Конек-горбунок (R) (1/1)

Было у барона Солнцедара три сына. Два умных, рослых крепыша силы богатырской, косая сажень в плечах, гордость отцовская, и младший, Буреслав, которого братцы и соседи в насмешку Дуреславом прозвали. Ни ростом младший сын похвастаться не мог, ни шириною плеч, ни мудрыми речами. Барон в сердцах как-то спрашивал даже – моя ли это кровь, жена? Славная фата, героиня войны, в ответ на такое чар пожалела, а кочергой по лбу супруга приложила не скупясь. Больше Солнцедар о том не заговаривал, да и без того житье у Буреслава не ахти каким веселым было.И поехал как-то раз барон с сыновьями на ярмарку. Остановились старшие братья возле шаса с лошадьми – двумя горячими златогривыми скакунами такой красы и таких статей, что сей же час тряхнули молодые люды кошелями, почти не торгуясь. Да и какой там торг – вон и рыжие уж подъехали на коней полюбоваться, того гляди из-под носу уведет.А Буреславу так сказали, посмеиваясь.- Вон у шаса еще товар остался – горбатый конек. Как раз по тебе, брат, будет.Вздохнул младший сын печально и вдруг углядел, как низкорослый жеребчик прямо на него глядит и карим глазом эдак подмигивает – дескать, не прогадаешь, Буреслав, бери.Никогда такое диво люд не видывал. Спросил он хозяина.- Почем за горбунка просишь?- Недорого возьму, раз конек сам тебя в хозяева выбрал. Он уж от двух покупателей убегал.Ох, и потешались старшие братья и друзья их, когда привел Буреслав горбунка в конюшню!- А что, Дуреслав, война случись – так и поедешь на своем верблюде-недоростке?- Ты что, брат – он пуще нас с тобой прославится! Чудские драконы со смеху своим же огнем подавятся, как он на этом горбатом одре выедет и сабелькой им погрозит.- Ха-ха-ха… ох, сказанул!И даже Солнцедар младшему сыну не велел седину его позорить – в городе на горбунке показываться.Недолго кручинился Буреслав. Все чаще стал он уходить в конюшню и там возле конька своего душой отдыхать. Всё понимал горбунок, только что сам не разговаривал, так и без слов ему удавалось хозяина и утешить, и ободрить, и развеселить.?Среди разумных друга у меня такого не бывало, - не раз думал люд. - Не простая это животина – неудачный приплод, никому не надобный?.Раз сидел барон Солнцедар с сыновьями на пиру в своей просторной усадьбе. И такой рассказ его старый друг завел:- Был я на днях у челов в городе. Тамошний царь на старости лет из ума выжил – кучу золота сулит тому, кто жар-птицу ему живой и невредимой доставит.- Долго ж ему ждать придется. Дед мне, несмышленышу, рассказывал, как пробуждение феникса видел. Двести лет назад это было.- Эх, поглядеть бы на того феникса своими глазами, - говорил Буреслав коньку после пира.- Нет сейчас фениксов, готовых пробудиться. А жар-птицы – есть.?Да что ж это такое – не упился я на пиру хмельного вина, всё помнил, всё разумел, как из-за стола встал!?- И где же те жар-птицы водятся?- Далеко, - отвечал горбунок. – Но если хочешь, покажу берег, куда они в брачный сезон прилетают, и расскажу, как манок для них сделать.- Не думал, не гадал я, что говорить ты, конек, умеешь.- Я, Буреслав, много чего умею.- Я давно понял, что не простая ты лошадь.- Я когда-то говорил, что я лошадь? Так отправляешься на ловитву, хозяин, или дальше дома сидишь? Жар-птицы днем не летают – любят они в ночной темноте сиять.Может, на трезвую голову и остерегся бы Буреслав, у колдуний вначале спросил, что это у него за горбунок такой. А сейчас только шапку на голову вздел и конька во двор вывел.- Вези, раз взялся!- Постой. Сначала возьми корыто, вина бочонок да отборного зерна мешок. И рукавицы не забудь, от огня заколдованные.Так Буреслав и сделал. Скакал горбунок, не зная устали, пока на крутой бережок хозяина не привез. Люд-то от свежего ветра да ночной прохлады совсем протрезвел, смотрит и сам удивляется, какого рожна его сюда понесло. А конек ему:- Теперь смешай в корыте вино с зерном, а сам за кустом спрячься и в манок дуди.?Нет, не примерещилось мне…Раз уж я тут, буду делать, как конек велит?.И манком загудел.?Так только распугать всё зверьё и птицу в округе можно! Ворота несмазанные благозвучней скрипят!?А вдали огоньки уж видать, словно факелы несут. Приблизились они, и ясно стало, что никакие это не факелы, а всамделишные птицы. Точно расплавленное золото, рдеют, искры во все стороны летят. Покружились птицы у берега, ища что-то, присели к корыту и давай зерно с вином клевать. Сообразил люд, что к чему, натянул рукавицы.- Постой, - говорит конек тихонько. – Сейчас они захмелеют и запоют, подруг призывать будут. И во время пения уж точно ничего не заметят – голыми руками бери, коль обжечься не боишься.Еле-еле удержался Буреслав, чтобы уши не заткнуть, когда то пение раздалось.- А что бы ты хотел? Всё разом не дается: или наружность прекрасная, или голос сладкозвучный. Или вон красавцы у братьев твоих – только седока на спинах нести и горазды, а вот я…- А ты у меня мал, да удал, - потрепал его люд по холке, рукавицы поддернул и вышел из-за куста. Ухватил одну жар птицу, свистнул, горбунка призывая.- Эге-гей, конек – попалась птичка, назад скачем!Пока на тракт выбрались, успела добыча искрами всё платье люда прожечь, штанину ему испачкать и остаток зерна склевать.- Дурак он, царь тот, - заметил конек, - светится-то птичка красиво, а больше ни на что не способна, только в три горла жрать, орать и гадить.- Я уж тоже подумал – не оставлю птицу себе, ну ее, эту редкость. Да раз уж поймали, надо хоть золото за нее получить. Скачи в человский град!- И то верно.Полный кошель золота царь велел отсыпать Буреславу – то есть, для челов-то он Иваном назвался – и на пир в палатах своих пригласил.Злобно глядели там бояре да дворяне – объявился-де Ванька неведомо какого роду-звания и всех обскакал в царской милости. И стали бояре, хмельной мед подливая, царю о новом диве рассказывать, о царевне со звездой во лбу и месяцем в косе. Идет-де та царевна – как лебедь белая плывет, говорит – словно соловушка поет, а глядит – как рублем полновесным одаривает.Загорелись глаза у старого царя, и такие он слова сказал:- Ловок ты, Ивашка – никто жар-птицу мне раздобыть не мог, а ты привез. Коль доставишь мне царевну прекрасную – вдесятеро больше казной награжу и шубу со своего плеча пожалую. И дворянство, ежели из простых происходишь.- Не было на царевну уговора.- Царю перечить удумал? На кол посажу, холоп, если хоть слово еще поперек молвишь! Ступай, и без девицы не возвращайся!- Да и пошел ты сам на кол, старый человский дурень, - плюнул Буреслав за воротами дворца. – А я домой поехал.- А ведь большие деньги царь посулил. Тебе в наследство столько не получить.- С моими братцами хоть какое-то наследство получить бы. Постой, горбунок – неужто знаешь ты, о какой царевне эти челы болтали?- Не говорил ли я тебе, что многое умею и знаю? Расскажу я, как до той девицы добраться. А ты артефакт портала туда закажи – была охота в этакую даль копыта бить.Так и случилось, что вышли Буреслав с коньком из портала возле высокого замка. Слетел на них со стены свирепый василиск, но готов был люд к напасти и снес голову чудища вострой саблей. Открылись тут ворота, а как вошел Буреслав в замок, встретила его краса-девица в драгоценном уборе – сияют адаманты ярче светлого месяца и ясных звезд.- Зачем, - спрашивает, - пожаловал, добрый молодец?- Желает наш царь, чтобы ты, царевна-красавица, к нему во дворец прибыла.- Ну, раз царь, то я подумаю. И не пускаться же в путь на ночь глядя. Сейчас стол накроют – отужинай, молодец, вина выпей, в мыльню сходи да отдохни с дороги.- Будь по-твоему.Подкрепился Буреслав, ароматной водой омылся, Подала ему царевна из своих рук резной серебряный кубок с вином, в опочивальню отвела и доброй ночи пожелала. Улегся люд на мягкую перину, зашумело хмельное питье в голове, затуманилось перед глазами, и провалился он в крепкий сон.И снилось молодцу, что приходит красавица к нему на ложе, спускает ловко исподнее, склоняется, блистая звездой во лбу, и целует нежно. А потом забирает в алые губки его мужеский уд и такое вытворяет, что может он лишь тонкие простыни в кулаках мять да постанывать от невиданной услады. А царевна голову подняла и молвит – будто ручеек журчит.- А теперь на живот перевернись, молодец, и узнаешь, как любовь моя горяча.А Буреслав изнемогает весь и кажется, все бы отдал, что есть, лишь бы сладость эта еще длилась. Покорился он воле девицы, а она его с нежностью погладила, душистым прохладным маслом мазнула, и начало вдруг распирать зад, будто и впрямь царь кол туда загнать велел, как грозился. А журчащий голос всё шепчет- Погоди малость, молодец. Как распробуешь, сам перестать не захочешь.?Ох, проснуться бы!?Не вышло проснуться, зато опять сладостная истома тело охватила. Какая там девица – ходит в нем ходуном сильная и неутомимая мужеская плоть, и стыдно от этого, и хочется еще и еще, потому как все острее восторг охватывает от каждого толчка, и тело само навстречу им вскидывается, словно и не бывало никогда по-другому. Да и много ли бывало-то – не больно его красивые феи жаловали, это вокруг братьев так и вились.- Какой ты, молодец, сладкий, горячий… - не разобрать уже, кто говорил, да и не надо. Так уж приперло, что приподнялся Буреслав еще, ухватился рукою за уд свой и только несколько раз туда-сюда двинул, как без сил повалился обратно не перину, вскрикивая и сотрясаясь.?Ох, срам-то какой, - думал он поутру, – приснится же такое! Вона как простыню-то во сне изгадил?.Тут и царевна вышла, еще краше, чем вчера. Завтракать позвала, а потом и сказала:- Ну что ж, добрый молодец, вези меня теперь к царю.- А где ж карета твоя, царевна? Разве ты на моего горбунка сядешь?- Сядет, - тихонько сказал конек, - и я вас обоих сдюжу. И порталом при ней можно.?Везу я девицу такой красы, что любая фея позавидует, - дивился Буреслав, пока ехал до царского дворца, - а сам только и думаю, что о сне своем, и каково бы это наяву испытать было. К чему бы это??Тут открылись широкие ворота перед ними. Царь при виде красавицы аж с трона соскочил. Подбежал, преклонил колено и говорит, бороденкой тряся:- Будь моей женой, царевна!- Да ты посмотри на себя, старик, - отвечала она дерзко. – Тебе ли к пятнадцатилетней деве свататься?- Я царь здесь, и хоть в летах, не слаб ни духом, ни телом! Еще могу молодую жену на ложе порадовать!- Тоже мне, велика радость! Глянуть не на что – борода седа, голова плешива, лицо в морщинах.- Смилуйся, царевна! Нет мне без тебя теперь покою! А на морщины ты не смотри – они любви не помеха.- А мне вот помеха. Стань молодым и пригожим – пойду за тебя замуж. Не станешь – не обессудь.- Да невозможно никак такое, царевна!А она только голову в драгоценном уборе отворотила.- Эй, бояре! Тащите сюда чародея из темницы!Исполнили живо приказ, приволокли еще одного старика в оковах – такого же седого и плешивого, да еще скрюченного вдобавок.- Помилую я тебя, чародей, и на волю отпущу, если сделаешь меня молодым и пригожим. А нет, так сей же час голова твоя под топор пойдет.- Читал я, царь-надежа, один древний свиток, - заговорил старец. – Но много храбрости надобно, чтобы средство это для омоложения испытать.- Хватит во мне храбрости! На все готов ради красы-царевны!- Тогда слушай, царь…Грозно звучал голос царя, когда повелел он развести огонь под котлами с водой и молоком. А как дрова, охваченные пламенем, затрещали, храбрости на лице заметно поубавилось.Буреслав оставался на дворе: и золото не получил, и не отпускал никто, и любопытно, чем кончится.Как пар над котлами стал подниматься, так и вовсе начал царь в волнении по сторонам озираться. И уперся взор его в молодого люда.- Эй, Иван! Прыгай сначала ты в котлы, а я уж за тобой!Слова не дал вставить: - Не сметь царю перечить, холоп!А конек тихонько успокаивает.- Не трусь, Буреслав – это всего лишь челы. А колдун их молчать будет – небось не дурак.Взялся люд за платье свое, к царевне задом от стыда повернувшись.Хоть нету в нем колдовских сил, никому в Тайном Граде чары не в диковину. А все равно боязно. Чтобы защитить от кипятка, фея нужна, а не конек, пусть и говорящий.А тот еще и подбадривает, мордой подталкивает – не робей, мол.Сердце замерло – но ничего, кроме щекотки, не почувствовал Буреслав, нырнув в котел с кипящей водой. А как из молока на двор выскочил, ахнули все столпившиеся там челы в великом изумлении.- Каков богатырь-то стал! А лицо-то каково – лепота! Неслыханное дело!- Разоблачайте меня, бояре! – немедля потребовал царь. – Бросайте в котел!А повелеть обратно из кипятка вытащить не мог уже – только вопил дурным голосом. Так и сварился.Суматоха у челов поднялась, за родней посылают, бабы причитают, бояре шушукаются. А царевна, как ни в чем не бывало, ухватила кого-то за полу кафтана.- А ну, веди к вашему казначею!А на казначея грозно сверкнула очами и велела все обещанное за нее Ивану-Буреславу сполна выплатить. Никто перечить ей не осмелился. Вынес дюжий чел, пошатываясь, мешок с золотом. Люду, и то тяжко показалось.А потом и говорит царевна:- Не кажется ли тебе, добрый молодец, что задержались мы тут слишком?Конек словно того и ждал – перемахнул через ограду, едва они на него взобрались.- Куда теперь путь твой ляжет? - спрашивает краса-девица.- Не знаю пока. Не обессудь, что замуж сразу не зову. Охота мне сперва смысл того сна понять, что в замке твоем привиделся.- А если скажу я тебе, молодец, что наяву это было, а вовсе не во сне?- Может, обидно тебе это слышать будет – но поведай же тогда, кто приходил ко мне?- Закрой глаза, - вздохнула она, - и сочти до трех.А как открыл глаза Буреслав – уставился в остолбенении на то, что перед ним предстало.- Давай знакомиться, - сказал ему длинный чернявый нав. – Унга меня зовут.- Царевною-то краше был, - только и смог люд вымолвить.- Да и ты раскрасавцем, когда из котла вылез, только перед челами казался. Да мне ты, и какой есть, по вкусу.- Что ж ты далеко от Цитадели делал, да еще девицей притворяясь?- Раз уж надо было мне одну работу закончить, почему бы и не развлечься немного? Знаешь, сколько женихов ко мне туда приходило? Я и препятствия-то им не сильно тяжкие чинил – а их хорошо, если треть одолеть могла. А кто и попал в замок – после первой ночи сбегали, еле успевши штаны подтянуть. Одному тебе по нраву пришлась любовь царевны. Верно, стало быть, тебя горбунок распознал – прежде тебя самого – и в замок мой заманил.Смотрел на Унгу Буреслав и думал, чего же ему сейчас сильней хочется – то ли по сопатке темному съездить, то ли в губы расцеловать. А тело жаром наливается, будто опять ночь в замке вернулась, что вовсе и не приснилась ему, вот оно как. Обманщик, как все навы!А приди он, как есть – разве позволил бы Буреслав до себя дотронуться. Может, к лучшему всё обернулось?- Я на него не в обиде, - сказал, наконец, люд. - Так конек этот твой? То-то я думал – не бывает таких зверей!- Он и не зверь, а голем. Мудрейший из големов, как он себя величает. Самая удачная моя работа – даже Барраге такого не сотворить!- Распустил перышки, хвастун, - подал голос голем-горбунок. – Одно ты умное дело сделал – запихал в меня тот камешек!- Я уж все локти себе искусал, когда понял, что был тот камушек вместилищем заклинания, которое само магическую силу порождает. Может, последним на Земле. И на что он ушел – чтобы одному горбатому коньку подзарядка не требовалась! Такого промаху дал, и попробуй теперь из него камушек вынь!- Я те выну. Вынимать из любезного своего будешь – если засунуть позволит, вестимо.- А если не позволит, то это ты тогда промаху насчет него дал. И никакой ты не мудрейший из големов, а обыкновенная глупая кукла.- Хватит над коньком потешаться, Унга, - вмешался Буреслав. – Я за него шасу денежку платил, и значит, не один у него теперь хозяин, а двое.- Я пополам не делюсь, - махнул горбунок хвостом. – Придется, хозяева, вам сходиться.