Глава 5. Не играй с доверием (1/1)

— Док, как ваша нога?— Тихо. Нормально всё.— Но вы ведь до сих пор хромаете...— Линда, не отвлекайся! Частота дыхания слишком велика, убавляй! — Стефану пришлось прикрикнуть на зазевавшую анестезистку. — И всё-таки...— Я сказал.Хартман царил в операционной, мельком слушая ворчания ночного анестезиолога. Волей судьбы на столе опять оказался его пациент, поэтому опять пришлось работать в ночь. Дома на журнальном столике в гостиной осталась та несчастная банка снотворного — единственное его спасение в таком случае.— Пожалуйста, убавьте ещё... До сердца добраться сложно, боюсь повредить лёгкие.— Линда, скорей.— Извините, — замечтавшаяся анестезистка наконец подорвалась с места к аппарату ИВЛ. Кёлер очень любит трансплантации сердца. Ему сложно это объяснить, но любой кардиохирург, вроде его отца, его бы понял. Нечто в пульсациях сердечной мышцы с таким тихим, но приятным звуком движения крови внутри завораживали. Ещё сильнее завораживало то, как можно эту сердечную мышцу остановить и заменить на бездушный аппарат с ?пропеллерами?, пронизанный прозрачными, но на момент его работы алыми трубками, и телу от этого ничего не будет. И, тем не менее, обворожительней всего было то, как эту остановившуюся побледневшую мышцу снова приводят в движение. Маленький дефибриллятор в умелых руках хирурга ложится прямо на сердце, даётся разряд — мышца непроизвольно сокращается. Упрямые сердца могут и не забиться с первого раза, для этого даётся ещё разряд и, если надо, ещё. И вот, сердце снова начинает биться, асистолия на мониторе переходит в нормальный ритм, а когда отключается аппарат ИК, оно наполняется кровью и краснеет, снова слышно его биение. Не дано было Стефану стать хирургом, но, если бы он и пошёл в хирургию, то стал бы кардиохирургом, как отец.— Скоро заканчиваете? — под конец в операционную сунулся сонный Эрих, прикрывая лицо незавязанной медицинской маской, обвёл взглядом операционных медсестёр и хирурга. У него самого тоже намечалась операция несмотря на поздний для него самого час. Летом светает рано, а на часах было уже около четырёх часов утра. Обоим трансплантологам в этот день не поспать толком. Оба работают не в свои смены. — Да, сейчас закрываем. Скоро, в общем, — ответил тому Аллесберг. Зашить разрешили ординаторам, скоро хирург всех освободил, и тут радовались лишь ночные, которые в этой операционной составляли сейчас большинство: их смена подходила к концу, можно было идти домой. Один только Стефан не слишком обрадовался, выйдя из операционной. На улице и подавно восходило солнце, и когда он сдвинул жалюзи в ординаторской, ему по глазам ударил луч света, отражающийся от окон напротив.— Сволочь! — Кёлера отбросило назад, он тихо прошипел, восстанавливая глаза в искусственном освещении. Вот как раз он не рассчитывал возвращаться домой по солнцу, а наоборот, надеялся, что успеет до рассвета, и потому не взял ничего, чтоб защититься, но не успел. Продрал глаза, наощупь в кармане нашёл глазные капли, залил их себе под веки и только после этого заметил в дверях синее пятно. То есть, кого-то, в синей хирургичке.— Извини, — сквозь мутную пелену, незаслонённую линзами очков, от пятна донёсся ненавистно-знакомый голос хирурга, из-за которого Кёлеру из больницы теперь не выйти.— Засунь свои извинения знаешь куда?! — Стефан насупился и наконец надел очки обратно после своих восстановительных процедур, после чего точно убедился: это чёртов Аллесберг. — Чё ты уставился?— На улице... Настолько всё плохо? — осторожно интересуется тот и зевает следом.— Смотрел когда-нибудь на сварку?— Было дело в детстве. По глупости. Приятного мало.— Так вот представь, что ты оказался внутри вспышки от сварки, и тебя слепит и жжёт со всех сторон.— Да уж... Тоже мало приятного. А как ты домой?— Никак. Останусь тут спать. Но сначала пожру, а то вымотался, — Кёлер устало потянулся, размял плечи и двинулся на выход из ординаторской, показательно пройдя мимо Хартмана, не оборачиваясь.— Я, пожалуй, тоже. Можно составить тебе компанию? — в след крикнул тот.— О боги... — анестезиолог, так и не оборачиваясь, страдальчески вздохнул. Аллесберг так и не понял, что это значило, но всё-таки поспешил следом за ним.Нагнал он этого шустрого ночного уже только у раздачи в кафетерии. Кёлер вроде и роста-то небольшого, но ходит очень быстро, что стоило ему один раз повернуть, и Хартман так и потерял его из виду на весь путь. Едва успел за ним занять очередь.— Ты серьёзно? — Стефан на него даже не взглянул. Просто почувствовал кого-то громадного рядом с собой, а там уже догадаться было несложно.— Ничего такого, я тоже собирался перекусить, — трансплантолог пожал плечами, будто то было случайностью, коей на самом деле не являлась.— не хватало мне ещё, чтоб меня преследовали, — буркнул рыжий и поспешил двигаться за очередью, словно это ему поможет уйти от навязчивого хирурга.— Серьёзно, я не преследую, — заверял тот тем временем. Стефан недоверчиво на него зыркнул и ничего не ответил. Так они молча дошли до кассы, а после Хартман поплёлся за ним к столику, петляя меж других сонных ночных с подносами и рано пришедших дневных. Где-то у входа маячил уборщик, намывая полы, а больница на рубежах между сменами понемногу пустела перед началом дневного бодрствования. Анестезиолог уже никак не отреагировал на компанию напротив за столом, лишь уткнулся в записную книжку и припал губами к стакану с кофе.— Приятного аппетита.— Не подавись.Хартман, глядя на анестезиолога напротив с лёгкой улыбкой, всё ещё даже как-то неосознанно пытался его задобрить, хоть его поведение говорило о том, что дело это бесполезное. Но вдруг? Тем не менее, тот равнодушно продолжал свою трапезу и игнорировал хирурга, явно чувствуя его взгляд на себе. А у того что-то и кусок в горло не лез уже.— Были же свободные столики, — вдруг всё-таки подал голос Кёлер, но от записной книжки не оторвался, только достал из кармашка на хирургичке ручку и что-то в ней почёркал.— Мне казалось, что компания за завтраком — вовсе неплохо, — Хартман потупил взгляд на своей беленькой тарелке с блинчиками и тихо вздохнул.— А мне казалось, что ты уже понял, что я компанию не очень люблю, — огрызнулся на то Стефан, шумно отпивая из стаканчика кофе. — Тем более, что мы совсем недавно познакомились. И вообще, у меня ужин.— Мне уйти?— Вот болван... Сиди уже, — Кёлер снисходительно вздохнул. Аллесберг послушно замолк, совсем опустил взгляд в тарелку и всё-таки принялся вяленько поклёвывать свой завтрак. И поймал себя на мысли, что как-то слишком сильно прогибается под этого рыжего. Обычно же правда всё наоборот. Что не так?— Слушай, это... Вы же с Эрихом хорошо ладите, да?— Что?— Ну, я видел иногда вас вместе, в коридорах, тут в кафетерии...Кёлер сначала молчал, непонимающе хлопая глазами и таращась на осторожного неловкого Хартмана, а потом странно усмехнулся.— Да ты же реально меня преследуешь.— Что? Нет же!— Да же!— Я случайно видел.— Мы с Эрихом вместе работаем, естественно мы часто будем находиться рядом. И я с ним работаю давно и много, больше, чем с тобой.— И всё? Тогда, в баре, вы тоже, вроде как, были вместе.— А нахрена тебе эта информация, а? Чё ты докопался?— Я...— Охо-хо, Кёлер, ты что же, теперь новые знакомства заводишь? — послышался насмешливый голос где-то рядом. Из-за широкой спины Хартмана высунулась та самая девушка из радиологии, носящая маску — Беатрис.— Вот вы оба засранцы, а? Особенно ты, громила, — Стефан недовольно оскалился, обнажая клыки. — Мне это теперь долго припоминать будут.— Ну привет, — девушка остановилась рядом со столом с подносом в руках. — Чем тут занимаетесь?— Я — завтракаю. А этот сам ко мне подсел, — ответил, оправдываясь, Стефан и кивнул на трансплантолога.— После того раза... Нормально всё было? — поинтересовался Хартман у Беатрис.— А, да это ведь в принципе нормально. Я знаю, что это ты меня дотащил, мне Стефан рассказал. Цитирую: этот лох заблудился в темноте, и взамен на его спасение он дотащил до дома твою тушку...— А... Да... Так и было, — Хартман отвёл взгляд.— Бета! — раздалось за дальним столиком в углу у окна, рыжеволосая девушка махнула Беатрис рукой.— Короче, я пошла. Удачи тебе, чертила, — девушка усмехнулась, потрепала рыжего по голове и ушла с подносом дальше.— Из-за тебя теперь мне не отделаться от постоянных припоминаний об этом. Я ни с кем чужим не обедаю, — Кёлер угрюмо фыркнул.— А что плохого? — Аллесберг удивлённо пожал плечами.— Тебе не понять.***— Маргарет, спишь?Девушка не отозвалась, спокойно сопя на своей стороне кровати под белым хлопковым одеялом. Снова после работы осталась у Хартмана ночевать. На большее Аллесберг наотрез отказывался — сутки не спал. Накормил девушку ужином, а сам надолго ушёл мыться. В последнее время ему осточертела возня с ней, чему он, казалось бы, не должен удивляться, это скоро должно было придти. Маргарет очень навязчивая, а у него самого не получается строить долгих отношений. С ней они уже месяц, и этого времени Хартману хватает, чтоб устать от отношений. Его отталкивает обязанность исполнять прихоти второй половинки, потому как, когда самая-самая первая волна страсти проходит, он начинает уставать. Его привлекает только страсть, а слишком близкая романтика и рутина — это уже для него слишком, лишнее. Он не умеет этому посвящаться. Даже у самого язык не поворачивается называть свои чувства любовью. Может, он не умеет, вот так просто? И сейчас, стоя в дверях собственной спальни и глядя на спящую девушку в своей кровати, он понимает, что сейчас, в данную минуту, хочет быть один, хочет быть посвящён себе. Быть бы ему, как Кёлер, никого не подпускает к себе близко... Кёлер... Снова всплывает в его голове. Странный такой человек, отталкивает всех и ведёт сея отталкивающе. Но Хартману, именно Хартману именно в нём видится что-то интересное: в отталкивающем поведении — что-то притягивающее, в характере — океан скрытых подо льдом замыслов и причин, во внешности — редкое произведение искусства. Так странно было думать об этом, но ничего другого в голову не приходило при малейшей мысли о том анестезиологе.Аллесберг осторожно ложится другой край кровати, держась от чужого тела подальше, словно его касания или касания к нему вызывали раздражение. Он даже подумать не мог, что позволит какой-либо девушке переехать к себе. От одной только мысли воротило, это ведь означает всю серьёзность отношений, которую он переносил. И постоянное вмешательство в личное пространство. Бывает вспышка страсти — да, но не вечная любовь. Он не знает, догадываются ли по его несколько отстранённому поведению девушки об этом, но те, с кем он встречался, уходили или сами, начиная скандалить, или он равнодушно объяснял, что больше не интересуется отношениями с человеком. Кажется, что женское окружение уже знает об этом, но всё ещё пытаются оказаться с Аллесбергом хоть раз в постели, словно это его как-то поменяет. Может быть из них кто-нибудь когда-нибудь... Но не факт.— Ты пришёл? — сзади вдруг раздаётся сонный голос, который Хартман меньше всего ждал в этот момент. — Спокойной ночи, красавчик.Чужая тонкая рука со спины обвивает его торс, и мужчина тихо шипит себе под нос, борясь с желанием сбросить её с себя во имя личного пространства и уйти спать на диван, но терпит. Терпит ради чего-то. Может, потому что просто слишком устал за сутки.***— Я же говорил, что ты за мной следишь, — ранним утром к Кёлеру за столик в кафетерии снова с глупой виноватой улыбкой подсаживается Хартман, когда не видит на лице рыжего ничего отталкивающего, а только издевательскую усмешку. Сам он едва отделался от девушки, чтоб та не потащилась в кафетерий за ним. Она у него сама было из эндокринологии, туда он её и отправил под предлогом, что и сам идёт на обход. А сам даже не переоделся.— Приятного аппетита, — произносит Аллесберг, ставя на стол поднос с очередной порцией блинчиков. Для него это завтрак, а у Стефана — ужин, он не ест ничего сытного, только стаканчик кофе, фруктовый салат и бутерброды. Снова перед ним эта записная книжка, ещё прошлым днём Хартман уловил, что он пишет туда расписание с краткими дополнительными пометками и, кажется, что-то ещё. Вниз головой сложно было разобрать, да и его пристальные взгляды не остаются незамеченными Стефаном, что смущает.— Тебе того же, — Кёлер, кажется, был в неплохом настроении, раз усмехался и не стал язвить. Хирург даже как-то выдохнул спокойно.— Солнце взошло, а ты ещё тут. Опять не идёшь домой?— Не иду. Эрих, скотина, напортачил и долго исправлял. Из-за него опять задержался. И он сам тут теперь будет куковать, и поделом.— Вообще, я взял кое-что для тебя... — сознаётся Хартман, неловко отводя взгляд в сторону, и, словно переключая внимание, взялся за вилку, поковыряв один блинчик у себя в тарелке. Анестезиолог озадаченно взглянул на него,наклонив голову на бок.— Что?— Кофту с капюшоном и солнечные очки.Кёлер в миг застыл, перестав жевать свой салат.— Ты чё, серьёзно? — его хорошее настроение куда-то резко улетучилось, сменившись на подозрительно-недоверчивую волну.— Ну, я просто подозревал, что ты задержишься снова, а дома ты не был, поэтому без закрытой одежды туда по солнцу снова попасть не сможешь, я решил помочь. В больнице хорошо отдохнуть не получится, это я уж знаю... — Хартман тараторил и на Кёлера не смотрел, смутился своим же оказываемым ему вниманием.— Ты чё вдруг заботливый такой? Подлизываешься? Для чего? Мне твои подачки не нужны. Или совсем беспомощным меня считаешь? — Стефан недоверчиво сощурился. Аллесбергу этих слов было достаточно, чтоб понять, что он не умеет доверять людям, тем более малознакомым. На пустом месте это вряд ли могло бы взяться...— Нет, просто ты же мне помог тогда. Я расплачиваюсь. Да и... мне кажется, ты интересный человек, это нормальное желание — хотеть с кем-то общаться. Почему нет?— Ну да, я сдохну, если без всего выйду на солнце. На этот раз я приму твою подачку, но это слишком странно. Ты так рвёшься за мной, словно задумал чего. Я уже проходил через это, так что говори сразу, чего тебе нужно, иначе дальше я буду тебя полностью игнорировать.— Да не нужно мне ничего! — воскликнул Хартман, в душе слегка обидевшись, ведь его не ведёт какой-то замысел, а просто какое-то желание общаться с этим человеком, которое он не может объяснить ни кому-то, ни себе. — Просто общение. Серьёзно. Верь мне.Кёлер поджал губы, сощурился на него, помолчал.— Я поверю тебе. Знаю, что ещё пожалею об этом. И если это действительно случится, ты очень сильно поплатишься. Серьёзно, с моим доверием лучше не играть.— Я понял. Я обещаю.***— Бля, спасибо. надеюсь я не упаду под машину или поезд, — после их совместной трапезы Хартман в раздевалке отдал Кёлеру серую кофту на жёсткой металлической молнии. Она ему была велика и длиной почти до колена, а капюшон наползал на глаза, загораживая обзор, и он болтался в ней, как язычок в колокольчике, что со стороны выглядело как минимум слишком забавно. Как будто школьник в огромной кофте.— Да, великовато, — Хартман подавил смешок, едва сдержавшись. Не мог не умилиться с этого — кофта слегка походило на короткое детское платье, или плащик с капюшоном, который Кёлер в тот же миг содрал с головы, яростно зыркнув на хирурга.— Ты смеешь ржать надо мной?!— Извини, — трансплантолог, не выдержав, прыснул.— Вот засранец, а...— Серьёзно, извини, — сквозь тихий смех продолжал цедить Хартман в ответ на угрюмое уставшее лицо Стефана.— Заткнись. Кофту беру, очки нет. У меня свои есть, — в подтверждение тому Кёлер вытащил из своего железного шкафчика такие же очки, как и его обычные с круглой оправой, но с тёмными линзами, и сменил их, нацепив на нос.— Ты похож на слепого ребёнка.— Славно. Кофту выстираю и верну завтра.— Не стирай, не стоит.— Как знаешь, мне же меньше запары, — с этими словами Стефан, пожав плечами, накинул на плечо лямку своего рюкзака и капюшон обратно на макушку и пошёл, не прощаясь, на выход из раздевалки, а там уж домой, отдыхать. Хартман тихо вздохнул, глядя ему в след. На душе ютилось что-то щекочущим комом. Что с ним такое?***?А если всегда на всякий случай эту кофту брать с собой, он так и продолжит огрызаться?..? — в голове у Хартмана витали посторонние мысли, пока он в конце дня валялся на диване у себя в гостиной перед телевизором с банкой пива, наконец-то один: Маргарет настойчиво отправил домой. Может, если бы девушки постоянно имели понятие о личном пространстве и слове ?нет?, то он бы переносил их легче. Может, всё как раз из-за этого. Он точно не знал, но ещё не встречал девушку, которая хотела бы меньше видеться с ним, как своим парнем. Это его утомляло. Но сейчас его мысли были забиты другим: отчего Стефан так сильно недоверчив? Обычно, когда люди становятся такими, в прошлом произошло что-то очень серьёзное, кто-то сильно ранил человека, что он не может открываться так просто. От одной только мысли, что у кого-то поднялась рука на этого рыжего, у Хартмана странно поднывало в груди. А может, если бы его не ранили... Он был бы доброжелательней? Со своей внешностью и доброжелательностью он был бы, как... Солнце? Как то, что для дневных прекрасней всего, а для ночных — наистрашнейший враг. С другой стороны, представить Кёлера без его жёсткого характера было уже сложно. Может, и не нужно это ему? Может, в этом и его суть, изюминка, ведь что-то в этом Хартмана и зацепило?Может, он себя слишком накручивает об тяжёлом прошлом. Может, тот просто такой и есть.И вообще, какого чёрта столько мыслей про того??А может, я просто слишком навязчиво себя веду, что вызываю недоверие?, — в конце-концов, Хартман пришёл к такому выводу, от скуки листая в Фейсбуке ленту. Легче всего ему было думать об этом: волноваться не за что. Но остальные варианты он не мог так просто исключить.Так будет думать тот, кому не всё равно. А ему не всё равно, хоть это и странно. Но он даёт себе просто плыть по течению своих эмоций, что испытывает сейчас. Ему им и нечего противиться, он не чувствует себя от них плохо. А пальцы в поисковике набирают его фамилию. И вот, элементарно, его страница с его именем и фотографией.?Я и правда веду себя, как маньяк?, — Аллесберг усмехается про себя, колеблясь насчёт того, стоит ли сейчас в Фейсбуке заявляться к нему в друзья. Может даже заявку-то не примет. Это бы только отпугнуло его, тем более после сегодняшнего разговора в кафетерии. А Хартману этого не надо.?Он, наверное, поспал и уже на смену вышел?, — всё думал он, бросая свою идею добавляться в друзья. Не сейчас. Как-нибудь потом, попозже, когда оба отойдут от их разговора. Хартман лишь запомнил, как выглядит его страница, и отложил телефон, выходя на балкон покурить, проветриться и отвлечься, а то как-то слишком странно всё. Слишком странно.