64. Билли. Премьера (2/2)

— ...То есть, мне не нравится твоя глупая песня про океанские глаза потому, что я не испытываю тех же эмоций?

— Или ты не понимаешь тех эмоций, которые испытывал автор.

Он что, считает её тупой? Песня или нравится, или нет. Финн — мастер внушать чувство вины. Как же, конечно, это она виновата, что не понимает песню, а не он, потому что не может написать нормально! С песнями ДиДи у неё никаких вопросов не возникало!

— Так какие тут, твою мать, эмоции!? — Билли не боится показать свою злость.

— Что ты чувствуешь в этой песне? — опять отвечает вопросом на вопрос Финн.

Скрывать ни к чему: она чувствует страх. Финну интересно, почему. Это же просто! Никто не знает, что может оказаться там, под водой, какие монстры там прячутся. Да, она боится того, что скрывается в глубине. А сам Финн разве не боится? Очевидно, что в песне есть другой смысл, и «падать в океан» значит «влюбиться». Любить опасно, ведь человек, в которого ты влюбляешься, может причинить самую сильную боль. Возможно, у него не так?

— Я всегда знаю, что отношения закончатся прежде, чем девушка сможет причинить мне боль.

Вот как! Он заранее защищает себя от страданий таким образом. Но разве это честно по отношению к девушке, которая рассчитывает на его чувства? Получается, он выбирает подходящий момент, когда бросить ту, с кем встречается? Отвратительно! Хотя... может, и для него всё не так просто.

— А разве конец отношений не причиняет тебе боль?

Он должен хоть что-то чувствовать! Билли не хотела бы оказаться на месте его девушки теперь, точно зная, что он её бросит в тот момент, когда она меньше всего будет этого ожидать.

По тому, как Финн уклонился от ответа, Билли поняла, что попала в точку: разрыв причиняет ему боль, но признавать это он не собирается. Опять началась занудная лекция про связь слушателя и автора песни. Билли едва не заснула: всё-таки ночь выдалась тяжелой. Потом Финнеас включил ей в наушниках мелодию, и желание прилечь только усилилось. Раскачиваясь в такт убаюкивающей музыке, Билли подумала, что стоило бы добавить темп, иначе слушатели тоже будут засыпать.

Вновь открывшаяся дверь заставляет её навострить ушки, но сама Билли продолжает всё так же покачиваться, мыча под нос, чтобы не привлекать к себе внимание.

— Что случилось? — Финн говорит тихо, приходится напрячься, чтобы расслышать. Оборачиваться нельзя.

— Я еду в магазин. Купить тебе что-нибудь? — шепчет мама.

Что это с ней? Обычно она не так назойлива. По крайней мере, с Финном. Так, он говорил, что родители боятся теперь оставлять их одних. Вот и мама поминутно заглядывает в комнату, чтобы проконтролировать, чем они здесь занимаются. Это... у Билли просто нет слов от возмущения! Неужели Мэгги считает, что они стали бы курить травку или трахаться среди бела дня под боком у родителей?

Обернувшись, чтобы высказать маме всё, что думает, Билли видит только захлопнувшуюся дверь.

Какое-то время она ещё кипит внутри от возмущения, но напряжение от придирок Финна заставляет забыть о злости. Он невыносимый зануда! Зачем переписывать по десять раз одну и ту же фразу, добиваясь только ему понятного идеала? Даже ДиДи так не заморачивался. В итоге к ужину едва готов один куплет. Финн обещает, что завтра на свежую голову прослушает записанные дорожки и решит, можно ли оставить так, или они будут писать снова. Его перфекционизм ахуеть как бесит!

Когда Билли, хромая, вошла на кухню, устав дожидаться, когда ей принесут ужин, Финн обнимал маму. Не замечая сестру, он звонко чмокнул Мэгги в макушку. Из-за спины Финнеаса Билли увидела, какое счастливое лицо стало у мамы. Боже! Все эти слюнявые поцелуйчики вызывают у неё рвотный рефлекс!

Специально посильнее хлопнув дверью кухонного шкафчика, она с мстительным удовлетворением наблюдала, как эти двое отскочили друг от друга, словно застигнутые на месте преступления любовники.

Судя по виноватому виду, с которым Мэгги засуетилась, накрывая на стол, Билли была недалека от истины. Решив в этот раз в виде исключения поесть со всеми, Билли внимательно наблюдала за родственниками. Мама явно смущалась больше обычного, а Финн казался полностью поглощенным своими мыслями, не сразу отзываясь даже на обращённые к нему вопросы.

Под конец ужина Мэгги, изображая скромную улыбку, протянула Финну какие-то две бумажки.

— Что это? — спросил он, мельком глянув на цветной принт, а потом уставился, раскрыв рот. Билли ещё никогда не видела его таким удивлённым.

— Мама... но ведь это...

— Да, милый. Здесь два билета на премьеру.

Мэгги явно нравилась бурная реакция сына.

— Но как ты их достала?

— Не бери в голову. Это не так сложно.

По гордому сияющему виду мамы Билли поняла, что на самом деле это было не легко.

— Что за билеты? — она устала прикидываться мебелью.

— На премьеру второй части «Дня независимости» в Китайском театре двадцатого числа.

— Я хочу, чтобы вы с Билли сходили туда, — перебила мама.

— Но как? — она возмущённо тыкает в своё пострадавшее колено. — Пусть Финн идёт с тобой. Или возьмёт какую-нибудь девчонку!

— Я довезу вас на машине, — настаивает Мэгги. — Можешь взять свой ортопедический костыль.

— Ты была когда-нибудь на премьере в Голливуде? Нет? Ты обязана это увидеть!

Билли с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза. Их дурацкое воодушевление раздражало. Да не хочет она никуда идти! Тем более с костылём! Тем более на премьеру второй части фильма, у которого и первую часть не видела.

Но Финн смотрел так умоляюще, словно это она старшая сестра, и без неё его не выпустят из дома.

— Хорошо! — ей всё-таки удалось закатить глаза.

«Сегодня же понедельник! Какого чёрта тут столько народу!» — подумала Билли, едва выйдя из маминой машины. Останавливаться пришлось за километр, потому что у самого Китайского театра подъезд был огорожен конусами, а полицейские разгоняли тех, кто притормаживал и снимал на телефоны из открытых окон машин.

По всему Голливудскому бульвару сновали толпы, заполняя и без того узкий тротуар, заныривая в кафе, магазинчики, сувенирные лавки и тут же выныривая из открытых настежь дверей. Билли даже порадовалась, что взяла костыль, потому что перед ней расступались, ей уступали дорогу, пока Финнеас уныло тащился сзади. Ко входу в круглый Китайский дворик, перегороженный огромным баннером с кадром из фильма, было не пробиться. Они приехали заранее, поэтому топтались среди папарацци, зевак, охотников за автографами.

Все одеты как попало: кто в пляжных шортах, кто в вечерних нарядах, — поэтому Билли не чувствует себя здесь белой вороной в широкой чёрной футболке с рокерским принтом и в розовых велосипедках. Она решила не заморачиваться с одеждой, как и Финн. В конце концов, они не звёзды, и не их ожидают толпы поклонников.

У самого ограждения толпятся желающие сделать селфи со звездой. Завидев её ногу и костыль, полицейский вежливо очищает место, приглашая Билли встать так, как ей удобно.

Народ прибывает, и толпа начинает напирать. Билли чувствует затылком плечи Финнеаса, а его руки защищают её по бокам от натиска людей — в основном, девчонок с разноцветными смартфонами.

Билли устала, единственное оставшееся желание — куда-нибудь присесть. Но теперь она вынуждена стоять до самого прибытия звёзд, пока толпа сумасшедших фанатов не рассосётся. Ждать скучно, и она, слегка повернув голову назад, к Финну, кричит:

— Как Дариус?

Не самое подходящее место, чтобы задавать вопросы, но что сделано, то сделано. Хорошо, что рядом нет вездесущей мамы.

— Он в коме. Так и не приходил в сознание. — говорит ей Финн в самое ухо.

Билли прикрывает глаза, не понимая, почему всё вокруг неё внезапно закружилось пёстрой лентой. Квентин, ДиДи. А теперь ещё Дариус. Почему все вокруг неё умирают? Это что, какое-то проклятие?

Была бы тут Ма Джо! Она бы обязательно нашла слова, чтобы утешить Билли. Сказала бы, что никаких проклятий не существует, а если кому вздумается наслать проклятие на кого-то из её девочек, то она сама сделает из того идиота куклу вуду.

Билли так отчётливо слышала характерные интонации Джоннеши, что невольно огляделась вокруг, выискивая Ма в толпе.

Вместо МаДжо на неё сбоку налетает бешеный вихрь, толкает изо всех сил и двумя руками вцепляется в волосы.

— Ах ты, сука! Его посадили из-за тебя!