11.? — Почему... ? (1/1)

— Нам нужно поскорее спуститься вниз. Припасов уже не осталось. Полуголодные, злые альфы и исхудавшие дети... хуже ничего не придумать. — Аллура была решительна и уверена в своей правоте как никогда.Пища, те крохи, что у них остались и то, что едва-едва могли поймать альфы в горной местности, не привыкшие охотиться на голых камнях, катастрофически не хватало. Альфы голодали, готовые обгладывать каждую косточку, а омеги недоедали, пытаясь побольше оставить детям, лишь те не испытывали лишений.Альфы, собравшиеся вокруг вождя, несомненно уважали Аллуру, но в то же время не забывали о том, что перед ними омега. Может ли омега трезво оценивать ситуацию? Но с ее уст слетала та нелегкая правда, которую никто из альф признать не мог — их силы были на исходе.— Отец, — мягко произнесла Аллура, пытаясь поймать задумчивый взгляд мужчины, что смотрел прямо перед собой, но, казалось бы, не видел ничего. — Отец, прошу, прими верное решение, какое ты принимал всегда. Спаси своих людей от голода... — Да... Думаю, что ты права. Иного выхода, как начать спуск нет, — слова, прозвучавшие из уст вожака после долгой паузы, были словно дождь в засушливую погоду. — Выдвигаемся, — махнул рукой Широ, созывая за собой других альф, и направился в сторону пещеры. Он как никто другой понимал, насколько важно Аллуре побыть рядом со своим отцом.Они стояли чуть поодаль от их временного прибежища, но даже тут было слышно, как племя засуетилось, поспешно собирая вещи для того, чтобы начать спуск с рассветом. Все они очень соскучились по дому и хотели вновь оказаться там, где лето и где не стоит беспокоиться о том, что у них не останется еды, чтобы пережить весь сезон. Вся эта возня заставила Аллуру улыбнуться и встать рядом с отцом, направляя свой взгляд туда же, куда смотрел и он. Пустой и далекий горизонт.Молчание затягивалось. Джон не произнес ни слова с тех пор, как они остались одни. Аллура тоже не была способна начать разговор. Пожалуй, впервые она так и не смогла выразить свои чувства и мысли. Просто не нашла подходящих слов. ***— Ты худее с каждым днем. До сих пор отдаешь свою долю еды Лотору? Могла бы и сама немного покушать, — в её голосе был упрек, но Марта с этим ничего не могла поделать, особенно когда видела свою единственную дочь в таком состоянии. Та увядала подобно цветку, оставленному без ухода.Аллура на миг замерла, глядя прямо перед собой, на сложенную стопку вещей сына. Внезапно нахлынувшие эмоции словно мешали дышать. Слова, которые она не могла подобрать... Теперь, всё это казалось таким неважным. Какая разница, какими словами она это скажет?— Это мой ребёнок, мама. Я не могу позволить, чтобы он голодал и страдал, потому что он мой сын... — она шмыгнула носом, смахивая влагу стекшую по щеке, прежде чем посмотреть на мать. — Понимаешь? Ты ведь тоже мать... так почему... ?— Так почему ты позволила ему уйти? Почему не умоляла его остаться? Почему даже не искала его, когда отец вернулся один?!... Почему... Ты ведь даже и слезинки не пролила за всё это время... ?Она так и не договорила, качнув головой и сама себя прервав. Вновь поднимать эту тему смысла уже не было.— Да, я мать. Я твоя мать и жена твоего отца, — спокойно произнесла Марта, но тон, которым она говорила, не позволял пререкаться. — Поэтому не смей меня обвинять ни в чем, пока сама не станешь женой вождя племени. — Нет, — качнула головой девушка. — Я никогда не буду ставить свое положение выше жизни собственного ребенка. Я никогда не смогу бросить своего ребёнка на произвол судьбы.Кажется, и Марта была такой в молодости, поэтому спорить с дочерью не стала, а лишь вздохнула, опустив взгляд на стопку вещей и начиная связывать их вместе:— Что бы я тебе сейчас ни сказала, похоже, это пройдет мимо твоих ушей. Когда придёт время и на твою долю выпадет такое испытание – выбирать между благополучием всего племени и благополучием одного человека, то выбор будет очевиден. И совсем не важно, кто это будет. — Выбор? Зачем вообще было выбирать? — эмоции вырвались наружу, как и её без того громкий голос, что привлекал слишком много внимания к их с матерью разговору. — Ты могла просто не отпускать его тогда. И не нужно было бы искать, выбирать или вообще что то делать. Он был бы здесь. Прямо здесь. С нами. — Но его с нами нет, — голос женщины дрогнул. — Прими и смирись с тем, что Лэнс ушел. Умер. Забудь о нем, лучше сосредоточься на том, что твоему альфе в скорейшем времени придется перенять от твоего отца место во главе племени. Это великая гордость.— А он даже погибнув... так и не стал твоей гордостью... ***То ли природа им благоволила, то ли сами боги помогали, присматривая за своими детьми, но на следующий день их спуск начался очень легко. Даже опасный в былые времена переход над обрывом дался уж как-то слишком легко. — Мээээээт, — начала свое нытье Пидж, не видя, как впереди идущий братец закатил глаза. Зимой, в тесном пространстве, без возможности делать то, что душе угодно или просто отлучиться на охоту, Мэтью успел понять, насколько младшие сестры-омеги – это зло. Ей было постоянно скучно, но при этом любую идею, неважно, поиграть или поработать – сразу отметала в сторону. Но при всем этом оставлять её одну было чревато. Этим летом, ближе к осени Пидж должна была предстать перед брачным костром, выбрав себе партнера по душе. Надо ли сказать, что внезапно отбросившая свои мальчишечьи черты девушка похорошела и теперь притягивала взгляды.— Никаких отговорок! Сама неси свои вещи. Они не тяжелые! — крикнул альфа, оборачиваясь к сестре и тут же подмигивая парочке юных омежек, что шли позади неё, на что Пидж только фыркнула. Весной её братец всегда становился слишком активным и если раньше для неё это было лишь феноменом, то чуть повзрослев, она поняла в чем дело. — Давай я помогу, — внезапно оказавшийся рядом Ханк был неожиданностью, как для Пидж, так и для её брата. — Нуууу, ладно, — пожала плечами девушка отдавая свою ношу бете. А ведь и не скажешь, что она просто хотела подоставать братца. — Мама, а куда пошел папа? — подал голос Лотор, привлекая внимание остальных, но Аллура, что-то тихо прошептав сыну, лишь пригладила волосы на его макушке. Широ и парочка альф двинулись чуть ниже по склону. У них не было ни оружия, ни запаса еды, значит они ушли недалеко и ненадолго. — Не смотри, — дернул любопытную Пидж за запястье Мэтт, толкая сестру вперед, чтобы она не смотрела и не видела. — Да, что там?! — возмутилась омега, пытаясь как то отцепить от себя брата. — Повод для зажжения погребального костра, — почти равнодушно отозвался Мэтт, чувствуя, как сопротивление ослабло. Они всегда так делали. Те, кто по какой-либо причине, не мог дойти с ними до зимней стоянки, всегда умирали вне зависимости от возраста: холод, голод и зверье были беспощадны что к старикам, что к больным. И на обратном пути, если встречались останки или вещи погибшего, то они зажигали погребальный костер. Его разжигали даже по тем, кто бесследно пропал, ведь в одиночку выжить практически невозможно. Весь путь занял у них два дня, хотя они дошли до летней стоянки куда быстрее, чем до их зимнего пристанища. Видимо, это из-за того, что они шли налегке, подгоняемые голодом и желанием поскорее добраться до родных мест.Стоянка встретила их своей абсолютной пустотой и разрухой, но для омег было достаточно увидеть более-менее целые хижины. Работа закипела практически сразу: омеги тут же начали закрывать дыры в жилищах, дети же бегали и помогали чем могли, пока беты ушли к реке за рыбой, пытаясь обеспечить всех пищей. Альфы...альфы остались позади, подбирая останки тех, кого они не смогли уберечь от неминуемой гибели. — Поел? — мягкий голос Аллуры обволакивал сознание Лотора, что уже засыпал, досыта наевшись и согревшись от тепла большого костра. Витавший в воздухе запах готовой еды уже не вызывал болезненных спазмов в животе. На вопрос матери он лишь кивнул головой, скользнув сонными глазами по лицам тех, кто сидел вокруг этого костра. — А где папа? — тихий и спокойный голос сына успокоил девушку. Наверное, и этот мальчонка успокаивался в том месте, которое они называли домом, потому как уже не паниковал, если отца не было вблизи. — Скоро вернется, — прошептала она, прежде чем взяла своего сына на руки и унесла, чтобы уложить его и уже позже беспокоиться обо всем остальном. Альф не было. Они должны были вернуться еще до наступления темноты. Хоть Марта и понимала, что времени было слишком мало, чтобы они закончили со всеми делами, но ожидание было самым мучительным. Многие омеги со своими детьми постепенно покидали место у костра, оставляя лишь тех, кто был готов ждать до самого конца. Марта тоже могла бы уйти раньше, показывая свое спокойствие всем остальным, как жена вождя, но сегодня, в первую их ночь на летней стоянке, она не хотела идти одна. И лишь мелькнувший вдали свет от факела принес ей какое то спокойствие, хотя внутри всё еще продолжало дрожать. А вдруг это враг?Альфы вернулись. Пожалуй, Широ показался одним из первых, но тут же смерив её тяжелым взглядом, поспешил поскорее в сторону своего шалаша, где его ждала Аллура с их сыном.Странная атмосфера, разрозненность альф. Некоторые и вовсе старались не смотреть на женщину, даже не заикаясь о пище, просто шли к своим родным, обнимая их без слов, уводя в свои углы, словно пряча их от единственного глаза ночного солнца. Джон, появился последним, обессиленный и опустошенный. Он остановился прямо напротив неё, глядя в глаза, но словно смотря мимо неё, что несомненно, было пугающим. — Завтра. Завтра вечером мы устроим последние проводы для тех, кто не смог пережить эту долгую зиму с нами. Постарайся приготовить всё, что понадобится для этого, — уставший голос мужчины был тих, но тверд. — А теперь идём спать. Завтра нас ждет долгий день. ***Шаман улыбался. Улыбался широко и радостно, словно всё счастье мира было сконцентрировано лишь в нём одном. Трубка в его руке дымилась, распространяя свой едкий запах повсюду, кажется, всё вокруг им пропахло насквозь.Подготовка к церемонии шла полным ходом. Стопки древесины, украшенные знаменами их богов и племени, что должны были указывать дорогу мертвым. Их имена, их деяния и их желания – шаман знал всё и уже был готов озвучить. Чтобы начать, осталось только дождаться сумерек, когда мир живых и мир духов сольется. Альфы и беты работали, не покладая рук, доверяя наносить необходимые символы омегам. Джона не было видно, как и Широ. Вновь ушли в сторону горных ущелий. Никто не знал, что они там искали. Знал только он, и никто другой. Каркающий смех, словно у старой вороны, раздается по всей долине, заставляя многих сжаться. Все боятся шамана, хотя и убеждают самих себя, что это скорее неприязнь или ненависть – но это страх. Боялась его и та женщина...Марта не умела читать знаки богов, не видела подсказки духов и не чувствовала холод злых тварей темноты, что постоянно витали вокруг них. Она ничего не знала и ничего не умела, чтобы направлять свою судьбу по верному пути, но всеми этими знаниями обладал Хонерв, шаман, чье имя все страшились называть вслух, стараясь избегать как общения с ним, так и его внимания. Но, Марта, не могла позволить такому человеку быть без присмотра, особенно, если учитывать то, что его власть могла свергнуть даже вожака. Иногда она думала, почему же Хонерв, не слишком благосклонный к Джону, до сих пор не предпринял попытки лишить его власти. Он действительно ничего не делал и всё равно оставался опасен. Даже сейчас, когда он всего лишь стоит,наблюдает со стороны и улыбается. Улыбается, глядя прямо на неё. Этот взгляд был направлен именно на неё, в этом Марта не сомневалась ни на секунду. И смотрел он так, словно знал что-то, что было недоступно ей. Дневное светило постепенно склонилось к горизонту, наполовину утопая за горизонтом, давая возможность шаману начать свой странный и затягивающий ритуал. С первыми ударами по бубну на долине появляются и Джон с Широ, чьи лица, освещенные ярким и высоким ритуальным столбом кажутся ненастоящими и смазанными. — Мне кажется или в этом году мы устраиваем церемонию куда ближе к реке, чем в прошлом? — шепотом спросила Пидж, наклоняясь к уху одной из своих сверстниц-омег, но та лишь смущенно улыбнулась и пожала плечами. Ханк, опять возникший рядом словно по волшебству, смотрит на Пидж и прижимает палец к губам, призывая к тишине, затем переводит взгляд в сторону шамана. Хонерв громко кричит имена тех, в честь кого они зажигают погребальные костры, останавливаясь возле их родственников и отвешивая короткий поклон, словно выражая свою скорбь и в то же время спрашивая у них разрешения на проведения этого ритуала. Когда приходит время Лэнса, вместо того, чтобы первым делом обратиться к Джону, Хонерв резко останавливается возле Марты, наклоняясь к ней настолько близко, насколько это возможно, почти касаясь носом её щеки, лишь для того чтобы спросить:— И ты так просто позволишь мне похоронить своего живого сына?Почти отпрыгнув назад, женщина ошалело смотрит в глаза шамана выискивая в этих черных дырах тьмы правду, в которую она сама бы вряд ли поверила. Как может быть такое правдой? Да, нет в погребальном костре Лэнса: его трупа, ни его костей, лишь вещи, которые он оставил в летней стоянке и больше ничего. Но... не мог выжить тот, что ушел один, в горах, и пропал на всю зиму. Тем более омега. Это просто невозможно. Фигура Джона, что стоял чуть поодаль, среди альф, которые держали в руках факелы, двинулся в их сторону, желая узнать чем вызвана эта задержка. — Он мёртв, — холодно и резко срывается с ее губ, заставляя собственное сердце заныть от мучительного осознания того, что смерть сына не вызывает у нее столько эмоций, как вероятность становления чужой для своего собственного альфы. Она не должна подвести Джона, не должна быть для него обузой и позором.— Как пожелаешь, но знай, с того момента, как его погребального костра коснется огонь, его тело и душа станут лакомством для темных духов, — в его глазах не было ничего, кроме веселья, что Хонерв не смог сдержать улыбки, глядя на выражение лица женщины, продавшей своего ребенка в угоду своим желаниям. В следующий миг он широкими шагами достигает Джона и ритуал продолжается. Искры, летящие от огненного столба, грубое и немного хриплое воспевание молитв шамана, и детей начинает клонить в сон, словно это лучшая колыбельная, что могла быть на этом свете.Да, правильно, детям было ни к чему видеть это в столь юном возрасте, лучше пусть спят на руках своих отцов и матерей, видя сладкие сны, а не трупы, преданные огню и не людей, воющих от бессилия. Лотор быстро перекочевал с рук Аллуры в объятья отца. Ребенок уже был тяжел для неё, однако она не переставала поднимать его на руки, желая продлить детство своего сына как можно дольше.Воспевания подходили к своей концовке и родные, те, кто желали проводить своих любимых в последний путь, выступали вперед, взяв церемониальный факел с рук шамана. С их уст срывались слова благодарности, мольбы о скорейшей встречи и пожелания, вперемешку с молитвами и рыданиями. Некоторые погребальные костры зажигались в одиночестве, в полном молчании. Значит, не осталось никого, кто смог бы его проводить. Для своего брата Аллура не могла такого позволить. Не могла, чтобы он потерял связь с миром живых в полной тишине, словно он никому и не был нужен. Она сама всё сделает для него, чтобы в следующей жизни встретиться с ним вновь, стать ему ещё раз сестрой и уж на этот раз не дать ему страдать так, как он страдал в этой жизни. Кажется, очередь костра Лэнса наступает чересчур быстро, но Хонерв, вместо того, чтобы спокойно дождаться, пока кто-нибудь выйдет за факелом или вовсе не выйдет, идет напрямик к Джону и протягивает факел. — Упокой его, чтобы его душа могла покинуть этот мир и не стать темным духом.Недолгая тишина, и Джон протягивает дрожащую руку к рукояти, перенимая факел. Мог ли он предположить, что коснется его вообще? Разве не дети должны провожать родителей в далекий путь, когда мир успел встать с ног на голову...Как только Джон делает шаг в сторону погребального костра сына, глядя на него словно завороженный, не понимающий, как можно похоронить того, чьего бездыханного тела так и не нашел, скитаясь по этим ущельям, на его плечо падает тяжелая рука шамана. — Твой сын заплатит дорогую цену... поэтому, проводи его достойно. Джон не знает, как дошел до погребального костра, который был подготовлен для его собственного сына. Тела на нем не было, но лежали вещи: первое одеяние, сшитое для Лэнса руками матери самого Джона, пока та была жива; первый деревянный ножик и копье, сделанные руками Джона, уверенного в том, что его сын – альфа; первая нелепо сплетенная корзинка Лэнса... — Сколько... — глаза столь неожиданно защипало, что Джон закрыл веки, чувствуя как по ним прошлись первые слезинки, прокладывая себе путь. — сколько же ты не успел сделать... Сколько же я не успел тебе сказать... Я виноват, что недосмотрел, не уделил тебе столько внимания, сколько ты заслужил, не любил тебя настолько, насколько должен был... Слова, слетающие с его уст, никогда не достигнут ушей Лэнса. Они были бесполезны, потому как ничего не могли изменить. — Прости меня... — шепчет Джон, не в силах сделать то, для чего вышел. Теплая ладонь касается его спины, как хочется обернуться и увидеть сына, но Джон видит лишь заплаканное лицо дочери. — Отец, — качает она головой открывая рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает не в силах выговорить, утыкаясь лбом в плечо отца заливаясь слезами. Марта подходит к погребальному костру сына последней, сжимая в руках белую накидку, предназначенную Лэнсу, чтобы положить вместе с другими вещами и предать всё это огню. Но в последние мгновение, её рука замирает и она уже не в силах с ней расстаться. Факел опускается и костер медленно обхватывает этот островок памяти о Лэнсе, разгораясь все сильнее и сильнее. Джон роняет этот ритуальный факел на землю, глядя лишь на огонь, терпя слепящую глаза боль, медленно опускается на колени и сам не замечает, как слезы текут по щекам. Разрывающие внутренности чувства вырываются из него вместе с криком:— Мой сын умер! Мой сын мёртв! Я убил его!Как тяжело признаться в том, что не смог стать достойным отцом одному-единственному сыну, который в итоге пожертвовал своей жизнью ради такого отца. Джон кричит, глядя в темноту небес, туда, куда устремляется дым и склоняет голову к земле, вонзая в неё свои ногти, не в силах утихомирить свой вой.