Часть 1. Глава 8. Щелкунчик и Мари (1/2)
На фоне белого сияния раннего утреннего неба темнели массивные формы каменного британского замка, задний двор которого таил за сухими колючими кустами солидно мебелированную мышиную нору с двумя роскошными этажами. Обитатели норы проснулись загодя и готовились ко встрече нового дня в компании самого владельца усадьбы. Оливия героически вызвалась помочь Тессе навести сравнительно скромный повседневный марафет, а именно помочь натянуть белые нижние юбки поверх длинных панталон и причесать шерсть на голове. Хеннингтон, сидя на банкетке перед туалетным столиком, ровно держала спину. Её домашнее желтовато-белое чайное платье, изобилующее кружевом "валансьен", с воротником в стиле Берта и серебристо-кремовыми перламутровыми застёжками ничуть не уступало полноценному вечернему туалету. Пожалуй, любая девочка неприметного среднего сословия посовестилась бы надеть такое облачение столь заурядным утром. Светлые цвета тканей оттеняли тёмный мех Терезы, а фасон делал её похожей на низкорослую взрослую девушку. — Мне так нравится ваш Воулфилд! — щебетала Оливия, непринуждённо расчёсывая гребнем вьющуюся каштановую чёлку новоиспечённой соседки. — Никогда не думала, что буду жить в таком красивом замке, как ваш! — Рада, что тебе тут понравилось. Правда, я и сама видела Воулфилд всего пару раз в жизни. Приезжала ещё тогда, когда бабуля Нисбет со своими мальчиками здесь не поселилась, — высказалась Тесса, думая, что если Перси едва ли не считает мышь второй матерью, то и называть её бабушкой будет так же уместно. — Кстати сказать, Адам прелестный малыш, а вот Эдвин – грубиян какой-то, он вчера весь день меня обзывал. — Ты не обижайся, меня Эд тоже обзывал, — беспечно махнула лапкой Оливия. — Он злился на меня из-за того, что его папа пропал, а мой – нашёлся. А потом мы помирились. — Это значит, что и я тоже могу с ним помириться, и он не будет меня задирать?
— Не знаю, — честно ответила Оливия. — Эд богачей на дух не переносит. Мне говорил, что он их... как там... презирает, вот. — Как он может презирать тех, кто его кормит и поит два года, причём даром?
— Эд уважает только твоего отца. И никого больше из богатых не терпит. Тебе всё с рождения досталось, а он-то всю жизнь по улицам ошивался. — Безобразие. Если Эдвин не образумится и продолжит меня ненавидеть, то с ним будет говорить мой жених. Уж он поставит его на место! Оливия застыла, чуть не выронив гребень от удивления, но вовремя предположила, что ослышалась. Восьмилетний возраст явно казался довольно небольшим для сватовства. — Жених? — переспросила она. — А не слишком ли рано тебе свадьбу играть? — Ну нет же, мы не будем играть свадьбу сейчас, Оливия! Мне предстоит помолвка, то есть наши родители просто договорятся между собой. Церемония состоится, когда я вырасту. — Вон оно что! А какой у тебя жених, он симпатичный? — вкрадчиво поинтересовалась Флавершем. — Я пока не знаю, — предельно правдиво призналась Тесса. — Ни разу ещё с ним не виделась. Такой ответ показался курьёзным и смехотворным до колик в боку. — Вот умора, скажешь тоже! — Оливия, не удержавшись, фыркнула. — Собственного жениха не знаешь? Как же ты выбрала его тогда? — Для меня его выбрал папа – взрослым виднее, кто мне подойдёт. — Ты хочешь сказать, что готова выйти замуж за того, кого даже не видела? А если он тебе не понравится? Вдруг он окажется толстым и противным? — У него состоятельные родители! — с лёгкостью пояснила Тесса деловым тоном. — Поэтому пусть будет толстым, но со знатной фамилией. — Но ты же и так богатая, зачем искать такого же? — недоуменно нахмурила бровки Оливия. — А какая у него фамилия, если не секрет? — Папа тратит так много, что пришлось на это пойти, — Тереза содрогнулась, явно подумав о чём-то нежелательном. — И вообще, будешь много знать – состаришься! — А как же любовь? — Оливия повязала огромный бант на затылке Хеннингтон. — Её-то за деньги не купишь!
— Любовью и зубную боль нельзя вылечить. Даже сам Колониальный банк и тот лопнет, если вечно швырять деньги на ветер, — важно заверила собеседницу каштановая мышка, частично цитируя Майн Рида. — И где ты таких слов набралась, Тесса? — захохотала шотландка, напоследок затягивая два кончика ленты.
Тереза поднялась с банкетки и со всех сторон оглядела своё отражение в зеркале. Одобрительно кивнув помощнице, она принялась разбирать привезённые с собой накануне книги. Книги эти казались Оливии донельзя скучными даже по названиям, и навряд ли это было несправедливо: кого заинтересует ?Бесконечность любви? Донна, когда есть ?Партнёры по преступлению?? Покончив с этим недолгим делом, Тесса извлекла из общей кучи том с обложкой, на которой была выгравирована позолоченная корона и значилось имя Альфреда Теннисона. — А ты можешь учить вслух эту поэму? — с неподдельным интересом озвучила просьбу Оливия. — Больно хочу узнать, что вы, светские дамы, читаете! Молча перевернув несколько страниц и поправив закладку, Тереза начала с места, на котором она до этого остановилась. Она с выражением напирала на скандование, вникая в суть сюжета: Но вот случилось так, что я однажды, Хоть отроком незрелым был в ту пору, С Принцессою соседней стал помолвлен. То сделали без нашего участья... — Кого-то это мне напоминает! Не подскажешь, кого именно? — лукаво сощурила чёрные щёлочки Оливия, опёршаяся локтем о спинку кровати и притулившая к ладони щёку. — Тише, не мешай, — строго упрекнула её Тесса и продолжила громозвучную декламацию. За стеной, где располагалась комната другой пары мышат, Эдвин лежал на застеленной покрывалом кровати, в верхней одежде, удобно подложив свои передние лапки под затылок. — Эта Тесса уже с утра пораньше голосит, — проворчал он, нехотя убирая лапки из-под головы и прижимая обе стороны спасительной подушки к ушам. — Нарочно сюда приехала, чтобы раздражать своими дурацкими стихами? — За что ты её так не любишь? — искренне, без осуждения поинтересовался Адам. — Мне тепе'гь кажется, что она не только к'гасивая, но и доб'гая! Вче'га помогла мне шну'гки на ботинках 'газвязать пе'гед сном... — Она кукла и зазнайка! Дочери богачей не бывают добрыми, они ничего не видят дальше собственного напудренного носа. Одевается, как на бал, и думает, что лучше всех. Как бы не так! Ух, я ей устрою тёмную, будь уверен. Многозначительно замолчав, Эдвин отвернулся к стене, не переставая прижимать подушку к ушам и все возможности его смекалки сосредоточились на измышлении как можно более гадкой каверзы.*** Тем временем сам мистер Хеннингтон, в прошлом журналист, а ныне владелец конторы и законный хозяин Воулфилда, по обыкновению восседал в кресле, потягивая скотч ?Джонни Уокер? мягкого сорта, бережно извлечённый из застеклённого шкафа, где в неприкосновенности хранился весь бесценный алкоголь, терпеливо ожидая приезда хозяина, который его выпьет.
Дверь отворилась, что обошлось без скрипа новеньких петель, которые всегда были на совесть смазаны, и в кабинетные покои вторглась миссис Нисбет. Вид её был тревожен, что несколько насторожило Перси и даже натолкнуло на худшие предположения, которые подтвердились видом листа бумаги, сжатом в ладони женщины. — Перси, я обязана поговорить с вами, причём довольно-таки серьёзно. Деворджила положила лист на стол, и последние чаяния, доселе таившиеся в уголках сознания Хеннингтона, поспешили ретироваться безо всякого остатка: на бумаге значилась злополучная, утаённая им долговая расписка. Сумма долга, прописанного в документе была неприлично внушительной и оттого могла безоговорочно доказать, что выведенные чернилами цифры способны внушить небывалую панику. А ведь Перси полагал, что он, чёрт возьми, спрятал этот документ так надёжно, что тёща не обнаружит его по случайности. — Матушка, где вы это нашли? — Стараясь сохранять спокойствие в собственном голосе, что удавалось со скрежетом, Хеннингтон вновь обратился к стакану алкоголя. — Лилиан просто хотела погладить ваши вещи, которые помялись в чемодане, и это выпало из кармана вашего пиджака. — Интонация реплики, произносимой Деворджилой, непроизвольно дрогнула. — Это не то, о чём вы подумали, клянусь! — На лбу собеседника предательски выступила испарина. — Перси, я слишком хорошо вас знаю, не пытайтесь меня обмануть. Я и без ваших увёрток прекрасно поняла, что вы опять взялись за ваши картёжные делишки. — Голос миссис Нисбет, поначалу звучавший низко, с каждым тактом повышался на полутон: — Ваши азартные игры. Вашу чёртову аддикцию. Вашу треклятую, непреходящую лудоманию! — Подстёгиваемая подступившим со всех сторон гневом, Деворджила позволила себе закричать: — Дьявол бы побрал тот день, когда вы затеяли свой первый марьяж с тем шулером из Лейта! Вы с тех пор из-за ломберного стола не встаёте! Так вас даже клиновой колодой можно обмануть, вас уже все, кому не лень, облапошили!
— Молю, не кричите, весь дом услышит, — только и смог проронить горе-картёжник, официально восстановившийся в праве именоваться сим позорным званием, под которым был известен в кругах игроков-пройдох, по уши затянутых в пучину азарта. — И клиновой колодой меня не проведёшь... Я клевал только на ласточкин хвост. Миссис Нисбет картинно уселась на стул напротив зятя и обречённо обхватила голову, вполголоса проклиная нехватку столь необходимых сердечных капель под рукой. — О, Перси, вы сведёте меня в гроб. Но пощадите мою Джейми, вы с ней окажетесь на улице нищими, если вы не пресечёте свои бесовские пристрастия. Говорила же я ей, будь осторожнее с эти браком, а она меня не слушала! — Ну же, матушка, вы же ещё молоды, — неумело взялся за утешение Перси и внёс в оговор хоть малую толику справедливости: —Да и потом, вы сами уговаривали её на брак со мной, даже несмотря на моё пристрастие к картам.
После того, как успокаивающе глубокий вздох был исторгнут из недр переживаний Нисбет, в комнате прозвучал самый серьёзный, животрепещущий, главный вопрос: — Сколько денег вы ещё проиграли? — Вопрос этот повлёк за собой неминуемую паузу. — Нисколько, матушка! — Зрачки Перси забегали, делая молодого магната схожим с нашкодившим мышонком, прогулявшим урок. — Больше ни цента! Глаза Нисбет со всей ясностью говорили о том, что она с большей охотой уверовала бы в существование гольбейновских химер, нежели в услышанные ею ребяческие отговорки. — Что-то мне подсказывает, что вы не просто так решили открыть свой ?Панч? именно в Эдинбурге, — мрачно намекнула Деворджила на очередное объяснение. — С чего бы вдруг вам думать о театрах? — А вы, как погляжу, на редкость прозорливы! — оживился Хеннингтон, надеясь перевести щекотливые препирательства в лучшее русло. — Дело в том, что я возвёл театр по заказу одной четы, которая давненько переехала в Эдинбург. И с этой четой я намерен связаться особыми узами! — Глаза его засверкали, точно агаты. — И кто же они?
— Вы с ними уже знакомы. Помните, во время нашей последней встречи, здесь, в Воулфилде, гостил корсетник с его супругой? Связь с ними будет так выгодна, что мне больше не придётся беспокоиться ни о каких долгах! — Связь? О, Господи! Вы же не собираетесь впутывать в это малютку Тессу? — всплеснула лапами Нисбет. — Как же иначе, матушка? Тем более, я знаю, что Тереза не будет возражать против такого решения. — Вы уверены, что поступаете правильно? Она ещё совсем ребёнок и потом стократ пожалеет, что пошла на такое. — Поймите, у меня нет другого выхода. Кроме того, я давно объяснил ей, для чего нужна... такая жертва. — Ваш выбор я, быть может, всегда уважала, но подумайте ещё сотню раз. Неужели вы не помните его жену? — Нисбет содрогнулась и поморщилась, словно её заставили наскоро разжевать лимон. — Таких родственников, как она, не пожелаешь даже врагу! Неизвестно, чем завершилась бы сложившаяся полемика, если бы дверь не отворилась для второго визита за утро. На сей раз посетителем кабинета оказался Хирам с аккуратно зажатыми под мышкой бумажными рулонами. — Доброе утро, мистер Хеннингтон! Вы приглашали меня? — Мастер Флавершем прикрыл дверь за собой и развернулся к персоне владельца дома. Деворджила Нисбет окончательно и понуро умолкла, а Перси откашлялся и, утвердительно кивнув, ответил легко и непринуждённо: — Да, Флавершем, я хотел обсудить с вами наш будущий спектакль и, пожалуй, ещё одно дельце. А что это у вас в руках? — Он заметил, что явившийся держит рулоны наготове. Вместо устного ответа Хирам освободил место на столе, убрав в сторону всё лишнее и развернул любопытные с виду ватманские листы. — Вот так будет смотреться устройство кукол. — Он расстелил бумагу во всю ширину лакированной поверхности дорогой столешницы. — Эти чертежи я выполнил сегодня ночью. На листах обнаружились выверенные карандашные схемы действия кукол в разрезе, подробное изображение всех нюансов часового устройства. Двигатели являли ленточные стальные пружины, заводные оси и оси регулятора, широкое разнообразие редукторов. Полукоронные колёса отвечали за вращение кукол, а за свободное движение голов – ?плавающая? ось промежуточной шестерни. — Надо же, это просто поразительно!— обежав глазами сложную систему, выдохнул хозяин. — Если вы управитесь с воплощением проекта так же быстро, можно будет ехать в Эдинбург уже к середине декабря. — Хеннингтон восхищённо переглянулся с миссис Нисбет, которая была потрясена не меньше. — Я польщён, мистер Хеннингтон, благодарю вас, — улыбнулся мастер, вновь свёртывая листы в подобие свитка. — Но вы, кажется, хотели спросить у меня что-то ещё, не так ли? Перси сложил холёные пальцы в замок и, не обращая внимания на неудобное присутствие миссис Нисбет, опёрся локтями о стол и пытливо воззрился на Хирама. — Скажите мне, как отец: если вам случится выбирать между счастьем дочери и счастьем семьи, что бы вы предпочли? — таинственно поинтересовался он, ещё не понимая, что в тот день так и не получит ответа. — Я... — замялся Флавершем, обескураженный вопросом, не имеющим ничего общего с рабочими моментами и явно чем-то разбередившим Нисбет, заставив её почти сомкнуть брови на переносице. Из коридора, со стороны холла, послышался сдавленный грохот, а за ним – приглушённый, но оттого не менее пронзительный для любых барабанных перепонок девичий визг. По долгой переливчатости визгливого глиссандо можно было догадаться, что среди белого дня стряслось нечто не менее серьёзное, чем преступление века. Когда Флавершем, Хеннингтон и Нисбет одним махом сорвались с места и, вылетев из кабинета, примчались к эпицентру шума, им довелось обнаружить крайне трагичное и нерадостное зрелище: Тесса сидела на полу в перепачканном платье, а в придачу ещё и заплаканная, подле неё лежала стонущая служанка Лилиан, сжимающая остаток разбитой, а до того опустевшей миски томатного супа, и в довершение композиции неподалёку сцепились в драке Эд и Оливия. — Моё платье, оно же было совершенно новое! — навзрыд, позабыв о культуре, стенала маленькая Хеннингтон. Оливия изо всех своих силёнок пыталась сполна воздать Эдвину за обиду, намеренно и бесстыдно причинённую новой подруге. У девочки мало что получалось, но она упорно не бросала рвения наградить мальчишку тумаками. — Ты что натворил, осёл ушастый? — страшно бранилась она, тщетно размахивая своими кулачками. — Да брось, всего лишь показал задаваке её место. Ловко же толкнул, признай, — отбивался от атак Эдвин. — Смешно ведь! Свидетели сей ужасной сцены, недолго простояв в оцепенении с раскрытыми ртами, залпом и в унисон выпалили сразу три упрёка: — Тесса? — запаниковал Хеннингтон. — Оливия? — взволнованно округлил глаза Флавершем. — Эдвин! — вспыхнула от бурлящего негодования Нисбет. При виде подошедших взрослых Оливия наконец сдалась, бросила драку и занялась более полезным делом, а именно стала помогать Лилиан – об этой девушке не побеспокоился никто, и поэтому было неплохо помочь ей подняться. Пока служанка удручённо окидывала взглядом жидкость и осколки на недешёвом ковре, Оливия стала сбивчиво объяснять ситуацию, глядя на троицу беспристрастных судей: — Мы с Тессой шли, никого не трогали, а навстречу нам – Лилиан. Тут Эд ка-ак выскочит, да как толкнёт Тессу в спину, и ба-бах! Теперь всё платье в супе, — не могла отдышаться мышка. — Тесса, золотце, ты в порядке? — Перси, в свою очередь, дежурно прошёл к давно уже поднявшейся самостоятельно дочери, не спеша с тем, чтобы обнять или утешить её. — Не в порядке, — в отчаянии причитала та, с болью созерцая на себе пропитанные томатным бульоном кружева. — Моё платье, оно испорчено! Служанка, принужденная пролить суп на дочь своего господина, была далеко не в восторге. — Вы и меня хотите до увольнения довести? — проворчала Лилиан. — Миссис Нисбет, я требую доплаты за поведение вашего Эда. Неудивительно, что Рут хотела подставить его! Я несла этот суп в столовую, встретила по дороге девочек, а тут откуда не возьмись вылетает этот пакостник, и в следующую секунду мисс Хеннингтон уже... в таком виде. — Мистер Гилберт, вас ждёт крайне неприятный разговор, — горела яростью Деворджила, прожигая невозмутимо стоящего перед ней Эда. — Какая вопиющая невоспитанность, — отметил Хеннингтон, при этом отвернувшись от всё ещё плачущей Тессы.
Оливия сделала знак отцу, и они вдвоём повели Тессу умываться, пока Нисбет поучающим тоном звала Эда бестолочью, а Хеннингтон медовым голосом сулил повышение служанке Лилиан.*** Остаток утра, почти до самого обеда, Эдвин Гилберт провёл в гордом одиночестве, стоя в углу, заложив лапки за спину. Пожалуй, ещё не было придумано такого наказания, которое по-настоящему устрашило бы Эда, а посему он по обыкновению не жалел о содеянных пакостях. Однако то утро являлось исключением, и не в том смысле, что ему стало жаль Тессу, а наоборот – он был чрезвычайно горд удавшейся затеей. — Оно того стоило, — довольно мурлыкал он. — Определённо стоило. Дверь приоткрылась, и полутёмное помещение пересекла вертикальная полоса льющегося через дверную щель света, а затем на стену упал силуэт миссис Нисбет на фоне контрастного прямоугольника. — Итак, молодой джентльмен, вы уже обдумали своё поведение? — зазвучал голос той, кому принадлежал этот силуэт. — Да, и мне жаль, — притворно вздохнул Эд, после чего добавил: — Мне безумно жаль, что вы всё увидели своими глазами, я-то хотел соврать, что это произошло случайно и без моего участия. — Как тебе не стыдно? Мистер Хеннингтон кормит и поит тебя уже два года, а ты так обошёлся с его дочкой! И это твоя благодарность за крышу над головой? Кто-то сделал несколько шагов вперёд, и на стену упали очертания второго силуэта, мужского и более высокого. — Повернитесь, когда с вами разговаривают, — усмехнулся его обладатель. — И подойдите ближе, юноша. Эдвин повернулся, шаркнув по полу ботинком, словно собираясь отвесить поклон остановившемуся в дверях хозяину за лоск его узорного жилета с цепочкой. — Извините, мистер Хеннингтон, я думал, вы не увидите, что это сделал я, — Эд натянуто улыбнулся, будто только что станцевал партию придворного падеграса. Перси сделал знак, и по его мановению в проёме показалась ненавистная каштановая мышка в новом лимонно-палевом платьице с золотистым шитьём, которое как назло оказалось даже краше прежнего. — Для начала извинись перед Тессой. — Перед ней? — пренебрежительно сморщил гримасу Эдвин. Выражение, состроенное им, вряд ли бы стало таким же брезгливым, даже если бы его заставили за что-то просить прощения у пятиглавого чудища с иллюстрации старинного бестиария. Позолоченный ужас с оборками, в который была одета Тереза, мнился Гилберту страшнее всех пяти голов монстра, вместе взятых, а заодно и когтей. — Ну, извини, — невнятно промямлил Эдвин, не отрывая взгляда от потолка, чтобы не видеть холодного упрёка в карих глазах не по годам смышлёной девочки, нетерпеливо притопывающей одной лапкой в туфельке. — Громче, безобразник, — настойчиво потребовала миссис Нисбет. — Я сказал, из-ви-ни! — вымученно, по слогам процедил сквозь зубы Эд, будто подтверждал свой приговор о самом суровом виде смертной казни из всех, что знал из курса истории юриспруденции. — Мне ещё по буквам повторить, или обойдёшься?
Последнее он прошептал таким образом, чтобы его услышала только нарядная малолетняя задавака. — Так-то лучше, — Перси посчитал долгом произнести вслух свою оценку. — Хорошо, Эдвин, — улыбнулась ничуть не обиженная Тереза, вновь разозлив обидчика своим неожиданным спокойствием. — Я прощаю тебя, но больше так не делай. Ты себя же и опозорил. Удовлетворённый таким исходом, Перси наскоро удалился по своим делам, не в первый раз смутив миссис Нисбет некоторым равнодушием к дочурке. Сам момент извинений со стороны обидчика, судя по всему, казался магнату чистой воды формальностью, притом не особенно надобной. Однако Тесса не выказала и малейшего признака, что ей непривычно такое отношение и, судя по всему, оно давно было для неё в порядке вещей.*** Несколько последующих дней жизнь шла своим чередом. Оливия тесно сдружилась с Тессой, поскольку, как оказалось, та была воспитанной, начитанной и попросту интересной в общении личностью.
Мышки выходили вдвоём на прогулку по окрестностям, иногда катая Адама на санках и помогая ему завязать шарф. Мальчики Гогара пытались заговорить с красивой мышкой, почти всегда обделяя Оливию, что совсем не расстраивало последнюю, а даже заставляло вздыхать с облегчением. Разновозрастные сыновья пекаря приносили Тессе булочки, от которых та вежливо отказывалась, боясь погубить стройную фигуру. Подмастерье гончара приносил расписные фигурки из глины, а братья, проживающие у ювелира, даже выпросили бусы для любимой маленькой дульцинеи. Все вознамерились порадовать красавицу Терезу, но порой так докучали ей, что Оливия была рада оставаться в тени. Что касается женской половины, её отношение к Тессе было неоднородной масти. Пока все искренне и закономерно восхищались всеобщей любимицей, нередко всплывали и лицемерные особы, стремящиеся обратить совершенство во множество пороков. И могло показаться, что Хеннингтон впрямь не столь уж красива: такая худая, что щека щёку ест, да и глазастая какая-то. После инцидента с томатным супом Эдвин пропадал за мольбертом и всеми силами старался избегать общества противной ему аристократки. Одиночество с отрешённостью стали верными спутниками для художника, и тот был вполне рад довольствоваться такими условиями для напора вдохновения. Когда за столом в зале собирались званые ужины, приём всякий раз ожидала новая когорта гостей, и хозяин принимал их без устали. Под салонную музыку, лившуюся из-под граммофонной иглы мыши звонко чокались бокалами Асти с тонким перляжем. Работа над куклами кипела день и ночь, продолжаясь до того дня, пока благодаря мастерству и усердию Флавершема куклы не были готовы гордо предстать на столе. Первой куклой была человеческая девочка Мари в чудном платьице со множеством разноцветных лент. Компанию ей составил пузатый Щелкунчик в лиловой гусарской курточке и рейтузах с пуговками и шнурками, в лакированных сапогах. Белую бороду из бумажной штопки дополняли характерные светло-зелёные глаза. Новенькие куклы были начищены, смазаны маслом и всецело готовы к показу широкой публике. — Миссис Нисбет ошиблась, сказав мне, что вы хороший мастер, — задумчиво протянул Перси, изучающий результат многодневной работы, почёсывая подбородок. — Ошиблась? — заметно смутился Флавершем. — Вы не просто хороший, а изумительный мастер! — возликовал Хеннингтон, готовый так сжать в объятиях мастера, будто выпил с ним три шота на будершафт. — Какая тонкая работа, какие отлаженные механизмы! Могу с уверенностью сказать вам, что принимаю этих кукол. Тем временем Оливия с Тессой сидели на уютном ворсистом коврике и играли возле изысканного игрушечного домика с миниатюрными комнатками. — А теперь садитесь, мисс Браун, мы будем пить чай, — манерно протянула Тереза, имитируя голос маленькой куколки, которая приглашала гостью к столу с миниатюрными фарфоровыми чашечками. Оливия послушно усадила свою куколку на стул, отчего шарнирные ножки разошлись в две разные стороны, а спина согнулась. — Ты неправильно играешь, — сделала замечание Тесса. — Выпрями спину и держись ровно. — Она распрямила положение игрушки одним движением пальца.
Неожиданно Оливии вспомнилось странное дело, о котором она ненароком услышала из кабинета Перси, когда тот в очередной раз горячо и самозабвенно пререкался с тёщей.
— А что... твой папа? — резко спросила она у Тессы собственным, не нарочитым голосом. — Я тут слышала, что он тоже играет в какие-то игры! Но эти игры какие-то нехорошие. Разве так бывает? — Это другие игры, — спокойно объяснила Хеннингтон. — И они правда нехорошие, потому что за них надо отдавать деньги. Если повезёт, то получишь больше денег, не повезёт – вообще без всего останешься. Оливия на мгновение притихла, глубоко задумалась о чём-то нешуточно важном, и с её языка сорвалось вопреки воле:
— Он из-за этого хочет сосватать тебя, да? Негодование Тессы было вовремя прервано, и тираде контраргументов не суждено было вырваться на свободу. Предварительно постучавшись, в пространство комнаты вступил упомянутый Хеннингтон, а вслед за ним показался и Флавершем. — Пляши, золотце, мы едем в Эдинбург на следующей неделе! — сообщил отец Тессе. — Тебя ждёт сюрприз, моя крошка. Я пригласил на премьеру спектакля одного особенного юного джентльмена! — А кого? — машинально спросила каштанка, уже наперёд догадавшаяся о содержании ответа. — Того, с кем ты давно должна была познакомиться. Твоего жениха! — Хеннингтон взмахнул рукавам сюртука, будто сообщая о важнейшем открытии десятичной точки в области тригонометрии. Оливия заметила оцепенение подруги, и трудно было сказать, что именно та испытывала – шок или радость, но во всяком случае равнодушной она точно не осталась. — Ты тоже едешь, Оливия, — замялся Хирам, сомневаясь, уместна ли в данный момент и его приятная новость. — Покажу тебе мою родину. — Это же потрясающе! — выпалила Оливия, сцепилась и заплясала с Терезой. — Я так давно хотела увидеть Эдинбург! Поддавшись танцу и собравшись с мыслями, Тесса медленно выказала свои чувства в странной самодовольной улыбке и тихо шепнула о причине нахлынувших положительных эмоций: — Если ты поедешь со мной, то поймёшь, как важно стать невестой и что в этом нет ничего дурного, — закончив шептать, Тесса принялась весело критиковать танцевальные способности Оливии: — Кстати, левый виск делается не так... — Не размыкаясь с партнёршей, она показала образцовое па. Флавершем и Хеннингтон рассмеялись, и после этого две мышки весь вечер продолжали танец в холле, где представлялся больший простор, и это запросто привлекло внимание чёрного мышонка. — Чего вы такое довольные? — задал вопрос Эд, по обыкновению скептически относящийся ко всякому виду радости.
— Мы с Тессой едем в Эдинбург! — объявила ему Флавершем. — Папа поставит свой первый спектакль, а она познакомится со своим женихом. — Она гордо посмотрела на партнёршу по танцу. — Кто тебя замуж-то возьмёт, такую воображалу? — прыснул со смеху Эд, обращаясь к Тессе, которая предпочла пропустить очередную колкость мимо ушей. — Тебе просто завидно, потому что ты не едешь! — поспешила встать на защиту подруги Оливия. — Да Боже упаси. С ней я бы никуда не поехал! — Эдвин нагло указал пальцем на Хеннингтон. Смеясь весь оставшийся вечер, мышки готовились к отъезду. Оливия заботливо укладывала чистое бельё аккуратной стопкой, готовясь к свежим впечатлениям от новой поездки. Из рассказов Тессы удалось узнать, что та успела побывать во многих странах и воспринимала каждую поездку буднично, чего нельзя было сказать об Оливии, для которой новые места веяли интригой и приключениями. Но, говоря начистоту, под приключениями лично она подразумевала лишь нечто весёлое, и до поры до времени её это устраивало.*** Гогар был позади, и двум мышкам с их отцами предстояло провести несколько зимних дней в столице. Ловя на ветру улетающий с головы балморал, Оливия глядела в окно, рискованно высунувшись из него наполовину и с радостным треволнением встречая ветер. Четверо путников сошли на земли вокзала Эдинбург-Уэверли. На станции толпа согревалась горячим дымящимся чаем, который грозился стремительно остыть на холодном воздухе. В городе приезжих встретил величественный замок Нор Лох за длинной и извилистой экспландой. На улочках тут и там радушно распахивали двери лавки, где можно было приобрести отрезок кашемира или традиционной клетчатой материи, а добросовестные ткачи работали, прокладывая челноками уточную нить между нитями основы. Остановившись в гостинице, расположенной неподалёку от Королевской мили, Флавершем договорился с Хеннингтоном о том, чтобы тот отпустил его и Оливию на прогулку по достопримечательностям Эдинбурга. Получив одобрение, Флавершемы расположились в номере, где собирались остаться до ночи. — Папа, а можно спросить у тебя одну вещь? — спросонья пробормотала Оливия со своей кровати. — Да, конечно же, я тебя слушаю, — навострил внимание Хирам, аккуратно садясь на край постели. — А это обязательно, выдавать Тессу замуж?