3. (2/2)

— Хм… давно не виделись, — я криво усмехнулся.— Не пустишь внутрь? – он кивнул на дверь. Я молча отошел в сторону, стараясь не запнуться о сумки.

Кенни снял кеды и прошел вглубь квартиры как к себе домой. Я услышал, как скрипнула под его весом кровать, та самая, на которой мы с Лирой трахались ночи напролет. Я же еще некоторое время помялся в коридоре, ногой пихнул сумки к стене и нарочно задержался на кухне, гремя посудой.

— Подстригся? – не глядя, я протянул ему одну кружку с горячим чаем, вторую зажал дрожащими пальцами, мерно дуя на кипяток.

Непривычно видеть его таким опрятным и ухоженным.— А? – он оторвался от чая, робко посмотрел на меня. Решимость, видимо, осталась за порогом.

Его рука машинально потянулась к крашеным в темный волосам, но он быстро ее отдернул.— Нет, я… Я просто домой вернулся. Отец заставил…ну, покраситься. И группу бросить, — и умолк, глядя себе под ноги и кидая растерянные взгляды на раскиданные по полу вещи.

— Сильно ругал? – меня не интересовали мелкие семейные потасовки, если таковые и были.

— Нет. При матери – нет, а когда ее не было рядом, распалялся на раз-два. Сказал, что не зря мечтал о дочери. – Он горько усмехнулся, осторожно отпивая из кружки. Поморщился. – Надеется, что в этот раз повезет.Я засмеялся. Я пытался сдержаться, но смех вырвался непроизвольно.

— Так что же, ты у нас еще и нежеланный? – я поставил чай на стол, чтоб не уронить. Прикрыл рот ладонью, содрогаясь от истерики.Кенни молчал, сжимая край голого матраса. Коричневая челка закрывала добрую половину лица. Серая водолазка под горло и синяя кожаная куртка – где же его любимые атрибуты из мультсериала? Он нервно кусал губы, открывал и закрывал глаза. Я, как и прежде, старался не вытягивать из него слова, которые произносились с таким трудом. Но терпение было готово лопнуть. Наверное, я был слишком зол и обижен на обломанный кайф.

Отсмеявшись, я сел перед ним на корточки. Он вздрогнул, точно не ожидал, чуть откинулся назад. Темная жидкость плеснула через край, обжигая ему пальцы, но Кенни, казалось, вовсе этого не заметил. Скользнув пальцами по матрасу, я улыбнулся.— Знаешь, мы тут с Лиркой еще не раз после твоего ухода наяривали. Грудь у нее, конечно, не ахти, но трахается просто шикарно. Правда, сравнивать не с кем — она была моей первой девушкой.

Мне казалось, он сейчас разрыдается. Вот так, совсем не по-мужски начнет лить слезы и молить о прощении.Но я ошибся. Наверное, мы слишком мало общались.— Я знаю, — он кивнул скорее для себя, точно в очередной раз принимал эту нелегкую для него правду. – Лера мне рассказала. Позвонила день или два назад, когда она от тебя там ушла, и рассказала. Каждую деталь. Не успокоилась даже тогда, когда я бросил трубку. Заявилась ко мне домой, представилась моей “подружкой”. – Он провел рукой по лицу, точно смахивал толстый слои пыли. Я продолжал сверлить его взглядом, ноги порядком затекли.

— Папе она понравилась. Она же такая милая и обходительная. Сучка! — последнее он почти прошипел. На лбу залегла морщина.— Так чего пришел? – прервал я его монолог, поднимаясь на ноги и прогибаясь в спине. – Рассказывать про Лерку? Очень надо. У меня еще дел полно.Он замер, напряженно уставился куда-то в район пряжки моего ремня. По стене скользнула тень от проехавшего по двору автомобиля, из открытого окна донеслись чьи-то голоса. На столе зазвонил мобильный – я дернулся, потянулся к телефону. Тонкая струйка пара от горячего чая медленно поднималась к потолку, закручиваясь кольцами. Кенни откинулся на матрас и раскинул руки. Его кружка сиротливо ютилась на полу в углу.

— Нет, Свет, подожди, — я потер пальцами переносицу, пытаясь переварить взволнованный щебет старосты. Даже стоя спиной к кровати, я чувствовал, как взгляд Кенни прожигает меня насквозь. – Нет, не надо приходить. Лучше… да, ты лучше Леру поймай и займи чем-нибудь. Да-да, та самая, рыжая. Завтра утром она будет в четвертом корпусе. С меня шоколадка в случае удачи. – Я улыбнулся. – Могу выслать по почте.— Кто это? – спросил Кенни, стоило мне повесить трубку.— Влюбленная по уши староста. – Я задумался. – Если бы я ходил на занятия почаще, может, что-то и получилось бы. Ты ее помнишь, Светку-то.

Кенни кивнул, перевел взгляд на потолок, по которому нарезала круги черная муха. Я же посмотрел на неплотно зашторенное окно. Сумерки давно прошли, лучи света уличных фонарей прорезали темноту подступающей ночи. Я не стал спрашивать, останется Кенни здесь или пойдет домой, итак все ясно. Давно бы уже сделал ручкой после трогательного извинения и свалил. Но не было ни того, ни другого.

— Дим, я уезжаю на несколько месяцев из города.

Я встал у него в ногах, глядя сверху вниз.

— Отец отправил мать в санаторий. Говорит, что на свежем воздухе ей будет лучше, да и ребенок будет куда более вменяемым, — он хмыкнул, глянув на меня. – Он сказал, что я слишком городской и загазованный, что санаторная профилактика пойдет мне на пользу. Странный у него способ проявления любви, да?Скользнул взглядом по его распахнутой куртке. Странный, говоришь? Да, я тоже не умею выражать эмоции так, как ждет от меня зритель. Даже сказать не могу, как мне обидно и насколько жаль, что все сложилось именно так. Немалую роль сыграло и мое упрямство и задетая гордость, и я был бы рад, знай, что чувствуешь ты. О, наверняка угрызения совести еще долго терзали тебя и именно потому ты вернулся домой. А еще не мог бросить так горячо любимую мать. Сколько раз она скандалила с учителями на собраниях, еще тогда, в школе, настаивая на том, что ее ребенок ангел во плоти и вообще пример кротости, а совсем не монстр с вечным двигателем в заднице.Я потянулся рукой к выключателю, вырубая верхний свет. Кенни удивленно заморгал – его глаза влажно поблескивали в наступившем полумраке. Я уселся ему на бедра, поерзал, устраиваясь поудобнее. Кончиками пальцев скользнул под водолазку, задирая ее до середины груди. Было слышно, как громко и учащенно стучит его сердце. Его прерывистое дыхание и приоткрытые губы, на которых застыл вопрос. Я же молчал, скользя ладонями по обтянутым кожей ребрам. Это напомнило мне ксилофон, который стоял в кабинете музыки в школе. Такой же рельефный. Кристина, одноклассница, тогда ходила в музыкальную школу и неумело, пока никто не видит, пыталась сыграть ?Пляску Смерти?. Она не видела меня, стоящего за дверью, но жутко перепугалась, когда из портфеля у меня выпал учебник. Этим же вечером я заставил отца показатель мне мультфильм 80-х годов с танцами скелетов на кануне Хэллоуина.

— Когда же ты сломаешься? – прошептал я, прислоняясь щекой к его горячей коже, которая резко контрастировала с его ледяными руками. Мне было достаточно этого внутреннего жара, сдерживаемого внешним коконом. Мне этого могло хватить на годы вперед.Под закрытыми веками блуждали светлые пятна. Не хотелось выдать своего волнения, но когда пальцы Кенни опустились мне на плечи, дотронулись до лба, я сорвался. Я покрывал его тело жесткими поцелуями, царапал кожу, кусал до крови. Не раз уже представлял себе подобный момент, и тогда, в голове, все было мило и без лишней пошлости, но теперь же мне хотелось разорвать его на части, или убить, или сделать так, чтоб он вообще никогда не рождался – не мой, значит, ничей.

Кенни всхлипнул, сжал мои волосы в кулак. Ему было больно, но он не проронил ни слова. Лишь молча, осторожно касаясь лица, потянул меня на себя и поцеловал. Я стянул с него куртку и водолазку. Сжал его запястье, разводя руки в стороны. Он доверительно запрокинул голову, открывая беззащитную шею, в которую я тут же впился зубами. Мне становилось смешно от мысли, что если раньше я боялся ранить его неосторожным словом, теперь попросту терзал. Представлял себя хищной птицей, поедающей уже мертвую плоть. Потому что он уже давно умер.

На его языке перекатывалась штанга, оставляя во рту металлический привкус. Отчаянный блеск в глазах и яростный шепот на ухо еще больше распаляли меня, и я не останавливался. Я понятия не имел, что надо делать, но меня это не пугало. В конце концов, парни от девушек отличаются лишь физиологией и системой ценностей, которая эволюционирует с каждым прожитым годом. Но я боялся, что совсем не знаю его тела. Это как иметь родственников заграницей и понимать, что это – близкие люди, но при этом встречаться с ними раз в несколько лет. И они обязательно приедут на твои похороны, и ты на их.

— Дим, ты… — он захлебнулся воздухом, со свистом втянул его через приоткрытый рот. – Любишь меня?Я остановился на увлекательном моменте стягивания джинсов в его тощих бедер. Глянув исподлобья, отвел рукой в сторону мешавшуюся челку.

— Нет, — честно соврал.

Кенни вздрогнул. Холодными пальцами попытался натянуть штаны обратно, я же невозмутимо выпрямился на его коленях.

— Это, скорее, привычка. – Трудно облечь в слова то, чего сам толком не понимаешь.

Он приподнялся на локтях. Его глаз не было видно, но на щеках трепетала тень от ресниц.

— Вредная, да?— Ну, я бы не сказал. Скорее изматывающая.

Желание ?рвать и метать? улетучилось так же быстро, как и появилось. Но я боялся, что, если он снова дотронется до меня, то все повторится, а потому перехватил руку, протянувшуюся ко мне, за запястье.

Он чуть приподнял голову, усмехнулся. Я же опустил взгляд вниз, залился краской.— Предлагаю в ванную по очереди.— Согласен.

В полночь раздался телефонный звонок. Я поставил фильм на паузу. Кенни прислонил трубку к уху, смотря куда-то в сторону.— Я у Димы. Нет, не пьяный и не укуренный. Он завтра уезжает, — он вздохнул, прикрывая глаза, — хочу проводить. Можешь завтра с вокзала в пять с копейками забрать.Отлично слышался строгий мужской голос. Я не раз видел отца Кенни, но его внешность никак не соответствовала голосу. С виду довольно молодой и прилично одетый мужчина, но суровый бас с нотками хрипотцы раскрывал возраст, как цыганка – карты. Когда он говорил, на лбу пролегала морщина, такая же, как и у Кенни, когда он сильно хмурился. И руки у них было одинаково холодные.

Спрятав телефон в карман, Кенни привалился к моему плечу. Я же ногой нажал на “пробел” на ноутбуке, и комната снова заполнилась звуками и глупым смехом на заднем плане. Мы смотрели американские комедии. Сначала был ?Пирог?, потом первые две части ?Самого страшного кина?. Черный, абсолютно неуместный и местами плоский юмор доводил нас чуть ли не до истерики. Никогда не думал, что буду так смеяться над тупыми шутками. По голому матрасу были раскиданы фантики от конфет, по полу – банки от колы и тетрапаки из под сока. Все это казались таким детским, невинным и абсолютно неправильным, что я впервые почувствовал себя в своей тарелке. И не казался удивительным тот факт, что Кенни рядом, абсолютно вменяемый, но так же абсолютно, кардинально изменившийся.

Он губами сдавил желейную конфетку, из которой тут же прорвалась начинка, втянул в рот. Его лицо возникло передо мной силуэтом, подсвеченным сзади. Глаз не было видно. Я почувствовал, как пальцы легли мне на подбородок, а потом с чужого языка скользнула конфета, влажная от слюны. Я проглотил ее, едва не закашлявшись, а потом мы целовались на фоне белых титров на черном экране и нелепой музыки.

Мы были похожи на парочку влюбленных школьников или сладких таиландских мальчиков, и когда я вспоминал об этом, то не мог сдержать улыбки, смущенно рвущейся наружу. Кажется, мы так и заснули: он – головой на моей груди, я – прислонившись к спинке кровати, отчего к утру затекла шея. А потом начались лихорадочные сборы, ведь кое-кто прервал меня на середине процесса. Кенни помогал мне выносить сумки из подъезда и утрамбовывать в багажник вмиг распухшего такси, на глазах у ошалевшего водителя. Я даже мольберт выволок, только в разобранном, распиханном по чехлам виде.

Эти моменты проносились передо мной, как кадры замедленной съемки. Видел лишь отрывками, нечеткими и размытыми. Помню, как прислонился лбом к холодному стеклу, по которому хлестали упругие нити ливня, как холодная рука дотронулась до моей щеки.

Я забыл, как уехал, и хорошо. Кажется, тогда, лишь на мгновение, за стеклянными дверьми вокзала мелькнул рыжий силуэт, но его очертания размыло пеленой плотного дождя, покрывшего перрон чешуйками дрожащих луж. Кенни же лишь дотронулся кончиками пальцев до толстого стекла тамбура, когда проводница захлопнула двери. Я проглотил вставший в горле колючий ком и скрылся в глубине вагона. Задернул шторы на окне и вставил в уши наушники. Я не хотел ни с кем прощаться, но хотел начать новую жизнь. Во рту все еще ощущалась пряность вязкого желе, а на дне рюкзака толстым слоем пыли лежали документы с напечатанной личностью.