Московский вальс (1/1)

Что-то в ней определённо было. Иначе от чего бы так знакомо откликнулось сердце? К тому же, она была одна, с какой-то совершенно неинтересной подругой. Определённо, что-то было, непохожее на остальных. Какая-то строгая, благородная красота, дерзкий ум?— что-то, что напоминало, но, как ни странно, безболезненно. И украдкой поглядывала на него, бросала жгучие, как угольки, любопытствующие взгляды. Когда он рассказывал что-то забавное, все смеялись, и она тоже, а встречаясь глазами, отводила взгляд или заговаривала с кем-то другим. Почти не отдавая себе в этом отчёта, Евгений наблюдал за ней, дымя папиросой, потом подобрался поближе. Неужели, снова? Неужели что-то ещё возможно, в жизни-то бог с ней, в собственной душе? Вдруг ужасно, до смерти захотелось, чтоб было возможно. Её звали Верой, это запомнил. Кажется, закончила физ-мат на Бестужевских курсах, и работает то ли в химической лаборатории, то ли геологом… Откуда-то знает Антона, но кажется ничего серьёзного… Или вообще не она, а эта её подруга, что трещит без умолку?..Чёрная бархатная кофточка, и глаза тоже чёрные, влажно блестящие, как маслины. Волосы тёмные, прямые, строго убранные назад. От вина лёгкий румянец. А когда смеётся чему-то, лицо становится ещё красивее?— какой-то особый, ласковый и добрый прищур лучистых глаз, и улыбка открытая и простая. Евгений взял со стола салфетку. Голубь отчаянно не желал складываться из мягкой бумаги. Ну конечно, кто же складывает голубей из салфеток? В голове крутились сомнения. Убеждать себя ни в чём не хотелось. Но почему бы не попробовать? Хуже вряд ли может быть. Вздохнув, Евгений бросил бестолковую затею с голубем и повернулся к ней, обезоруживающе склонив голову набок.—?Вера, хотите, я вам сыграю?—?Мне? —?она вскинула внимательный, серьёзный взгляд. —?Да, конечно… А как же остальные?—?Они могут тоже послушать, так уж и быть.Гитара, принесённая, но за весь вечер так и не тронутая, стояла рядом, достаточно было протянуть руку. Взял, откинулся на спинку дивана, подтянул струны. Володя говорил, что время лечит. Может, действительно вылечило, и года вполне достаточно не только чтобы забыть, но и чтобы ожить снова? Как раз вон и сентябрь стоит такой же, как тот, и бульвары в первых жёлтых листьях, и теперь, кажется, наоборот приходило желанное освобождение. По крайней мере, под пальцы сам собой попал давно знакомый, простенький вальс, и ничего было не жаль.До трамвая шли уже втроём, Евгений, Вера и её подруга, Дарья. Последняя продолжала без перерыва говорить, хваталась за Евгения под различными предлогами: то лужу перешагнуть, то забраться в трамвай. Вера шла с другой стороны, рядом, молчала и руки не подавала, но казалось, сквозь милый стук её каблуков было слышно её тихое дыхание. Это волновало.—?Евгений, вы женаты? —?бойко расспрашивала Дарья, когда уже тряслись в звенящем и тусклом вагоне. —?А где вы живёте?—?Нет,?— отвечал Евгений, а сам всё смотрел и смотрел в тёмные, внимательные глаза напротив. —?Живу у Чистых.Сошли у Трубной, не позволив провожать. Снова мимо поплыли огни. Возвращаясь через Чистопрудный к себе домой, мимо масляно темнеющей воды, слегка пьяным и абсолютно без причины счастливым, Евгений уже знал наверняка, что влюблён. Не то, что прежде, когда доводилось так, почти без чувств. В последнее время что-то накатило совсем. Как-то, желая хотя бы заглушить на время изматывающее и неясное томление, сговорился было с бульварной кокоткой, и даже пошёл с ней, содрогаясь от отвращения, но в какой-то момент стало так тоскливо и мерзко, что Евгений, не вдаваясь в ненужные объяснения, перемахнул прямо через ограду бульвара, вскочил на подножку проходящего мимо трамвая и позорно сбежал. Но теперь не то, теперь другое?— хорошо узнаваемая лёгкость и беспричинная радость, которой, как думал, уж больше не придётся изведать. Шлось легко, и покой наполнял душу. И даже маленькая, холостяцкая своя комнатушка показалась особенно милой. Узкая кровать, по-военному аккуратно заправленная, потёртый диван с высокой спинкой, стол у окна, на котором пепельница, пара газет, чернильница да нераспечатанное письмо от Володи, полка с книгами, шкаф?— от всего этого больше не веяло таким уж смертным одиночеством. Неужели что-то ещё может быть?Не зажигая света, упал на кровать прямо в одежде, подложив руки под голову. Какие всё-таки у неё славные, умные глаза. Да и вся она… Стройная, уверенная, и как ей шла эта чёрная шляпка. И такое тонкое, бледное лицо, и небольшой точёный нос. Любопытно, всё-таки, она же была вся в чёрном, вдруг у неё траур, а тут он со своим вниманием? Нет, смеялась она слишком искренне для траура… Надо будет её расспросить. Ах, господи, да он же не спросил её адреса!Раздосадованный, Евгений поднялся, включил свет, походил взад-вперёд по комнате и устроился на диване с папиросой и Володькиным письмом. Как он мог не спросить адреса? Впрочем, мог. За ней хвостом ходила эта её Даша, а при ней не хотелось. Придётся спрашивать у Антона, что тоже неприятно, но что делать? Не слоняться же по Трубной в надежде встретить её случайно. Может статься, что и вообще не выйдет ничего. Но почему бы не попробовать?Неаккуратно надорвал конверт, вытащил письмо. Заранее стало немного грустно. О принятом решении не жалел, оно, как ни крути, было верным, и всё-таки. Далёкая, навсегда потерянная жизнь, хоть все они ещё пишут, и Володька пишет, и он-то пишет так, будто и не разлучались. О том, что на днях купил себе новое прекрасное седло, в воскресенье удил с офицерами из пятой рыбу и поймал леща, об одиноких прогулках верхом там, где прежде гуляли вдвоём. Новости какие-то, теперь уже не их общие, пересказывает… В его фирменных меланхоличных рассуждениях о бесконечности и бесплодности подобного однообразного существования Женя находил отголосок собственных чувств, и всё казалось, что так не должно быть?— они, и вдруг врозь, и живут совершенно разные жизни, и похоже, что навсегда. Может быть, Володька как-нибудь в отпуск приедет к нему в Москву, ехать недалеко и места в Жениной комнате для двоих предостаточно, но всё ему некогда, тяжёл стал на подъём, только письма исправно строчит. Конечно, эта его вечная занятость и лень, то нездоровье, а то и просто нежелание ехать чрезвычайно злили порой, не могут же вечно находиться дела поважнее, но всё же он был, и писал, и делился всем, что на душе, как и прежде, так что казалось, что он совсем рядом. Да, ну так вот, приедет же он когда-нибудь. Посмотрит на Женино житьё-бытьё, гражданское и скучное, хотя ему-то оно, конечно, будет больше по душе. Самому Жене работать на трамвайной электростанции, пусть и на довольно приличной должности, уже порядком поднадоело, но до этого, письмоводителем в конторе, было хуже. Вернуться бы в бригаду, но нет, этого уже никогда не будет. Впрочем, и здесь не так уж плохо.Хотелось чаю, но идти ставить самовар было лень. Хотя воду-то можно было вскипятить и в ковше на керосинке. Евгений вздохнул и, поймав себя на этой мысли, отложил недочитанное письмо и пошёл разжигать самовар. Непременно надо будет разузнать у Антона адрес, завтра же. Пойти к ней не пойдёт, ни к чему навязываться, а вот телеграмму, а лучше письмо, отправит. Придумает что-нибудь. Всё-таки в груди было по-знакомому щекотно и тепло. В самоваре приятно потрескивало. Хорошо, что поставил его, а не ковш. Хоть особо привередливым Евгений и не был, но скатиться до бытового уровня некоторых своих приятелей-холостяков было страшно. Сначала будет просто вода в ковше и круглосуточно разобранная кровать, потом разбросанные по всей квартире грязная одежда и окурки, потом одна тарелка для всего, включая чай, и та немытая и в спальне, потом тараканы и хронический сплин, потом… Нет уж. Это всё ему, пожалуй, не грозило. Да вот теперь ещё и Вера, пусть даже только как предмет мыслей. При воспоминании о ней в крохотной кухоньке, освещённой тусклой лампочкой, сразу показалось светлее и уютнее, а от знакомого радостного азарта сердце забилось чуть быстрее. Евгений мечтательно прикрыл глаза и облокотился о стол. Грядущие рутинные дни уже как будто заранее были разбавлены чем-то приятным.Следующий день случился по-осеннему серым и тёплым. На службу ушёл в туманный и сырой пасмур, а к вечеру распогодилось, и солнце выглянуло, и мостовая заблестела, как зеркало с налипшими пятнами жёлтых листьев. Замотался за день, даже про Веру забыл, а вспомнил уже по дороге домой. Телеграммой спрашивать не хотелось, а до Антона пришлось бы делать большой крюк. Разве что вечером зайти, из дома уже, всё равно делать нечего… Впрочем, устал за день, возясь с документацией и проверяя исправность оборудования, и вряд ли вечером получится заставить себя выйти из дома. Что ж тогда, завтра? Выходит, не до такой степени она и нравится, что теперь гораздо больше хочется завалиться на диван с книгой, чем искать её? Евгений невесело хмыкнул и зябко повёл плечами. Так ведь и жизнь пройдёт. Идя от трамвайной остановки до дома и докуривая на ходу, решил всё же, что зайдёт за адресом сегодня, но позже.Но дома в свои объятия приняла кровать. Приятно ныла уставшая за день спина. В приоткрытую форточку тёк прохладный, пахнущий осенними листьями и мокрой мостовой воздух. Слышались далёкие уличные голоса. Вставать и куда-то ещё идти решительно не было сил, и ничего мягче и пленительнее собственной перины, покоящейся под дивно-ласковым покрывалом, не было на целом свете. В самом деле, не потерпит ли этот вопрос до завтра?.. Из полузабытья грубо вырвал неприятно-резкий звонок в дверь. Евгений недовольно застонал и выбрался из-под газеты, под которой задремал, не успев пробежать глазами и первой полосы. Квартирная хозяйка, что ли?Оказалось, телеграмма. Торопливо пробежал глазами, едва за почтальоном закрылась дверь. ?Приходите Тургеневской читальне восемь зпт если не можете телеграфируйте половины восьмого Малый Спасский 9 кв 3 Вера?. Машинально глянул на часы?— четверть восьмого. Откуда узнала его адрес? Что подтолкнуло телеграфировать самой? Об этом, с приятным холодком в сердце, напрочь забыв сонливость, раздумывал уже перед зеркалом. На небольшой полке теснились духи, помады, вежетали и одеколоны, коробочка с пудрой. В последнее время пользовался ими всё реже, не на работу же идти при всём параде, только время утреннее, драгоценное, тратить. Теперь в волнительном порыве хотелось вылить на себя всё и сразу. И всё равно Евгению казалось, что выглядит недостаточно хорошо, ну на кой чёрт задремал среди бела дня? Лицо теперь заспанное, помятое. Скептически оглядывал его, тщательно приглаживая волосы гребешком. С другой стороны, не хотелось переборщить, будто нарочно прихорашивался. Непринуждённо-то оно всяко лучше. Ограничился одеколоном, ещё раз оглядел себя в зеркало. Гражданский костюм, хоть прошёл без малого год, всё ещё казался нелепым, свободным и мешковатым, и не имело никакого значения, что все в один голос уверяли Евгения, что ему ужас как идёт. Видела бы она его в форме… Но это невозможно, не стоило и думать. Приходилось идти в том, что есть. Повязанная вишнёвая бабочка положение как будто немного спасла. Наскоро пройдясь по ботинкам щёткой, Евгений сбежал по лестнице вниз и, купив на углу букет астр, пошёл к Сретенскому.Она опоздала на семь минут. Услышал за спиной знакомый стук каблуков?— узнал, обернулся. В свете загорающихся фонарей, в блеске мостовой, её фигура показалась ещё стройнее. На этот раз в сером… Отметил про себя, что почувствовал первым: радость, давно забытый её оттенок. И надо же, как неожиданно легко всё сладилось… Куда же её позвать? Не звать же в пивную, что расположилась тут же, в читальне. Но снова всё получилось легко. Она протянула свою узкую крепкую ладонь, Евгений, слегка отчего-то тушуясь, заговорил о какой-то забавной чепухе, пошли рядом по сырому и вечернему, пахнущему осенью бульвару.—?Как вы меня разыскали? Я совсем забыл спросить ваш адрес, и тут вы…—?Я поняла, что забыли, и не найдёте меня,?— она улыбнулась. —?Пришлось узнавать у Волкова. Соврала ему, что обещала вам одну книгу. Вы уж меня не выдавайте.—?Не стали ждать, что я вас найду? Я ведь тоже хотел узнать через него.—?Он не знает,?— коротко ответила она. —?Он больше Дашин знакомый, не мой. А через Дашу…—?В таком случае это замечательно, что вы мне телеграфировали,?— Евгений осторожно взял её под руку, и протеста не последовало. —?Мне ужасно хотелось увидеть вас снова. Куда мы пойдём?—?Я просто хотела прогуляться. Жаль терять такой славный вечер. Такая тёплая погода, неизвестно, долго ли ещё продержится. Или, может быть, хотите в синематограф? Тут ?Грёзы? недалеко…—?Знаете, я терпеть не могу кино,?— признался Евгений. —?Очень редко бывает что-то стоящее. Обычно?— ужасная ханжеская мораль и глупые однообразные драмы…Тут он осёкся и осторожно покосился на Веру, не хотелось бы рассориться в первую же встречу из-за ерундовых разногласий. Но она, кажется, не возражала.—?Нет? Я тоже не люблю. Тогда расскажите что-нибудь. Что вы любите читать?Шли с ней под руку по мерцающему огнями бульвару, свернули на звенящую трамваями и шуршащую пролётками Покровку. Вера рассказывала о своей работе, она была геологом и ездила в экспедиции, и, слушая, Евгений невольно погружался в их дикое очарование, словно сошедшее со страниц приключенческих романов, и без боли вспоминал свою бригаду, а больше того?— их с Володей мечты и разговоры, ещё времён училища… Она была моложе на четыре года, у неё ещё всё было впереди, и, касаясь её, Евгений и сам освобождался от груза прожитого. О прошлом она не расспрашивала, так, разве что спросила, правда ли, что он был военным и жил где-то далеко. О своём тоже почти не рассказывала. Говорила, что в восемнадцать выскочила замуж по глупости, но это всё давно в прошлом, в прошлом… Купили у торговки мелких сладких яблочек, потом долго искали по дворам колонку, чтобы помыть их, потом зашли в булочную за сайками. С ней было легко. Хорошо. Из-за профессии своей, а может и по самому складу характера, но она была совершенно не похожа на остальных. Идя рядом с ней и рассказывая что-то смешное, Евгений чувствовал, как в душе что-то расцветает и переворачивается, как волнительно подрагивают кончики пальцев и самую малость кружится голова. Совсем не так, как было до неё.Хотелось обнять её. Хотелось позвать её к себе, но страшно было оттолкнуть её этим, страшно было, что она расценит неправильно. Загулялись, и, стоя на набережной Москвы-реки, глядя на мигающие на другом берегу огоньки и цепляясь за парапет, Женя сказал, нервничая, совсем не то, что хотел:—?Послушайте, может быть я должен был пригласить вас куда-нибудь? В ресторан или в театр…—?Молчите. До этого вы были настоящий. Оставайтесь, пожалуйста, каким были.—?Гхм…—?Мы сходим в другой раз. Если захочется.—?А сейчас?—?Сейчас я поеду домой. А вы, если хотите, можете меня проводить.Поймали извозчика, доехали до Малого Спасского. Своей рукой, затянутой в ажурную перчатку, Вера тонко коснулась Жениной щеки, потом отдёрнула руку.—?Подождите минуту, я сейчас вернусь.Мялся у дверей, курил. Она вышла, неся в руках книгу.—??Пирамидальные валуны в южном Полесье?,?— Евгений прочитал название и засмеялся. —?Вы это серьёзно?—?Да, вполне,?— Вера сдерживала смех, но в конце концов тоже засмеялась. —?Я страшно не люблю врать. Возьмите. Будет ещё один повод встретиться.От неё пахло духами с ноткой розы. Евгений зажал книгу под мышку и притянул Веру к себе.—?А мне не нужен повод. Вы очень мне нравитесь.У неё были мягкие, осенние какие-то губы и удивительно нежная кожа. И целовалась она восхитительно. Возвращаясь домой, Евгений не думал больше ни о чём.Стали видеться почти ежедневно. После службы иногда заходил за ней, иногда встречались на Тургеневской по заведённой уже традиции. С ней было интересно и почти легко, хоть Евгений и спотыкался временами об её воинствующую серьёзность?— это было не важно. Очарованность ею только росла. Уже знал, что волосы у неё пахнут осенними листьями, а руки всегда тёплые, даже на самом холодном ветру, и что она любит пирожные с заварным кофейным кремом. Ходили вместе по выставкам и театрам, зашли-таки один раз в кино, и даже понравилось, впрочем, это была какая-то дурная, забавная комедия, а не драма. Бродили просто так под руку по тёплой, почти ещё летней Москве. И на работе нет-нет да и ловил себя на том, что думает о предстоящем вечере и живёт им. Казалось, что в жизни появился некий новый смысл, необязательный, но ужасно приятный.Как-то, слегка робея и волнуясь, всё же привёл её к себе.—?Бедный, как вы живёте? —?вздохнула она, едва войдя в квартиру. —?Неустроенно, один…—?Прекрасно живу,?— Евгений несколько напрягся. —?Вообще-то у меня чисто. Не казарма, конечно, но тоже уютно.Ужасно не хотелось этих разговоров, лишних и странных. Специально окинул взглядом прихожую и комнату?— ну где, где неустроенность?—?Ох, что вы такое говорите? Ну какой уют в казарме? —?возмущённо сказала она единственное, что могла сказать, обходя и оглядывая комнату. —?Хотя ничего, у вас довольно мило…—?Ну хорошо, хорошо, не в казарме. В палатке геологической экспедиции. Увы, организовать здесь соответствующий антураж не под силу даже мне,?— хитро блеснул глазами Евгений, решив не обращать внимания.Она порывисто обернулась от полки с книгами и, не найдя, что ответить, засмеялась, и глаза её засияли и потеплели.***По привычке, не зажигая света, сидел на подоконнике распахнутого настежь окна, курил. Воздух, текущий в комнату и колышущий тонкие занавески, был по-осеннему прохладным, но так было лучше. В голове, путаясь, клубились мысли. Сквозь металлическую решётку собственной узкой постели было видно разметавшиеся по подушке чёрные волосы, чужое белое тело. Чужое. Настолько чужое, что это тяжестью оседало в груди.Всё задавал и задавал себе вопрос, что делает здесь эта совершенно чужая ему женщина? Что он сам здесь делает? Зачем? Как всё это ненужно и глупо. Совсем не так, как должно было бы…Нет, стоп. Она хорошая. Хорошая. Нравилась же. И сейчас нравится. Таких, как она, мало, наверное, нет совсем. Нельзя, нельзя так перечёркивать. Так, как с Олей, бывает, наверное, раз на миллион, и в своей жизни он уже вытянул этот счастливый билет, истратил. Нечего ждать. Лучше так, как все. Без погони непонятно за чем. Просто жить, попробовать. Не бросать же её? Нет, так будет лучше. Попробовать. Со временем станет легче.Пышные белые плечи на подушке зашевелились, Вера приподнялась на локтях, сонно вглядываясь в темноту.—?Ты чего? Замёрзнешь. Закрой окно,?— милый, недовольный и глухой со сна голос. —?Устроил холодину.—?Докурю и закрою,?— Евгений запахнул накинутый на плечи пиджак, слушая, как она плотнее заворачивается в одеяло. Помолчал, печально глядя во двор, предложил вдруг:?— Вера, давай уедем куда-нибудь? В Крым. Там тепло сейчас.Тепло. Не то, что здесь. Здесь уже совсем осень, ледяной хрустальный ветер, жёлтые листья, дожди. И холодно, холодно.Господи, до чего же.