18. Такой же, как он (1/2)
— Разувайся и марш на кухню, — бросил отец, закрывая за собой дверь. Хью дернулся, тут же стянул джинсовку и, не глядя, повесил на крючок. — Сядем обедать, и ты доложишь о своих оценках.
Хью зашел в ванную и быстро покрутил только один кран. Идея полоскать руки ледяной водой была одной из самых лучших на данный момент придуманных, да и мытье лица низкой температурой хорошо приводило в мысли. Однако руки дрожали совсем не от холода, а тряслись сами собой. Хью пытался себя успокоить, даже обнадежить, но всё было тщетно, как только за спиной раздался уставший голос.
— Что по биологии?
Он повел плечами от неприятных ощущений и незаметно оглянулся. Отец снял пиджак, оставшись в новой рубашке и потертых подтяжках. Хью, глядя на него, поджал губы и уголки едва дрогнули: в его жизни клетчатых брюк, подтяжек и восьмичасового рабочего дня не будет. Как только он закончит школу, все будет иначе.
—«A», — будто идя по канату, задержав дыхание, ответил он и стряхнул руки.
Отец медленно наклонил голову, невольно причмокнул и поменялся с сыном. Он быстро перекрутил краник, и Хью отметил про себя в следующий раз закрывать холодную воду вовсе.
— Химический состав аминокислоты.
— Прямо с порога… — набрал воздух Хью, но, стоило отцу ткнуть его в плечо, требуя ответ, он лениво выдал. — Аминокислоты содержат аминогруппу и кислотную карбоксильную группу. Это дает возможность всем аминокислотам иметь одинаковую часть и отличаться лишь радикалом.
— Вечером еще спрошу, подготовься лучше.
Хью только мысленно отпустил себя: спустя время стоит отдать должное, что сейчас вопросов по школьной программе не несколько, а только один. Всё зависело только от того, как он ответит на самый первый.
Хью открыл холодильник и вытащил миску с заранее нарезанным картофелем. Отец еще утром дал четкие указания, что и как подготовить для обеда и мыслей пойти наперекор или оспорить не возникло. Хью злился на себя, что неосознанно поддается любым требования отца, ведь в социуме действует наоборот: чаще ему подчиняются остальные.
Однако все сводилось к одному каждый раз: отец старше, умнее и он единственный, кому в своей жизни он доверял. Он единственный, кому Хью хотел бы рассказать о давней мечте, тем самым даже объяснить, почему постоянно скупал кассеты разных групп, засиживался допоздна… Почему, в конце концов, только о музыке с отцом говорить и хотелось, а весь этот шум про биологию и химию можно было потерпеть.
И все же, кое-что оставалось неизменным каждый раз, когда они возвращались домой: отца переклинивало, отчего Хью хотелось потакать ему еще больше.
Как только отец подошел и сел за стол, Хью слегка отшатнуло от еды. Не найдя в себе силы съесть всё сразу, он бросил эту затею на второй дольке картофеля. Хью положил вилку, расстегнул воротник на пару пуговиц, будто аппетит пропал из-за удушья. Стоило поднять глаза, то самое ощущение неловкости настигло его врасплох в виде строгих серых глаз. Отец тоже не приступал к еде, крутя пальцами вилку. Смотрел прямо и выжидающе, так что Хью пришлось отвести взгляд на старенькие обои, чтобы не вогнать себя в состояние полной растерянности.
«Обои уже стоит поменять. Дверцу в шкафчике в гостиной надо починить, а для этого понадобится отвертка, — Хью медленно смотрел по сторонам, чувствуя, как задрожали ноги. — Есть ли нужные гвозди? А шторы постирать? Мама напоминала снять шторку в ванной и тоже постирать, если нет возможности купить новую. А если покупать новую, то где? А миссис Лендшен? Она вроде все со скидкой отдает, если найти похожую, то в принципе, можно и…»
— Что замолчал? — голос разразился громом. Отец напряженно выдохнул, вилка продолжала крутиться в его руках, а по коже Хью пробежали мурашки. — Хьюберт, я у тебя спрашиваю, что по химии?
Хью закусил щёки, невольно оттягивая момент признания. Он помолчал совсем немного, судорожно вздохнул.
— «B», — не глядя в его сторону, а куда-то под ноги, тихо ответил Хью, — пока что «В».
Будь у него «F» по литературе, «F» по алгебре и геометрии, ничего так не злило отца, как «В» по химии. Он был помешан только в двух предметах, потому и Хью следовало также идеально овладеть любым видом химии и любым царством в биологии. Хью подозревал отца в попытке привить любовь к медицине, но он давно сделал свой выбор и… И, наверное, никогда от него не откажется.
— Ты так расстраиваешь меня, Хьюберт, — вдруг мягко произнес отец, и Хью ошарашенно взглянул исподлобья. Разве он не будет кричать? Он ожидал чего угодно, но отец говорил спокойно, словно и не собирался отчитывать. — Я же провожу с тобой вечером время, учу тебя, приношу дорогие книги, взятые из библиотеки втайне от начальства. Я же столько делаю…
— Прости меня пап, — Хью сжал вилку, сморщившись.
От приторного отцовского голоса было хуже, чем если бы он начал кричать на него так, что закладывало уши. Чувство растерянности и отвращения к себе нахлынуло волной, голос невольно дрогнул. Как сильно менялся Хью в лице, стоило перешагнуть порог, и как отец становился другим, стоило закрыть дверь.
— Я просто постоянно путаю общую формулу кетонов и карбоновых, из-за чего…
— У кетонов всегда два атома углерода, мальчик! — воскликнул он, смотря на него почти отчаянно. — За что ты так с отцом…
— Пап, я буду заниматься усерднее, — Хью поднял взгляд с раскаянием, хотя так и не понимал, что же такого он сделал. Все одноклассники еле-еле вытягивают науки на «С», а он только и делает, что стабильно сдает все тесты на «А» и «В»! Тогда почему же… — Просто во время контрольных я чувствую, что не справляюсь.
— Значит, прогуливать уроки ты справляешься, а учиться уже времени нет? — возразил отец, и аппетит Хью пропал окончательно, что даже голодный желудок перестал болеть. – Я прощаю тебе прогулы из-за девчонок, потому что ты растешь и хочешь этого, так в чем сложность?
— Пап, у меня нет прогулов по химии и биологии, — Хью свел брови к переносице и втянул губы в тонкую нить. Сам не заметил, как вилка отца оказалась на столе, а тот лишь вздохнул, поправив рубашку.
— Хью, чтобы пойти учиться дальше, нужны хорошие результаты экзаменов, — продолжал отец, поправив подтяжки.
— Да, — ответил Хью, невольно сплетая пальцы. Он хотел перевести тему, но остановился и недоуменно покосился на отца. — Что значит «учиться дальше»? Я не думаю, что музыкантам понадобится универс…
Отец тут же громко усмехнулся, на что Хью остановился и не поднял взгляд. Простая усмешка, но Хью почувствовал весь пыл отца. Послышался стук пальцев о стол, звон вилки. Отец продолжил молча есть, уставившись себе под нос, а Хью не мог взять даже себя в руки. Остатки благоприятной атмосферы были уничтожены простой, мать его, усмешкой.
— Музыкантом? — переспросил отец, когда вся тарелка опустела. — Ты сказал, что хочешь стать музыкантом.
Хью тяжело вздохнул и поднял на отца строгий взгляд. Ему оставалось лишь отстаивать свое до конца, потому что в таких делах отца сложно переманить полностью на свою сторону. И, как он твердо решил когда-то стать музыкантом, точно также сейчас он сильнее сцепил пальцы, вступая на тропу разногласия.
— Верно. Я хочу собрать группу и разъезжать по стране.
— Да ни за что! — шикнул отец, будто его ошпарили кипятком.
Хью нахмурился и попытался выпрямиться.
— Я имею право выбирать, кем хочу быть, — ответил он, стараясь четко составлять предложения и не сказать чего-то, за что ответить не получится.
— Хьюберт, раз уж ты решил остаться в моем доме, значит, ты разделяешь мои взгляды, — продолжая смотреть на него, словно хищник на жертву, произнес отец. — Не так ли?
— Верно, — громко втягивая воздух носом, стараясь не злиться на упрямство отца, ответил Хью.
Он же не может просто запретить ему делать что-то. Хью ведь не маленький мальчик, он способен сделать сам свой выбор! Но…
Если вдаваться в воспоминания, Хью сам решил остаться с отцом после развода родителей. Он знал, что его мать рано или поздно сбежала бы, сбежала первым поездом по Трентон-Моррисвилль бридж, а отец ни за что никуда бы не поехал. Мать много раз настаивала на переезде, но ни отец, ни Хью не видели никаких проблем. Хью думал, что все в порядке и его жизнь полностью в его руках, был уверен в нечестности матери по отношению к ним. Он никогда бы не подумал, что искреннее желание стать музыкантом, как Джексон, станет своеобразной переломной точкой их общения с отцом. Ему не приходилось делиться чем-то подобным, но рано или поздно показать текста своих песен точно пришлось бы. Разве этот требовательный человек не мог просто поддержать его или сделать вид, что рад?
«Ведь остальные мои вольности он поддерживал… — напомнил себе Хью и почему-то начинал чувствовать себя обманутым».
— Значит, музыкантом ты не станешь, — подытожил коротко отец и протер губы салфеткой, а Хью резко захотел воткнуть вилку в его руку.
— Почему? — выгнул брови Хью, не выдержав и вскакивая со стула. — Отец, я имею право быть тем, кем хочу!
— Хьюберт, ты станешь врачом, как и планировалось! — отец ударил кулаком по столу, посмотрев на него с давлением, которое ранее заставляло его подчиниться.
— Что…? — опешил Хью, когда слова отца отпечатались в голове недостаточно хорошо.
Ранее они не поднимали этот вопрос. Хью не размышлял о будущем, отец не говорил ни слова, но сейчас, видимо, потаенные планы отца начали вылезать наружу.
— Ты так и не понял? Хьюберт, после окончания школы ты поступаешь в медицинский университет и учишься на врача, — повторил отец, скрепя зубами. — Конечно, в идеале я хотел бы видеть тебя как врача-хирурга или врача-психиатра, если эта область покажется тебе более интересной…
Хью безумно усмехнулся, когда осознание пришло к нему огромным потоком. Ответ был очевиден, как небо над головой: он никогда не будет врачом и, тем более, работать в больнице! Его не интересовала бумажная составляющая, бесконечные недовольные жизнью пациенты и запах спирта в кабинете. Отца манила его профессия, но Хью тщательно избегал попыток завлечь его самого. Да, он знал биологию, знал химию, но ему совершенно нет дела, как и где пригодятся ему эти науки.
Хью с гневом сжал кулаки, с ужасным грохотом отодвинув стул. Какое право другой человек имеет на выбор будущего для него? Даже будь это отец, с которым он жил несколько лет в одиночестве, Хью не ребенок, за которого нужно сделать выбор!
— Да не хочу я в твою больницу! — сморщив нос от злости, напрягаясь всем телом и чуть не схватив вилку со стола в порыве, закричал Хью. — Вообще работать там не собираюсь! И ничто моего решения не…
Он с топотом направился в свою комнату, но отец за секунду схватил его руку и развернул к себе.
— Знаешь что, паршивец?! — взорвался и отец, преграждая путь, но сын даже не делал попыток прорваться — бесполезно. Он продолжал злиться и скалиться, не желая слушать оправдание. — Я столько сил в тебя вложил, и для чего? Чтобы ты никчемным музыкантом стал? Ни за что! Только попробуй… — он пригрозил ему пальцем, медленно наступая, из-за чего Хью пришлось упереться в диван.
— Я не собираюсь там работать… — уже менее уверенно, но продолжая гнуть свою линию, ответил Хью. — Твоя жизнь и отвратительная больница меня не касаются!
Пальцы невольно впились в диван, он хотел закричать, что это его жизнь, что это его выбор, но широкая ладонь заставила резко повернуть голову в сторону. Глаза расшились, он медленно потянулся к горячей щеке. Начало жечь так сильно, что Хью даже не поднял взгляд, лишь пытаясь осознать произошедшее. Он не думал, что отец ударит его с такой жестокостью.
Отец же выдохнул, и через несколько секунд мягко коснулся его плеча, разворачивая голову сына к себе. Убрал руку Хью и прислонил собственную ладонь, отчего его из жара и боли бросило в холод. Он хотел вырваться, держался на своем до последнего и где-то внутри начала зарождаться даже жгучая ненависть к отцу, и, наверное, долгое время затем питающаяся бы этими воспоминаниями. Хью казалось, что его предали, обманули, как самого настоящего придурка, каких в его школе полно! Что, даже решив довериться отцу, а не сбежать с матерью, его желаний не услышали, не приняли…! Но, когда Хью ошеломленно посмотрел в глаза отцу, то… Прошло несколько секунд, а он все стоял в оцепенении, и ненависть, уже имевшую крепкие корни, будто полили кислотой. Хью и не подумал более кричать или устраивать сцены. Мысли сами ушли из головы и желания возвращаться к ним не осталось. Сердце билось, билось часто и с немым раскаянием: «Я так сожалею».
— Отец, ты… — Хью расслабил руки и опустил ткань мебели. — Почему ты…
— Хьюберт, хоть бы пожалел отца, — протирая одной рукой глаза, начал отец. Его тон голоса не соответствовал шлепку, но лицо, выражающее искренне сожаление, как думал Хью, поразило еще больше. Когда последний раз его отец плакал? Да плакал ли вообще? Даже попрощавшись с матерью, он не проронил ни слезинки, а тут он с ходу… — Хьюберт, я же для твоего благополучия стараюсь, учу тебя, готовлю к стабильной работе, а ты… Пойми ты мученика, что страдает в когда-то чужой больнице, кишащей слухами и сплетнями. Я же и сам вынужден терпеть все это для того, чтобы будущее фамилии Рейз не закончилось где-нибудь в магазине рыбной наживки!
— Так ты все из-за деда… — вздохнул Хью, протянув руку к его плечу.
Хью тревожила эта одержимость прошлым. Уже в свои шестнадцать он сообразил, что параноидная мысль, желание вернуть гордость и честь Рейзов захватило отца еще с подросткового возраста, но сейчас мужчине далеко за сорок. Сколько еще он будет так страдать? Не проще ли уехать и зажить новой жизнью, построить карьеру в другом месте? Однако отец крепко держался за больницу, словно хотел вымыть именно её от той грязи, которой она была полна в тридцатые годы. Этот образ клиники, образ человеческого страха, запертого в ней, мучил отца постоянно, и Хью в какой-то момент самому хотелось залезть к нему в голову и прикончить все эти воспоминания.
И сейчас он начал сомневаться в собственном будущем, ведь страдающий отец куда более непосильная ноша, которую он будет нести через всю жизнь, чем отсутствие группы.
«Играть на гитаре с друзьями можно же и в гараже? – менялся Хью на глазах, даже не замечая. — Да и для группы нужны деньги, а сейчас думать нужно о другом…»
Все-таки, кроме отца Хью в городе один, а уезжать к матери… Нет, отец в одиночестве может сделать с собой всё, что угодно.
— Хьюберт, на тебе лежит большая ответственность и ты боишься, я понимаю, — с красными глазами строго произнес отец. Он схватил его за плечи и слегка потряс. — Осознай свой долг перед фамильным древом, Хьюберт. Ты, — он положил руку на его грудь, не разрывая зрительного контакта, — Хьюберт Рейз, сын Германа Рейза, внук Одина Рейза, и ты станешь тем, при ком психиатрия одержит вверх. Станешь тем, кем я буду гордится, кем гордился бы твой дед.