Глава 1. (1/1)

Снежинки кружились над моей головой. Раз, два, три... Вот уже четвёртая села на рукав моего пальто. Скоро Двенадцатый Дистрикт полностью накроет снежная пелена. Сейчас весь Шлак был в мелких лужах, и мне приходилось перепрыгивать через них. Ботинки были в мелких капельках грязи, и уже изрядно промокли.В сумке, перекинутой через плечо, лежали, иногда стукаясь друг об друга, две баночки молока. Леди была уже старенькой, но молоко ещё давала. Я боюсь того дня, когда моя старушка уйдёт из этого мира. Она спасла нас с самые тяжелые времена, моя любимица.За дверью послышались шаги, и через несколько минут на пороге появился мистер Мелларк.— Ах, это ты, Прим, — улыбка образовала на его щеках ряд небольших морщинок, что меня каждый раз умиляло до глубины души.— Здравствуйте, — приветливо кивнула я, протягивая ему сумку.Это вошло в привычку. Каждые три дня я приношу им молоко. Но главное, чтоб об этом не узнала Китнисс.Прошло уже шесть лет, а она всё не может забыть. После смерти Пита на "Голодных играх", в моей сестре что-то переломилось. Моя сильная, "Огненная" Китнисс... Просто сломалась... Она пережила смерть отца, душевное расстройство мамы, тяжелые времена Дистрикта, периоды, когда нам нечего было есть, почти пережила "Голодные игры"... Смерть Руты, убийство трибутов, выдержала на грани смерти, но... Но смерть Пита не смогла. Для души моей родной Кит это стало слишком, последняя капля упала. Нет, она не сошла с ума, фактически не умерла... Она ходит, но не чувствует земли под ногами, смотрит, но не видит, произносит слова, но не говорит... Это ужасное НО, перечеркнувшее жизнь моей любимой Китнисс. Она давно уже не живёт, душа и сердце её умерли там, в последние минуты 74-ых "Голодных игр", с последними ударами сердца Пита Мелларка.Я бреду к дому. После победы Кит мы живём в Деревне победителей. Наш единственный сосед, мистер Хеймитч. Он до сих пор является ментором вместе с мисс Эффи. Моя сестра не смогла занять его место, а он понимающе согласился продолжить готовить трибутов Двенадцатого Дистрикта к ежегодным состязаниям. Но и на нем сказались последствия 74-ых игр. И без того безнадёжный выпивоха Эбернети стал последним пьяницей, став пить в три раза больше. Сколько раз я откачивала его в полуобморочном состоянии. Все разговоры о том, что у него просто однажды не выдержит сердце от такой передозировки алкоголем, он благополучно пропускал мимо ушей, или же с горькой усмешкой откликался: "Оно уже не выдержало однажды. А теперь ему ничего не грозит, по причине полного отсутствия".Дом Хеймитча пропах алкоголем, в углах комками лежала пыль, а на полках и грязных стёклах можно было рисовать узоры. Вечная гора посуды ассоциировалась у меня с хронической болячкой на теле этого дома. Самое удивительное, что я периодически мыла её, но посуда всё равно накапливалась, хотя, я ни разу не видела, чтоб мужчина что-то ел. А если уж я и приносила еду, то чаще всего он не утруждал себя посудой.Порой они с Китнисс собирались вместе, здесь. Хеймитч почему-то не очень любил приходить к нам, хотя порой заглядывал, когда я очень настаивала. Мне было очень жаль его, одинокого, больного человека с разбитым сердцем и расколотой душой. Они с Кит садились друг напротив друга, и молча смотрели друг другу в глаза. Я не знаю, что они видели там, но порой эта парочка могла просидеть так пять часов подряд, не двигаясь, подобно двум гранитным статуям. Они понимали друг друга, и для этого им не нужно было слов. У них была общая боль, она однородной массой облепила их, перекрыв кислород.Я порой боялась за сестру и соседа. Хотя за Китнисс всё же больше. Хеймитч уже хоть как-то привык к этому за столько лет, а она пока ещё не может. Рана ещё совсем свежая, и порой, бывает, кровоточит...Но меня несказанно радовало, что Кит не пристрастилась в связи с этим к алкоголю или наркотикам, да и попыток к суициду не наблюдалось. Да, она плохо спала по ночам, иногда происходили нервные срывы, но в остальном... Всё в принципе нормально. Но... Но это уже не та Кит, не моя любимая сестрёнка... Она уже другая... Жалкий осколок того, что осталось от "Огненной" Китнисс...Третья ступенька сверху привычно скрипит под ногами, когда поднимаешься по лестнице к порогу. Потоптавшись на крыльце, стряхивая с ботинок грязь, забегаю вовнутрь.Комната обдаёт меня потоком тёплого воздуха, нагретого огнём в камине. Мама скорей всего на кухне, готовит ужин, так как до моих ушей долетают звуки готовки: бренчание поварешек, вилок и ложек, шкварчание масла на сковороде, бурление воды в кастрюльках.Китнисс сидит в холле, с ногами забравшись в большое кресло, и завернувшись в тёплый плед, смотрит на огонь. Говорят, есть три вещи, на которые можно смотреть вечно: как бежит вода, горит пламя и работает другой человек. Кит часами могла сидеть и смотреть в камин, где в бурном танце плясали огненные язычки. Моя "Огненная" Китнисс...Подойдя к ней сзади, с небольшим удивлением вижу, что она спит. Плед вот-вот съедет с её плеч, так что я решаю поправить его.Сестра вздрагивает и поднимает на меня свои потускневшие после "Голодных игр" глаза. Они почти обесцвечены, шесть лет слёз вымыли из них весь, блеск и краску. — Прим. Где ты была? — спрашивает она, потягиваясь в кресле и поудобней устраивая голову на подлокотнике.— Я ходила в город, прошлась по Шлаку. Мама попросила купить , — отвечаю я, — Да и на работу надо было заскочить, мисс Фрир понадобилась моя помощь.Китнисс смотрит на меня так, будто рентгеном просвечивает.— Зачем нам хлеб? Капитолийский чем-то не пригоден? — вскидывая бровь, спрашивает Кит.Она давно что-то подозревает, но зачем мне её расстраивать. Любое напоминание о Пите делает ей больно.— Но ты же не любишь капитолийскую еду, — с улыбкой ответила я, присаживаясь рядом с сестрой и приобнимая её за плечи, — Ну же, малышка Китнисс, улыбнись мне.Она подняла на меня лицо и улыбнулась. Как же я люблю такие моменты. Кит почти как раньше, и на дне глаз плескается что-то напоминающее прежнюю Китнисс.— Иди, переодевайся, — с улыбкой говорит она, — Мама говорит, что скоро будет готов ужин. Она сегодня готовит курицу с картошкой под сметаной и наши любимые пирожки с творогом.Я целую сестру в щеку, а она, тихо смеясь, проводит ладонью по моей макушке. Ну, прям как когда-то, в те далёкие времена, когда мне было ещё десять или двенадцать. До этих ужасных 74-ых Игр...Я быстро забегаю по большой винтовой лестнице наверх. В новом доме спальни находятся на втором этаже, что в первое время было слегка непривычно.Платье, длиной по колено цвета бирюзы с рукавами-фанариками мне очень подходит. Мама сшила для нас с Китнисс одинаковые, только для меня бирюзовое, а для Кит травянисто-зелёное. Мои пшеничные волосы немного промокли под дождём, и теперь свисали серыми сосульками. Пришлось обратиться к помощи фена. Надо сказать, это очень редкая вещица для нашего Дистрикта. Его мне подарил Цинна, лучший друг Китнисс.Приведя волосы в порядок, я сбежала вниз, в столовую. С удивлением замечаю, что людей за столом прибавилось ровно на один.Гейл до сих пор является лучшим другом Кит. Не знаю, как на счёт серьёзных чувств, он не говорит ей об этом, всё понимая. Это было бы очень жестоко и несправедливо по отношению к Китнисс, в то время как она не может забыть Пита. Гейл приходит к нам очень часто, порой они с Кит гуляют по лесу. Они больше не охотятся вместе, так как сестра не хочет. Она вообще не переносит вида крови после участия в "Голодных играх", а от охоты её вообще трясти начинает.

— Привет, Прим! — радостно машет он мне.Мама накрывает на стол, как всегда, с улыбкой. Она любит, когда к нам приходят гости. Наверняка она даст Гейлу ещё с собой чего-нибудь вкусненького, чтоб угостить его семью. Я откладываю в отдельную тарелку картошки и кусок курицы.— Это Хеймитчу, — отвечаю я на взгляды Гейла и мамы.Кит всё понимает и ничего не спрашивает. Она лишь кивает на тарелку с огуречной нарезкой. Я ответно киваю, полностью согласившись с ней. Вот такой вот разговор, не требующий слов. Мы просто хорошо знаем друг друга, и вместе знаем Эбернети. Китнисс имела в виду, чтоб я не забыла прихватить с собой огурцов, чтоб ментору было чем закусывать.Ужин проходит в тёплой, домашней обстановке, Гейл давно воспринимается для нас, как член семьи. Думаю, мама бы не была против, если он однажды стал бы действительно её членом. Многие ожидали, что после возвращения с "Голодных игр" Китнисс станет миссис Хоторн. Но, вопреки всем слухам и предсказаниям, моя сестра не собиралась выходить замуж. И как я поняла, не сейчас, и никогда либо.Мы с Гейлом выходим вместе. На улице уже довольно потемнело. Парню надо ещё успеть домой до комендантского часа, но он вызывается проводить меня до дома Эбернети. Я заметила, что Хоторн недолюбливает Хеймитча, и не стесняется этого показывать. Вот, например, прямо сейчас.— Зачем ты таскаешь ему еду? — спрашивает Гейл.Мы идём по мокрой дорожке по направлению к дому ментора. Я перепрыгиваю через лужи, а он, как танк, идёт напролом, так что теперь у него в ботинках наверняка хлюпает.— Потому что людям надо чем-то питаться, а я знаю, что если не я, то никто не позаботиться о его пропитании, даже он сам, — отвечаю я, перескакивая через очередную лужу.— Людям надо питаться? Так что ж ты тогда не накормишь голодающих из Шлака, а? По-моему, они в этом нуждаются больше, чем он, — хмуро говорит парень, раздраженно пиная попавшуюся на дороге ветку.— Это, по-твоему, — спокойно отвечаю я, — А по-моему, совсем не так. И в чём проблема, Гейл? Я не понимаю твоих выпадов. Хеймитч мне нужен, ясно? Мне его жалко.— Нашла себе собачку дворовую, — фыркает он.Я резко остановилась.— Гейл, иди домой, не надо меня больше провожать. Я не хочу больше слушать слова, причины которых не понимаю, — я забрала сумку из рук парня, и направилась в сторону дома Хеймитча.Он поймал меня за руку и повернул к себе. Я видела, что Гейл разозлился, только не могла понять, почему.— Почему ты так относишься к нему? — спросила я, опуская глаза, чтоб не видеть эту гримасу злости на лице Хоторна.Он бесится, а я понятия не имею отчего. Ещё больше меня удивляет то, что срывается он на мне. Мы с Гейлом не друзья, просто знакомые, да и общаемся не часто. Так чего он хочет от меня?— Почему? Почему?! — мне почему-то кажется, что он меня сейчас ударит. Но нет, Хоторн лишь зло просверливал меня взглядом, — Потому что я ненавижу его, Прим. Их всех! Всех, кто сделал Китнисс такой, всех, кто был причастен к этим проклятым играм! Хеймитча, вашего обожаемого Цинну, и этих идиотов из группы подготовки! Президента, весь Капитолий! Но больше всего я ненавижу Пита Мелларка! Это по его вине она теперь такая! По его вине нет больше той Кит, что мы все знали! По его вине она больше не живёт, Прим, а только существует! И мне невыносимо видеть, как ты кормишь, заботишься о Эбернети, как вы с Кит радуетесь приездам Цинны, как ты носишь Мелларкам молоко...Он захлебнулся собственными словами и эмоциями. А я во все глаза смотрела на Гейла и не могла взять в голову, как такое страшное чувство могло поселиться в душе этого парня. Я понимаю, что можно ненавидеть Капитолий и Сноу. Их ненавидят все, живущие в дистриктах, в разных степенях, но всё же все. Но причём тут Хеймитч, тем более Цинна, Порция, Вения, Флавий и Октавия? А Пит? Причём тут он?..Я отвернулась от него, выдернув руку и медленно шагая по дорожке. Пройдя метров пятнадцать, я обернулась на до сих пор стоящего на месте Хоторна.— Иди домой, Гейл.Дойдя до двери дома Хеймитча, я оглянулась. Парень шел, опустив голову и пиная попадающиеся на дороге ветки и комки грязи.С первого шага через порог меня обдало хорошим, застоявшимся запахом спиртного. Я, человек привыкший, не особо обращаю на это внимание, а вот кто-нибудь неподготовленный не смог бы здесь пробыть и десяти минут.— Эй, Хеймитч, ты где? — окликнула я, снимая плащ и вешая его на вешалку возле двери.Ответом мне послужила тишина. Пожав плечами, я прошествовала на кухню. Включив свет, я сгребла мусор со стола, смахнула с него грязь и пыль. Выложив тарелки с едой, вновь окликнула.— Эй, ты где?На этот раз получилось более успешно. В холле раздался протяжный храп. Взяв со стола графин, я отправилась на звук.Надо сказать, пробуждение, через поливание водой, ментору "Голодных игр" пришлось не по душе.— Сдурела, девка?!! Из ума выжила?!! — орал он во всё горло.Я ни капли не обиделась. Обижаться на Хеймитча с перепоя, хотя и на здоровую голову, в общем-то, тоже, дело бесполезное и глупое.— Тебе тоже доброго вечера. Ужин на столе, — спокойно указала я в сторону кухни, — И пойди умойся, несёт — как от сливного бочка для алкогольных напитков. Противно.Мужчина усмехнулся. Что ментору всегда во мне нравилось, так это то, что я всегда ему впрямую, в лицо, говорила всё, что думаю. Думаю, это ему не сколько нравилось, сколько забавляло.Тем не менее, мою последнюю реплику он пропустил мимо ушей. Закатав рукава рубашки до локтя, он уселся за стол, развалившись на стуле и выуживая откуда-то бутылку коньяка.— Ну что, готовишься к завтрашнему? — с усмешкой спросил он.— А ты? — в тон ему ответила я.Завтра день Жатвы.