Глава 7 (1/2)

? А теперь скажи мне правду, ? скрестив руки на груди, Дэйв Карофски пристально смотрел на Курта, закутавшегося в одеяло.

? Я уже всё сказал. Всё, что знал. И я не понимаю, почему ты так реагируешь.

? А как я должен реагировать? Мой парень ходит на свидания с бывшим дружком, а того потом находят мёртвым. И не просто мёртвым, а убитым каким-то чокнутым маньяком с особой любовью к вырезанию языков.

? Дэйв, ты сам себя слышишь? Я не был ни на каком свидании…

? А свечи, ужин, шампанское? И три твоих пропущенных звонка у него в телефоне, совпадающих со временем его смерти? Курт, если ты был там, если ты что-то видел, если ты просто испугался и убежал – скажи мне, просто скажи как есть.

Дэйв в три широких шага пересёк комнату и сел на край кровати, встревожено глядя на своего парня.

? Мне нужно знать, как было на самом деле, чтобы защитить тебя.

? Дэйв, я не понимаю, о чём ты… Я всё рассказал и ФБР и тебе отдельно уже три раза. От чего меня надо защищать?

? От ареста! – отчаянно воскликнул Дэйв и, взлохматив волосы, вскочил с кровати и беспокойно зашагал по комнате. – От ареста, понимаешь? Ты сейчас главный подозреваемый.

? Что ты несёшь? Меня не было там! Я позвонил, перенёс время, а потом понял, что вообще не успеваю и несколько раз набрал его, чтобы отменить встречу! Блейн не ответил, я подумал, что он ушёл и всё! Я, это я нашёл его утром! Я до сих пор чувствую этот запах крови, меня мутит от одного воспоминания об этом! Какой, к чёрту, подозреваемый?

? Шеф считает, что ты связан со всеми убийствами. Со всей серией. Израиль, Дэйвис и Андерсон. Я сделал всё, что мог, чтобы тебя не арестовали прямо там, в театре. Я сказал, что ты был со мной. Я – твоё алиби. До тех пор, пока они не проверят мои слова и не узнают, что я был в спортбаре при куче свидетелей. Меня отстранили от дела, как заинтересованное лицо. Они знают, что мы живём вместе, ? бесцветным голосом произнёс Дэйв.

? Это неправильно… абсурд какой-то, ? Курт поднялся с кровати и подошёл к парню. – Они должны понимать, что…

? Мне надо подумать. Пойду, пройдусь.

Дэйв резко развернулся и вышел из комнаты. Курт услышал, как хлопнула входная дверь, и тяжело вздохнул.

***Дэйв шёл по вечерней улице и никого не замечал вокруг. В голове билась только одна мысль – не допустить, чтобы с Куртом что-то случилось. Неважно, виновен он или нет, Дэйву было всё равно. И дело было не в том, что он мог или не мог допустить мысль о его виновности, нет. Слишком многое видел он, со слишком страшными вещами сталкивался, чтобы понимать, что человеческая натура такова, что в стремлении добиться желаемого люди иногда переходят ту тонкую грань, отделяющую их от безумия. Пусть временного, быстрого, яркого, как вспышка молнии во время грозы, но всё же безумия, которое толкает на необдуманные поступки, продиктованные той самой яркой вспышкой молнии. В такие моменты мать могла задушить свою дочь, заподозрив её в связи со своим новым мужем; сосед небрежным жестом с зажатой в руках бензопилой мог перерубить пополам старого приятеля, с которым не поделил метр земли у края участка; тощий подросток мог нанести двадцать колотых ран отцу, методично избивавшему их с матерью долгие годы… Много чего видел за годы работы Дэйв, но не это сейчас раздирало его на части, а он сам, собственные молнии сверкали в голове, освещая то, что очень хотелось бы забыть, стереть из памяти навсегда, то, от чего невозможно было отмыться, сколько бы не тёр себя до красноты, до кровоподтёков жёсткой мочалкой под душем. То, что навсегда останется с ним – его безумие, его шаг за грань, его вспышки молнии.

Воспоминания лезут друг на друга, теснясь в голове, возвращая в нежеланное прошлое, заставляя опять по старой привычке скрипеть зубами, плотно сжав губы. Дэйв садится на скамейку в тёмном парке и, обхватив голову руками, тихонько покачивается из стороны в сторону. Сюда, сквозь деревья, просачивается лишь размытый свет фонаря у входа в аллею, но Дэйву вовсе не нужно освещение, чтобы снова видеть себя на больничной койке. Афганистан, одно ранение, второе, третье…

Осколки удалили, опасности для жизни нет…

Старайтесь меньше шевелить рукой, пока не срастутся кости…

Какое-то время вам придётся соблюдать постельный режим…

Дэйв, Дэйв… Обещай, что больше никогда так не поступишь…

Голос Курта в голове настолько реален, что Дэйв вздрагивает и невольно оглядывается по сторонам. Но, конечно же, это не теперешний Курт говорит в его воспоминаниях, это тот Курт, который 17 лет назад сидел у его кровати в больнице после попытки самоубийства. Дэйв горько усмехается, долго же эти воспоминания не посещали его.

Он помнит, как было страшно. Страшно решиться, страшно сделать. Страшно в первый раз открыть глаза и взглянуть на отца. Прочитать в его взгляде целые тома боли и беспокойства. А ещё страшнее было ждать, что Курт не придёт. Потому что привык. Люди вообще слишком быстро привыкают к хорошему. Вот и Дэйв тогда, проснувшись утром, первым делом смотрел на часы, висевшие над дверью. Привычкой всего за пару дней стало считать минуты до того момента, как в палату войдёт его личная причина жить и не жить одновременно, как беспокойный взгляд серо-голубых глаз вновь заскользит по лицу Дэйва, пытаясь понять, всё ли в порядке.

? Обещай, что больше никогда так не поступишь.

? Обещаю.

? Я серьёзно, Дэвид.

? Я тоже.

А ведь всё могло стать иначе уже тогда. Если бы Курт не встречался с Блейном. Если бы у Дэйва нашлось чуть больше смелости для нескольких слов. Если бы до конца понимал, что это не просто дружеская поддержка, а, как выяснилось годами позже, нечто гораздо большее. Слишком много ?если? для 16-летнего подростка.

Тогда он не смог, не сделал, не удержал Курта в своей жизни, но сейчас… Сейчас ему далеко не 16 и никакие ?если? не будут мешать ему сделать то, что всё чётче рисовалось в голове, постепенно превращаясь в план.

***Спецагент Ноа Пакерман давно привык не обращать внимания на то, что, казалось бы, могло поставить любого другого человека в неловкое положение. Он не привык посещать дорогостоящие заведения, в которых чашка кофе стоила всех его недельных ланчей. Но Квинн назначила встречу именно в этом кафе, и поэтому, утопая в широком кожаном кресле, он с деловым видом вертел в руках меню, с трудом сдерживая желание присвистнуть, глядя на цены.

? Привет, ? к столику подошла Квинн и совсем не грациозно плюхнулась в кресло напротив Ноа. – Извини, было очень важное совещание, пришлось задержаться.

? Ничего, я тут развлекался от души, ? усмехнулся Пакерман.

? Заказал что-нибудь?

? Нет, думал тебя подождать.

? У меня пропал аппетит, совершенно ничего не хочу. Буду воду без газа. С лимоном, ? сделала заказ Квинн.

? Мне то же самое, ? кивнул Ноа.

? Кстати, в последний раз ты забыл у меня кое-что, ? склонив голову набок, Квинн следила за реакцией парня.

? Что же? – Ноа с подозрением нюхал принесённую в очень хрупком на вид стакане воду.

Квинн сунула руку в сумку и вытащила из неё потрёпанный блокнот. Наверное, впервые в жизни, она увидела, как краснеет агент ФБР. Вспыхнув на скулах, румянец захватил в свой плен уши и начал сползать на шею.

? Ты… смотрела?

? Да.

? Считаешь меня маньяком?

? Почему же? Это очень… мило, ? сдерживая улыбку, ответила Квинн.

Ей очень хотелось широко улыбаться. Так, как не получалось уже многие годы. Искренне, по-детски, от переполнявших эмоций и чего-то ещё, что щекотало внутри.

? Хочешь сказать, что тебе понравилось? – недоверчиво спросил Пак.

? Даже больше, ? кивнула девушка. – Я не знала, что ты рисуешь.

? Как-то само вышло, ? почти оправдываясь, буркнул Ноа. – Вернёшь?

? Верну. Хотя блокнот практически мой, ты так не считаешь?