V. Становиться мудрее – всегда больно (1/1)

*** Альфред проследил за тем, как дверь в его кабинет закрылась, а девушка за ней исчезла. Он опустил лицо в раскрытые руки, потирая красные глаза, понимая, как же сильно устал за эти дни. Сколько он потерял, сколько приобрёл и окончательно нашёл ответы на свои вопросы. Ждать было трудно, жить в неясности ещё тяжелее, мысли не давали спать, мешали, прикидывали разные моменты и встречи с Виолеттой.А произошла она ожидаемо, но не так, как хотелось еврею, да и самой девушке. Алфи вздохнул, поднимаясь и хватая с края кресла пиджак, перекидывая его через плечо и направляясь к машине, что ждала его уже битый час. Тёмный силуэт с прихрамывающей походкой направлялся к автомобилю, ощущая на себе взгляд всё тех же карих глаз, что остались провожать в полумраке ночи и тумане слёз. Виолетта прижалась лицом к стеклу, игнорируя шум заведения внизу и холод с улицы в щелях старого здания. А Соломонс не обернулся, хоть и был испепелен жгучим взором итальянки, усаживаясь в машину и наблюдая, как водитель звонко захлапывает за ним дверь. Еврей прибыл домой, швыряя на крючок пальто. Тело его изнывало в усталости, и он прошёл всего два шага к центру прихожей, как на Альфреда налетел мальчик шести лет, запрыгивая на руки и обнимаю того за шею. —?Пааап! —?вскрикнул ребёнок, обнимая отца сильнее, а еврей ласково целовал мальчика в светлую макушку и висок, взъерошивая густые волосы. —?Привет,?— целовал Алфи сына,?— Привет, мой сорванец,?да,?— улыбался он через усталость и боль, наблюдая, как на лице его маленького мальчика заживают мелкие ожоги, покрытые тонким слоем бриллиантовой зелени,?— Как твои болячки, Луи? —?спрашивал его мужчина, проходя к столовой, неся сына на руках. —?Почти прошли, но дядя Эдди просил не снимать лоскуты, иначе попадёт грязь,?— рассказывал мальчик, демонстрируя отцу намотанные плотные бинты на детские руки. —?Дядя Эдди правильно говорит,?— заметил еврей, опуская сына на стул, почти не замечая прислуг и няньку. Женщины суетились. Кто-то подавал ужин, кто-то салфетку. Няня Виктория покорно ждала Луи с книжкой в руках. —?Давай спать, Луи, ага. Почти… —?глянул на часы еврей,?— Полночь, Луи! Марш спать! —?Но, пап! А я… Я… —?Алфи потрепал малыша по волосам, подтолкнув его в распоряжение няни, глянув на неё. —?Чтобы через десять минут мой сын спал, да? Луи обиженно побрел с нянькой в сторону лестницы, окинув отца печальным взглядом, что сел за стол, хватаясь за серебряную вилку. Алфи принялся за ужин, и к нему присоединился Исмаил?— молодой, но очень ответственный водитель. Еврей закинул в рот кусочек мяса, без аппетита пережевывая его, и наблюдая, как Исмаил улыбается, смотря на друга и босса в одном лице. —?Ты сегодня какой-то никакой для главаря еврейской группировки. Где настрой? —?спросил мужчина, начиная есть. Алфи откинул вилку, складывая руки в замок над тарелкой. —?Тебя когда-нибудь предавали, а? Не так, чтобы по мелочи,?типа когда бабка на рынке за две селёдки со сдачей обманула? —?махнул еврей рукой,?— А крупно, когда отдаёшь человеку душу, как котёнка слепого,?— сложил руки в чашу еврей, протягивая их в сторону друга,?— И та самая берет твою душу, смотрит на неё, гладит, целует, шепчет о том, как она её любит, а потом в один миг, хуяк, блять, об стену и разбивает душу нахуй, да? Кровища на стене, а сама душа валяется и признаков жизни уже не подаёт, да. Бывало, а? —?отпил Алфи чай, опустив глаза. —?Нет,?— признался Исмаил,?— Не бывало. Как Луи? Как его ожоги? Еврей окончательно оставил попытки поесть, отбрасывая вилку, закрывая пальцами глаза, пытаясь отогнать горькое воспоминание. Полтора месяца назад —?Папа! Не хочу! Неееет! —?кричал Луи, не выпуская отца из рук, обхватив мужскую шею намертво,?— Папа не уходи!!! —?верещал малыш, заливаясь слезами, дергая отца за рубашку. Алфи стоял белее снега, пытаясь оторвать от себя сына и отдать в руки медсестры, что понимающе пожимала плечами, вновь протягивая руки к ребёнку. —?Луи, без перевязки ничего не заживёт, мой милый,?— трепетал еврей сыну,?— Пожалуйста, потерпи ради меня, сынок,?хорошо? —?молил он ребёнка, что навзрыд бился в руках мужчины. Малыш так боялся перевязок, во время которых с кожи снимали не только слои бинта, но и струпы с которых бешено лила кровь, а боль была такой сильной, что малыш терял себя в эти секунды. Он уже знал, что большие и угловатые ножницы причиняют зло, боль и страдания, что тёмная баночка с каким-то раствором будет больно жечь, а строгий врач будет ругать нетерпеливого шестилетку. —?Папа! Не отдавай! —?кричал он ещё пуще, цепляя еврея за волосы и бороду, но Алфи был сильнее и, отодрав от себя сына, рывком передал его медсестре, что влетела в кабинет и громко захлопнула дверь. —?Паапаа! —?кричал Луи из-за двери, когда к руке поднесли те самые ножницы, и на него поднял взор тот самый строгий врач,?— Пожалуйста, папа! Спаси! —?верещал мальчик, смотря как снимают бинты и как отдирают его частички и нитки с бело-жёлтого трупка, где постепенно отделялась липкая жидкость. А еврей стоял возле окошка, прильнув к нему, не сводя глаз с сына, потому что сердце разрывалось так же, как новый бинт, на части, как ткани Луи под антисептиком. Если Соломонс до этого момента думал, что худшее, что с ним случалось?— это война, то он крупно ошибался. Самое худшее?— это видеть как твой ребёнок, твоя кровь, твоя плоть страдает по твоей вине, как на схожем с твоим лице появляются слезы, как по детским пальцам бежит алая кровь. А ты в этот момент беспомощен и беспощаден, отрывая от сердца сына и передавая его в чужие руки. Это ли не предательство, пусть и во благо? Малыша опустили с кушетки, и он побрел к двери, открывая ту почти здоровой рукой держа другую на весу, собирая губами слезы. Алфи рванул к нему, но Луи лишь пустился бегом в свою палату, не желая в ближайшие часы видеть отца.*** Алфи посмотрел на Исмаила. —?Ему лучше. Мужчины продолжили есть, и Алфи пытался хоть как-то накормить себя ужином, как сверху послышался топот, и Луи уже скакал по лестнице, напрочь отказываясь спать. —?Простите мистер Соломонс. Не спится Луи,?— сообщила няни, и Алфи зыркнул на неё исподлобья, протирая губы салфеткой и поднимаясь из-за стола. —?Ладно,?— спокойно выдохнул Алфи, поднимая ребёнка на руки,?— Пойдём-ка спать с папой, да? Если Луи не спит, значит Луи сегодня чем-то озадачен. Они поднялись наверх, и мужчина опустил сына на кровать, и тот, как маленький котенок, зарылся в одеяло и свернулся в клубок. —?Я озадачен тем, почему мои ожоги так долго проходят, папа? А ещё, почему у меня нет мамы? —?интересовался с обидой мальчик и еврей, стянув жакет, лёг рядом, прижимая мальчика к себе,?— Сказки? —?спросил он отца. Алфи набрал воздуха на вопросы сына и выдохнул. —?Притча. —?А что такое притча? —?встрепенулся мальчик, вопросителтно смотря на отца. —?Притча?— коротенький рассказ, в котором заключается мораль или поучение,?— пояснил Алфи, укладываясь рядом, поудобнее подминая под себя подушку,?— Ушки навостри и слушай,?— прижал он к себе сына. Луи поерзал и удобнее устроился под крылом папы и стал слушать. —?Однажды к раввину пришел посетитель и начал жаловаться:?Ребе, у меня все так плохо, так плохо! Я потерял работу, моя жена болеет, дочка никак не может выйти замуж, мой сын не хочет учиться… Ребе, подскажите, может, вы знаете, что мне делать???— жестикулировал еврей, меняя голоса и интонацию, играясь мимикой. —?Вот и ты, говоришь что тебе плохо потому, что у тебя никак не заживают ожоги и потому, что у тебя нет… —?Алфи погладил ребёнка по плечу,?— Нет мамы, ага? Луи согласно замотал головой, потирая сонные глазки кулачками. —?Тогда раввин сказал: ?Да-да, есть одно старинное средство. Нужно взять много бумажек, написать на них: ?И это все пройдет?, и разложить во всех комнатах.? Озадаченный человек поблагодарил и ушёл. Через пару лет возвращается тот же человек и благодарит: ?Как я вам благодарен! Я нашел отличную работу, жена выздоровела, дочка вышла замуж, сын закончил учебу и устроился на фирме… Спасибо вам большое! Что хотел спросить?— те бумажки, которые я разложил, их можно уже убирать???— поправил Алфи очки, перелистывая страницу,?— ?Зачем убирать? Пусть пока полежат…? Лиу встал с постели и подбежал к своему столу, сдвигая в сторону свои маленькие самолётики из деревянных палочек, кубики и различные вырезки, хватая лист бумаги и карандаш. Алфи наблюдал за ним с кровати, помогая ребёнку взобраться на постель. —?Пап, напишешь за меня? —?протянул он отцу всё необходимое, для исполнения, смотря с мольбой. —?А что сам таки? —?спросил его Соломонс, и мальчик пожал плечами, ведь писал он ещё совсем неразборчиво. —?Ладно, давай сюда бумажки,?— раздобрился еврей, и Луи порвал бумагу пополам, протягивая отцу. —?Мои ожоги никак не заживают, но и это всё пройдёт,?— показывал пальцем Луи, пока Алфи царапал на кусочке слова,?утвердительно кивая,?— У меня нету мамы, и это всё пройдёт. Алфи поднял глаза на сына, дописав последнюю фразу, осмотрев своё маленькое отражение. У его сына такие же серо-зелёный немного хмурый взгляд, ровные черты и немного пухлые щёчки. Еврей взял Луи к себе на грудь, укладывая детскую голову себе на плечо, поглаживая спинку мальчика, где час назад на том же плече дремал ещё один ребёнок. —?Пап, ты всё правильно написал? —?пролепетал Луи, закрывая серые глаза, проваливаясь в сон, слушая глубокое отцовское дыхание и сердцебиение. Соломонс улыбнулся: —?Всё правильно, спи крепко,?— поцеловал он его в лобик и уложил на постель, укрывая тёплым одеялом, опуская две бумажки на письменный стол, проведя по ним взглядом.*** Виолетта ошибочно думала, что её приезд в Лондон станет последним издевательством еврея над ней самой и её жизнью, но нет. Альфред всегда любит поизощряться. Мало того, что её привезли в какой-то бордель, где она не смогла за ночь сомкнуть глаз по трём причинам: Во-первых, холод, такой дикий, что утром девушка едва ли не долбила в кувшине лёд, чтобы попить. Во-вторых, это стоны как кобелей, так и сук, от которых стены трещали, с них сыпалась пыль и побелка, а окна звенели. В-третьих: это мысли, что обострились после того, как Алфи отнял Тедди. А Тедди?— это тот, кто может продолжить их род. Поэтому Лука не простит ей гибель своего сына. Девушка заснула под утро, и, конечно, проспала свой подъём и была разбужена грохотом двери, потому что в комнату ввалился Соломонс как танк. —?Подъём,?— тряхнул он её в плечо,?— Заебись спится в Лондоне? —?потёр он свои руки от ощущения холода и подошёл к окну поднося ладонь к щели, ощущая, как тянет ледяной воздух. Виолетта открыла глаза, опухшие и сонные, поднимая их на Алфи со злобой, а тот на секунду повернулся к ней, снова возвращаясь к изучению щелей в комнате. —?Ещё раз так злобно на меня зыркнешь, выну твои карие глаза и отправлю твоему братику почтой, ясно, да? —?водил он рукой, ощущая сквозняк, проталкивая пальцы в щели, где истончалась пакля. Виолетта скинула одеяло и поежилась. —?Почему Лука тебя ещё не забил, как мамонта? —?Потому что вылет до Лондона из-за непогоды задерживают, да? —?съязвил он, поворачиваясь к девушке,?— А ты вчера плакала,?— показал он пальцем на её глаза,?— Слезами горю не поможешь, но мочевой пузырь чуть-чуть таки разгрузишь, ага? Девушка смотрела в одеяло, посильнее зарываясь в него. —?Лука же тебя убьёт, ты знаешь? —?давила на него Виолетта,?— А если мой крестный папа узнает? Тебя и твою мнимую империю разнесут ко всем чертям! Алфи встал напротив Виолетты, внезапно срывая с неё одеяло и девушка съежилась. —?Твой крестный папочка по развитию кое-как успевает за пятилетним. Рисует картинки, жует морковь и мочится в штаны. А ещё он на грани банкротства и смерти. Он даже не вспомнит, кто ты такая с десятого раза, да? —?потёр Алфи бороду,?— Это во-первых, а во-вторых, Капоне уже давно не тот, что был раньше. Да и мнимая здесь ты, а моя империя очень даже существует. ?— Когда я смогу забрать Тедда? —?спросила Виолетта, думая лишь о своём, игнорируя выпады еврея. —?Как отработаешь косяки Луки, так и получишь назад своего щенка, лады? Собирайся, через десять минут я тебя жду внизу. Живо! —?сорвал он окончательно с неё одеяло, швыряя на пол и покидая комнату.*** Соломонс стоял возле лестницы, замечая, как тихо в борделе. Все или спят, или засыпают после весёлой ночи. Виолетта подошла к нему, не ведая, что будет дальше, глотая судорожный ком, протирая влажное после умывания лицо. Она осматривавала бордовые стены, ширмы и перегородки. Отдельные комнаты с дверями, и за ними смех девиц. Наконец, еврей почувствовал её присутствие за спиной, и они прошли к залу и остановились, вместе осматривая холл, где на сцене поблескивали три шеста и сиял яркий свет. Навстречу им вышел молодой мужчина, приветливо протягивая руку еврею. —?Мистер Соломонс,?— улыбнулся он, вынимая из-за пазухи четыре больших пачки денег, вручая их еврею. Алфи смутился. —?О, да не стоило! Как неудобно,?— замотал он головой,?— Ох, какой же я трудяга всё-таки, ладно, давай сюда, да? —?Алфи взял себе всё, отсчитал парнишке процент, и тот остался доволен. Виолетта всё изучала заведение, откуда ночью доносился шум. Большой бар, забитый напитками, около десяти столиков, и тихая и приятная для утра музыка. —?Так,?— Алфи схватил Виолетту за плечо, заметив что она с ним на одном уровне, немного негодующе осматривая её обувь без каблука,?— Чем вас кормят в Италии, что вы как лошадки ломовые, а? Неужели чудеса творят макароны? —?стебался он над девушкой, что опустила голову, не поднимая глаз. Еврей дал ей почувствовать своё место. —?Это Виолетта. Имя у неё как и блядский псевдоним, танцевать будь под ним же,?менять не надо,?— начал еврей, смотря на девушку,?— Буйная итальянская кобылка,?— провел он рукой по её талии, и парень ухмыльнулся. —?Сколько лет? —?вежливо улыбнулся парнишка. —?Ей уже давным-давно можно, Маркус,?— заверил его Алфи,?— Даже нужно, да? —?подмигнул он Виолетте. —?Немая чтоли? —?ехидничал Маркус. —?Ах, если бы, ах, если бы,?— пробурчал себе под нос еврей,?— Короче, её на шест и догола, давай! —?толкнул её Алфи в спину, и девушка споткнулась. —?Нет! —?вскрикнула она, сделав шаг к шесту,?— Я никогда не буду обнажаться для кучки таких же еврейских ублюдков, как ты! —?крикнула она в лицо еврею,?— Я лягу под любого недомерка, и не важно, итальянского, английского, немецкого, но перед тобой, жидом, голой не предстану! Мне как-то западло! Слыхал такое слово? —?передразнила она еврея,?— И ещё и танцевать для тебя? Много чести, которую ты не заслужил, кроме как в письмах! —?выплюнула Виолетта. Маркус вытращил голубые глаза, следя за реакцией босса. Алфи сохранил каменное выражение, немного сочувствующие и доброжелательное какой-то мышцой лица. Грудь его плавно вздымалась, висок отбивал кровный ритм и сильная ладонь потянулась в брюки за пачкой сигарет. —?Мм, ладно,?— крякнул еврей, взяв в губы сигарету и щелкая зажигалкой пару раз, вытягивая успокаивающий цнс дым. Маркус возмутился. Все знали бурный нрав Соломонса, и здесь он расходится перед какой-то девчонкой. —?И вы ей это спустите? —?разочарования в лице парнишки было не занимать. Алфи кивнул. —?Я разберусь сам, Маркус,?— процедил еврей,?— Пойди и приготовь свободную комнату, мой милый,?— кивнул в бок Соломонс, и парнишка исчез из вида с возмущением на лице. Виолетта поджала губы, ожидая гнева Алфи. —?Под любого говоришь лучше, чем танцевать, да? Под итальянцев, немцев лучше, говоришь, однако? —?опустошенно проговорил еврей, дергая жвалой под бородой от ревности,?— Ммда,?— поддакнул он самому себе,?— Я лишь одного понять таки не могу, да? —?стал он нервно чесать бороду,?— Когда ты успела стать такой, Виола, а? —?смотрел точно в глаза Соломонс, медленно моргая и растерянно выискивая в карих очах правду. Девушка молчала, злобно ухмыляясь, зная что поразила Альфреда в самое сердце, что сейчас приостановилось в его груди. —?Чтож,?— потёр он руки,?— Попробуем, однако, воплотить твоё желание в жизнь,?— пихнул он её в спину и схватил за шкиряк платья, волоча за собой. POV/АЛФИ Хотелось ли мне причинять страдания Виолетте? И да, и нет. Она взяла меня на понт, зло и принцип. Я взял её на слабо. Она стояла и смотрела на меня, как маленький дьявол из которого только и рвётся беспутсво и злоба, а я никак не мог рассмотреть в прежних чертах её милого ангела, словно его там никогда и не было. Это уже не прежняя Виолетта, а какой-то маленький бес на крыльях. Её слова цепкие, ранящие меня в самое, блять, сердце, по самое, блять, не хочу. А её это улыбает. Ей приятно, ей хорошо от того, как мне плохо. Мисс Чангретта знает, что я чувствую, слышала и видела, что я чувствовал к ней раньше, а сейчас она бьет меня ниже пояса не ногами, а словами, и я рушусь, плавлюсь и ломаюсь на части и куски от её слов. Мне несказанно обидно. Я вложил в наши отношения душу, себя и свои мысли, подчёркивал как жирной чертой поступками, подарками, вниманием. А Виолетта в один из дней просто не дала ответ, и я остался с каждым днем всё дальше и дальше отодвигаемый от неё. Мы как на шахматной доске, где остался я один, и она ходит. Из рук моих падает меч, я перестаю за неё сражаться, потому что рядом с ней есть конь и пусть он чёрного цвета, и противник, зато он рядом. Моя беда в том, что за год общения я не смог сократить расстояние между Лондоном и Сицилией, чтобы сблизиться уже наконец и остаться счастливым. Кто-то успешно занял моё место, увёл мою ветренную любовь, что сейчас ненавидя меня потирает разбитую бровь о полог паршивой кровати, где совершаются сотни экзекуций в неделю. Я хочу отомстить, и мне тяжело сдерживать себя. Виолетта закричала, когда я потащил её в свободную комнату и кинул на кровать. А после как в беспяметсве встал в пороге, единожды и отчётливо произвёл звонкий щелчок двумя пальцами левой руки, и за моей спиной появился не парень и не мужчина, а самый настоящий мужик, желающий поживиться молодой девчонкой. Мой исполнитель выше меня на голову, шире на четверть и сам по себе очень даже внушителен. Услышав мою команду, как пёс, он направился к кровати как в трансе, словно к миске с едой, и стал срывать с Виолетты одежду. На пол полетело платье, потом тонкий лиф и наконец трусики. Девчонка пыталась сопротивляться, отбиваться от зверя и кричать. Но, вся кульминация была впереди. Мне было её не жаль. Я видел в её глазах страх и мольбу, готовый сам вцепиться в это нежное тело, но брезгливость не охлаждала пыл и разжигала злость. В кровати уже был мужчина, что будет терзать её сейчас, в эту минуту. Я отошёл, рухнул в кресло и стал смотреть, как грубый полупьяный мужчина от которого несло перегаром и потом взбираться на постель, демонстрируя Виолетте своё достоинство, а она кричит и молит меня всё прекратить. —?Хватит! Пожалуйста! —?верещала она, распугивая весь бордель. Мой подчинённый навалился всем своим телом на девушку, чтобы она не вырвалась. Около минуты он просто бездвижно лежал и вдыхал ее, касаясь носом щёк, шеи и плеч. Наслаждался телом Виолетты под собой. Он приподнялся на локтях и стал разглядывать ее. Лицо, полное страха, губы кричат мольбы. Гость изучает её и улыбается. Ещё бы, Виолетта красивая. Но ни я, ни мой подручный не слышали и не слушали её вопли. Итальяночка моя ещё не знает, что её ждёт за самоволку и оскорбление меня. —?Можешь даже кончить в неё,?— брякнул я, сглатывая первое возбуждение и злость, удовлетворенно читая в глазах её неописуемый ужас,?— Одним приплодом меньше, одним больше, правда же, дорогуша? Танцевать ты для меня не хочешь, я же жид, да? Виолетта внутренне сжалась, когда мужская лапа стала гладить ее груди, живот, играться внизу. Мужчина опустился к её груди, впился в неё и стал жадно оттягивать, заставляя Виолетту пинаться и брыкаться на ложе, как бычка. Он мял ее грудь, кусал шею, тянул за волосы, она кричала и всеми силами пыталась вырваться. А я смотрел и не мог остановить постояльца, которому было поручено это важное дело по воспитанию покладистости у итальянской девочки. —?Ну, не надумала ещё танцевать для меня? Твои итальянцы по-прежнему лучше, чем я? Мне нравилось видеть её голое тело, потому что я представлял его сотни раз, а видел сейчас впервые. Тонкая шея, округлая грудь, оттягиваемая губами чужого мужчины. —?Ох какие упругие… —?клокотал исполнитель. Он смело мял и сжимал округлости, посасывал и жадно лизал, и мне хотелось убить его нахер прям здесь, но я смотрел. Я словно прибил себя к креслу, водя глазами и головой, пока мужлан жадно разводит её ноги, а они не расходятся, и Виолетта уже истерично визжит, да молит меня о пощаде. —?Алфи, пожалуйста!!! Хватит! Останови его! А я смотрел в её измученное лицо, на красные и заплаканные глаза, как по щекам бегут слезы, и как между ног её вверх-вниз трудится мужская голова. Её истезают так, как я бы этого хотел. Мысль о том, что кто-то так уже старался над ней, что зачал ей сына изводила меня, и я царапал боковинки кресла ногтями, как волк, что готов задрать за свою волчицу. Некогда моя волчица плачет навзрыд, сжимается и елозит по постели, приподнимается, её роняют назад и снова изводят. А я всё смотрю и чувствую, как железный стояк пробивается через брюки. Потому что перед глазами Виолетта, и её разведенные до отказа ноги, а среди них мужские бедра, готовые вот-вот сделать рывок вперёд. Чужой хер водит по её промежности по одной линии, ударяет о лобок, и Виолетта воет. —?Я буду танцевать для любого еврея,?— всхипывала она беспомощно, закрыв ладонью вход,?— Станцую для тебя одного, как ты скажешь, как захочешь, прошу, Алфи,?— слезы бежали градом из карих глаз,?— Я разденусь для тебя! ?— Неправильный ответ? —?капал я, продолжая сидеть и смотреть, как её чуть ли нераздрачивает мужчина. ?— Для тебя! Алфи! Только для тебя одного! —?крикнула она смотря мне в глаза,?— Для тебя,?— пролепетала она уже шёпотом, продолжая лить слезы. Встав с места, я звонко щёлкнул пальцами, чтобы отозвать это животное, выдрессированное мной, но оно не поддалось, усердно натирая её промежность своим грязным членом. Виолетта откинулась на подушки с воем и всхлипами: ?Прекрати это, пожалуйста, Алфи, прекрати…? Этот пёс не среагировал и в следующую секунду после щелчка пальцев и просьб Виолетты мне сорвало крышу и я оттащил от неё этого пидораса, швырнул на пол, абсолютно безраборно избивая его на глазах у девушки. Я бил так, что кровь обрызгала мою рубашку, а я всё вымещал злость, пока не почувствовал усталость и покой, не прекращая мутузить подручного. Виолетта приподняла голову, осматривая меня, пол и мужчину, где всё было залито крупными каплями крови, а я смотрел на неё, и выпустил злость и за неё, и за это утырка и за себя. Смешалось всё?— кровь, мои эмоции и сама Виолетта, что потеряла сознание, раскинувшись на кровати, закрыв свои глаза, проваливась в тёмное бессознательное дно, побелев от вида крови и избитой физиономии некогда человека.