43. Билли. Демон (2/2)

Смысл его слов не сразу дошёл до Билли. Она осмелилась взглянуть в лицо парня, ожидая, что он рассмеется и скажет, что пошутил. ДиДи правда улыбался, но от этой улыбки Билли стало страшно. Его глаза расширились настолько, что стали видны белки сверху и снизу мертвенно-чёрной радужки. Похоже, он был под кайфом, но что он принимал? Кокс или мет? В таком состоянии он мог ничего не соображать. Лучше подчиниться.

Билли неловко встала коленями на пол, запрокинув голову, чтобы видеть лицо ДиДи. Насколько он контролирует себя и когда закончится приход?

ДиДи с той же безумной улыбкой схватил её двумя руками за голову и ткнул лицом себе в пах.

— Оближи его!

Он хочет, чтобы Билли ему отсосала? Она никогда раньше не делала этого. Но многие девчонки делали. В этом нет ничего страшного — уговаривала себя Билли. Он был мягким, как кожа, но на вкус отличался от вкуса кожи. Хотя, если закрыть глаза, можно было представить, что она облизывает, например, руку ДиДи. «Облизывать руку» звучало не так противно, как «сосать член». Вдруг эта штука подпрыгнула вверх и стала увеличиваться в размерах. От неожиданности Билли подалась назад, но ДиДи тут же вернул её на место.

— Открой рот!

Билли послушно открыла рот пошире, и ДиДи ворвался в неё. Головка члена уперлась в корень языка, заставив её закашляться.

— Шире открой рот, а губы сожми!

Она пыталась, правда пыталась, но сделать это было невозможно, потому что, как только Билли смыкала губы вокруг члена и пыталась дышать через нос, она начинала задыхаться. Он двигался слишком быстро, чтобы дать ей привыкнуть. В конце концов, она сдалась, расслабив шею и губы, позволила ДиДи делать так, как ему надо. С открытым ртом можно было вдыхать немного воздуха, но не получалось сглатывать слюну. Наверняка, со стороны это выглядело совсем не так, как в крутом порно. Наверняка, ДиДи думает, что Билли просто глупая малолетка. Она опять всё делала неправильно.

ДиДи резко двигал её голову и двигался сам. Член ударялся в заднюю стенку глотки так быстро, что она уже не успевала отдышаться. Из открытого рта вытекали слюни и капали на колени, пока Билли пыталась хоть немного отклониться назад, чтобы выиграть миллисекунды времени для дыхания, но ДиДи жестко держал её, не давая отползти. Ещё немного, и он, по ощущениям, оторвёт ей голову.

Это продолжалось достаточно долго для того, чтобы шок и протест внутри неё сменился холодом, как будто она выпила слишком много ледяной колы, и теперь не ощущала ничего. Осталось только легкое недоверие — «неужели это происходит со мной?». Бесчувственность пугала её, но так было гораздо легче...

Билли и не подозревала, что предыдущие долгие минуты были раем до тех пор, пока ДиДи не впечатал её в себя и не замер в судороге. Когда и без того истерзанное горло обожгло выплескивающейся жидкостью, Билли реально испугалась захлебнуться. Тело дёрнулось вверх, инстинктивно, как пловец, накрытый гигантской волной, но ДиДи надавил ей на плечи, заставив, наоборот, опуститься ещё ниже.

— Вот так я буду трахать тебя, шлюха! Ты никогда не получишь от меня ребенка! — прошипел он, вытаскивая свой обмякший член изо рта Билли. У неё не было даже сил вытереть мокрое от слюней и слёз лицо.

Как только ДиДи отпустил её, Билли упала на пол, мечтая, чтобы её вырвало. Нет, нельзя, иначе это унижение никогда не закончится. ДиДи ходил мимо, спокойно одеваясь, а она лежала на старом потрескавшемся линолеуме, пытаясь проглотить то, что обжигающим комком застряло в горле, и снова начать дышать. Постепенно она успокаивалась. Ничего страшного не произошло — но она больше не чувствовала себя живой.

Она видела, как ДиДи ушёл куда-то в ночь, и ей было все равно. Руки-ноги двигались, голова на месте — всё в порядке. Билли решила, что лучше перебраться в спальню, чем валяться на грязном полу. Она встала, ощущая себя совершенно спокойной — нигде ничего не болело, только слабость какая-то. Лежать было проще, чем сидеть или стоять, поэтому она легла на кровать.

Ей хотелось просто закрыть глаза и отключиться. Но что-то не давало покоя: мыслям в голове не хватало места, и они бились жёсткими крыльями внутри, подобно птицам, рвущимся на волю. Терпеть эти хлёсткие удары не было никаких сил, и Билли попыталась выпустить свои мысли, дать им свободу. Она хотела бы заплакать — не получалось, глаза оставались сухими, только внутри жгло, будто кто-то плеснул под веки антисептик.

Может быть, сегодня не произошло ничего страшного, просто ДиДи был под кайфом и немного разозлился, а в таком состоянии почти невозможно себя контролировать. Она первая к нему полезла, хотя могла бы сообразить, что ревность всё ещё пожирает его изнутри. Она могла молчать и не провоцировать насилие. Она могла предугадать последствия, но предпочла об этом не думать, потому что хотела дать ДиДи то, в чём он нуждался — любовь.

А может, ему и не нужна её любовь. ДиДи просто хочет пользоваться её телом и не хочет последствий. Но, если он хотел секса, то мог бы просто заняться с ней сексом. Нет, он хотел чего-то другого... Он хотел власти, силы, обладания. Единственной формы любви, которую он знал — рабства.

Билли сама не знала, откуда в голове возникли такие мысли. Словно кто-то нашёптывал ей в ухо незнакомые слова. Они изучали на истории, что много веков подряд чернокожие люди были рабами — живыми вещами. А теперь для неё всё как будто перевернулось, и она ощутила себя такой вещью, чьи желания никого не волнуют. У вещи не может быть желаний — она должна всего лишь выполнять своё предназначение. Билли же не спрашивает, хочет ли этого футболка, когда надевает её на себя.

ДиДи говорил, что любит, хочет быть с ней всегда. Билли тоже любит... любила свои вещи, и не хотела с ними расставаться... Но ведь она не вещь! Она человек со своими желаниями и потребностями, неужели ДиДи не замечает этого? А может, ему всё равно? Если подумать, то с самого начала ЕГО желания были главными. Билли решила, это потому, что он старше и опытнее... Но, чем больше он позволял злости брать над собой верх, тем чаще казался просто обиженным ребёнком, который готов сломать игрушку, если та ему не подчиняется.

Кажется, сегодня он всё-таки что-то сломал в своей игрушке. Даже когда он запер её в машине на несколько часов, или пытался утопить в бассейне, или разбил ей нос, Билли не чувствовала такой пустоты внутри. Сегодня он подчинил её физически, но навсегда разрушил её душу, её любовь. Что бы он не делал после, уже не заденет её так сильно. Он может причинить боль телу, но душа теперь навсегда закрыта от него. Возможно, там, внутри неё, больше ничего нет — лишь пепел.

Думать об этом больно, значит, в ней всё-таки осталось что-то живое. Она не совсем умерла. Возможно, осколок её души застрял где-то и причиняет боль. Вот бы избавиться от него и перестать чувствовать совсем. Тогда она наконец станет сильной, перестанет снова и снова возвращаться к прошлому. Её душа уже никогда не станет целой. Остался только этот, один маленький осколок, острый, как стилет.

Если она пойдёт к копам и станет рассказывать, что с ней произошло, это будут всего лишь мертвые слова, которые ничего не значат: один раз ударил по голове, другой раз — разбил нос. Не избил до потери сознания, не изнасиловал, не убил — ДиДи не за что сажать в тюрьму. Самое главное, она сама пришла к нему, она сама хотела с ним уехать.

То, что произошло сегодня не оставило никаких следов на теле, у неё нет свидетелей. Разве что Сиена могла бы её поддержать, но Билли не знает ни фамилии, ни адреса, где она живёт. Все обвинения надо ещё доказать. Суд может тянуться годами, а тем временем ДиДи будет спокойно жить, найдёт себе новую игрушку, будет радоваться жизни. Хотя нет, радоваться он не будет — он такой же мёртвый изнутри, как и она.

Остался ли у него тоже осколок души, который заставляет его страдать, писать песни, кричать по ночам? Наверно, его осколок больше и острее, чем у неё, его демон успокаивается только тогда, когда напьётся чужих страданий. Но в последнее время что-то происходит, демон вырывается из-под контроля, требует крови.

Кто-то другой мог бы быть на её месте, быть жертвой. Почему именно она? За что? Разве она мало страдала? Или её судьба — стать кормом для демона ДиДи? Нет, она хочет жить. Даже если душа её умерла, тело хочет жить. Она не сдастся. Он забрал душу, но не заберёт жизнь. Сейчас она тихо встанет и пойдёт на кухню, к холодильнику, чтобы наложить себе еды. А потом она поест и будет думать, как сбежать. У неё нет телефона, она не знает, где находится, но когда-нибудь она выберет момент и вырвется отсюда. ДиДи не сможет держать её здесь вечно, или ему придётся убить её.