Глава 4 (2/2)

- Вы что-то хотели? - нетерпеливо спросил Барковский.

Как же он торопится. Хотя, пожалуй, любой бы торопился на его месте. Вряд ли Миша при всем его остром уме - факт, который участковый вполне спокойно признавал, - действовал один. Значит, эта оплошность ставила под удар все дело, каким бы оно ни было. И, черт побери, Барковский, судя по тому, как он метался, стремился все исправить как можно скорее. Словно от этого зависела его жизнь.

- Хотел. Поговорить, - вновь не спеша выдавать какую-либо конкретику, произнес он. - Может, выпьем кофе?

- А это не подождет? И кофе, и разговор? - Миша слегка изменился в лице. Не мог не понять, что происходит что-то неладное.

- Нет, не подождет. Ну, разве что, можно обойтись и без кофе. Ты присядь, Миш, теперь тебе ни к чему торопиться, - с особенным наслаждением произнес участковый.

- Почему же? - он вскинул брови, нервно осматриваясь. Возможно, в комнате было оружие. Но он все же был слишком умен, чтобы понимать, что у него нет ни единого шанса его достать. Миша тихо выдохнул и сел в кресло, не отводя от мужчины внимательный настороженный взгляд.

- Я говорил с твоей женой...- Да какой женой?! Эта бешеная мне не жена! Я же Вам... - довольно экспрессивно начал он, едва ли не выскакивая из кресла, но с Крюкова уже было достаточно этого трепа.

- Заткнись! - рявкнул он, и от неожиданности Миша затих.- И не думай даже снова меня перебить, - уже спокойнее добавил он, прежде чем продолжить: - Я говорил с твоей женой. Она рассказала о тебе очень много интересного, Миша. Сомневаюсь, что ты сам захочешь мне что-то поведать прямо сейчас, а твоей пустой болтовней я уже сыт по горло. Так чтоя сам расскажу тебе, что мы будем делать. Ты спокойно встанешьи поедешь со мной в школу. Там мы соберем твой класс. Ты выйдешь и подробно расскажешь всем кто ты, расскажешь, что ты на несколько лет старше их, что у тебя есть сын, и зачем ты все это делаешь. А я с удовольствием послушаю. Уверен, после такого эти детишки с удовольствием дадут мне показания и расскажут, почему же Истомина выпала из окна. И свалят все на тебя. Ты это прекрасно понимаешь. Поэтому, пока мы едем, тебе лучше мне все рассказать. И рассказать честно, Миша. Потому что очень на тебя злюсь, - Крюков усмехнулся.

Ему нравилось, как парень бледнеет. Ему нравилось видеть, как в его голове бешено роятся мысли и приходит осознание того, что это конец. Что он теперь в самом деле в ловушке, и выхода из нее нет.

- Если ты захочешь выдать какой-то фокус - сейчас или там - если ты надумаешь сбежать, юлить, выкручиваться, им все расскажу я. И мы с тобой оба знаем, что твои спартанцы достанут тебя из-под земли. И знаем, что они с тобой сделают. Ты воспитал их сам, правда? Должно быть, ты ими очень горд, - Игорь никогда не замечал за собой такого, но сейчас ему было чертовски хорошо.

Ему нравилось издеваться над парнем, играть на его нервах, запугивать его. И ему это удавалось. Кажется, он понимал, что же именно двигало Мишей. Он ошибся, когда подумал, что у подростков нет власти. Может, в целом ее действительно было мало. Но все же у них была своя иерархия. И Барковский, придя в этот класс, захватил власть в свои руки. Быстро завоевал свой авторитет и получил власть над сознанием этих ребят. Он контролировал их, диктовал им, что делать, манипулировал ими. Просто потому что мог. Но он не мог проворачивать такие же вещи с теми, кто был равен ему. И, наблюдая за животным страхом в его широко распахнутых глазищах, Крюков только лишний раз убеждался в своей правоте.

- Я закончил. Советую тебе ответить "я все понял", подняться и пойти за мной.

- Я все понял, - после некоторой паузы сквозь зубы выдал Миша и встал на ноги. - Я сам им все расскажу.

- Я всегда знал, что ты умный мальчик. Ах, прости, ты же не мальчик, - не удержался от еще одной колкости Крюков.

Он пропустил Барковского вперед и вышел с ним из дома. На всякий случай он был очень осторожен, хотя и был почти полностью уверен, что Мише не захочется играться с ним. Парень не мог не понимать, что он сделал с этим классом и в кого их превратил. И уж совершенно точно в выборе, кого ему опасаться больше: участкового или толпу агрессивных подростков, Барковский делал верный выбор. И знал, что Крюков исполнит все свои угрозы.

Прежде чем отъехать от дома парня, Игорь на всякий случай позвонил в школу, чтобы убедиться, что никто из класса не уйдет до того момента, как они приедут. Ему нужен был весь класс в сборе. Он хотел, чтобы они все услышали информацию именно от Барковского. Хотел, чтобы все смотрели Мише в глаза, пока он будет рассказывать им всю правду о себе и том, как несколько месяцев обманывал их, командовал ими и прикидывался равным им.

В дороге Игоря ждал увлекательный и то же время ужасающий рассказ. Слушая, как эти дети издевались над своей учительницей, втерлись к ней в доверие, а после подставили, снимали голой, угрожали, запугивали, Крюков еле сдержался, чтобы не остановить машину и не врезать парню. Нет. Пока он сдерживал себя. Понимал, что есть границы, которые нельзя переходить. Ему ужасно хотелось посадить их всех, и его жутко злило то, что богатенькие родители этих детей замнут дело в самом его начале. Еще и будут оправдывать своих драгоценных дочек и сыночков тем, что они еще совсем дети. Дети. Подумать только. Не все отморозки, которых он ловил, позволяли себе такую жестокость, как эти "дети".

Но хотя бы один урод получит по заслугам. Хоть чем-то Крюкову удастся ненадолго успокоить свою совесть и обостренное чувство справедливости. В том, что никто не захочет подставиться и заступиться за Барковского, он не сомневался. Раскрытие дела было косяком исключительно парня, и ему бы никто не помог. Крюков знал это. И все же медленно но верно выходил из себя от злости. Как же ему хотелось, чтобы ответили все. А не только тот, кто был ответственен за все происходящие ужасы. К концу дороги его уже била мелкая дрожь, но он старался держать себя в руках и просто успокоиться. И, хоть это и казалось невыполнимой задачей, ему все же удалось добраться до места назначения без происшествий.

- Твою мать, - не сдержался и выругался Крюков, заметив, что у школы их уже поджидают. Липатова и папочка этой несчастной Шориной. Как быстро они, однако, подсуетились. Похоже, стоило предупредить директрису, что не надо было говорить детям, по какой причине их собрали и задерживают. Дурочка Шорина оказалась не такой уж и глупенькой. Во всяком случае, ей хватило ума позвонить своему отцу, чтобы он в очередной раз спас ее задницу. Игорь припарковался и внимательно посмотрел на Барковского. - Ты знаешь, что делать. Иди к ним, а с этими пообщаюсь я, - хмуро произнес Крюков.

Миша медлил. Это было объяснимо. Похоже, думал, как может выкрутиться из этой ситуации. Однако, видимо, по взгляду Игоря понял, что лучше ему все же следовать изначальному плану. Даже такая задержка не помешала бы участковому рассказать все классу потом. И тогда для Барковского все могло кончиться очень плохо. Он сам учил своих "спартанцев". Дрессировал их. И кому как не ему было знать, что они могли делать с людьми. Что с удовольствием сделали бы с ним, дай им только волю. Он молча кивнул и вместе с Крюковым вышел из машины, сразу направившись к школе, в то время как Игорь направился к команде по спасению детишек, чтобы объяснить им ситуацию.

Ему было совершенно наплевать, поверят ему или нет. Отнесутся ли серьезно к тому, что он говорил. Важнее всего ему сейчас было выгадать хоть немного времени, чтобы Барковский мог рассказать все. Он не сомневался, что даже без его контроля Миша не станет юлить. Теперь это было не в его интересах. А его начальница была в бешенстве. Он заметил это даже прежде чем подошел. Ну еще бы. Наверное, если бы на него так давил влиятельный папочка, он бы тоже злился и мечтал размазать по стенке того, кто никак не желал слушаться. И тем не менее, они имели то, что имели. Он раскрыл дело, и, может, на публику Липатова бы и наорала на него, отчитала как мальчика, но он знал, что в глубине души она будет довольна тем, что он настоял на своем и докопался до правды. Пусть на эту правду всем было плевать. Пусть эту правду не узнал бы почти никто.

Пока Крюков объяснял все начальнице, мелкая дрожь, которую он с успехом игнорировал, усилилась. Похоже, он, сам толком того не осознавая, сильно перенервничал. Непонятно только, с чего?Он ведь раскрыл дело, за которое так цеплялся (и не зря). Как минимум один преступник получит по заслугам. Почему же он так нервничает, что его даже трясет?По взволнованному взгляду Липатовой он понимал, что выглядит не слишком адекватно. У него слегка заплетался язык, но он с успехом, для собственного успокоения, списывал все это на то, что торопится. Хочет как можно скорее донести всю информацию, которую имел.

Неожиданно прямо по середине рассказа его пронзила мысль. Он отправил Барковского совершенно одного к этому классу. К этим зверям. Что же он, черт возьми, творит? Как будто он не знает, на что они способны. Как будто он не понимал, чем все это закончится. Конечно, он хотел, чтобы Миша был наказан и поплатился за все свои действия. Чтобы получил то, что действительно заслуживает. Но он совершенно точно не хотел, чтобы парня растерзали и убили. Так какого черта он делает?

Мысли путались. Давно он уже не испытывал ничего подобного, но совершенно точно эти ощущения ему не нравились. Думать почему-то было сложно. На лбу появилась испарина. Наскоро извинившись и сказав, что лучше сейчас приведет Барковского, чтобы тот продолжил рассказ, Крюков помчался в школу. Кажется, Липатова кричала что-то ему вслед. Вроде бы что-то о его состоянии. Но он сейчас почти не задумывался об этом. Он просто хотел успеть. Вытащить парня из того ада, в который сам же его отправил, руководимый желанием нелепой мести.

В том, что он не ошибся в своих предположениях, он убедился, услышав, вопли Шориной. Девчонка стояла в коридоре и ломилась в класс, где, судя по всему, происходила расправа. Видимо, поняв, что она будет только мешаться, ее просто выпихнули и сделали все, чтобы больше внутрь она не попала.И все же она дура. Как будто не знала, что прямо перед школой уже стоит ее папочка с кучей людей. Зачем просто смотреть и орать? Дверь в класс пришлось выбивать, так как забаррикадировали ее на совесть. Оказавшись, наконец, внутри, Крюков выхватил пистолет. Иначе этих разъяренных подростков было уже явно не остановить. Судя по тому, что Барковский все еще дергался и глухо стонал при каждом ударе, Игорь успел как раз вовремя. Хотя в этом кровавом месиве ему было уже очень сложно опознать парня, которого он доставил прямо на место бойни. Но большевсего его поразило то, что Юров стоял в стороне и просто смотрел. Наслаждался тем, как Миша становится жертвой того, что сделал сам.

- Вы что творите, уроды?! - воскликнул Крюков, стреляя в воздух.

Это заставило подростков отвлечься и обратить на него внимание. Он весь дрожал, перед глазами все плыло, но хотя бы он остановил эту бессмысленную расправу. И теперь ему просто оставалось надеяться, что звук выстрела привлечет внимание тех, кто дежурил у школы. Он адекватно оценивал свое состояние и понимал, что если эти детишки захотят продолжить, то он вряд ли сможет их сдерживать в гордом одиночестве. Может, он и хотел быть героем, но правда была в том, что он совсем им не являлся.

- Вы сесть хотите? - прорычал он, крепче сжимая пистолет. Руки были отвратительно потными, совсем мокрыми. Не хотелось сейчас потерять свое оружие и лишить себя единственного средства защиты. - Уводи их, - уже почти задыхаясь, произнес он, бросив взгляд на Юрова.

И чего он ждет? Наслаждается. Чувствует свою полную победу. Теперь он вернул себе лидерство в классе руками Крюкова. Еще и увидел, как за свою самоуверенность поплатился тот, кого он ненавидел сильнее всего. И даже не пришлось ничего делать самому. Кто бы не радовался на его месте. Юров посмотрел прямо ему в глаза - нахально, с вызовом и торжеством во взгляде, а после, пожав плечами, сказал всем идти за ним. Как ни странно, все торопливо покинули класс. Прямо как стадо. Крюков помотал головой, стараясь хоть немного прийти в себя. Он уже почти ничего не видел, но из последних сил цеплялся за остатки сознания. Он кое-как подошел ближе к Мише, опираясь руками о парты, но все же не удержался и рухнул на колени рядом с парнем.

- Живой? - хрипло спросил он, смотря на Барковского.

- Угу, - невнятно пробормотал тот, пытаясь подняться.

Да уж, отделали его знатно. Все лицо было в крови, постепенно опухало. Пожалуй, теперь парня бы не смогла узнать его родная мать. Разве что по пронзительно голубым глазам. Скорее всего, ему переломали ребра и, может, еще пару костей. Били его безжалостно. Словно они были не в реальности, а в своей чертовой Sпарте. Ладно. Хотя бы он был жив. Оправится через какое-то время, ничего серьезного. Главное, что он успел. Сквозь завладевающий его сознанием туман, Крюков внезапно услышал какой-то вопль и заметил, что Барковский тоже дернулся. Значит, не показалось. Огромным усилием воли Игорь заставил себя сосредоточиться и хоть попытаться разобрать, что происходит.

- Ударь меня! - что за бред? С трудом участковый повернул голову и увидел Иру. Девчонка стояла вся в слезах и с отчаянием смотрела на Барковского. Он явно тоже совершенно не понимал, что происходит, и зачем ей это надо. - Ударь меня! Я скажу отцу, что это сделал он! - Шорина указала на Крюкова, и Игорь почувствовал острейшее желание сделать это за Мишу.

Ну до чего наглая девчонка. И как ей только вообще это в голову пришло? Вот она благодарность. Конечно, он спасал ее любимого чертового принца, чтобы потом они вдвоем вот так подставили его. Его состояние стремительно ухудшалось. Он уже даже не мог стоять на коленях и рухнул на пол, чувствуя, как начинает биться в судорогах. Похоже, его дело было совсем плохо. Интересно, это был конец?

- Миша, скорее. Мой отец сейчас будет здесь! - настойчиво произнесла она, пытаясь помочь Барковскому подняться.

Парень посмотрел Крюкову в глаза. В его взгляде явно читалось сомнение. Возможно, он сам прекрасно понимал, что получил то, что заслужил. Похоже, он не испытывал к участковому никакой ненависти. И теперь в нем боролось стремление хоть раз в жизни поступить правильно с желанием спастись, выкрутиться даже из такой ситуации. Кто будет судить героя, который спасал влюбленную в него девчонку и был зверски избит взрослым мужиком? Кому поверят: доченьке обвинителя, или ему? Они оба это понимали. Но Барковский сомневался.

Игорь даже не мог ничего сказать. Он понимал, что у него уже нет никаких сил. Да и что бы он сказал? Вдохновляющую речь о том, что парень может очистить свою совесть? Получить бонусы в карму? Едва ли внутренние голоса мучили его по ночам, иначе он бы не зашел так далеко. Решение могло быть принято только им, и никто не смог бы его переубедить. Ни Шорина в истерике с одной стороны, ни Крюков при смерти - с другой. Перед глазами было уже очень мутно, и все же Игорь заметил, как Барковский поднялся, и через несколько мгновений услышал, как Шорина взвизгнула. Вот и все.