Глава 5 (1/1)

Про то, как мы выбирались из этого жуткого убежища, можно писать отдельную историю. Я, честно говоря, до самого последнего момента ломал голову, как мы это будем делать? Франциск не планировал раскрывать свои карты, а я просто деликатно помалкивал.Когда всё было готово, Франция повёл в меня в дальний угол пещеры, где было небольшое отверстие без дверей, без окон. Я послушно встал рядом со своим новым союзником и начал смущённо поглядывать на потолок, который растворялся в густом мраке. Меня одолевали смутные сомнения насчёт этой темноты.Бонфуа стукнул по стене, и прямо из неё тотчас выплыл пульт управления. Всё происходило настолько быстро и ловко, что мой мозг просто не успевал это уловить. Выпучив глаза, я пытался следить, как тонкие и умелые пальцы француза скользят по старым и слипшимся кнопочкам, набирая какой-то секретный код. После того, как код был забит, я почувствовал под ногами лёгкий толчок. За ним последовал толчок, но уже более сильный. После третьего мои ноги оторвались от земли, и вместе с Франциском я полетел вверх по тоннелю. Я попытался закричать, но сильное давление ветра мешало мне открыть рот. Я мельком смотрел на летевшего рядом Францию и мысленно успокаивал себя — да, он был чокнутым, но он не позволит нашим жизням так глупо и быстро оборваться. Его спокойное, мраморное лицо убеждало меня не паниковать.На этот раз полёт оказался коротким. Спустя уже две или три минуты, мне в глаза ударил знакомый красный цвет солнца.Мы одновременно выскользнули из тёмного тоннеля. Я приземлился на засохшую траву, которая пугала меня своим коричневым цветом. В нос ударил еле ощутимый запах земли. Я закашлялся и поднялся на ноги. Франциск стоял рядом со мной и, подперев бока руками, прищуренными глазами изучал местность. Вскоре он снова достал из кармана свои чёрные очки для дайвинга и важно натянул их на лицо.Я заметил, что мы находились в совершенно другом месте, не там, где я впервые познакомился с этим новым чудаковатым Францией. Из этого я сделал простой вывод — Франциск старательно оберегал своё хранилище железяк и для этого создал несколько ходов и выходов. Например, если враги внезапно начнут наступление, Франция мог выбраться из убежища в любом месте этого засушливого леса — хоть в центре, хоть на окраине.И тут, у меня возник вопрос, и я не смог его не задать Франциску.— А как же твоя столица?!— Столица? — переспросил блондин. Когда он посмотрел на меня через свои чёрные стёклышки, я почувствовал сильное давление внизу живота. — Ах столи-ица! — он смущённо захихикал. — Его разбомбили.— Как?— Ну, так. Разбомбили — и всё тут. Америка решил таким образом убрать меня с дороги. Я-то нутром чуял, что меня начнут бомбить, и заранее вывез людей подальше от города, а его самого оставил пустовать. Честно говоря, давно там не был. Слу-ушай, а давай сходим, поглядим, а? — Франциск подлетел ко мне стрелой и затряс меня за плечи. — Ну, пойдём-пойдём!— Эм, — проворчал я. — А ты не забыл про то, что нас в Лондоне ждёт зеркало, с помощью которого я должен вернуться к себе домой?— Ну… — не унимался Франциск. Чёрные стеклышки снова начали медленно двигаться в мою сторону, пока не уткнулись в мои ноздри. Я быстро отстранился. — Ну, всего на пять минут! Туда и обратно! М?Делать нечего — пришлось согласиться, и Франция, как маленький довольный ребёнок, забегал вокруг меня, не сдерживая своей радости.Мы двинулись по поляне засушливых коричневых цветов, освещённых неестественно красным солнцем.Мы шли около часа и не останавливались не на секунду. Не то, чтобы меня утомляли подобные походы на природе, да на самом деле я был бы даже рад этому путешествию, но было одно НО, которое мешало мне получать удовольствие — это окружавшая меня странная атмосфера с какими-то специфическим запахами и бесконечная болтовня Франциска. Он был человеком активным, шёл быстрым шагом, иногда даже подпрыгивал, его абсолютно не утомляла повисшая на спине переполненная до краёв сумка, а слова так и лились из его рта мощной и беспрерывной волной. Сначала я молча слушал его умные изречения о погоде, об Америке, и о том, как эта жестокая война повлияла на окружающую среду, и постоянно отвечал ему короткими кивками;, но затем, когда я понял, что прошло уже двадцать, а то и тридцать минут, а мой спутник и не думает замолчать, я открыто перестал интересоваться им и даже закрыл руками уши, всем своим видом показывая, что я уже утомился.Причём, сколько мы не шли — лес так и не кончался. Мало того, я не замечал, чтобы за наше путешествие что-то поменялось — деревья шли в каком-то особом порядке, трава как и была отвратительно-коричневая и сухая, как сено — так и осталась. Единственный звук, который я слышал — это была болтология Франции и наши шумные шаги. А сам лес был полностью мёртв. Или же он просто затаился, в опаске поглядывая на нас — двух путешественников с нелепой одеждой. Франция в белом халате хирурга и с маской на лице, и я — в грязном, порванном пальто и высунутым наружу зеленым галстуком в горошек. И при всём этом, прекрасно зная, что во всём мире идёт жестокая и кровопролитная война, мы были без оружия. Точнее я был без оружия, а на счёт Франции… мне оставалось только гадать, взял ли он что-то с собой или нет.— Осталось совсем чуть-чуть, — потряхивая своим загруженным ранцем, объявил Франциск.— Ты мне это через каждые пять минут говоришь, — устало ответил я. — Мне вообще кажется, что мы ходим по кругу.— Тебе кажется. Хотя спасибо, что заметил! На самом деле, это я здесь поработал. Сделал так, чтобы лес казался бесконечным. Очередная вражеская уловка, если точнее сказать. Враги попадают в лес и бродят по нему столько, сколько я захочу. Или же до тех пор, пока сами не умрут… Э-хе-хе, не бойся — мы-то по кругу как раз и не ходим! Видишь вот эти очки? — Франциск ткнул на свою чёрную маску, которая мне весь поход мозолила глаза. — В них я вложил уйму интереснейших функций! Помимо того, что в ней можно плавать под водой, видеть в темноте, приближать или отдалять предметы, также можно ещё и распознавать голограммы, скрытые или невидимые предметы (невидимые лучи). А ещё они защищают от слишком яркого света.— Чего? — спросил я.— Ну, если враг кинет световую гранату, которая ослепляет противников, то в этой вот штучке мои глаза будут абсолютно защищены.— Здорово, — вырвалось невольно у меня. — Слушай, а у тебя есть ещё такие очки?— Не-а, — к моему разочарования замотал головой Франциск. — Это мои единственные. О таких очках даже китайцы не знают, поэтому можешь мной гордиться.— А… ну да, здорово, — раздосадованно сказал я. — Тогда расскажи мне, почему ты начал заниматься техникой?— Ох, -вздохнул француз. Улыбка сошла с его лица. — Я уже и не помню… Ну, очевидно, когда война началась, тогда меня и потянуло на технику.— А до войны чем ты занимался?— Глупостью.Я озадаченно посмотрел на Франциска, надеясь, что тот разъяснит мне, что означало для него слово «глупость». Франциск опустил голову так, что его длинные золотистые волосы упали на очки. Его губы задумчиво сжались.— Я не помню, — признался он. — Даже сейчас я пытаюсь вспомнить то время, когда о войне ещё не было и речи, но мозг резко всё блокирует. Все мои воспоминания. Мне кажется, что моя жизнь началась с этой войны.— Этого не может быть, — возразил я. — Не может такого быть, что ты появился из неоткуда! Я уверен, что что-то было тогда, просто ты… ты не хочешь этого вспоминать.— Проблема не в том, что я не хочу вспоминать, — ответил Франция, кривя губы. — А в том, что я делаю это подсознательно.Как только он это сказал, мне в голову пришла неожиданная мысль, которая, мягко говоря, шокировала меня. Я даже на секунду сбавил скорость, и задумчиво отвёл взгляд в сторону. А вдруг этот альтернативный мир не такой уж и альтернативный…? вдруг он показывает то, что может произойти и в моём мире в ближайшем будущем… или что уже начинает происходить? А вдруг когда-то давно в этом «прекрасном» мире жили такие же страны, как и у меня, с такими же характерами и манерами… просто, со временем, произошло что-то такое (что-то вроде революции), которое подвергло весь мир к таким кошмарным переменам и заставило Франциска взяться за инженерные работы, от которых прежде его тошнило. А что… почему бы и нет?-Расскажи мне о вашем Франции, — с весёлой улыбкой (как же быстро менялось его настроение)попроси меня Франциск. — Ты мне говорил, что он очень любит бегать нагишом в общественных местах и приставать к другим странам… это что, правда?— Ну, да, — смущённо сказал я. — Он очень любил заниматься такими вещами. Он просто очень любвеобилен.Перед тем, как что-то сказать, Франция допустил небольшую паузу.— Гм, когда вернёшься, — сказал он наконец, — выпори его хорошенько, ладно?— Обязательно, — согласился я, думая про себя, что уже давно горю желанием совершить нечто подобное. И как же я был счастлив, что этот Франция оказался со мной полностью солидарен. Он начинал мне нравиться.— И этот неудачник предпочитает любовь? — не дождавшись моего ответа, спросил Бонфуа. — Он действительно очень глуп. Лично для меня любовь — это миф, выдуманный человеком, чтобы как-то приукрасить скучную жизнь.— Что? — вырвалось у меня. — Ты говоришь, что любви нет? А что насчёт любви к своему ребёнку или к матери? Как ты это рассматриваешь?— Никак. Это обычные врождённые инстинкты, ничего более.После этого моё искреннее уважение к нему сменилось раздражением. Не то, чтобы я рвался отстаивать права «любви», но мне определённо не нравился настрой этого француза. Я вспоминал те ощущения, которые мне пришлось испытывать, когда я был опекуном Альфреда — это было волшебное чувство, которое растекалось по моему организму и дарило безграничный восторг. Я и называл эти ощущения «любовью». Я чувствовал её! Я знал её! И ту боль, которую она мне подарила, когда Альфред соизволил меня покинуть.— Ты… ты не прав, — выдавил я с заметным трудом. Франциск повернулся ко мне, и на его лице блеснула ехидная улыбка, от которой я почувствовал тошноту. Но затем он отвернулся и тут же удивлённо объявил:— О! Уже пришли!Мы вышли на потрескавшийся асфальт и неуверенным шагом двинулись к городу. Я испуганно смотрел по сторонам, не понимая, как может такой знаменитый город просто сгинуть в небытие… Это было невозможно. Когда мы обходили ржавые и разбитые машины, я всё ещё не готов был поверить в их реальность.Бывшие жилые дома, бутики — всё пустовало. Повсюду промельками маленькие перекати-поле, а Франциск смотрел на это без тени обиды или сожаления. Я вообще не видел на его лице мимики. Хотя, я не представлял себе, как можно так спокойно смотреть на собственный разгромленный город и не испытывать ни капли горечи. Ведь какая же это должна быть боль…Мы прошли мимо площади, на которой было больше всего взрывных ям. Я на секунду остановился, чтобы осмотреть эту площадь и постараться вспомнить, что было на том месте. Разбитые, запыленные стёкла, порушенные дома, перевёрнутые машины, согнутые фонари…А это что? Что-то за посеревшим зданием напоминающие пирамиду… Это же…— Это Лувр, — пояснил Франциск, и я вздрогнул, так как не ожидал, что тот подкрадётся за моей спиной. — Прелесть, правда?— Это ужасно! — закричал я, чувствуя, как в лёгких становится всё меньше и меньше воздуха. — Там же было…— Там было всё, — прервал меня Франция и усмехнулся. — Но теперь ничего нет. Ничего…Чем дальше мы уходили вглубь мёртвого города, тем сильнее билось в груди моё сердце. Хоть это был и город моего давнего и ненавистного врага, всё равно мне становилось очень больно, когда я видел руины памятников и домов. Однако Франциск и не думал разделять со мной горе. Вероятно, он уже давно с этим смирился. Сошёл с ума.Единственный памятник, который всё ещё возвышался над городом — была Эйфелева башня. Проржавевшая, грязная и склонившаяся немного вбок — она всё равно старалась гордо стоять на месте… и день, и ночь, и сезон за сезоном. Франция смотрел на её чёрную вышку, которая выделялась на фоне красного неба и громко присвистывал. В пустом городе его свист неприятно резал уши. Честно говоря, эта пустота наводила на меня страх и тоску. Я старался держаться как можно ближе к Франциску, словно на меня должны были вот-вот напасть.Далее я заметил закрытый снаружи бутик. Не знаю, какой чёрт дёрнул меня это сделать, но я подошёл к нему и провёл чистой ладонью по пыльной поверхности витрины. И в один миг за толстым слоем грязи я увидел проблеск света — настолько яркого, что глаза мои заболели и заслезились. Я понял, что это было зеркало. Там я увидел голубое небо с белыми пушистыми облаками, абсолютно целые и невредимые дома, праздничные ленты и толпу людей, которые шли неведомо куда, гонимые общей суетой. Я готов был вечно смотреть на то, как по ту сторону зазеркалья активно кипела жизнь. Какая-то симпатичная светловолосая девчонка шестнадцати лет приблизилась ко мне и, глядя на меня в упор, начала что-то весело лепетать своей подружке, которая еле за ней поспевала. Я не знал, что она говорила, но она указывала именно на меня. Затем они обе запрыгали передо мной, показывая свои стройные молодые фигурки, скрытые за шёлковыми платьями. Сначала я решил, что они увидели меня, и открыл было рот, чтобы крикнуть им, но когда они начали красоваться своими нарядами, я понял, что они видели обычное зеркало, а на нём — своё отражение. Они не догадывались о том, что за ними мог кто-то наблюдать.— Что там? — я испуганно отскочил от зеркала и вскрикнул.— А…, а ты разве не…? — я заметил, что Франциск снял очки. Его глаза смотрели на зеркало, но абсолютно не замечали того, что оно показывало. — Что ты там видишь?— Себя, — сказал он немного изумлённо. — А что я должен там видеть?Он не видел.Он надел очки и повернулся ко мне. Даже его супер-приспособление не было способно увидеть ту красоту, которой было богато это зеркало. И зародившаяся надежда в моей душе вмиг потухла. Я опустил голову и вздохнул.— Ничего.Не веря моим словам, Франциск подошёл к зеркалу поплотнее и задвигал своими очками взад-вперёд, изучая каждую трещинку на этом проклятом зеркале.— Ты что-то от меня скрываешь? — недоверчиво спросил он. И всё-таки, наверное я должен был сказать ему правду. А вдруг это мне как-то поможет?— Франция, там… —, но я не успел договорить, так как над нашими с ним головами нависла огромная тень. Я почувствовал, как заволновался ветер, в глаза ударила пыль. Где-то рядом я услышал крики Франции, но что он там говорил, понять я не мог. Глаза мои устремились наверх, где к нам на быстрой скорости спускался вертолёт. Я не понимал, был ли он вражеским, и смог осознать это только тогда, когда он уже приземлился на разрушенный асфальт, и оттуда выпрыгнуло человек десять в чёрных бронежилетах и с оружием в руках.Только теперь я понял, что Франция умолял меня бежать. Я взволнованно окинул глазами разрушенные дома, обернулся назад, чтобы обратиться к Франциску, но тот уже скрылся из виду. Он меня кинул. Он мог схватить меня за шкирку и унести отсюда куда-нибудь далеко-далеко, где бы нас не смогли найти враги, но он этого не сделал. С горечью во рту, я осознал, что в нём всё-таки было что-то от старого Франции.Военные схватили меня и скрутили мне руки. Я упал на колени и от боли в мышцах выпустил изо рта слюну. Я расплывчато видел несколько пар военных сапог, которые топтались возле меня; затем, я увидел ещё одну пару ног, которые, не спеша, приближались ко мне, а те сапоги, которые до этого ютились передо мной, синхронно расступились, позволяя новой паре выйти вперёд. И уж тогда-то я поднял отяжелевшую голову, чтобы увидеть того, от которого я должен был убежать.Странная фигура длинном плаще нависла надо мной, будто голодный ворон. Из чёрной фуражки высовывались неопрятные каштановые волосы. Это был Италия. Возможно, будь во мне больше сил, я бы даже громко удивился такой встрече, но я продолжал спокойно смотреть в его тёмные глаза и думать о том, что меня ждёт дальше…Парень что-то крикнул своим подчинённым, и те, подняв меня с земли, поволокли к вертолёту. Я в последний раз повернулся лицом к зарытому в пустыне городу, после чего железная дверь закрыла мне всю видимость. Меня кинули в какой-то тесный отсек, отделяющий от остальных сеткой, и я — скрюченный, перепачканный и разочарованный во всём, лежал там, с трудом выдыхая горячий воздух.