Часть 3 (1/1)

Под ногами ощущалась сухая почва, при твердом шаге мелкие ветки трескались с глухим звуком. Мо жадно глотает запах листвы и продолжает молча смотреть в спину Цзяня. Цзянь рассказывает о своей матери так, будто бы исчезни она — все его проблемы тут же исчезнут вместе с ней. Периодически он останавливается и поспешно поворачивается лицом к Гуаньшаню — в эти секунды его глаза лихорадочно блестят, их обволакивает легкая влага, будто еще немного и он бесшумно заплачет, но Цзянь вынуждает себя отвернуться и продолжить идти. Эти слова затягивают его, будто бездна. В какой-то момент Цзянь наконец-то замолкает, и несколько минут они идут в полной тишине. Гуаньшань сдерживает раздражение, которое будто бы еще более настойчиво пытается выйти наружу — Цзянь настолько увяз в призрачном желании быть кому-нибудь нужным, что буквально не замечал элементарного и очевидного — его навязчивое присутствие всегда остается замеченным. И было в этом что-то большее, чем обыкновенный бытовой опыт наличия конкретного человека в жизни. — Тебе стоит перестать каждый раз убегать в тот момент, когда что-то идет не так, — все-таки произносит Мо, — или когда тебе что-то не нравится. Звук его голоса глушится лесным пространством — Цзянь хмурится и бросает неопределенный взгляд на него вполоборота. Гуаньшань не ждет никакого ответа, но И не терпелось сказать хоть что-нибудь в оправдание.— Не одобряю непрошенных советов. — Это не совет. — Грызет совесть, и теперь ты пытаешься показать всем какой полезный? — А вот это уже лишнее, Цзянь. — Ты всегда осуждал окружающих, а сам ты практически предал то хорошее, что тебе дали, Гуаньшань. Весь этот разговор складывался неприятным и щепетильным. Желание ударить Цзяня всегда имеется, но Гуаньшань точно так же понимает, что этот удар не будет стоить того, не принесет должного облечения. И — порывистый и до звона в ушах терпкий. А еще он отчасти прав. Мо хочет вцепиться руками ему в шею и сжимать, постепенно — нарочито медленно, чтобы видеть в полупрозрачных светлых глазах напротив отчаяние и беспомощность. Будто бы вместе с Цзянем уйдет чувство вины и горькая правда.— Почему вообще ты сблизился с Шэ Ли? Хэ Тянь все эти годы ходит за тобой и оберегает от всего плохого — неужели, это вопреки ему? Я бы мог поверить, что ты сегодня взбеленился из-за этого. Но. Это что-то личное. Наверняка. —?Что ты хочешь от меня услышать?—?Я бы не отказался от внятного ответа. Хотя бы с крупицей правды. — Тянь становится щедрым, только когда слабый. Меня держит лишь преданность. ??— Но в твоей преданности столько надменности, Гуаньшань. И это все так похоже на Шэ Ли. ?* * *Все кругом окрасилось в жаркий апельсиновый цвет. Бесчувственные ветки персиковых деревьев, растущих вдоль дороги, ведущей к беседке, не шелестели листвой. Никаких медленно ползущих облаков — лишь насекомые гудели как линии передач: монотонно, въедливо. Слабый горячий ветер колыхал высокую, иссохшую траву. Взгляд Хэ Чэна не отрывался от Мо. Он лениво блуждал глазами по его лицу, беззастенчиво изучая вновь и вновь. Между ними стояла гнетущая ватная тишина.В общей сумме, они говорили не долго, Гуаньшань позволил себе рассказать лишь малую часть — о том, как непредсказуем Шэ Ли и как он в действительности ненадежен. Но для Хэ Чэна Шэ Ли всего лишь мальчик, на которого слишком рано возложили тяжесть ответственности и долга перед стаей. Это просто данность, с которой Чэн молча мирится и ни коим образом не препятствует, силясь угодить собственному отцу. — Что может человек против вампира… Поэтому союз с оборотнями прочен. Обязанность Протектора уважать это. Потянуло прохладным вечерним ветром — Мо слегка поежился, ощущая под коленями теплую древесину беседки-павильона.Чай в пиалах постепенно остывал — от него веяло нотками чернослива, ореха и сухофруктов, но никто так и не притронулся к нему.— Я знаю это.— Ты должен понять, что твои желания ничего не стоят — простая мысль, которую так сложно вложить в твою голову. Растерянно Гуаньшань поднял голову, заглянув прямо в глаза Хэ Чэну. Ему показалось, будто некогда пронзительная серость вдруг обострилась. На лице Хэ Чэна застыло нечитаемое выражение, уголки губ опустились.— Это сделал ты или он? — Это действительно важно?Все эти годы Хэ Тянь вынуждает мириться с его присутствием и, пусть оберегает от всего плохого внешнего, но в нем самом этого ?плохого и ужасного? гораздо больше — бьющийся в агонии ключ желания быть с кем-то. Но от собственной семьи Тянь никогда не был в состоянии уберечь, и дело было не только в Хэ Чэне или их отце — суть в самом наследии и привитом восприятии мира.Тонкие пальцы перехватили Мо за подбородок. И хоть голос Хэ Чэна звучал ровно, он все равно заставлял напрячься. Мо знал, что именно здесь и сейчас он ошибочно шагнул на неизведанную ему территорию. С каждым словом, звучавшим сейчас, петля на его шее затягивалась все крепче и крепче. Он чувствовал это.— У тебя взгляд отца. Когда в один прекрасный день тебя поймают за руку, и когда ты пойдешь ко дну, то потянешь за собой всех, кто тебе дорог, — Хэ Чэн раздраженно выпустил Мо из хватки, — У оборотней есть границы влияния. Но запомни это чувство вины и всегда держи в себе. * * *В автобусе Хэ Тянь обыденными словами скользил по прочному льду прошлого — будто бы воспоминания для него не значат ровным счетом ничего — как беглый снимок впопыхах, смазанный и отвратительный. Хэ Тянь употреблял ?тогда?, будто бы пытаясь связать их общим прошлым — Гуаньшань лишь согласно мычал, давил копившееся непонимание происходящего и даже не мог сформулировать необходимых вопросов.На самом деле, им не о чем говорить — какие-либо слова выходят неуклюжими, а лирика из воспоминаний, исходящая от Хэ Тяня сковывала. Дождевые черви ворочаются внизу живота, обжигая внутренности склизкой оболочкой. Они проехали короткую вереницу магазинчиков. Резкая остановка — и вот оно, здание, высотой в двести с лишним метров со стройным фасадом. Кругом было неестественно, по-мертвому тихо: ни шума машин или скоростных электричек, ни шороха листьев, ни лая собак. Казалось, что это место постепенно умирает, ведь жилые небоскребы почти полностью состояли из апартаментов, которые мало кто мог себе позволить.— Я помню, как мы играли в прятки, — пробормотал Тянь, пока они ждали лифт. — Ты терпеть не мог эту игру. — Все кругом одинаковое: сады с бамбуком, стены, комнаты, лампы, камни. Кажется, ты либо был в одном месте дважды или что, наоборот, топчешься кругами. Ненавидел тебя искать. На самом деле, эта игра была лишь предлогом уйти от назойливого внимания Хэ Тяня, который всегда слишком долго искал — Гуаньшань ловко ориентировался в пространстве дома и прилежащей территории, исхитрялся затаиться от Тяня потому, что его внимание тогда лишь отталкивало и раздражало.— А ты ненавидел те моменты, когда я тебя находил. — Интересно — почему, — саркастично парирует Мо. Когда Тянь находил его, они тут же сцеплялись в обычной драке: Гуаньшань по-детски брыкался, силясь убежать, а Хэ всегда молча и стоически таскал его за волосы и старался ударить в нос. — Я тебе не нравился, — заметил Тянь.Скосив взгляд, Мо устало выдохнул. — Один раз ты меня не нашёл. Они вошли в лифт — Хэ Тянь задумчиво скользил внимательным взглядом по профилю смотрящего перед собой Гуаньшаня. — Помню. Когда в тот день Хуа Би обнаружил его, то незамедлительно сообщил об этом Хэ Чэну — покорность, усердие и умение добиваться цели — главные ценности, которые прививались с детства. Гуаньшань поёжился, вспоминая глухой звук удара бамбуковой палки по ногам в наказание — ощущение той боли с возрастом притупилось. Но воспоминание о том, как Хэ Тянь заплакал, увидев синяки на нем, все еще было слишком отчетливым.В детстве все было проще решить — врезать кулаком по лицу или ударить по голени, сплестись клубком мальчишеской ярости и неумело драться, валяясь на влажной после дождя земле.В лифте поднимались молча. Кнопки зажигались одна за другой как-то особенно медленно.* * *— Нет, — твердо произнес Мо. Здесь пахло лимоном. Мо, как и прежде, не мог почувствовать себя расслабленно, находясь в квартире Хэ Тяня. Слишком весомые разговоры и действия, происходившие когда-то здесь, будто бы воплотились во что-то физическое и теперь утягивали на глубину. Как Хэ Тянь тяжело дышал, зарываясь лицом в шею. С каким трепетом Гуаньшань впервые сам прикоснулся к нему. И как они оба сорвались после долгой, изнурительной разлуки. Мо ощутил слабость в теле. — Я же сказал, — хмыкнул Цзянь, многозначительно смотря на Хэ Тяня и вновь прижал пакет со льдом к лицу, болезненно морщась. Цзянь И вовсе не изменился — подвешенный на слова, задетый поиском себя, он все-таки встретил Гуаньшаня мимолетной улыбкой, какой встречаю того, кто напоминает о прошлом, о котором ты не хотел бы думать. Хэ Тянь неприятно прищурился и смотря на Мо. Он, поджав губы, сложил руки на груди, смотря с вызовом. — Цзянь уже нарвался на вампира, — Гуаньшань бросил многозначительный взгляд на пакет со льдом. — Ваша идея — непродуманная авантюра: идти по непонятному следу, в полной уверенности, что тем самым помогаете Чжаню… Чжань не стал бы никогда просить ни о какой помощи, и тебе, Цзянь, об этом известно.— Ты знаешь, что у Защитного Круга с вампирами своеобразный альянс? — ехидно спросил Цзянь. — Кое-кто прикрывает Падших. Взамен, те лишний раз не убивают людей и дают определенную информацию. Защитный Круг организовал симбиоз за спиной у простых охотников.— Откуда эта информация? — Ты же знаешь, что мои родители, как и отец Тяня, являются членами Защитного Круга. Мо посмотрел на Тяня, вальяжно сидящего на высоком барном стуле. С минуту они просто смотрели друг на друга.— Цзянь, — Хэ Тянь многозначительно перевел на него взгляд. И, ехидно хмыкнул и кивнув, неровным и торопливым шагом вышел из комнаты, бросив на Гуаньшаня пристальный взгляд.— Это все… Сплошь догадки, — сказал Мо, однако, насмешка в глазах Тяня тыкала в его наивность.— Им невыгодно находить Ангельский меч, хотя бы потому, что — что будет потом? Мы живем от вампира к вампиру, а не будет их — и не будет нашего мировоззрения, годы канут в пустоту. Посуди сам, кому наиболее выгодно полное уничтожение Падших и кто будет в выигрыше в любом случае. Кто с дотошным любопытством всегда старается вмешаться в дела Протекторов? Держу пари, оборотни затихли в последнее время не просто так. Защитный Круг теряет свое влияние на них. Я думаю, Чжэнси как обычно, решил разобраться во всем самостоятельно. Но ты знаешь Цзяня — такое для него слишком. — Дело не только в том, что эти догадки не совсем убедительны. Мо сипло выдохнул, медленно обведя взглядом стены квартиры, остановившись на массивных стёклах окон. Все горело унылым холодным светом. Тянь нахмурился, а уловив мысль, ответил:— Ладно. Хорошо. Я тебя не держу. Он выжидающе посмотрел на Мо, но тот не спешил уходить.— Во сколько завтра выезжаете? — попытка нарушить молчание далась Гуаньшаню с трудом. Прокашлявшись, он неловко дернулся в сторону раковины, непонятно зачем вымыть руки, чтобы хоть как-то скрыть неудобство. Нервная привычка с детства. Тянь пошел за ним.— В шесть утра, — он специально едва задел корпусом Мо, слегка толкая, и указывая кивком головы на три билета, лежавшие на обеденном столе. Гуаньшань недовольно посмотрел на них, вытираясь полотенцем, а потом вновь перевёл взгляд на Тяня. Мо знал, на что надо обращать внимание — диаметр линз был больше окружности радужки, поэтому они имели ярко выраженные границы.— Ты не снял линзы.— Потерплю. — Давай я?— Нет.— Раньше ты сам меня упрашивал снять их. В детстве близорукость Хэ Тяня не столь его напрягала — он не щурился и не пытался рассмотреть превратившееся в размытое пятно мир. Никто не догадывался об этом дефекте: свои смазанные движения он списывал на усталость, да, некоторые вещи были не со столь четкими очертаниями, но в действительности терпимо. Свои первые контактные линзы он не мог снять около десяти минут — в глазах появилось покраснение, а сам Хэ Тянь раздражался и разочаровывался. Гуаньшаню было неприятно это делать тогда — с включённым дополнительным светом, удерживая коленями Тяня на месте, который не мог удержать нервоз внутри себя, но в итоге все неплохо получилось.— Ты мне чуть глаза не выдавил.Не слушая возражений и колкостей, Мо деловито приблизился к Тяню. Борьба была недолгой и вялой.— Запрокинь голову и не щурься, — наклонившись вплотную, пробормотал Мо.Они были так близко, что Тяню хотелось зажмуриться, но все, что он мог сделать, так это рассматривать и без того знакомые до мельчайших деталей черты. Мягкий щипок — первая линза отправилась в раковину.— Мне тоже. — Что? — Тяжело быть рядом, — сказал шепотом Тянь. — Не обязательно...— Я не могу оставаться спокойным, когда вижу тебя, — с нажимом перебил Хэ Тянь. — И на самом деле, будет проще, если мы и дальше не будем видеться чаще, чем раз в несколько лет. Я просто решил, что поддаться эмоциям хоть раз будет не так плохо. Цзянь считает иначе. Мо даже не вздрогнул, ожидаемо ощутив руку на своей пояснице, но он не мог игнорировать странное ощущение тревоги, уловив во взгляде Тяня несвойственную ему кротость. Гуаньшань осторожно соскользнул ладонью с локтя до кисти — Тянь не сопротивлялся, когда он поймал его запястье, отводя руку в сторону. Гуаньшаню не нужно было опускать взгляд вниз, чтобы воровато коснулся кончиками пальцев заметного рубца на тыльной стороне ладони, который был белёсый, но вровень с окружающей кожей. Он помнил собственные слёзы и горечь, при виде крови. Хэ Тянь тогда лишь улыбался, потому что для него все происходившее было правильно — для него Гуаньшань всегда заслуживал гораздо лучшего и большего. Все всегда казалось простым, стоило им начать доверять друг другу. Их животы почти соприкасались, и можно было почувствовать, как на самом деле расслаблен Тянь, доверчиво и послушно подставляющийся под ловкие пальцы.Обе линзы были сняты и смыты в слив.Они так и стояли нос к носу. Мо старался дышать в сторону, а Тянь наоборот наклонился ближе. Нерешительность для него была чем-то неестественным, но он действительно медлил пару секунд перед тем, как поддаться ближе — через мгновение он мог бы ощутить призрачное легкое касание губами приоткрытого рта, но — Гуаньшань мягко уперся ладонями в грудь Тяня, не отстраняя, а только останавливая. Хэ Тянь, натянуто вздохнув, коротко коснулся губами его виска — не поцелуй, мимолетное прикосновение. — Просто возьми с собой билет. * * * Он услышал позади себя стремительные шаги. У Мо было лишь несколько секунд, чтобы оценить обстановку. Он замер, затаив дыхание. Судя по звучанию шагов, их было двое. Шаги поспешно приближались. Мо резко потянулся к ножу, который он по привычке прятал между правым ботинком и плотной штаниной.Удар в лицо был внезапным и сильным, но Гуаньшань сумел удержаться на ногах и, вскинув руку, тут же ударил — практически наугад, еще толком не проморгавшись.Ударивший по лицу был нескладным и долговязым, второй выглядел значительно старше, и с виду был спокойным, будто бы незаинтересованным в происходящем. Он подошёл ближе и зачесал локон за ухо, открыв шрам на виске. — Не суй свой нос куда не надо. И, коротко размахнувшись, снова врезал по лицу, да так сильно, что голова Гуаньшаня мотнулась назад, ударяясь о влажный бетон.Боль терпеть он умел — даже гораздо большую. Он всегда гордился своими стойкостью, выдержкой. И желанием незамедлительно ответить противнику, даже тогда, когда оно того не стоило. Вовремя развернуться Мо не успел и получил жёсткий удар под рёбра, намекающий убавить пыл. Гуаньшань зло заехал ногой под колено долговязого, и уже начал было разворачиваться ко второму, но не успел. Этот человек со шрамом явно был хорошо тренированным, сильным бойцом. Он больно вывернул правую руку Гуаньшаня, удерживая на месте. За первым последовал второй удар, потом третий, раскроивший ему нижнюю губу, четвёртый и пятый удары пришлись в живот, так что Мо почти согнулся пополам, но ему не позволил долговязый, перехватывая за обе руки и крепко удерживая на месте. Мо старался вырваться из стального захвата, скрёб ботинками по земле и отчаянно цеплялся пальцами за руки долговязого, силясь оторвать их от себя или хотя бы ослабить хватку, чтобы повернуть голову в сторону. Но всё было напрасно — как бы он ни старался, что бы ни делал, у него не получалось освободиться. Долговязый целиком и полностью игнорировал удары носками ботинок по ногам, которые наносил ему Мо. Незнакомец со шрамом грубо сплюнул и, бегло глянув на наручные часы, обратился к долговязому: — Нам пора. Гуаньшань почувствовал, как его резко отпускают из захвата, заставив буквально рухнуть на землю. Он ощущал под ладонями мокрый асфальт — в горле было сухо. А в голове неприятные догадки. До квартиры было пару кварталов. Навряд ли это было обычным совпадением. Мо заставил себя подняться, несмотря на тяжесть в груди и нарастающую боль от ударов. * * *Бумажная кожа рвётся — на лицо брызжет горячая кровь, руки обжигает, а нож падает со звоном на пол. — Смотри, что ты сделал, — терпеливо разъясняет Шэ Ли. Мо кажется, что он не здесь — будто не он весь трясётся, готовый забиться в эпилептическом припадке, и быстро машет головой в ответ. Шэ Ли говорит:— Он был не виновен. Шэ Ли впивается в него взглядом, рассматривает глаза, дрожащие руки, каждую царапину на них. Все внутри Гуаньшаня внезапно сводит жгучей судорогой, и Шэ Ли скалится в ответ на эту боль. — Ты — убийца. Мо резко открыл глаза, тут же морщась от рассвета, в котором будто бы кто-то смешал цвета кровавого абсента и персика. Во рту был ореховый привкус — он сглотнул вязкую слюну, тихо выдыхая. Всего лишь сон, нашедший свое воплощение в виде куска воспоминаний. Хэ Тянь шумно выдохнул и посмотрел на него.Он усмехается и прикрывает рукой глаза. Его белки наверняка красные, как после нескольких бессонных ночей. Жмурясь, Мо ощущает под веками колючий песок. Он зевает?— его неумолимо тянет в сон.Этим утром аэропорт Байюнь — людный, беспокойный и душный — встретил Гуаньшаня бесконечными пробками еще на подъезде к терминалу. Расплатившись с таксистом, он на ватных ногах побежал к эскалаторам. Время на посадку пассажиров почти подошло к концу: он едва успел, наталкиваясь на неожидавшего его Хэ Тяня и тут же впихивая на контроле билет. Цзянь саркастично кидал комментарии в адрес Гуаньшаня и его резкой перемены выбора. Тянь же хмуро шагал позади. Он вглядывался в разбитую губу и все порывался что-то спросить, даже мягко перехватил Мо за плечо. Ему с Тянем достались места в самом начале, а Цзяню — в середине.Рейс с двумя пересадками в Сямыне и Амстердаме напоминал ад: многочасовое безделье, без разговоров, на бугристых креслах и с затекшей спиной. К тому моменту, как они летели над Страсбургом, Мо мало понимал, что происходит. Лишь Цзянь два раза проходил мимо них в туалет.В самолете не на что было смотреть. Гуаньшань не был фанатиком своего дела — просто все сложилось так, что он был один, без сторонних интересов и без возможности что-либо изменить в своей жизни. Все свое время он либо выслеживал кого-либо, либо убегал от прошлого. Он всегда испытывал стойкое одиночество, находясь с кем-либо рядом. Это тяготило. Со временем он осознал, что одному в действительности проще и легче. — Я хочу, чтобы сейчас ты выслушал кое-что, не перебивая, — с осторожностью произнес Гуаньшань, задумчиво всматриваясь в иллюминатор. Хэ Тянь тихо хмыкнул. — Хорошо. В иллюминаторе была ландшафтная геометрия, покрывающая искрами заката — затихающий свет рельефом лег на кожу.— Вчера в переулке их было двое — у одного из них был шрам на виске, белесый, как нить. У некоторых охотников есть похожие — думаю, что один из них Протектор. За день до этого я был в квартире Чжэнси — нашёл в шкафу разлагающееся тело. Человеческое тело. Глупо, но что, если часть охотников больше не на стороне Защитного Круга и им нет дела до охоты теперь? Это... возможно? После того, как он сказал все это вслух, ему будто бы стало физически больно — желудок свело от непонимания происходящего. Все внутри сопротивлялось принятию явных изменений — все словно вышло из-под контроля. — Возможно, — вместо всяческих уклонений и перипетий ответил Тянь — голос его был серьёзным, но взгляд выражал волнение, — Защитный Круг консервативен и верит в самопожертвование. Мы все семья по долгу дела, но есть и те, кто надеется найти успокоение и оставить боль в прошлом. Вспомни самого себя и от чего ты бежал. — Все ломается слишком быстро. — Вовсе нет, — горько усмехнулся Хэ Тянь. — Это все закономерно. В горле с надрывной волной осела соль — он не хотел позволять даже думать себе о том, что привело к шраму на ладони Тяня. Но тот тягучий кошмар, приснившийся буквально несколько минут назад, будто леска, обвил голову.Он знал, что теперь, скорее всего, Хэ Тянь ставит на первое место веру в его независимость, но, возможно, их условная договоренность не видеть друг друга и быть на расстоянии — лишь предохранитель от неминуемой тревоги за жизнь и безопасность друг друга. Быть слабым слишком дорого стоит. Но сейчас, в полумраке ночного рейса, с лёгким фоновым шумом двигателей, обманчиво ощущая запах садящегося солнца, хотелось позволить себе это, всего лишь на мгновение. Мо плавно повернулся, легко толкаясь носом в чужую щеку и замирая у самых губ. Ему не удалось завершить свой первый шаг — Хэ Тянь подался к нему сам, мягко привлекая к себе. Он поцеловал его с какой-то нервной осторожностью, будто извиняясь.Его вкус показался Гуаньшаню почти забытым, чем-то далеким и оттого еще более ценным.