. — Мне он предстал могучим мужем с бородой из водорослей и глазами-звездами. Посмотрел он на меня и говорит: ?Ты откуда в моем царстве, дитя??, и от голоса под водой волны идут. Если вы под водой слышали голоса, это царь со своими подданными общается, — я перекрикивала веселый шум. — А я ему отвечаю ?так и так, царь-государь морской, из лодки отцовской выпал, да к тебе на дно волны принесли?. ?Ладно, нравишься ты мне, дитя, дарую тебе жизнь!?. И коснулся моего лба, — я сдвинула черную чалму наверх и показала след от пальца в форме полумесяца, которой мы с Ятульмалем нарисовали знакомым красящим порошком. — Провел мне по лбу и говорит: вот тебе моя печать, убережет во всех бедах на воде. Подняли меня русалки наверх, отец в лодке на колени упал и начал поклоны царю класть. С тех пор, какой бы сильный ветер ни дул, как бы горячо солнце ни пекло, как бы высоко волна ни шла — ничто меня потопить не может. Уж сколько раз опрокидывало, на скалы кидало, а мне все ни по чем!— Брехня, — авторитетно решил краснолицый толстяк.— А вы у мудрецов спросите, они меня с детства знают! — Правда, Махан Этним? — так здесь называли Иннару.На Иннару, негромко разговаривающего с хозяином и курящего трубку, уставилась вся таверна. Хитрый майа выдержал паузу, почти наступила тишина.— Про печать — не знаю, но то, что Ящерице бури ни по чем, кажется, правда. Уж не знаю, как это ему удается, может, и правда благословение морского владыки. — А для костей у тебя благословение есть? — спросил тонкий и угреватый парень рядом. — Для костей нет. Море соперников не любит! — весело отозвалась я. Лапа толстяка хлопнула меня по плечу.— Веселый ты парень, на, покури с нами! — мне протянули трубку, я догадывалась, что курить ее не смогу. Я приняла трубку в руки, но меня спас Ятульмаль, который привел капитана Ильмада. — Будет ли поверенный морского царя курить ваш дешевый табак, — капитан говорил негромко, но голос легко заполнил весь первый этаж, гам улегся. — Мой отец и дед были простыми рыбаками, я не брезгую курить с теми, кто занимается нашим ремеслом.В зале одобрительно загудели. Вообще эти люди могли реагировать на все, что я говорю, по-другому, будем считать, что мне везет. У капитана Ильмада было умное лицо. Внимательные черные глаза, седые виски не прикрыты чалмой, четко очерченная линия челюсти, волевой подбородок, светло-рыжая щетина. С первого взгляда он напомнил мне Алеха, но потом я поняла, что сходство верно лишь отчасти. Ему было лет сорок, на руках — два действительно дорогих перстня, на тыльной стороне ладони — татуировка заходящего или восходящего солнца. Его слова: проверка или просто приглашение, от которого я отказалась?— Нам нужен четвертый игрок, хочешь испытать удачу? — усмехнулся капитан.— Почту за честь, капитан, — я взяла трубку и встала. — А это вам, покурите без меня, — я положила на стол завернутый в тонкую бумагу табак. Обмен был совершен, толстяк благодушно крякнул, мы с капитаном поднялись по лестнице на второй этаж. Капитан был ниже меня на полголовы, я заметила, как глухо ударяют по ступеням каблуки сапог. Хорошо, значит, не должен смотреть на меня странно из-за женских рук.— Любовь моряков заслужить не так просто, как любовь морского царя в твоей истории. Но, кажется, это тебя не смущает?Капитан Ильмад представил меня своим товарищам: капитану Гудасу и Баяску Ходоку. В основном играли они — я не могла уравнивать ставки, но когда ставили немного, с жаром включалась в игру. Я же азартный сорвиголова.На втором этаже было гораздо тише. Меня спрашивали про то, на чем я ходил в Хээй, что там добывают, чем богаты. А я, в свою очередь, спрашивала то же самое про Ашкар. Я громко восхищалась и комментировала, если слышала что-то удивительное. Капитан Ильмад, я чувствовала, прислушивался и присматривался. Последователь Саурона капитан Гудас как бы добродушно выспрашивал меня, почему я решил уехать из Охарая. Я, как договаривались, отвечала, что хочу испытать силы и удачу здесь. — Жаль, Манмау нет, — покачал головой Баяск Ходок, — он у нас все время пытается доказать свое первенство. Я бы посмотрел, как он отвечает на твои истории про морского царя! — А ты, Ходок, сам что такой спокойный? — усмехнулся Гудас. — А что мне переживать. Истории каждый рассказывать может, посмотрим, как на деле себя докажет.Вообще Баяск мне нравился. У него не было такой внушительной внешности, как у капитана Ильмада, его скорее можно было бы назвать нескладным, самой выдающейся частью лица был длинный тонкий и неровный нос. Тем не менее, Ходок пользовался общим уважением и не спускал обид. Капитан Ильмад предложил мне походить на его корабле, чтобы купить здесь свою лодку. Я догадывалась, что обычно он не так щедр на предложения и на это мне необходимо было согласиться. И еще пришлось прицепиться к словами Баяска Ходока и ссориться с этим заслужившем мою симпатию человеком. В общем, я повела себя как безмозглый самовлюбленный осел. А Баяск посчитал соревноваться со мной ниже своего достоинства. Пришлось возложить надежды на Петуха Манмау. Говорили, он должен вернуться на берег завтра. Большую часть следующего дня я провела на судне Ильмада — красивом темного дерева корабле с тремя косыми парусами и косыми же мачтами. Познакомилась с его боцманом, помогла матросам загрузить корабль. Они согласились взять меня с собой. Мне оставалась надеяться, что с ними мы не попадем в бурю. Капитан взял меня матросом, поэтому я удивилась, когда он позвал на капитанский мостик. — Как думаешь, Ящерица, если не сладим с ветром, спасет морской владыка только тебя или нас вместе с тобой? — Может, и груз заодно? — гоготнул боцман. Капитан усмехнулся.— Я давно не хожу на больших судах, капитан, потому не знаю. Но каждый, кто выходит в море, должен быть готов расстаться с жизнью.— Если ты благословлён, тебе легко говорить, — засмеялся Ильмад.— Если морской царь захочет потребовать долг обратно, я не в праве буду ему отказать, — я тоже засмеялась, но получилось не очень искренне. — А насчет жизни, капитан, я серьезно: боишься бури и жажды, ни суйся ни в море, ни в пустыню. — Кажется, ваши люди предпочитают в пустыню лишний раз не ходить.— Они не трусы, но несвобода пугает их больше, чем трудности пути. Море не принадлежит никому, здесь судят по умениям и делам. Как по мне, пусть лучше мою жизнь определяет случайная воля морского царя, чем воля не моего земного господина, — я выразительно посмотрела на Ильмада. Старцы говорили, что он настроений капитана Гудаса не разделяет.— Хорошо, что мы в море, юноша, такие слова на берегу могут тебе стоить дороже. Не все люди нашего ремесла больше преданы морю, чем деньгам, тебе лучше это помнить.— Поэтому я с тобой, капитан, а не с капитаном Гудасом, — я широко улыбнулась. — Хватит болтать, иди работай, — беззлобно проворчал капитан. Буря прошла мимо, нас несильно поболтало на волнах, вода побрызгала в лицо и успокоилась. Ульмо, мой морской господин, будь к нам и дальше милостив. — Знаешь, что находится на северо-западе залива? — капитану не спалось, он подошел и как ни в чем не бывало продолжил разговор. — Нет, капитан, я этим никогда не интересовался. — Капитан быстро взглянул на меня, но вроде поверил.— Там земли западных людей. С незапамятных времен мы воюем с ними, то мы захватываем их порты, то они наши. Три сотни лет назад отсюда выбили западных лордов. Свои же. С тех пор здесь собирались те, кого принято считать опасной публикой. Ну, как мы с тобой. Приход ?земного господина? сплотил нас, сделал город сильнее. Мы не подчиняемся ему, но он дает деньги и власть тем, кто дает нам работу. И велит не нападать на западные порты, копить силы. Мы копим силы два с половиной столетия. И что? Плаваем вдоль берега и доставляем всякую дребедень богатым господам в их поместья? Так наша сила никогда не накопится, иногда мы встречаем западные корабли и сражаемся, но это большая удача. Они следят за нами, отправляют разведчиков и патрулируют свою половину моря. Там даже грабить нечего. Они нас грабят, — капитан хрипло засмеялся. — Я раньше ходил на боевом корабле. Меня за мои… воззрения, оттуда турнули сюда. — Тогда почему вы играете за одним столом с Гудасом? Я вчера понял, что он держится противоположных мыслей. — Когда мне было столько, сколько тебе… Сколько тебе, кстати?— Двадцать. — Ну да. Тогда я тоже думал, что не сяду за один стол с таким отродьем. Однако, — Ильмад скрипнул зубами, — жизнь учит быть гибким. Я потерла виски. Одновременно с хрипловатым голосом капитана и шелестом рассекаемых волн, я слышала в порывах южного теплого ветра то, чего не слышала очень давно — голоса. Последний раз такое было в пустыне, еще до того, как начала различать язык бури. Я думала, теперь, когда мне не нужны слова, чтобы понимать мир, таких песен больше не будет. Но нет, духи, очевидно, решили иначе. Зная, что стоит прислушиваться к подобным предупреждениям, я отвлеклась от разговора с капитаном и запомнила несколько строк.На опушке древнего лесаЖила принцесса,Как проблеск зари хороша,Светла и нежна душа. Но осень сыпет иголки,Из леса выходят волкиКак манит моря прибой,Так звери зовут с собой. Бежала с волками злаяСудьба для принцесс другая.Под желтой ночной лунойЕй нет дороги домой.— Что, морской царь с тобой говорит? — усмехнулся Ильмад, ему не понравился мой рассеянный вид.— Нет, — я тряхнула головой и изобразила бесстрашную улыбку, — мне показалось, что я слышу пение русалок. Они зовут нас в открытое море. Они тебя заждались. Вечером мы вернулись в порт. Все было хорошо за исключением того, что с борта, как другие моряки, я не мочилась. Пришлось терпеть и придумывать, что не пью в дороге, чтобы не мочиться на голову морскому царю. Пришлось не пить…Вечером в гостинице я набросилась на воду, Иннара любезно поинтересовался, не нахлебалась ли я соленой воды.Я познакомилась Манмау. Сначала я подумала, что он тоже из Хээй, но в Ашкаре собирались люди настолько разнообразной внешности, что судить по виду было нельзя. Манмау был ниже капитана Ильмада еще почти на голову, должно быть, часто слышал шутки, что, когда в море дует сильный ветер, ему приходится держаться на снасти, чтобы не улететь. Коротко стриженый, с раскосыми глазами и хищной усмешкой, он не производил впечатление спокойного и уверенного в себе человека, как Ходок Баяск, его будет проще вывести из себя. Я так была занята своим новым образом, на поддержание которого уходило много сил, что забыла поделиться со старцами услышанной песней. Нехорошо от такого отмахиваться, особенно если духи говорят о моей беде. Пришлоcь бахать локти на стол, кричать на всю таверну, рискуя сорвать голос, и никакой отвар для понижения тембра бы не помог, рассказывать всякие небылицы и щедро приправлять вранье поговорками вроде, впрочем, это хотя бы было интересно. От грубости я устала гораздо быстрее, чем думала: почесать в штанах, поковырять в носу и вытереть о те же штаны, рыгнуть и заржать — на это внимание даже никто не обращает, что там говорить о плевках. Поэтому я радовалась моей воспитанной на фоне матросов компании на втором этаже. — Вот будет буря, — Манмау прищурился, из-за чего взгляд стал еще более хищным, — тогда, Симпатяшка, и проверим, у кого яйца крепче. Симпатяшкой Манмау взялся меня называть с самого начала. Конечно, в разных землях понятие красоты отличалось, но правильность эльфийских черт, с которой бы поспорили мои сородичи, здесь притягивала внимание женщин и, как следствие, насмешки мужчин. Я постаралась сделать свой облик более мужественным, решив сосредоточить внимание на бровях и глазах, поэтому брови я щедро накрасила давно известным порошком, а глаза, по примеру колдуна Масуты подводила по контуру сажей. — Зря вы это, море хвастовства не любит, — покачал головой седой старик за соседним столом, впрочем, не надеясь вразумить молодых и глупых.Два дня дул сильный ветер, посмотреть на долгожданные тучи, сползающиеся к горизонту, любопытных собралась полная набережная. Шторм пришел неожиданно быстро, мы, при всей спешке, еще не успели раздобыть собственную лодку.— Не ходи, парень, — капитан Ильмад поймал меня, когда я спускалась на пристань. — В тихом море — все капитаны, а в бурю идти на незнакомой лодке — все равно что добровольно на плаху. Да даже если не погибнешь, сколько отрабатывать за разбитую лодку будешь? — Я думал, трудности тебя не пугают, — Баяск Ходок, с которым я вынужденно поругалась, кажется, был разочарован моими сомнениями. — Да давай, что тебе будет, у тебя же на лбу знак морского царя! — смеялись мои знакомые и незнакомые, уже услышавшие истории о печати морского царя. Солнце било в глаза, ветер срывал чалму. В голове от гула все мешалось. Море, голубое у берега, на горизонте становилось серым. Ветер успел поменяться уже три раза, конечно, идти было опасно, но засиживаться в порту тоже не хотелось, кто знает, когда буря будет видна заранее, чтобы мы успеем собраться. — Я не боюсь рисковать своей жизнью ни на суше, ни на море, — я повысила голос, — но вот капитан Ильмад меня не возьмет к себе работать, если лодку разобью. А где мне еще отрабатывать? Морской царь так щедр не будет!Манмау презрительно скривился, вскочил на свою лодку и под удивленные возгласы зрителей отдал концы. Капитан похлопал меня по плечу и одобрительно кивнул.К вечеру буйство стихии прекратилось, и на ровной глади воды показалась лодка Манмау, в целая и почти невредимая. Мы с Ильмадом ходили недели две, он рассказывал мне, что знал, о мировой географии, особенно — западной части, мы обсуждали вопросы свободы и политики Саурона. В какой-то момент я почти предложила ему плыть с нами, но удержалась. Уплывет Ящерица, и исчезнет все, что он знал и помнил.Удача была на моей стороне, и, когда через две с половиной недели буря снова начала к нам подбираться, у меня уже была хорошая лодка: палуба в пятнадцать моих широких шагов, два трапециевидных паруса, минимум снастей. Простая и быстрая. Моя история вышла за пределы порта, и какая-то богатая дама решила подарить мне судно. Личность благодетельницы мы не узнали, но мы с Иннарой успели разок сходить в море, опробовать все, что могли. Старые морские волки обещали нам хорошую бурю и смеялись, поглаживая бороды. По счастливому стечению обстоятельств, Манмау тоже был на берегу.— Что, в этот раз не струсишь? А я думал, ты из тех хороших пловцов, которые все никак не могут найти воду!— Поверь, когда морской владыка разозлится, ты будешь искать не воду, а берег, — бросила я и улыбнулась. От этой дурацкой молодецкой ухмылки уже сводило скулы. Потерпи, Кена, осталось чуть-чуть.— Деды все хотят узнать, один царь у моего и вашего моря или нет, я обещал их взять с собой, в бурю костями потрясти! Можешь тоже зрителей взять, для одного веса!— Или меня, — подошел краснолицый толстяк, — сойду за двоих, — и, довольный, рассмеялся. От посетителей таверны ?Глухой сом? более ?приличные? моряки в принципе старались держаться подальше. Наш дурацкий спор у некоторых вызывал недоумение, но над большинством любопытство брало верх, и они просились в лодку к Манмау. Мореход грубо отказывал, предлагал нагрузить его лодку мешками. Почти решили взвешивать старцев и по их весу брать мешки с рисом, но рис бы набрал в себя воду и стал тяжелее, поэтому вернулись к людям. У капитана Ильмада было плохо скрываемое шило в известном месте, а Баяску Ходоку Манмау проиграл в карты. От этих двоих отделаться моему сопернику было сложно, хотя он и спорил, но потом плюнул: ?Время теряем, вся буря мимо пройдет!?. Мы с Иннарой незаметно носили на лодку воду в флягах, мешочки сухарей. Все это выливалось в бочку и сыпалось в ящик, стоящий в трюме (он же каюта). Слава Эру, осматривать суда перед соревнованием никто не придумал!Мы шли носом прямо на бурю, когда Ятульмаль поднялся на палубу со словами ?у нас проблемы?. Перед глазами в миг пронеслась вереница картин: разбитая бочка, крысиное гнездо и, самое очевидное, дыра в дне или борте. — У нас попутчик.— Какой еще попутчик? — я растеряно похлопала ресницами. — Ну так приведи его и выкинь за борт, мы не так далеко отошли от берега.— Хэку, здесь Хэ У.