1. Возвращение домой (Марена) (1/1)

Когда-то давным-давно Марена пообещала себе не плакать. И впервые за столько лет богине было так тяжело сдержать обещание. На глаза то и дело наворачивались слёзы, и Марена искренне не знала, чего в них больше: трепета от возвращения домой или светлой грусти за снежными чертогами Числобога.Эта грусть накатила, когда за окнами перестали белеть бесконечные скалы, а смешные мохнатые гарцуки уже не провожали возок игривым рычанием. Тогда Марена чётко осознала, что надолго оставляет в снежном царстве и строгого, но нежно любимого наставника, и большого чёрного кота Нелюба, который в своей наглости превзойдёт всех котов мира, и настырную домовую, и всех зимних божков и богинь, с которыми успела сдружиться. Она прожила тут не один десяток лет, привыкла к снежному пейзажу и белым сарафанам?— Числобог не признавал иных цветов, кроме белого и чёрного. Горы стали местом Марениной свободы. Здесь вечно царила зима и, кроме того, никогда никто не запрещал баловаться с течением времени. Разве что на разумных экспериментировать было нельзя.Теперь она ехала домой. В светлые хоромы Сварога-отца и Лады-матери. В весенний сад Лели и Живы?— сёстры наверняка, как и раньше, обожают бесконечные цветущие просторы. Перун, братик, которого Марена помнила совсем малышом, уже вырос, даже жену взял и детей имеет,?— вряд ли и узнает. А самую младшую она даже не видела.Она ехала домой. Домой… Марена шёпотом повторяла это слово снова и снова, как заговор. Она давно уже привыкла называть домом то место, где её ждали Числобог и ленивый Нелюб. В том месте, куда она ехала сейчас, ей наверняка снова запретят и снегом порошить, и рисовать морозом, и менять ход времени. Там её не понимают и опасаются. Оттуда её сплавили подальше под ответственность отшельника Числобога, который, так же не понятый другими, всё же научился повелевать временем.В мире наставника Марена наконец почувствовала себя на месте. Среди снега и бурь, часто-густо поднимаемых шаловливыми гарцуками, она нашла себя и обрела друзей. В том месте, которое ей стоило называть домом, подруга была одна?— и та осталась ли?Марена попыталась нарисовать на грязном окне надменную морду Нелюба, однако ничего не вышло,?— рисунок смазался, и красивый кот оказался куда более похож на нескладного гарцука. Богиня с досадой вздохнула и, чуть подумав, подула на окно сквозь пальцы. Появился тонкий морозный узор?— горделивая осанка кота получилась как нельзя лучше. Мороз слушался Марену очень хорошо. Только вот там, в том месте, которое она должна называть домом, ей будет запрещено творить ледяную красоту. И в снежки нельзя будет играть?— а ведь это невероятно весело! Особенно, когда все играющие?— боги зимы и снега, и внезапные ураганчики и вьюжки?— дело привычное.Окончательно испортилось у Марены настроение, когда из возка пришлось пересесть в кибитку. Да и на черную душегрею новый вазила посматривал с недоверием?— пришлось снять. Нет, холодно Марене не бывало, но это был подарок Числобога. Мех душегреи хранил студёную свежесть гор, и, сняв одёжку, Марена едва смогла вдохнуть тёплый ирийский воздух. Он словно бы душил полнотой весенних запахов?— и как она раньше жила здесь? И ведь ещё даже не приехали к дому. А там наверняка благоухает множество цветов?— Леля всегда старалась вырастить всё, что можно, и Жива, наверное, под влиянием старшей тоже уже занимается этими глупостями.Живое не может быть красивым, потому что оно не бывает идеальным.Сёстры явно думали иначе, нечасто находя в правильном строении снежинки великую оду красоте, которую всегда видела Марена.?Я же их люблю…??— отрешённо подумала богиня, то ли вспоминая безоблачные деньки детства, то ли пытаясь себя убедить. Любила ли она сестёр? Да. Но никогда не понимала. Как и они не понимали её.Ещё издали Марена заметила высокий отцовский терем. И поняла, что самое сложное будет впереди?— она совершенно не представляла, как вести себя в семье. Стоит ли обнять сестёр? Надо ли улыбаться? Что вообще делать? Сколько лет она прожила там, где семьёй для неё был лишь Числобог.И, сказать по правде, эта часть прошла для неё препаршиво. Марена вела себя так, как привыкла: прямо держала спину и высоко?— голову, не давала волю никаким эмоциям?— правда, и давать-то было нечему. Наверняка такое поведение приняли за надменность… но Марена внезапно осознала, что её это не волнует. Она при всём старании не могла вспомнить, как кто на это отреагировал. Разве что Живу помнила?— младшая, несмотря на холодность Марены, была рада, как дитя и что-то щебетала про Лелю, про Дидилию, про Яську. Она щебетала, не умолкая, а под ногами вальяжно расхаживал огромный рыжий кот. Если бы Марена вот так увидела своего Нелюба, она бы не дала ему ни малейшего шанса остаться непоглаженным и незалюбленным. Нелюб относился к таким приступам нежности со снисходительным спокойствием.Рыжий же Люб такого желания не вызывал. Он вызывал желание пнуть его куда подальше. Сейчас, правда, он раздражал немного меньше?— лежал себе клубочком у Лелиных ног, да и только.Марена поёрзала. В светёлке было слишком тихо. Да, вышивка?— не очень громкое дело, но дома… то есть, в светёлке Числобога, когда заглядывала Метель с мальчиками, тихо не бывало. Даже если Марена с Метелью оставались одни и занимались тем, чем и положено, всё равно весёлая беседа наполняла комнату. И Нелюб, уютно уместившись на коленях Марены, громко урчал. Причём урчание его было словно осязаемым?— мягким, тёплым и густым.—?Марен. —?Леля бросила на сестру строгий недовольный взгляд, так что Марена сразу поняла: добра не жди. —?А чего ты в белом сарафане?—?Числобог так велел,?— кратко отрубала Марена. Расписывать подробности жизни с наставником ей не хотелось. Это казалось чем-то слишком близким и сокровенным, рассказывать богине, которую Марена давным-давно не видела, желания не возникало. Что-то жгло, сдавливало, не пускало. Это была её жизнь?— никому больше такое принадлежать не может.—?Зря ты так. Молодым девицам положено…—?Сама знаю, что положено молодым девицам,?— с внезапной злостью перебила Марена. —?Но я?— властительница времени и, значит, смерти. И как-нибудь разберусь, какой сарафан мне носить.Леля смотрела на неё удивлённо. Потом вздохнула, возвращаясь к пяльцам.—?Ничьей женой тебе так не стать.Марена встрепенулась, словно её ударили. Осознавала ли Леля, насколько тяжёлую вещь сказала? Наверняка нет. Для неё, красавицы да ещё и богини весны, такие слова были скорее шуткой. Марена же не славилась красотой, а дар её, по мнению того же Числобога, требовал отшельничества и отсутствия привязанностей. Потому он и позволял жить в своём доме Нелюбу?— ничего решительно плохого мастер распрей между влюблёнными принести не мог.—?Ой, а что это такое красивое?Совсем ещё маленькая Дидилия заглядывала Марене через плечо, по-детски наивно хлопая глазёнками.—?Это? Это белена. Красивый цветок, очень. Но и ядовитый?— ужас просто! —?Марена мягко улыбнулась. Это маленькое чудо, впервые встретившее её, приводило в восторг. Такой же была Жива?— разве что более непоседливой и менее рассудительной.—?А зачем ты вышиваешь ядовитый цветок? —?недоуменно спросила Дидилия. Она явно понятия не имела, зачем в мире вообще что-то плохое, а если оно и есть, то зачем его ворошить.Марена мечтательно улыбнулась, невольно взглянув на Люба. Он всё так же лежал, а возле него покоился лист стрелолиста. Вот как этот таскает стрелолист, так Нелюб таскал и неминуемо прятал в каждом уголке веточку белены. Марена ругалась на него, но, наверное, недостоверно. Сколько она там была, столько и прятал Нелюб белену в её вещах. Скорее всего, те домовые, которые сейчас разбирают её вещи, найдут пару-тройку веточек?— вот удивления-то будет! Между прочим, то, где Нелюб брал белену среди засыпанных снегом скал, для Марены оставалось загадкой до сих пор. Впрочем, может, из Яви таскал?— этот мог.—?Уж больно он красивый. На мысли приятные наталкивает. А ты что шьёшь?—?Лебедей! —?гордо ответила девочка, протягивая свои пяльцы. Под лебедями, которых, судя по светящемуся личику Дидилии, выбирала она сама, был пущен длинный и сложный узор. Марена без труда отгадывала символы плодородия и благополучия?— она знала их из детства.—?А почему лебедей? —?заинтересовано спросила Марена, возвращая творение обратно. Ей и впрямь было интересно. Лебедей шили часто, но обычно когда становились чуть постарше. Все эти влюблённости и красивые истории… Но Дидилия ещё совсем малышка.—?Я недавно на озере была,?— застенчиво и доверительно полушепнула девочка,?— Видела там лебёдку. Знаешь, она так красиво катала своих… лебедят? —?неуверенно закончила Дидилия, вопросительно поглядывая на Марену.—?Да, лебедят,?— отрешённо кивнула та, впервые задумавшись, богиней чего станет Дидилия. До этого момента она была уверена, что младшенькая будет повелевать весной, как и Леля, и Жива. Благо, и внешностью, и мягкостью характера она походила на сестёр. Однако теперь Марена задумалась о других дарах?— а если, например, богиня птиц? Ведь склонности всегда видно с детства. Вон, сама Марена так и тянулась к снежным метелям. Правда, увидеть она могла их крайне редко далеко от дома, но сколько же счастья от этого было!—?Что же, моя работа окончена, а начинать что-то новое мне сегодня неохота,?— облегчённо выдохнула Марена, откладывая законченную вышивку. Белена вышла действительно красивой. Правда, вместо тёмно-лиловой серединки богиня вышила её чёрным цветом?— так, чтобы цветок можно было разместить на юбке. В нём, конечно, не было ничего от традиционно символических орнаментов, однако Марена видела в нём всё то родное и близкое, что оставила в заснеженных скалах. —?Жива, ты не прочь показать мне сад? Я думаю, там многое…—?Ой, с радостью, конечно! —?Тут же подскочила Жива, но под строгим взглядом Лели немного приуныла:?— То есть… я не помню, что надо сказать в такой ситуации.—?Тогда просто идём,?— усмехнулась Марена, подавая Живе руку.—?Это… непочтительно. Неправильно!—?Леля, успокойся! —?не слишком дружелюбно бросила Марена, направляясь к выходу из светёлки. —?Ты ведь тоже хотела бы похвастаться своими растениями, верно? Но тебе не позволяет ве-е-е-ежливость,?— богиня противно протянула последнее слово и, задумавшись всего на мгновение, совсем невежливо показала сестре язык.Жива заливисто засмеялась и потянула Марену за собой. Леля так и осталась за вышивкой?— ей воспитание не позволяло заняться тем, чем она так хотела: прогуляться по цветущему саду, в который вкладывала столько сил, эмоций и времени.—?Знаешь, мне иногда кажется, что малышка Дидилия понимает меня гораздо лучше, чем эта зануда Леля! —?совсем по-детски пожаловалась Жива, когда они уже подходили к саду.Воздух снова становился густым и тяжёлым; он был наполнен не только всевозможными сладкими ароматами, но и тысячеголосьем птиц. Марена искренне хотела найти в этом что-то невероятно возвышенное, однако вся её сущность просила спрятаться, уйти от такого избытка звуков, запахов и цветов. Марена в белом сарафане без каких либо выдумок казалась себе чужеродной в этом саду. Это был мир, о котором она, дитя снегов, успела позабыть.—?Маренка, вот скажи… ой, посмотри! До сих пор не распустились… —?разочаровано протянула Жива, приседая возле больших красных бутонов. —?А я так надеялась… хотела тебе показать. Я впервые попыталась вырастить канну. То есть пыталась и раньше, конечно, но впервые они выжили до того времени, когда даже дали бутон,?— чуть смущённо завершила сестра.Марена улыбнулась?— совсем чуть-чуть, чтобы не заметила эта болтушка. Да уж, интересная богиня весны получается?— даже цветы не выживают!—?Разве ты не можешь заставить их расцвести? —?участливо спросила она, приседая рядом.—?Не то, чтобы не могу… боюсь опять напартачить. Вот Леля всегда без труда это делает, но я её просить не буду.—?Да это понятное дело. Как насчёт моей помощи? Примешь?—?Нет! —?испуганно воскликнула Жива, резко отстраняясь от сестры.Марена тяжело вздохнула. Она отлично знала, почему Жива, такая мягкая и нежная Жива, так грубо среагировала. Когда-то давно Марена случайно убила почти все растения младшей?— просто ей захотелось увидеть узоры раннего инея и заморозить красоту цветов, придав ей ещё больше хрупкости и неземного шарма. Тогда, помнится, Жива как-то отрешенно, словно была далеко-далеко, сказала, что белый?— цвет смерти.—?Не волнуйся так. Я уже научилась быть аккуратнее с жизнью.—?Ты же сама сказала, что ты?— властительница смерти.Сколько же испуга в огромных голубых глазах! Такой детский, наивный взгляд?— и столько в нём осуждения и страха! Марена поёжилась?— неужели это она, маленькая девочка, не умеющая справиться со своим даром, вселила в сестрёнку столько ужаса? Неужели она, хрупкая девушка, может обладать такой властью над другими?Она не стала ждать разрешения и просто ускорила время для цветка. Жизни в нём было полно?— Марена чувствовала это, а потому не боялась, что за это сжатое время ему суждено, например, усохнуть. Бутон вздрогнул и поспешно открылся, являя удивлённому взгляду Живы прекрасные цветы. Красные, с причудливыми лепестками, собранные в странные соцветия, они даже на привередливый вкус Марены были чудесные. Яркие, как кровь, как сама жизнь.—?Ого… —?восторженно выдохнула Жива.?Ребёнок?,?— мысленно фыркнула Марена. Сама она никогда бы не простила вмешательство в её мирок без разрешения. Даже очень удачное вмешательство.—?Маренка! —?Жива повисла на шее сестры, и Марена едва успела опереться рукой?— она сидела в не самой стабильной позе. Другой рукой она, правда, всё же обняла сестрёнку. —?Ну что, идём дальше?И они пошли. Марене даже начал нравится сад. Впрочем, когда-то давно ей приносили удовольствия такие прогулки. Тем более, что куда больше радости ей приносило общество сестёр. Как бы там ни было, а она любила их обеих.—?Как там Яська, не знаешь? —?с интересом спросила Марена. Сведения о единственной подруге её интересовали больше всего. Конечно, сестёр она любила, но слишком правильный мир Лели был для неё непостижим, а Жива на момент отъезда была немногим старше Дидилии.—?Ясуня? Не знаю. Говорят, она с Яви не вылазит. О, смотри, это Лелины розы?— правда, красивые? Как они такие полные получаются…Розы Марену интересовали мало уже просто потому, что они?— Лелины. А вот про Явь?— это интересно. Сама она в Яви ни разу не была?— что там делать дочери Сварога? Её место?— Ирий да Правь. Правда богине, как, пусть и косвенно, но всё же повелительнице смерти, очень хотелось побывать в Слави, но старшие говорили, что даже ей такое путешествие было бы опасно. Явь Марену интересовала мало, но если Яся нашла там что-то стоящее её внимания?— значит, стоило пересмотреть свои убеждения.—?Маренка,?— таинственно протянула Жива, заискивающе заглядывая сестре в глаза.—?Что ты хочешь? —?добродушно осведомилась богиня.—?У меня есть полевые цветы… много-много, мне их не жалко! Я веночек хочу.—?Мировое древо! —?громко удивилась Марена, с улыбкой глядя на сестру. —?Ты до сих пор не научилась? Ну сплету, сплету… А ты мне пока скажи, что это между вами с Лелей словно Нелюб мой пробежал? Вы же такими неразлучными были?— всё меня дразнили да Яську.—?Прости,?— виновато буркнула Жива, наблюдая за быстрыми и уверенными движениями Марены. Как она помнила технику плетения, богиня и сама не знала?— столько лет подобным не занималась! —?А сейчас…Жива бухнулась на траву под цветущими вишнями. Конечно, на её ярко-зелёном сарафане не останется следов, а вот Марена побоялась садиться?— замажет. Она молчала, прекрасно зная, что болтливая сестрёнка никогда ничего не сможет скрыть.—?Сейчас она изменилась сильно,?— с досадой буркнула сестрёнка. —?Мечется всё. Какая-то неспокойная. Словно не хватает ей чего. И ругается, ругается, ругается… Всё не так, не по правилам, не по-девичьи. Вон, меня тоже за цвет сарафана ругала, а это ж не белый и не чёрный! Что ей не так?!—?Влюбиться ей хочется… У тебя нитка есть?—?Что?! Нитки нет. Что значит?— влюбиться хочется?—?Да то и значит… Жив, будь добра, найди какую травинку покрепче, мне венок связать надо. Раз нитки нет, придётся выкручиваться. А с Лелей всё просто?— наслушалась романтических историй, вот и самой хочется чего-то подобного. Но с ней-то всё легко, ей замуж выйти?— дело двух дней при желании.—?Не надо! Ни влюбляться ей не надо, ни замуж… Не надо!И вот тут Марена впервые удивилась по-настоящему. Что такого страшного в замужестве? Для Лели это вообще самое логичное, что может случиться. И наверняка сделает её счастливой. А столько яда в Живе Марена не замечала никогда?— младшая всегда была самой светлой среди сестёр.—?Жив, что такое? Держи венок.—?Спасибо. —?Она тут же надела венок, и Марена невольно отметила, что сестра словно стала ещё младше. Её и без того круглое личико стало ещё круглее, а васильки, хоть и подчёркивали изумительный чистый цвет глаз, добавляли невинности и ребячества. Марена не завидовала сёстрам… пока была далеко. А теперь, когда снова увидела их, не могла сдержаться?— ей тоже хотелось быть красивой, хотелось быть завидной невестой, а не запасным вариантом. Конечно, она, как дочь Сварога, всё ещё была хорошей парой всякому богу, но хотелось любви…Марена встряхнула головой. Что с ней творится? Среди скал, в обществе Нелюба, под влиянием постоянных наставлений Числобога богиня привыкла считать, что навсегда останется одна. Привязываться повелительнице времени к кому-то?— нельзя. Ведь она не всемогуща, а ошибки дорого обходятся. И если для своей корысти Марена может и не рисковать мироустройством, то ради любимых вряд ли станет себя сдерживать.—?Я не хочу,?— чеканя каждое слово, наконец ответила Жива. —?Она моя сестра. Вон Волыня замужем. И что? Часто ты её видишь? Вообще можешь считать своей сестрой?—?Волыня просто много старше, не путай,?— строго ответила Марена. Ей до ужаса не хотелось занудничать, но такой настрой сестры пугал.—?Всё равно… Это хорошо, что ты вернулась. Вдвоём мы что-нибудь сделаем, правда?Марена вздрогнула. Отказать младшей она не могла, но и соглашаться решительно не хотелось.Упал вишнёвый цветок, и его перевёрнутый белый силуэт напомнил Марене невесту. Белый?— это цвет смерти. Так говорила Жива. И Марена отлично знала, что именно потому цвет свадебного платья?— белый.