Ч09. ?Спасите Чарли? (1/1)

“Мы держимся за воспоминания, потому что они - это все, что у нас осталось.”*** В первые секунды после того, как Шарлотта просыпалась, она совершенно не помнила того, кем являлась. Но в этот раз это была такая необходимая капля времени. Чарли ощущала спокойствие и умиротворение. Однако разбитое сердце, как только блаженные секунды небытия прошли, дало о себе знать тупой болью в груди. Смутные воспоминания всплыли в её голове. А затем Шарлотта резко все вспомнила. Она постаралась привстать, но в глазах сильно потемнело, а лицо жгло до нестерпимой боли из-за вчерашних слез. – Эй, куколка, тебе нужно соблюдать постельный режим. – Энджел по-дружески дотронулся до её плеча, что совершенно было ему не свойственно. – Вчера выдался непростой денёк, поэтому ты заслужила от всего отдохнуть. Точно... Работа! – Мне нужно в ресторан! – Чарли резко подскочила, но чуть не упала в обморок. – Нет, не нужно. Я уже обо всем позаботился. Вэгги тебя прикроет, не волнуйся. Сегодня ты приходишь в себя, хотя я сомневаюсь, что одного дня для этого будет достаточно. – Энджел аккуратно уложил её обратно в постель. – Спасибо, Энджи. – очень тихо поблагодарила его она. – Ты мне расскажешь, что происходит? Лично я подозреваю, что все связано с тем манерным клубничным сутенером. Уж слишком он улыбчивый. – хмыкнул Даст. – Да... – Шарлотта тоже хмыкнула, но её взгляд выражал отстранённость и потерянность. – Я не хочу больше видеть его. – Оу, – он не знал, что на это можно ответить, но все же нашёлся с ответом. – Так... Что сделал этот клубничка? Чарли отрицательно помотала головой, а на её глазах вновь выступили слезы. – Я знаю, что приведёт тебя в чувство! На этой неделе в пятницу вечером будет концерт в честь Марди Гра. Ты идёшь с нами. – Энджел ухмыльнулся, заметив вопросительный взгляд Шарлотты. – Со мной и с Вэгги. – Без обид, Энджи, но сейчас мне нет дела до концерта. – совсем поникла она. Он никогда ещё не видел Чарли в таком состоянии. Они, конечно, познакомились совсем недавно, но Шарлотта видела в самом плохом и положительные стороны, наивно верила в свои сладкие грёзы и никогда не унывала и не отчаивалась. Её глаза всегда горели от большой любви к жизни. Неужели теперь этот огонёк надежды и веры в глазах угаснет? Признаться честно, Энджелу частенько действовало на нервы её безумное жизнелюбие, но... где-то в глубине души он искренне восхищался ею. Несмотря на отсутствие большого материального состояния и социального статуса в обществе, она все равно не теряла радостной улыбки, живых эмоций и чувств, не стараясь спрятать и всячески подавить их. Чарли – это просто Чарли, что Энджел, пожалуй, больше всего и ценил в ней. – Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. – спокойно ответил он. – Валентино был центром моей вселенной. Я сходил с ума из-за него. – Никогда бы не подумала, что ты можешь испытывать любовь к кому-либо. Просто... – поспешно проговорила Шарлотта, а Энджел лишь лукаво рассмеялся. – Не пойми меня неправильно, ты производишь впечатление человека, который обычно делает все только ради собственного удовольствия. – Да, так и есть. Но так было не всегда. Раньше я был пареньком, который все время старался угодить другим... своей семье. Мне хотелось, чтобы они гордились мной. – он не ожидал от себя самого таких откровений. – Я очень сомневался в себе, в том, кто я есть на самом деле. Я был жалким... – его взгляд ничего не выражал, словно Энджелу уже давно нет дела до своего прошлого... Но это лишь на первый взгляд. – Сейчас... Я не скрываю себя, своей ориентации, но сказать, что моя жизнь стала лучше нельзя. Мне плевать, что будут думать другие, я живу не для них... но Вал... никогда не отпустит меня. – последнюю фразу он произнёс очень горько, но тут же постарался непринуждённо улыбнуться. – Энджи, все будет хорошо. – Чарли заключила его в крепкие дружеские объятия. – Я обещаю. – Мне казалось, что я люблю его, но на самом деле я люблю лишь страдать. – вновь горькая усмешка озарила его лицо. – Пожалуй, концерт мы все-таки не пропустим. – ответила она, после некоторого молчания, а затем мило улыбнулась. – Не стоит отчаиваться, каждая ситуация поправима. Шарлотта с каждым разом удивляла Энджела все больше. Её спектр чувств и эмоций очень большой: в одно мгновение она грустит, в другое уже счастлива и не видит преград на своём пути. Это поистине восхитительно. – А как же твой клубничный сутенер? – Наверное, лучшим выходом из ситуации будет, если мы просто перестанем общаться. – Энджел всего лишь на мгновение успел уловить в её чёрных как смоль глазах, которые излучали надежду и веру в наилучший исход событий, затаенную обиду и... гнев? – Друзьями мы быть не можем... Мне... – Чарли глубоко вздохнула. – Больно видеть его. – Знаешь, что меня смущает? – Энджел уселся напротив неё, словно настоящий психолог, принялся рассуждать: – Почему он к тебе вообще лезет? Неужто просто из-за того, что хочет поиграть с твоими чувствами? Я не думаю, что здесь все так просто. Может, вы встретитесь и все уладите? – Нет, никаких повторных встреч! – поспешно заявила Чарли. – Я не хочу... Уверена, мы больше не встретимся. – Посмотрим, куколка, как ты с держишь свое обещание. – уже весело хохотнул Энджел. *** – Чарли уже лучше? – Севиафан действительно выглядел обеспокоенным, когда задавал этот вопрос Энджелу, который только что покинул её спальню. – Да, немного. Ты-то сам как? Смирился со своим отражением? – хихикнул он, на что получил хмурый взгляд Севиафана. – М-м! Ещё вчера хотел задать тебе вопрос. Почему твоё имя такое... необычное? – В честь Левиафана, который принимает форму морского змея в Еврейской Библии в Книге Иова. – с гордостью ответил он. – Я думал, что у меня чокнутые предки. – едко рассмеялся Энджел. – Ну, мне пора. – Стой! Мне нужна... Ох, не верится, что я произношу эти слова... твоя помощь. – Севиафан действительно выглядел так, будто нуждался в чьей-то помощи. К примеру, хороших психиатров. – Я что, твой личный психолог? Обратись к специалисту. – он ни капли не был заинтересован в его просьбе. – Это касается Шарлотты. – уже более уверенно произнёс Севиафан. Энджел вопросительно взглянул на него. – Я ведь не тупой. Она как-то связана с тем... Аластором, да? Они... имеют связь в романтическом плане? Севиафан встревоженно посмотрел на Энджела, словно пытался рассмотреть в его глазах ответ на свой вопрос. – Она моя невеста. Я должен знать. – более убедительно произнёс он. – Бывшая невеста. – не сдержавшись, хихикнул Даст. – Нет, не бывшая. – тяжко вздохнул Севиафан, словно являлся самым несчастным человеком на свете. – Вот это уже интересно. – Этот брак необходим для... – он замялся, не решаясь что-либо сказать. – Он необходим. Но Шарлотта мне... нравится. Не могу сказать, что я влюблен в неё, мы толком-то и не знакомы, но я не против этого брака. – И все? Это так банально. – Энджел скучающе щёлкнул пальцами. – Я хочу нравиться и ей. – А от меня ты чего хочешь? – продолжал ехидничать Даст. – Ты её друг. Возможно, ты знаешь к ней какой-либо подход. – Хочешь дам один действенный совет? – широко улыбнулся Энджел, хитро подмигнул. – Попробуй поменьше говорить о себе для начала. К твоему сведению, даже я не дрочу на свою внешность, хоть я и бомбочка... Да и если честно, ты мне больше по душе, чем тот клубничка. И Энджел просто ушёл, оставив Севиафан в полной растерянности. ***1925 годАластор “Спешу сообщить чудеснейшие новости. Отныне я не офицер, а детектив. Меня назначили на важную должность, потому что в ряды наших полицейских, вступают только по-настоящему доблестные люди. С этого момента лично я веду дело Киллджой, Кэти. Я приложу все усилия, воспользуюсь всеми полномочиями, но человек – если его возможно таковым назвать – совершивший это преступление, будет отвечать перед законом и судом, потому что все маньяки, убийцы, насильники и воры должны отвечать по заслугам. Будьте осторожны, граждане, не выходите в ночное время суток, не гуляйте в одиночку по улицам города, обязательно предупредите своих родственников о том, куда вы направляетесь. К сожалению, мы не можем сказать точно: серийник это или нет, но все нужные меры уже приняты. Скоро преступник поплатится за содеянное.”– обращение в журнал ?V'voks'V? детектива Тома Тренча. Аластор хищно оскалился, ехидно сощурившись. Детектив Тренч так громко кричит о том, что убийцу поймают, но до сих пор так и не наведался к главному подозреваемому по этому делу. К самому радиоведущему. Да, именно. К нему должны были прийти первыми, но ни одного из сотрудников полиции Аластор не встречал на своём пути. Выходит все как-то легко, даже совсем не смешно! Но хоть с Киллджой было весело. Её, обезумевший от ужаса, взгляд он не забудет никогда. Приятно, приятно, так приятно. Брать правосудие в свои руки. Она была дрянью, а дряни всегда получают по заслугам, хоть получилось и незаконным путем, Аластор не чувствовал угрызений совести, когда расчленял её на куски. Вот он уже на Дауфин-стрит. Эта улица великолепна, как и всегда. Здесь проживают люди, которые добились в своей жизни многого, а он как раз из таких людей. Богатый антураж не мог не радовать глаз. О, вот и его дом! Двухэтажный, с мансардой под самой крышей. Выглядело просто изумительно. Гораздо лучше, чем тогда... Неприятные воспоминания ударили в голову, и радиоведущий поморщился (насколько это было возможно, с едкой полуулыбкой на лице). – Здравствуйте, мистер Аластор. Я так давно жду этой встречи. Очень знакомый мужской голос вырвал его из собственных мыслей и воспоминаний. – Ах, детектив! Я уж начал думать, что Вы так и не загляните ко мне. – ехидно улыбнулся Аластор. – Я читал Ваше обращение в журнал. Звучит похвально. Кажется, Вы действительно благородный человек, который сделает все ради безопасности невинных людей. Детектив Том Тренч напрягся, что, конечно же, не укрылось от проницательного радиоведущего. – Если позволите, то я бы хотел задать Вам пару вопросов. Думаю, что Вы и так прекрасно догадываетесь, о чем пойдёт речь. – уже более спокойно ответил детектив. – Да, я все прекрасно понимаю. С удовольствием помогу следствию всем, чем только смогу. – взгляд Аластора стал каким-то маниакальным, его губы дрогнули в лёгкой усмешке. – Почему же Вы, уважаемый детектив Тренч, ждали меня на улице, а не зашли в дом? Надеюсь, Ниффти не была груба с Вами? – Что Вы! Я просто не мог оторвать взгляд от такой восхитительной постройки. – Том Тренч ещё раз внимательно оглядел лицевую часть дома, будто старался запомнить как можно больше деталей... Только зачем? Радиоведущий сразу понял: детектив что-то не договаривает. – У вас так холодно в доме. – сразу обратил на эту странность Тренч. – Вы достаточно состоятельный человек для того, чтобы провести отопление. – О, поверьте! Вы не первый человек, кто мне говорит подобное! – весело ответил Аластор, но по-прежнему внимательно следил за действиями детектива и за его эмоциональным состоянием. – И Ваш интерьер... – Том Тренч смутился на секунду, но затем продолжил: – Не подумайте, я не хочу Вас обидеть никоим образом, но создаётся впечатление, будто этот дом из прошлого века. – О да, детектив. Вы верно мыслите. – Тому показалось, что такой приятный на слух голос радиоведущего приобрёл некие угрожающие нотки. – Насчёт отопления... Мне по душе камины и небольшие бра, но не более. Такие вот у меня прихоти. Мне просто нравится, когда в доме холодно. – вновь весело отвечал Аластор. – Что же до интерьера из прошлого века... Это дань памяти моей драгоценной матушке. Невозможно было понять, что он чувствует, когда произносил последнюю фразу. Детектив отдаёт ему должное. Радиоведущий чудесно контролирует свои эмоции. – Сочувствую Вашей утрате, мистер Аластор. Я знаю, что здесь произошло. Аластор, в свою очередь, как-то странно посмотрел на Тома Тренча, но детективу совершенно не понравился этот взгляд. – У Кэти Киллджой множество недругов и врагов. Мне прекрасно известно это, как и то, что мисс Мария Лаво, ваша матушка, находилась с жертвой в далеко не дружелюбных отношениях. – сразу начал детектив. – Мне слабо верится в то, что Вы с убитой пребывали в чудесных отношениях. Уголки губ радиоведущего слабо поползли вверх, словно он не понимал сути происходящего. – Вы правы, детектив. Мы не находились в чудесных отношениях, а если говорить начистоту, то мы, в общем-то, ни в каких отношениях не находились. – Аластору становилось скучно, признаться честно, от детектива он ожидал гораздо большего. Детектив Том Тренч замолчал на некоторое время, что-то усердно записывая в свой блокнот, лишь иногда подозрительно поглядывая на него исподлобья. В гостиной воцарилась полная тишина. – Детектив, я искренне надеюсь, что Вам удастся узнать, кто так зверски поступил с бедняжкой, но боюсь, что я мало, чем смогу помочь. – доверительным тоном сказал радиоведущий. – Мы ни разу не виделись в лицо... Я понимаю, зачем Вы пришли ко мне. Ниффти предоставит Вам специальный ежедневник, в котором Вы сможете узнать, где я находился на момент этого ужасного преступления. А меня прошу извинить, надо готовиться к вечернему радиоэфиру. – Аластор самодовольно улыбнулся, сощурившись, словно настоящий хищник. – С чего Вы взяли, что мне нужно Ваше алиби? Может, я зашёл просто собрать информацию. – уклончиво произнёс Том Тренч. – Бросьте, детектив. Я знаю, что являюсь подозреваемым в серьёзном деле. Всё-таки я приличный джентльмен. Не хочу, чтобы обо мне пошли грязные сплетни и слухи. Давайте уладим все поскорее. – радиоведущий выдавил из себя миролюбивую улыбку. – Ниффти, дорогая. Ты можешь подойти. – достаточно чётко произнёс он. В гостиную вошла рыжеволосая горничная. – Ещё раз сердечно прошу извинить. Но мне действительно уже пора. Я зашёл к себе домой лишь для того, чтобы проведать Ниффти. – Вы меня простите, мистер Аластор. Я ведь без приглашения. – осторожно ответил детектив Тренч. Том Трен полностью переключился на Ниффти, которая умело его забалтывала. Радиоведущий едко улыбнулся, а его глаза ненормально заблестели. Детектив не заметил хищного оскала радиоведущего, который предназначался для него. ***1930 год – Я не хочу её убивать. – неожиданно произнёс Аластор, скорее для Хаска, чем для себя. “Так вот в чем дело”, – подумал бармен и хмыкнул. Видимо в Шарлотте было нечто особенное, раз она никак не выходит из головы у радиоведущего. Аластора он редко видел в таком состоянии. Его вечная улыбка сейчас больше походила на печальную усмешку, словно радиоведущий высмеивал самого себя за такие слова. – Ну вот и не надо. – Хаск пододвинул к нему бокал с горьким ликером. Какой это по счету?.. – Чарли-и, – Аластор мечтательно прикрыл глаза. – Я хочу, чтобы она была рядом. Правда, этому не бывать. После того, как он поступил с ней, на это можно даже не рассчитывать. – А как же Мимзи? – пользуясь удобным случаем, полюбопытствовал Хаск, тщательно протирая стеклянные стаканы. – Хорошая попытка, дружище, но я ещё не настолько пьян. – хитро улыбнувшись, ответил радиоведущий. Они замолчали на некоторое время. Бармен был занят своей работой, а Аластор сверлил взглядом пустой бокал из-под ликёра с жутким оскалом на лице. – Шарлотта слишком хороша для такого, как ты. – наконец ответил Хаск. Эти слова по-настоящему вывели радиоведущего из себя. Что-то в последнее время много говорит этот хмурый бармен. – Ей будет гораздо лучше без тебя. Хаск говорил чистую правду, что злило Аластора ещё больше, пожалуй. Бармен понимал, почему его недоприятель так ведёт себя по отношению к Чарли, но это все равно никак его не оправдывает. Просто даёт понимание. Сейчас Хаск мог сказать однозначно: Шарлотта точно ему приглянулась, однако, как самый настоящий олень, радиоведущий никогда не признается ей в своих чувствах. Наоборот. Он будет делать все, чтобы причинить ей как можно больше моральной боли. Вот такой вот Аластор психопат. Ведь сам радиоведущий мучается из-за этой ситуации. Хотя... Возможно, это просто защитный механизм?.. После всего, что случилось. “Боль – это весело”, – однажды сказал он, ехидно сощурившись. Жизнь Аластора полна одиночества, боли и предательств, что на самом деле очень печально. Шарлотта, как успел заметить Хаск, являлась для радиоведущего ярким лучиком добра в кромешной тьме. Но... бармен слабо верил в то, что его приятель (их можно так называть?!) изменится. Если сейчас Чарли действительно ему хоть немного дорога, то лучшим выходом будет просто отпустить её. Но Хаск сомневался, что радиоведущий захочет прекратить с ней общение. Все-таки он уже успел достаточно привязаться к ней, хотя пока и не признается в этом даже себе, считает, что эмоции – это наши слабости... Отчасти Аластор все же прав. Эмоции и чувства могут приносить ужасную боль, гораздо хуже физической, но чувствовать важно. Только это имеет значение. Эмоции делают нас живыми, даже самые негативные. Но радиоведущий, видимо, так не считал. Аластор пребывал глубоко в своих мыслях, а Хаск все так же принялся заниматься своей работой бармена.